
Полная версия
Категорически влюблен
Катя проводила его взглядом и тут же повернулась к запертой двери. По ее лицу расползлась широкая хищная улыбка.
Так-так-так, Захар…
Какие же секреты ты хранишь за этой дверью?
Глава 3
Молчание затягивалось.
Захар угрюмо поглощал печенье, положив пакет себе на колени, а Катя потягивала чай и изо всех сил старалась не пялиться на закрытую дверь. Рядом заряжался телефон.
– Даже не думай об этом.
Интересно, можно ли незаметно снять ее с петель, когда Захара не будет дома, а потом повесить обратно?
– Алло?
Или как бы случайно вылить на Захара горячий чай (ай-яй, какая я растяпа!), а когда он с воплями побежит в ванную, на ходу стягивая с себя штаны, вытащить ключ у него из карма…
– Катя!
Катя вынырнула из своих мыслей и поняла, что все-таки пялится на дверь. Блин! Да что там такое? Нахмурившись, она потянулась за печеньем у Захара на коленях, но тот с непроницаемым видом спрятал пакет за спину. Пф-ф-ф, детский сад, штаны на лямках…
– Ты допила? Не важно. Я звоню своей маме, а ты – своей. Говорим, что нам очень жаль, но, к превеликому сожалению, мы не сошлись характерами и не можем жить вместе.
– Потому что ты извращенец и у тебя там «Красная комната»?
– Что?
Катя понизила голос и пробасила:
– Я не занимаюсь любовью, Анастейша. Я трахаюсь… жестко.
Захар обреченно уронил голову в ладони.
– Все. С меня хватит. Я понятия не имею, о чем ты все время говоришь! Ты просто… ненормальная.
Катя польщенно улыбнулась. Быть нормальной – это последнее, чего ей хотелось, потому что по-настоящему великие дела творят именно странные люди. Чудики с нестандартным мышлением и смехотворно огромными амбициями! Прямо как у нее.
Раз – стать комиксистом с мировым именем.
Два – открыть свою сеть художественных школ, где будут учить самовыражаться, а не ломать себя в угоду программе.
И, наконец, три – жить на доходы от творчества. И жить хорошо!
Мама вечно шутила на тему того, что дочке нужна губозакатывательная машинка, и Катя ненавидела эту «шуточку» с жаром миллиарда извергающихся вулканов. Не обязательно было все время напоминать ей, что она чего-то недостойна. Это же не так!
Ведь правда?
Захар снова вздохнул, а Катя, вздрогнув, поежилась и сделала торопливый глоток чая, который, естественно, обжег ей нёбо.
– Послушай, – начала она, стараясь, чтобы ее голос звучал убедительно и весомо, а не по-детски пискляво, как обычно. – Я не собираюсь у тебя жить. У меня вообще-то есть место в общаге. Но мне очень нужно, чтобы моя мама думала, что я здесь живу, понимаешь? От тебя всего-то потребуется малю-ю-юсенькая услу…
– Не заинтересован.
Катя усилием воли подавила желание метнуть ему в голову чашку с остатками чая. Интересно, получится ли списать его смерть на несчастный случай?
– Пожалуйста, – проскрипела она. – Ты же знаешь наших ненормальных мам.
– О чем ты? Моя мама супер.
– Твоя мама заставляла тебя носить в школу гамаши! В одиннадцатом классе!
Захар флегматично пожал плечами, и Катя невольно обратила внимание на то, какие они широкие. И, наверное, твердые на ощупь. В ее теле такими твердыми были только локти и коленки. И, возможно, лоб.
– Может, застегнешь уже свой халат? Ты что, эксгибиционист?
Честно говоря, слова вырвались из ее рта еще до того, как она успела обдумать, стоило ли их произносить. Проклятие! Конечно, не стоило. Захар вопросительно приподнял бровь, ухмыльнулся и пальцем собрал прилипшие ко дну пакета крошки печенья. Неторопливо отправил их в рот и только после этого соизволил ответить. Голос его сочился самодовольством, словно губка для мытья посуды, на которую плеснули щедрую порцию «Фейри».
– А что, тебя отвлекает?
– Ты не в моем вкусе, – с достоинством фыркнула Катя. По крайней мере, ей хотелось верить, что звучало это именно так. Высокомерно. Иронично. Возможно, даже величественно.
– Слишком умный?
Катя все-таки швырнула в него – правда не чашку, а грязный носок, который подхватила с пола. Тот драматично приземлился у ног хозяина и немедленно слился с кучей таких же черных носков.
– Ненавижу тебя, – буркнула Катя.
– Приятно знать, что наши чувства взаимны, – хмыкнул Захар.
Катя показала ему средний палец.
Возможно, это было не лучшее начало разговора, но Катя просто ничего не могла с собой поделать. С самого детства в Захаре было что-то такое, от чего у нее напрочь сносило крышу, только не в романтическом смысле, а наоборот. То, как он говорил, выглядел, двигался – стоило ему появиться поблизости, и она вся вспыхивала от раздражения и гнева! Может, дело было в том, как он всегда шел на поводу у своей матери, даже не пытаясь сопротивляться? Катя так не могла. Она юлила, боролась, бесилась, врала, изворачивалась… Раз за разом с боем отстаивала свое право быть собой! По камешку выстраивала границы и уж точно не собиралась все это терять.
– Ладно. – Катя выпрямилась и цепким взглядом впилась в Захара. – Давай договариваться. Умники вроде тебя ведь любят всякие договоры, верно?
– Умники вроде меня любят, когда идиотки вроде тебя держатся подальше.
– Ха-ха, – отмахнулась Катя. – Но я говорю о взаимовыгодной сделке. Давай так: я навожу в этом свинарнике идеальный порядок раз в месяц, а ты соглашаешься фоткаться со мной после каждой уборки, чтобы я отправляла маме доказательства нашего счастливого соседства. И в качестве извинения за негостеприимный прием ты разрешишь мне остаться здесь на ночь. Только сегодня! Завтра я перееду в общагу, а ты узнаешь, какого цвета в этой квартире полы. По-моему, сделка века. Что скажешь?
– А что насчет денег за аренду?
«Вот же говнюк», – с уважением подумала Катя, отдавая должное его хватке.
– Извини, но тут голяк. Моя мама будет переводить твоей, а твоя – оплачивать бабке, у которой ты снимаешь. Увы. А то бы распилили пополам.
Захар задумчиво постучал пальцами по подлокотнику и, запахнув наконец халат (или что это такое было), подозрительно нахмурился. Его голос зазвучал по-мультяшному высоко и испуганно:
– Ты же не рассчитываешь, что я займусь с тобой сексом? Потому что я совершенно точно…
Катя все-таки не удержалась и метнула в него чашку, но Захар легко поймал ее в полете. Посмеиваясь, поставил на пол возле своего кресла и попутно разрушил башню из пластиковых контейнеров с остатками какой-то еды.
– Да шучу я, шучу! – широко улыбнулся он, примирительно поднимая вверх руки. – Мы же оба прекрасно знаем, что у меня на тебя не встанет. Я видел, как ты упала в слоновью какашку в зоопарке.
– Это было сто лет назад!
– Детали, детали…
– И это ты меня толкнул, а потом сказал, что случайно!
Захар наклонился, делая вид, что принюхивается, и что-то внутри Кати взорвалось. Острые осколки впились во внутренности, и Катя, вопя от ярости, бросилась на Захара с кулаками.
– Ненавижу тебя! – зарычала она, замахиваясь. – Несносный! Мерзкий!
Захар с легкостью перехватил ее руки и крепко стиснул запястья. Катя немедленно пустила в ход колено, пытаясь врезать ему между ног, но засранец без всяких усилий увернулся. Вскочив с кресла, он толкнул Катю назад и та, испуганно охнув, рухнула спиной на диван. Ее косища взметнулась вверх и упала на глаза, закрывая обзор, поэтому Катя не увидела, но однозначно почувствовала, как Захар сел на нее сверху. Его тело на мгновение словно выдавило из нее весь воздух.
– Слезь с меня! – завопила Катя, чувствуя, как ярость сменяется быстро нарастающей волной паники. Если она превратиться в цунами… – Слезь с меня, слезь с меня, слезь с меня!
– Боже, ну и громко же ты орешь.
Выпустив Катины запястья, Захар оттолкнулся рукой от дивана и одним ловким движением поднялся на ноги. Катя подтянула колени к груди и, перекатившись, резко села. Она изо всех сил пыталась не дрожать.
– Из-за тебя я опять вспотел, – недовольно пробурчал Захар. Его голос доносился словно из-под воды. – Бери одеяло и подушку в шкафу. Ложись… где-нибудь. На коврике возле унитаза?
Захар явно ее поддразнивал, но Катя молча сползла с дивана и прошла мимо. Достала из шкафа все необходимое, забралась в кресло, свернулась калачиком и накрылась одеялом с головой.
– До чего же сложно вас, девушек, понять… – донеслось до нее бормотание Захара. – И будь любезна не шуметь утром, мне ко второй паре.
Спустя несколько минут хлопнула дверь ванной, зашумела вода. Захар плескался не меньше получаса, так что Катя успела основательно прийти в себя и даже переодеться в пижаму. Вид любимых домашних шортов и огромной папиной футболки с надписью «Воронежсинтезкаучук» растрогал ее чуть ли не до слез. Шмыгнув носом, Катя стиснула в руке маркер, который обнаружила на полу возле кресла, и затаилась под одеялом, притворившись спящей.
Спустя время Захар наконец вышел из ванной. Немного постоял с ней рядом. Фыркнул. Улегся на диван. Посмотрел какие-то видосы на японском (или это был китайский? корейский?), убавив звук почти до минимума. И наконец заснул.
– Уф! – тихо выдохнула Катя, выбравшись из духоты пододеялья на свежий воздух.
Захар спал, закинув руки за голову и согнув одну ногу в колене. Его грудь размеренно поднималась и опускалась в такт дыханию, а вечно недовольное выражение лица превратилось в спокойное и умиротворенное. Ути-путеньки!
Отцепив телефон от зарядки, Катя сделала радостное селфи на фоне спящего Захара и отправила фотку маме с подписью: «Все ок, я добралась. Уложила малыша спать». Она, конечно, вряд ли оценит шутку, но разве можно было удержаться?
Интересно, и как он умудрился стать таким красавцем? Продал душу дьяволу, не иначе.
Спрятав телефон в карман шортов, Катя с тихим «чпок» сняла колпачок с маркера и задумчиво прикусила щеку изнутри. Вялый пенис или Пинки Пай из «Май Литл Пони»? Вот в чем вопрос…
Хотя зачем выбирать?
Зловеще ухмыльнувшись, Катя медленно поднесла маркер к щеке Захара.
Аста ла виста, засранец!
Глава 4
Рюкзак, доверху набитый принадлежностями для рисования? Есть.
Тахикардия и нервный смех без повода? Есть.
Прыщ, не вовремя выскочивший возле носа? Есть.
Чумовые носки с динозаврами? Есть.
Если это не означало, что Катя готова к первому учебному дню, то что вообще могло означать? Крепко стиснув ручку чемодана (возвращаться к Захару после ночных художеств? Ни за что!), она решительно поднялась по ступенькам МИМИ и схватилась за тяжелое кольцо, служившее дверной ручкой.
Интересно, все остальные тоже мысленно зовут это место «Ми-ми-ми»?
Дверь беззвучно отворилась, а за ней… Честно говоря, за ней была еще одна дверь и пост охраны с турникетом, поэтому Катя почувствовала себя немного глупо из-за того, что так торжественно задержала дыхание. Шумно выпустив воздух из легких, она прижала к валидатору новенький пропуск и наконец оказалась там, где больше всего мечтала быть.
В МИМИ!
Снаружи внушительное здание с четырьмя колоннами и полукруглым крыльцом вовсе не походило на святая святых творческой молодежи. Зато внутри… Катя задрала голову. Она стояла в огромном просторном холле со стеклянным потолком, поддерживаемым хаотичным переплетением белых труб. Винтовая лестница, похожая на спираль ДНК, вела на третий этаж, а справа и слева виднелись прямые лестницы, ведущие на второй. Вместо обычных указателей стены покрывали рисунки со стрелками.
Толпы студентов, шумно переговариваясь, торопились на пары или сидели прямо на полу с ноутбуками на коленях. У дальней стены, рядом с кофейными автоматами и надписью «Кафетерий», виднелись распахнутые двери, ведущие в небольшой внутренний двор. Если верить фоткам в интернете, там были качели, странноватая на вид статуя, похожая на скопище огромных мыльных пузырей, и небольшой фонтан с открытой площадкой, на которой в теплое время года проходили выставки студенческих работ и питчинги проектов.
Если бы Катя не боялась, что ее затопчут, она бы точно упала в обморок от смеси ужаса и восторга.
Усторга?
Вужаса?
Расписание на сайте кафедры подсказало, что первокурсники-комиксисты собираются в сто первой аудитории. Благодаря стрелкам Катя нашла ее без труда и даже умудрилась сморщиться не слишком сильно, пока проходила мимо двери, на которой висела табличка «Кафедра иностранных языков». Захар навечно опорочил для нее языкознание.
Утром она выскользнула из квартиры со смешанным чувством стыда и удовлетворения. Во-первых, при дневном свете оказалось, что маркер был перманентным. А во-вторых, пожалуй, стоило все-таки ограничиться Пинки Пай. С другой стороны, Захар сам виноват! Нечего было вести себя как заносчивый говнюк. Чемодан у Кати с собой, так что сразу после двух пар с многообещающим названием «Комикс и иллюстрация» она въедет в свою распрекрасную комнату в общаге. А убраться, как и договорились, придет через месяц.
Не может же Захар злиться на нее целый месяц, правда?
В аудитории сто один на небольшом подиуме возле широкого экрана для презентаций стояли дизайнерский пластиковый стул и массивный деревянный стол с резными ножками, похожий на стол для бильярда. Узкие парты в семь или восемь рядов амфитеатром поднимались вверх, создавая странное ощущение. Какое-то дикое смешение Древнего Рима и хайтека.
Катя почувствовала себя сначала гладиатором, которому придется сразиться с другими студентами за право стать комиксистом («Это Спарта-а-а!»), а потом… букашкой. Или чем-то еще, столь же маленьким и незначительным по сравнению с остальными. Большинство ее однокурсников, конечно же, сидели в телефонах. Другие непринужденно общались, словно были сто лет знакомы, и от этого почему-то стало еще тревожнее. Быть может, они все познакомились на подготовительных курсах, которые были Кате не по карману?
Девушка с неестественно белыми волосами, усевшаяся на первую парту спиной к подиуму, рассмеялась громким резким смехом, и Катя ощутила, как противно и липко все сжалось внутри. Ей почему-то показалось, что девушка смеялась над ней, хотя та даже не смотрела в ее сторону.
«Это потому что они все особенные. А ты обычная, – услужливо подсказал голос в голове. Катя уловила мамины интонации. – Такие в кабинете стоматолога аппарат для диагностики жизнеспособности пульпы врачу подают, а не мир меняют! И что такого? Помощник стоматолога – это хорошая стабильная работа».
Катя незаметно вытерла вспотевшие ладони о джинсы и быстро поднялась на свободное место в последнем ряду. На самом деле она вовсе не была такой – трусливой и жалкой, – но иногда ей просто отчаянно не хватало человека, который был бы на ее стороне. Поддерживал. И не считал ее мечты глупыми.
– Свободно?
Чужой вопрос пробил паническое оцепенение, и Катя наконец «отмерла». Рядом с ее партой стояла высокая девушка с загорелой кожей и серебристым колечком пирсинга в носу. Длинные, почти черные волосы были собраны в небрежный высокий хвост и открывали уши, утыканные сережками, словно игольные подушечки. Узкие черные джинсы, заправленные в ботинки на платформе, обтягивали стройные бедра, а под огромной кожаной курткой виднелась водолазка из тончайшей сетки.
Смотрела девушка исподлобья.
– Тут свободно? – нетерпеливо повторила она.
Катя заторможенно моргнула, а потом так быстро закивала головой, что та едва не оторвалась. Кажется, с ней еще ни разу никто не хотел сидеть добровольно. В школе Катя не то чтобы была изгоем – скорее просто так и не смогла вписаться ни в одну компанию. Она искренне пыталась мимикрировать под среду и быть как все, но после десятого класса окончательно перестала пытаться, потому что поняла кое-что важное.
Выделяться – сложно. Но и менять себя ради других – так себе идея. Особенно если эти «другие» оказываются говнюками и придурками.
– Супер, – кисло хмыкнув, незнакомка протиснулась на соседнее место. Нервно дернула плечом, чтобы скинуть черный рюкзак на пол, а потом вытянула неправдоподобно длинные ноги и сложила руки на груди. Вид у нее был враждебный. Прямо-таки неприступный! Катя мысленно перебрала с десяток реплик, годных для того, чтобы завязать разговор – от детсадовского «Давай дружить» до экзистенциального «Веришь ли ты в жизнь после смерти?» – и остановилась на беспроигрышном варианте:
– Что обычно рисуешь?
Незнакомка покосилась на Катю и, не меняя позы, пожала плечами.
– И я, – удовлетворенно улыбнулась Катя, словно этот ответ – пожать плечами – был единственным верным ответом. – Ищу себя и все такое. Покажешь?
Незнакомка уклончиво мотнула головой, и Катя добавила драматичным голосом:
– Скажи мне, что ты рисуешь, и я скажу тебе, кто ты!
Почему-то эта фраза рассмешила незнакомку: она не то чтобы улыбнулась, но тонкие губы определенно дрогнули в намеке на улыбку. Наклонившись к рюкзаку, она достала из него толстую черную тетрадь на пружинке. На среднем и безымянном пальцах сверкнули широкие серебряные кольца с надписями. На одном было выдавлено «Здесь», а на втором – «Сейчас».
Подперев подбородок рукой, незнакомка выжидающе уставилась на Катю. Та пододвинула к себе тетрадь, осторожно перевернула первую страницу.
О!
О-о-о…
– Это же… – осторожно начала она.
– Оно самое, – удовлетворенно кивнула незнакомка.
Катя снова перевернула страницу. «Будь со мной нежен, семпай!» – всхлипывала обнаженная девушка, прижимая пальцы ко рту. Кажется, она лежала на школьной парте, а между ее ног, раскинутых в разные стороны, пристроился обнаженный мужчина в шапочке, который…
– Фантастика, – выдохнула Катя с восхищением. – Ракурс просто нереальный!
Незнакомка издала удивленный смешок:
– Шутишь?
– Черт, как круто! – простонала Катя, жадно всматриваясь в картинки. – У меня вообще не получаются люди. Особенно в таких сложных позах! Откуда ты все это берешь?
– Как знать, как знать, – загадочно подвигала бровями незнакомка и, наконец, впервые с начала разговора улыбнулась по-настоящему – искренне и широко. – Честно говоря, ты первая, кто так отреагировал. Обожаю шокировать людей и доводить их до нервных заиканий.
– Катя, – представилась Катя, протягивая девушке руку.
Та протянула руку в ответ.
– Таби. А ты что рису…
– Доброе утро, дамы и господа! И котики, – раздался громкий голос. Таби немедленно замолчала и резко выпрямилась. Ее лицо снова стало замкнутым, губы сжались в тонкую нитку, а в аудитории, сверкая широченной улыбкой, материализовался высокий парень в просторной белой рубашке и вязаной красной шапочке, лихо сдвинутой назад. Под мышкой он нес ноутбук и несколько книг, а в руке – термокружку, из раскрытого носика которой вился белесый пар. Провод от ноута, обвязанный вокруг его шеи на манер шарфа, задорно раскачивался из стороны в сторону. Катя было порадовалась, что у нее в группе будет такой жизнерадостный однокурсник, но парень ловко перепрыгнул через две ступеньки, ведущие на подиум, и сгрузил свои вещи на преподавательский стол.
Ого!
– Он что, преподаватель? Такой молодой? – пискляво спародировал парень, состроив потрясенное лицо и прижав к щекам ладони в комичном жесте. – Руку вверх, кто так подумал! Нет? Никто? Черт, теперь я чувствую себя как-то глупо.
Громко рассмеявшись, он снял с шеи провод и опустился на четвереньки, чтобы добраться до розетки под столом и подключить ноутбук.
– Все очень просто, – глухо донеслось из-под стола. – Официально ни предмета, ни профессии комиксиста не существует, так что и всеобщие правила нам не писаны. Вот и нанимают не пойми кого. Понабрали с улицы, понимаешь ли! Правда, круто? Ай!
Стукнувшись головой о крышку стола, парень наконец выпрямился, поправил шапку и, щелкнув мышкой, вывел на экран презентацию. Катя едва не взвизгнула от восторга, увидев подборку комиксов на первом слайде. Большую часть из них она читала и нежно любила, а пару томов даже привезла с собой в Москву! В груди появилось странное горячее ощущение: словно ей прямо на сердце улегся мурчащий пушистый кот. Катя знала, что это за чувство.
Приятно, знаете ли, наконец-то оказаться на своем месте.
– Будем знакомы, Глебушек-хлебушек, – скромно представился парень, слегка оттянув в стороны полы рубашки и приседая в карикатурном подобии реверанса. – Для друзей и котиков просто Глеб.
По аудитории пронесся общий благоговейный вздох.
– Думаю, раз вы здесь, вам мое имя знакомо. Лицом я обычно не свечу, предпочитаю оставаться в тени своего творчества. Так что вы одни из немногих, кому известно, как я вообще выгляжу. – Подтянувшись на руках, парень уселся на стол и весело заболтал в воздухе ногами. Из-под подвернутых джинсов показались носки с Сейлор Мун, и Катя чуть не расплакалась от счастья. Носочный брат! Может, их разлучили в детстве и вот теперь они встретились вновь, чтобы упасть в объятия друг друга и воссоединиться?
– Собственно, это я нарисовал все эти комиксы, – Глеб указал большим пальцем за спину. – И я же научу вас, как это делать. Ловите первое и главное напутствие от сенсея – не пытайтесь быть похожими на других художников. Потому что кто тогда будет вами? Кто нарисует за вас ту самую историю, которую можете нарисовать только вы?
Катя шумно сглотнула, а Глеб подался вперед, уперся локтями в колени и продолжил:
– Именно этим мы и займемся. Будем клещами вытаскивать вас из вас самих! Я абсолютно убежден, что где-то там, под завалами Марвела и манги, сидит, грустно обняв руками коленочки, ваш авторский стиль. Ваше «я». И я прямо слышу, как оно безутешно рыдает, так что будем его спасать. Открывайте тетрадки, доставайте ручки и записывайте мои мудрые и полезные мысли про то, как стать успешным и богатым комиксистом, не полысев от натуги. Это, я вам скажу, задача со звездочкой.
Катя щелкнула ручкой и приготовилась писать, чувствуя, как сердце в груди бьется с удвоенной силой.
У нее все получится.
Она станет комиксистом.
Она! Станет! Комиксистом!
Глеб начал рассказывать о базовых терминах в мире комиксов, а Катя – строчить без остановки. Нарративность, картунность, типографика… Процесс настолько ее увлек, что она не замечала ничего вокруг. Ни того, что Таби за время лекции так и не прикоснулась к своей тетради. Ни того, как пристально она следила за каждым движением Глеба. Ни даже того, что шапочка на нем выглядит точь-в-точь как шапочка на герое эротических комиксов Таби.
Совпадение? Ой, вряд ли…
* * *Таби едва дождалась окончания пар.
Катя, сияя улыбкой в тысячу ватт, взяла с нее обещание, что завтра они снова будут сидеть вместе, и бодро ускакала в общагу, таща на буксире красный чемодан. Таби, конечно, полюбопытствовала, не велика ли Кате ее дамская сумочка, но та лишь поморщилась и отделалась шаблонным: «Долгая история». Остальные тоже нестройной гурьбой потянулись к выходу и, наконец, в аудитории не осталось никого, кроме Таби.
Таби и, конечно, Глеба.
Затянув потуже резинку на хвосте, она неспешно прошествовала вниз по лестнице и остановилась у преподавательского стола. Глеб уже ждал ее: слегка покачивался на стуле, откинувшись назад и уперевшись ногой в стол. Улыбался он при этом так широко, что, будь на его месте Таби, у нее бы точно треснуло лицо. Напополам.
– Ногу со стола убери, – посоветовала она. Непослушный голос звучал неожиданно хрипло.
Глеб с громким стуком опустил стул на все четыре ножки и покорно спрятал ноги под стол.
– Ну и как я тебе в роли преподавателя?
– Ужасно. Ты просто бездарность.
Тихо рассмеявшись, Глеб протянул руку к лицу Таби, и на мгновение ей показалось, что вот сейчас он погладит ее по щеке. Нежно, ласково. Но Глеб только щелкнул девушку по носу.
– Ты меня балуешь.
Таби проглотила колючее разочарование и отпихнула его руку в сторону. Получилось резче, чем она планировала, и Глеб поморщился, а сердце Таби загрохотало по ребрам, будто сорвавшись с цепи.
– Не трогай без разрешения, – процедила она, надеясь, что выглядит холодной и неприступной. Взрослой. – Это дурной тон. Как и начинать новый учебный год сразу с лекции. Мог бы сказать вступительное слово про структуру курса и отпустить нас праздновать. Ну, знаешь, веселиться, как это делает молодежь. Или ты уже забыл, каково это?
Глеб сжал губы, и на его правой щеке появилась ямочка. Она всегда возникала там, когда он пытался сдержать улыбку. А Таби всегда отчаянно мечтала ее поцеловать. Казалось бы, чего проще? Упереться руками в крышку стола. Наклониться. Прижаться губами к его теплой щеке, припасть в поцелуе.
Если бы их разделял только этот проклятый стол…
– Иди уже, колючка. – Глеб качнул головой в сторону двери. – У меня дальше пара с дизайнерами. Векторная графика. Скучища.
Таби молча развернулась и пошла к двери.
– Эй, – крикнул Глеб ей в спину. – Ты же не серьезно? Я ведь не так уж и плох?
Таби помедлила у двери, а потом с силой толкнула ее вперед и вышла в коридор, оставив вопрос Глеба без ответа. Впрочем, он все равно успел заметить румянец на ее щеках, и в аудитории раздался довольный тихий смех.