Зеркало для Вселенной

– Боже мой! О чём ты думаешь? Татьяна, библиотека! Да на Польке лица нет, когда она туда отправляется.

– Игорь, давай закроем эту тему.

А дома у отца снова маска, улыбка, общее чаепитие. Аня держалась отстранённо, старалась быстро уйти, говорила, что гулять. Возвращалась поздно, спали в разных комнатах. Полине стелили в кабинете деда. Книжные полки вдоль стен от пола и до потолка, один книжный шкаф закрыт на ключ. Дедов рабочий стол – тёмно-коричневый, покрытый лаком, с прожилками срезанного дерева. Полина любила садиться за этот стол и медленно проводить по нему ладонью. Они обменивались: рука отдавала тепло и забирала холод и одиночество гладкой поверхности.

Чай пили долго. Отец делился новостями с работы, шутил, потом забирал свою кружку и уходил в зал. Полина почему-то стеснялась выйти из-за стола. Начинала рассказывать про школу, книги, которые читала, – всё подряд, будто пытаясь удержать внимание Татьяны. Та внимательно слушала и улыбалась. Только улыбка её была отражением Полининой фальши. Затянуло их болотом собственной неискренности. Вот такая песня получилась: в будние дни – куплет, а по выходным – припев. И снова, и снова, несколько месяцев подряд одно и то же звучание. Только иногда вдруг пробивался свой чистый и настоящий голос, когда весной усиленно начала готовиться к областной олимпиаде и часто забывала обо всём. Оставались лишь красота решений и их непрерывный поиск.

В начале марта поехали после школы с Игорем на книжные развалы. Было неожиданно тепло – так тепло, как вдруг бывает весной накануне сильных морозов. Полина даже сняла шапку. На тротуаре начал подтаивать снег. От земли ещё холод идет, а с небес потоками льётся солнце. Книжные развалы располагались рядом с самым большим кинотеатром города «Пролетарий». Подошли к тому продавцу, у которого Игорь обычно покупал сборники задач. У других была в основном художественная литература, а ещё альбомы с репродукциями. Книги старые, у многих пожелтела обложка, Полина остановилась у альбома Дали и попросила у продавца разрешения полистать. Вот те самые «Текучие часы», или «Постоянство памяти», а вот портреты его жены Галы. Она была очень красива для него – так Полина почувствовала. Он будто разрешил себе поделиться её красотой со всем миром. Игорь окликнул:

– Наконец-то здесь появился учебник по теории чисел! Это то, что нам нужно.

Так началась новая волна в подготовке к олимпиаде. Это была настоящая магия погружения в мир абсолютных абстракций с удивительно красивыми названиями: магические квадраты Дюрера и Афанасия Кирхера, которым даны имена планет. Квадрат Солнца, Марса, Венеры. Цифры жили своей жизнью, но Полина ими управляла, они подчинялись, упорядочивались, так, как было нужно ей. Это мир в своей бесконечности многообразия позволяет наблюдать за собой, дарит ключи от множества дверей. Открой любую – и увидишь то, что сможешь сегодня. А завтра картинка будет для тебя иной. Только цифры и арифметические операции с ними, сложная простота или простая сложность.

Областная олимпиада планировалась на весенних каникулах, в первых числах апреля. Дата выпала на понедельник, а накануне традиционно выходные у отца. Ани дома не было: её отправили на все каникулы к бабушке и дедушке. Татьяна дежурила в больнице. Настоящее счастье и иллюзия вернувшейся прошлой жизни – только они вдвоём с отцом. Как хорошо! Была суббота, а потом ещё половина воскресенья перед приходом с дежурства Татьяны. Отец уехал на рынок. Вдруг захотелось сделать ему приятное, Полина кинулась убирать дом. Надо бы ещё испечь пирог с яблоками, а потом пить чай. Мама всегда говорила, что в доме должно пахнуть выпечкой.

Сначала стала протирать пыль в зале. Дверь шкафа с одеждой чуть приоткрыта, Полина толкнула её, желая проверить, что мешает. Прямо на ноги свалился прозрачный пакет, а в нем джинсы, голубая варёнка, о которой она так мечтала! Сколько просила маму и Игоря – они под разными предлогами отказывали, Полина понимала: просто пока на это нет денег. Так все жили тогда. А отец всё-таки купил! Только бы размер подошёл! Начала доставать джинсы из пакета и услышала, как повернулся ключ в двери. Пришел отец. Она повисла у него на шее.

– Пап, спасибо тебе! Это сюрприз был, да? К весне?

– Детка, о чём ты?

– Пап, сам купил и забыл?! О джинсах, конечно!

– Полина… Ты меня прости. Это не тебе. У Ани скоро день рождения… А тебе я тоже обязательно куплю, даже не сомневайся!

Олимпиаду Полина провалила. Не смогла собраться, не было нужного настроя, она сама не понимала… Решения рассыпались. Условия казались громоздкими, не подчинялись ей, как обычно. Будто потерян ключ и вот ты стоишь перед дверью и подбираешь из связки то, что у тебя есть. А замочная скважина ждёт своего ключа с уникальной для неё резьбой.

Класс чужой школы, где писали олимпиаду, располагался на солнечной стороне. Быстро стало жарко, а одеты были ещё по-зимнему. Щёки пылали, на исписанном последнем листочке – влажный след от ладони. Вышла раньше остальных, хотя время не закончилось. Дома никого не было: будний день. Рухнула на кровать и мгновенно заснула.

Проснулась от звука закипающего чайника на кухне. Значит, пришёл Игорь, мама обычно задерживалась. Вышла на кухню – на столе любимые эклеры.

– Полина, как прошло? Ты что-то не в духе? Сложно было?

– Игорь, кажется, я пролетела. Вернее, точно. Почти ничего не решила.

Подбородок предательски задрожал, разревелась. Игорь молча приобнял. Ей вдруг стало так жалко себя, что она впервые почувствовала бесконечное одиночество. И появился незнакомый привкус безысходности и собственного бессилия – предвестников взрослой жизни, наверное.

– Полин, ты руки-то не опускай. Обидно, я понимаю! Знаешь, сколько ещё будет в твоей жизни таких олимпиад. Нам один профессор в университете говорил, что истинное знание – то, которые вы даже в самых стрессовых ситуациях сможете показать…

– Игорь, спасибо тебе! – Полина вытерла слёзы.

– Не за что! Ешь! У нас еще все впереди. Вернее, у тебя. Будем оттачивать мастерство.

Вечером Полина услышала разговор мамы и Игоря. Она легла раньше обычного, но долго не могла заснуть.

– Надя, послушай, сегодня звонил Олег Шамин. Помнишь его? Мы вместе учились, он потом остался преподавать.

– Игорь, смутно очень. И что?

– Он рассказывал про детей. У него старший сын седьмой класс оканчивает, как и Полина. Учится в математической школе, а после восьмого они планируют попытаться поступить в Москву, в интернат Колмогорова при МГУ. Там живут и учатся одаренные в математике дети со всей страны.

– Не понимаю, к чему ты клонишь?! Ты что же, собрался Полину туда отправить?

– Надя, что ты так в штыки? Я советуюсь с тобой! Как я сам могу такие решения принимать… К тому же туда надо сдавать экзамены, за год мы бы могли ее подготовить! Пойми, это совсем другая стартовая площадка для нее!

– Господи, Игорь! Она же совсем еще ребенок! А это все-таки интернат… пусть и для одаренных детей! Как-то ты меня огорошил своей идеей!

Вот так и шагнули в начало лета с этой будоражащей всю семью идеей. А лето для Полины всегда рождалось каждый год в один и тот же день – 15 мая, мамин день рождения. Вся квартира вдруг заполнялась цветами: тюльпанами, гвоздиками и сиренью. Дарили в детском саду воспитатели и даже родители. Часть цветов мама оставляла в кабинете. Это уже в далеком будущем станут преподносить орхидеи – удивительно красивые цветы… Только они совсем не пахли. И от этого праздник будто бы бледнел, уже не было того упоительного предвкушения лета. Тюльпаны осыпались первыми. Полина любила рассматривать их лепестки – тёмные у сердцевины, будто с ниточками вен, словно сама природа пульсирует в них, нежно и тонко подрагивая тайной рождения красоты.

Накануне дня рождения традиционно шли с подругами – двумя одноклассницами, Ольгой и Ирой, – обрывать частный сектор, утопающий в сирени. Сами жили рядом в многоэтажках. Ольга Верлина – сестра самого настоящего олимпийского чемпиона по гребле. Олька братом гордилась. Сама тоже занималась греблей и иногда брала с собой в бассейн по блату: брат проводил после тренировок, когда вода была свободна. Ольга – крепкая, высокая. Девушка с веслом – так Игорь шутил. Говорил: дружи с ней, Полина, она в обиду не даст. И смеялся. Ира Казабцова… Сидели за одной партой. Бежали с охапками белой сирени – почему-то в этом году хотелось именно белой – и дразнили Иру: «Казабцова, Казабцова – зови меня так! Мне нравится слово!» «Наутилус» тогда был очень популярен, и особенно – песня «Казанова». Ира дулась и показывала язык. В этот раз тоже планировался бассейн. Забежали с букетами к Полине домой, поставили в трёхлитровые банки с водой и помчались. Мама была ещё на работе. По дороге Полина рассказала подругам о возможных переменах.

– Полин, как же ты там будешь? Интернат всё-таки… – Оля взяла под руку её и Иру.

– Оль! Не висни на мне, ты тяжёлая! И вообще, мы точно ещё не решили. Осенью поедем на день открытых дверей, посмотрим, что к чему. И потом интернат – это так говорится… Просто буду без родителей жить, вот и всё.

– Я бы не смогла! Ты смелая, Полин! Мне бы вашей решимости, – вздохнула Ира.

– Сегодня получишь! Будем прыгать с пятиметровки! – Оля подмигнула: – Я загадала: если ты, Полин, не испугаешься, значит, всё у тебя получится! А Ирке я просто волшебного пинка дам для храбрости.

Оля начала хохотать.

– Да ну вас! – Иринка побежала вперёд: – Догоняйте!

В раздевалке пусто. Только они трое. Запах хлорки, воды, и голоса звонким эхом бьются о стены бассейна. Заканчивается тренировка. Зашлёпали сланцами по коридору. Олин брат издалека махнул рукой – значит, вода свободна. Свободна для них троих. А они трое, четырнадцатилетние девчонки, свободны пока от всего: от будущего, слёз, одиночества, бесконечной воронки взрослых пустых мыслей. Их лёгкость в воде ничем не отличается пока от лёгкости на суше. Только жить, только в настоящем. Всё впереди: разводы, драмы, болезни детей…

Ольга окончит институт физкультуры. Поедет отдыхать на Кипр, выйдет замуж за киприота. У них родится девочка. А потом – мучительный долгий развод и требование отца забрать малышку. Через несколько лет Ольга вдруг начнёт пить… Ирина, наоборот, счастливо выйдет замуж за одногруппника, родится Славка. Через год ребёнку поставят диагноз «аутизм», и вся жизнь подчинится другой, новой жизни в каком-то ином измерении…

А пока хохот, брызги. Ольга первая взбирается на трёхметровую вышку – девчонки за ней. Делает кувырок в воздухе и стремительной стрелой разрезает голубую воду. Девчонки по очереди солдатиком прыгают за ней. Немного страшно, но всё же привычно. Трёхметровку преодолели уже давно. Оля первая поднимается по лестнице на пятиметровую высоту. Ирина сразу отказалась, а Полина решила попробовать.

Ольга уже в прыжке. Полина подошла к краю. Лишние два метра высоты – и сердце вдруг заколотилось: «Прыгнешь – тогда всё у тебя получится!» Надо только прыгнуть: просто сделать шаг в пустоту, зажмурить глаза, полететь и врезаться в другую стихию. Она примет тебя, обязательно примет. Надо только падать под правильным углом, желательно прямым, иначе будет очень больно. Сердце птицей трепещет в горле. Зажмурилась и сделала шаг. А потом несколько больших секунд, как в сольфеджио, в полёте и под водой. Значит, всё должно получиться…

Лето началось под знаком Сканави, автора известного задачника по математике для подготовки к поступлению в вузы, – очередная удачная находка Игоря на книжных развалах. Много лет спустя, учась в аспирантуре, она подменяла преподавателя подготовительных курсов. Зашла в аудиторию – а на столе для неё был приготовлен все тот же Сканави, только новое издание. На перерыве выгнала школьников, чтобы проветрить аудиторию. Прошлась между рядами. Парты тогда были нещадно исписаны: «Сканави и его беспощадные дроби!», «Корням от Сканави неведома жалость», «Тут у Сканави всё известно, но непросто» и так далее, и тому подобное.

– Сможем решить хотя бы половину задач к концу восьмого класса – поступишь с лёгкостью!

– Игорь, да я весь решу, подумаешь! Ещё почти год впереди.

– А ты попробуй. Это совсем новый уровень для тебя.

Задачи были невероятные… Очень сложные, красивые, притягательные. Именно притягательные. Полина часами не могла оторваться от учебника. Казалось, что собираешь пазл – и вот ещё один элемент, и ещё, но не хватает последнего, чтобы завершить картину. Задачи каждой отдельной темы были удивительным образом подобраны друг к другу. Звучали в одной тональности, словно отдельные мазки целой картины. Реши их все – и будет тебе открыто новое. Словно отодвинул ночную штору – яркий солнечный свет в глаза, ветка дерева и плывущие облака.

– Полин, собирайся! На речку поедем! Жара сегодня жуткая! – каждый раз предлагала мама, возвращаясь с работы.

– Мам, может, вы вдвоём с Игорем, а?

– Странная ты, Полин! В отпуск всё равно не сможем поехать…

– Мне отец обещал Крым в августе.

Мама и Игорь уезжали, а Полине хотелось побыть одной. В тишине слышалось гораздо больше, и свой внутренний голос начинал звучать совсем по-другому. После восьми вечера распахивала окна настежь. Становилось прохладнее. Половина чайной ложки соды – в холодную воду из-под крана, чуть лимонной кислоты и ложка клубничного варенья. Самодельная газировка, Игорь научил.

К августу купили новый купальник – ярко-красный… А в Крым не поехали.

– Детка, прости! Соседи на этой неделе залили. Татьяна решила делать ремонт. Наверстаем следующим летом.

Во время ремонта виделись с отцом всего один раз за месяц. Приезжала без ночёвки. Татьяна и Аня выносили книги из кабинета деда. Полки пустели, а стопки многоэтажками росли в коридоре прямо на полу. Аня водрузила последние несколько книг на ближайшую к ней стопку – та покачнулась и рассыпалась горой на полу. Пара обложек оторвались. Книги были старые: справочники по физике, другим техническим наукам. Без обложек листы казались обнажёнными. Стало неуютно и тоскливо.

– Поль, да ты не волнуйся! – отец подмигнул ей. – Никуда от тебя дедово наследство не убежит. Мы это всё на дачу перевезем. А там, может, и на книжные развалы.

– Пап, ну как же… Ты же сам говорил, тут что-то ценное есть для меня, помнишь?

– Детка, ну что тут может быть ценного? Математическая энциклопедия только – помню, с каким трудом её доставали. Между прочим, в тот день, когда ты родилась. Можешь, кстати, забрать, я специально отложил. А вообще-то храню всё это только ради памяти отца до твоего семнадцатилетия, как и обещал ему.

– Пап, комната пустая без книг…

– Ерунда. Это пока. Мы её решили Ане отдать.

Полина забрала все четыре тома энциклопедии и уехала домой.

А потом был дождливый сентябрь. Кленовые листья расплывшейся акварелью качались в лужах. И ещё ярко-бирюзовая куртка, которую мамина подруга привезла из Польши – почему-то за бутылку водки. Там тогда был дефицит с водкой, а у нас – с куртками. На кармане – вышитая пальма. На всю школу несколько счастливых обладательниц. Куртки были одинаковые и всего двух цветов: бирюзового, как у Полины, и салатового. В ноябре в этой куртке и поехали с Игорем в Москву на день открытых дверей в школу-интернат имени Колмогорова. Куртка была легкая, осенняя, а у зимней, прошлогодней, стали короткими рукава… Мама связала тёплый свитер – распустила свой старый – и заставила надеть под куртку. Тогда все так жили… Доставали, перешивали, перевязывали и долго помнили потом вот такие бирюзовые куртки.

На вокзале встретились с другом Игоря и его сыном, которые тоже ехали на день открытых дверей. Билеты были куплены заранее на соседних полках плацкарта.

– Полина, это Максим. Познакомьтесь, – Игорь подтолкнул её к высокому пареньку.

Тот стоял без шапки. Русые вьющиеся волосы собраны в хвост. Улыбнулся. Улыбка была хорошая… Почему-то вдруг стало остро стыдно, что она в шапке. Глупо, конечно…

– Максим.

– Полина.

Пока проверяли документы на входе в вагон, Полина шепнула Игорю:

– Как же ему с такой причёской в школу разрешают?

– Да он долго на домашнем обучении был. Занимается прыжками на батуте, неудачно прыгнул на соревнованиях и сломал позвоночник. Во второй четверти в школу уже пойдет. Ты смотри не влюбись!

Полина покраснела и нахмурилась: не любила таких шуток. Поезд уносил в ночь. Спать легли почти сразу, только Игорь с отцом Максима ушли в тамбур курить. В вагоне выключили свет. Полина долго не могла уснуть. Ездила сто лет назад с родителями на море, ощущения давно забыты. Этот монотонный тревожный ритм – летишь под него в другой город, другое пространство, только мысли твои, и они принадлежат только тебе. Будто метроном задаёт сейчас темп твоей жизни – темп для всех тех, кто сейчас спит в этом вагоне. Утром туман в голове. За окном в чёрном небе яркими звёздами несутся московские огни. Горячий чай в подстаканнике.

Вокзал встречал хмурым рассветом. Когда выходили из вагона, Максим подал руку – непривычно. «Смотри не влюбись!» – одёрнула сама себя. А потом – гул метро, потоки людей, машин, необъятность и размах пространства столицы, «ток по рукам», как в песне Виктора Цоя. Полина жадно вдыхала Москву. Четырёхэтажное учебное здание и два корпуса общежития. После самой встречи в актовом зале, где она почти ничего не запомнила и не услышала, голова шла кругом. Их провели повсюду и показали им всё. А потом невероятное, стремящееся ввысь здание МГУ. Игорь рассказал, что до 1990-х оно было самим высоким в Европе.

В три часа дня освободились. Сил хватило на Красную площадь. Потом поехали отдохнуть к родственникам Максима и его отца. Поезд домой уходил в двенадцать ночи. Квартира была пустая, хозяева в командировке. Мужчины принялись варить пельмени: в морозилке для гостей оставили запас.

– Ребята, отдохните пока в зале, музыку послушайте, обменяйтесь впечатлениями, – Игорь подтолкнул Полину, знал, что она будет стесняться.

Максим кивнул ей и улыбнулся. И стало вдруг очень тепло, легко стало… Вот так, в один миг. Так бывает, правда. Будто от другого человека волны идут. Тёплые или ледяные – он сам решает, ведь источник внутри. И рядом идущих этими волнами накрывает. Главное, чтобы температура волны совпала с твоей. И разговаривать с Максимом было очень легко. Обсуждали школу, планы на будущее. А потом ели раскалённые пельмени со сметаной – от тарелок шёл пар, – пили чай. Игорь всегда заваривал очень крепкий. Толсто нарезанный батон. Открыли банку абрикосового варенья. Полина часто позже вспоминала терпкий вкус этого московского чая и возникшее вдруг ощущение праздника и эйфории: что-то новое впереди. Новое, тревожное и, наверное, счастливое. Так казалось. Уезжали ночью. Первая метель бросала снег в окно. Снова метроном задал ритм, поезд зазвучал. Из соседнего купе тихо доносилось:

Солнца свет и сердца звук,

Робкий взгляд и сила рук,

Звёздный час моей мечты в небесах.

На заре голоса зовут меня…

Песня «На заре голоса зовут меня» тогда была хитом номер один. Проводница сделала замечание – звук стих.

Много лет спустя случайно услышала эту песню на музыкальном шоу «Голос» уже в чужом исполнении. Сколько всего за эти годы накоплено, прожито, а песня вдруг всколыхнула то удивительно чистое, что завалено сверху тем самым прожитым. А ещё от тех советских песен и клипов возникало стойкое ощущение целомудренности.

По возвращении домой взяли с Игорем новый темп. Поделили страницы задачника Сканави на количество оставшихся до поступления месяцев и закусили удила. Мама только головой качала:

– Загонишь девку!

– Надь, да ты посмотри на неё! Она светится вся! Энергия через край просто!

– Тревожно мне всё-таки, ребёнок она совсем… Как она там будет?!

– Не думай пока об этом, Надь! Может, и не поступит ещё…

Такие разговоры часто повторялись. Полина к ним привыкла и особо не вслушивалась. Прибегала после школы, наспех перекусывала и сразу погружалась в решение задач. Она набирала силу, как спортсмен после длительных тренировок. Вдруг стала пропадать та мыслительная близорукость, которая была в самом начале, и от которой так много скомканных и порванных листочков валялось вокруг стола. Вот оно, условие примера, от него длинная дорога к идеальному миру упорядоченной Вселенной, к ответу. Что-то похожее на труд реставратора… Полина недавно видела передачи про их работу. Какое мастерство и точность движений рук, точность в ощущениях и предчувствии настоящего, того, что сокрыто. Мастерство приходит со временем. А хочется так много уже сейчас. Длинные выражения сокращались, появлялась красота простоты – и ничего лишнего. И снова приходило непонятное, немного тревожное, будоражащее чувство эйфории, которое появилось в Москве. Вспоминались поездка, Максим, мысли наскакивали друг на друга и неслись вперёд, в будущее.

А в настоящем – снова школа, выходные у отца и нарастающая усталость от собственной неискренности в отношениях с Татьяной, вязкая и давящая.

– Пап, нам задали много на выходные, не приеду, прости!

– Детка, возьми учебники с собой, в чём проблема?

– Пап, тащить неохота… Может, на неделе увидимся, погуляем? У нас в среду последнего урока не будет. А у тебя перерыв в это время!

– Полин, не получится. На этой неделе номер сдаём, не до перерывов будет.

На зимних каникулах поехали на пару дней c мамой и Игорем на турбазу с ночёвкой. Игорь предварительно созвонился с Олегом Шаминым, отцом Максима: компанией веселее, да и ребятам полезно пообщаться, дай бог вместе поступят. Корпуса плохо прогреты, сырое постельное бельё, в столовой горячий чай и сухой паёк: печенье, тушёнка, хлеб. С собой привезли яблочный джем и борщ в термосе. Сдвинули столы. Взрослые шутили, вспоминали свое пионерское детство в лагере недалеко от турбазы. Борщ ели из металлических мисок – такую посуду тогда делали на авиационном заводе. Было невероятно вкусно. Максим сидел напротив, рядом с отцом и был другим с этой короткой стрижкой – каким-то повзрослевшим, глаза стали ещё больше и светлее. Он улыбнулся, но не было того тепла, которое она так остро ощутила в Москве, а будто появилась отстранённость. Или так показалось за общим столом.

Вечером всей компанией отправились на лыжах. Лёгкий мороз, скрип снега, запах влажных сосновых веток. А ещё чёрное небо, пульсирующие в нём звёзды и речка, белой искрящейся лентой разделившая пространство. Смех и голоса взрослых, тишина уже почти ночного зимнего леса. Взрослые сильно обогнали ребят. Максим шёл по колее впереди, Полина за ним. Она сняла рукавицы, остановилась, зачерпнула снег и умылась им. Лицо загорелось. Только зимой и всегда потом во взрослой жизни с первым снегом, особенно в зимнем лесу, ей казалось, что она соприкасается с тайной. Тишина Вселенной, падающий из этой гудящей звёздами бесконечности снег – и твоя жизнь одним мигом одной из этих ледяных снежинок затеряется на земле или во влажных ветвях спящих деревьев.

Взрослые сильно оторвались. Игорь несколько раз оборачивался и махал им рукой. Максим шёл ровно. Полина стала уставать, но отстать не хотелось. На небольшом пригорке не удержала равновесия, охнула и упала в снег. Заболела нога, которую сломала в прошлом году на катке. Максим услышал, обернулся, подъехал, снял варежки и подал руку.

Рука была горячая и влажная от снега, попавшего в рукавицы. Полина поднялась, но на лыжах идти не смогла.

– Обопрись об меня.

– Спасибо, Максим. Ногу, наверное, подвернула.

Оба сняли лыжи. К ним уже спешили взрослые. Игорь кричал, чтобы стояли на месте. Они и стояли, только Максим крепко сжимал её руку. И её рука тоже стала горячей и чуть влажной. С ногой всё обошлось, но пришлось лежать остаток вечера в корпусе. Родители снова ушли кататься, а Максим с отцом уехали вдруг в город – что-то срочное, – даже не попрощались. Только рука горела воспоминанием.

После Нового года время понеслось вскачь. Когда живём будущим, настоящее не замечается, глотаем его большими кусками. Полина жила будущим, мыслями о поступлении, была уверена, что начнут учиться вместе с Максимом. Становилось тревожно, радостно, потом вдруг отчего-то страшно, вспоминала, как в детстве любила смешивать краски, когда рисунок не получался. Сначала отдельные яркие и сочные мазки акварели – и что-то вдруг идёт не так, рука не слушается, кисточка любой цвет вбирает и бьёт им по незаконченному рисунку. Так рождается хаос. Становится неуютно и холодно…

Весна пришла по календарю, как праздник, – бурная, солнечная, пахнущая тающим снегом и обнажающейся землёй. Вступительные экзамены были назначены на конец мая.

Надо же, год пролетел… И снова мамин день рождения, охапки сирени, девчонки, запах хлорки и бассейн. За неделю до отъезда Игорь наконец-то получил зарплату. Тогда уже начали сильно задерживать. Поехали на Центральный рынок, где в палатках на улице продавалась одежда – это называлось толпа. Поехали приодеть Полину. Май был холодный, вовсю цвела черёмуха – а ночью заморозки. Первые в своей жизни джинсы Полина мерила, стоя на брошенной на землю картонке. В то время даже зимой обувь так примеряли. Не у всех в палатках были занавески, продавщицы загораживали собой, чтобы можно было переодеться. Новые голубые джинсы, а ещё в придачу белая водолазка-лапша. Полина хотела синюю, но Игорь настоял. Запах черёмухи и пронизывающий холод, дрожь от такого простого счастья. А потом разорились на кроссовки.