СВО. Я вышел из боя живым…

– Не вызвало ли в душе сожаление ваше решение служить в зоне специальной военной операции? – такой вопрос мы задали Азату Шамилевичу.

Даже не раздумывая, он тут же ответил:

– Нет. Когда я провожал на СВО своих земляков – ребят из Архангельского, Кармаскалинского района, в душе были тяжелые мысли, раздумья: они уходят на войну, а я остаюсь в республике. Как-то несправедливо. Это задело мою гордость. Говорим о патриотизме, а пример показать не могу, так думал я. Когда началась частичная мобилизация, понял: надо быть вместе с добровольцами и мобилизованными. У каждого из них своя мотивация, о которой знают только они сами. Мне казалось, что я должен быть рядом с ними, и я очень рад, что все так и получилось.

Двоюродный брат Азата Шамилевича тоже здесь, служит танкистом. На одном из направлений сейчас идет ожесточенная танковая битва, он принимает в ней участие. Иногда жизнь может состоять из очень жестоких законов. За страну, за народ вместе со своими друзьями, больше того, с каждым солдатом, каждым отважным парнем, не жалея живота своего вступаешь в сражение, получаешь раны, которые, возможно, окажутся смертельными, переживаешь и в то же время, когда есть возможность, осознавая всю опасность, можешь встать грудью, скалой навстречу огненному смерчу, а здешние диванные эксперты все равно не понимают, исходя из своих соображений, норм и правил, своей неправдой продолжают морочить другим головы:

«Да откуда Бадранову быть на войне? Он в Москве ошивается, говорят, его и в Уфе в ресторане видели», – источают они яд.

Были и такие, которые представили Азата уже в качестве погибшего. Он жив, он заботится, чтобы воины из Башкортостана были обеспечены всем необходимым, были сыты, обуты и одеты, если нужно, и в Москву несется, если требуется, жизни своей не жалея, и на передовой линии оказывается.

– Здесь я почувствовал себя нужным, полезным, достиг душевной гармонии. Приехал, устроился, изучил вопросы, с которыми обращаются военнослужащие, постарался понять их, а после этого приступил к решению проблем. Здесь все ясно и понятно: если черное – то это черное, если белое – то белое, взаимоотношения между людьми видны насквозь.

Не скрою, вначале было очень страшно. Первые дни службы на линии фронта стали историей преодоления страха, потому что пришлось встретиться с неизвестностью. Но это мой путь, и на этом пути я добился успеха, это я могу сегодня сказать точно. Многие вещи уже воспринимаю спокойно: есть задачи, которые передо мной поставило командование, их надо выполнять – обдуманно, внимательно, основательно! – Мой собеседник, как всегда, горд, как всегда, деловит и настроен по-философски. Я это потому и пишу, что видел его своими глазами, слышал своими ушами, что он говорил.

Немного отвлекся, отошел в сторону, вернее, ушел вперед. Вместе с Шаманом все в той же неимоверной тряске продолжаем свой путь вперед.

– А семья как восприняла это ваше решение? – спрашиваю у него.

– Супруга вначале не хотела отпускать. «Что ты там потерял, сиди дома», – сказала. Понятное дело, переживала, кому же захочется так легко отпускать мужа на поле боя. Спустя две недели поняла меня, она ведь и сама чиновник. Да к тому же еще и патриот. Знает, что такое хорошо и что такое плохо.

– Работа у вас ответственная, – согласно кивает головой Вадут.

– Да, мы говорим «работа», не говорим «война».

– Говорите «работа», а на передовую-то ходите, в самом пекле бываете? – Мой друг тоже вступает в разговор.

– Бываем, конечно, как же без этого, – живо улыбается командир.

– Много смертей видели, немало и таких, наверное, что в памяти остались? – Мне нужно, чтобы воины рассказали остающийся в памяти душещипательный эпизод. Как приключенческое кино в детстве.

– Бывали, конечно, и такие… Хотя каждый солдат дорог… – Он вздыхает и долго смотрит вперед.

Надеясь, что вспомнит-таки какую-нибудь историю, мы терпеливо едем в ожидании. Некоторое время стоит тишина.

– И близких друзей приходилось терять. Гибель Носорога сильно потрясла. Ахмеров Рамис. Замечательный был джигит. Здоровяк за пятьдесят. Все время улыбающийся, обаятельный, до сих пор стоит перед глазами как живой.

Шестое февраля было последним днем его подписанного на полгода контракта. В этот день он был на позиции. Штурмовую группу повел в бой. Прикрывая своих парней, шел впереди всех. До окопов украинцев оставалось всего семь метров. Смерть его была точно такой, как в кино. Двоих хохлов впереди снял, еще одного – с краю, однако чуть подальше засевший пулеметчик и другой в окопе прицельно начали стрелять в него. Пули прошили ему грудь навылет, только Носорог все не падал, желая защитить своих бойцов. Он встал на колени, пытаясь достать гранату, склонился вниз, и только когда уже его добили, упал. Вот так, своей грудью, спас он своих друзей. Когда начали работать пулеметчики, его боевые товарищи залегли и тем спаслись. Мы еще долго не могли вытащить оттуда его тело.

Потрясающая история. Вот где то самое, Эренбургово: «Мы вынуждены сражаться с людьми, не ведающими страха». Это уже не приключения…

Увидев на обочине дороги подбитый и сгоревший, с раскинутыми по сторонам гусеницами танк, в очередной раз невольно вздрогнули. Его остов покрыли пыль и грязь, видать, давно тут встал намертво. Увидев это чудо-юдо, современные дети наверняка сравнили бы его с каким-нибудь железным жуком-мутантом. Что и говорить, они ведь поколение, выросшее на фильме «Человек-паук».

– Приехать зарабатывать деньги – и умереть… – невольно вырвалось у меня.

Дернул черт за язык, что за невоспитанность и нетактичность, запоздало ругаю себя. Однако Шаман воспринял эти слова спокойно.

– Может, оно и правда, но ты так не говори, – тихо произнес. Проверил свой телефон и продолжил: – Многие берут оружие по зову сердца. Среди них много таких, кто когда-то уже воевал, прошел горячие точки, служил в органах правопорядка и вышел в отставку. Я занимаюсь выплатами. Со многими приходится общаться по этому вопросу, разбираться. С уверенностью могу сказать, что среди контрактников тридцать процентов приехали зарабатывать деньги, а остальные считают службу здесь своей обязанностью, честью и совестью.

– Таким нашим джигитам, конечно, хвала и слава. И все же дети, жена…

– Нет. Понимаю ваш вопрос. По выплатам проблем нет. – Шаман держится удивительно спокойно. – По крайней мере, у нас в Башкортостане все выплаты доходят в срок. Если же возникают какие-то проблемы, мы их решаем через Министерство семьи, труда и социальной защиты населения. Разумеется, какие-то вопросы возникают по линии Министерства обороны. Скажем, в компьютере может значиться неточное имя, фамилия, какие-то другие моменты. Они тоже решаются своим порядком. В общем и целом, по этой части, можно сказать, сейчас вопросов нет.

Слово за слово, разговор переходит к теме патриотизма. По его мнению, для нас примером должны быть добывшие победу в Великой Отечественной войне наши дедушки и прадедушки. Оба его деда – ветераны той войны. Каждый год он в рядах «Бессмертного полка» с портретом своего деда Муллахана Хаерзаманова. Вспомнил Шаман и о том, как еще школьником мама привезла его из Бураево в Уфу, чтобы показать Вечный огонь в парке Победы. Если подумать, то как раз вот с этих простых вещей, наверное, и просыпается любовь к Отечеству.

– Я думаю, что растущее в культуре чтения, на патриотических кинолентах нынешнее подрастающее поколение больше любит свою страну, – говорит Вадут и начинает перечислять книги, фильмы: «Они сражались за Родину», «В бой идут одни старики», «Молодая гвардия», «Повесть о настоящем человеке»… Одни только эти названия способны заставить каждого мальчишку подняться с кровати, взять в руки оружие и встать в ряды тех, кто защищает Родину.

А сегодня некоторые все еще ждут: мол, может, мир изменится, надеются, «в стране скучаю по стране», ждут каких-то перемен, что «падающую изгородь Путин или Пушкин починят». Они стоят в сторонке, а сами тем временем на чем свет стоит ругают государство. «Арба развалится – дрова, найдем, авось, пойти куда». И снова ждут… Ждут манны с небес, с сетей Интернета… А чего ждут, и сами не знают, вместе с тем осуждая тех, кто пошел защищать Родину. Снова чего-то ждут, скандируя: «Мы против войны»… Опять ждут…

Что такое Отечество?

«Отечество – это деревни, города, в которых мы живем, взметнувшиеся в небо горы, серебристо журчащие родники… Родившись на этот свет, в качестве самого большого богатства человек берет в наследство Отечество. Оно такое же единственное, как наша жизнь. Его нельзя ни изменить, ни поменять, ни обновить. Так же, как ты не можешь выбрать себе родителей, так же ты не можешь выбрать Отечество. И оно, это Отечество, хорошее ли, плохое ли, сделает ли оно тебя счастливым либо ввергнет в несчастье – это твоя судьба. Ты должен принимать его таким, какое оно есть. Твой долг – быть довольным тем, что есть, и оставаться его верным сыном. И в моменты радости, и в тяжелые печальные минуты только ты его опора» – так нас учили в школе. Наверное, и сейчас так. Вот только…

Достаточно и тех, кто не понимает в полной мере, что такое Отечество. Среди нас есть и такие, кто воспринимает родную страну как кормушку, считают, что страна должна их накормить, насытить. Такие вечно недовольны жизнью, ругают страну, еще кого-то. Сами же они ни в чем не виноваты. Самое интересное (а вернее, огорчительное): чем больше эти «умные головы» матерят страну, ее руководство, тем демократичнее они считают себя, больше того, мнят себя самыми великими борцами за свободу.

Это еще можно стерпеть. Опасно то, что они пытаются и другим навязать эту мысль. Есть такая поговорка: «Тот, кто желает своей стране беды, сам в беду попадет и умрет». Люди ведь не дураки, они даровиты, умны, смышлены. Не будем забывать и о том, что 80–90 процентов из них поддерживают Путина.

«Я чистый, я белый и пушистый, я против войны», – так говорит иной. Он не делает никаких пожертвований, никому не помогает… Увидев сообщение о погибшем бойце, начинает брюзжать, ворчать, мол, опять труп. Нет, наверняка они и не желают победы врагу, возможно, будучи рабами своих глупых, ложных принципов, лишь затуманивают себе мозги. И все еще ждут. Ждуны, шайтан их побери.

«С Родиной и черный день станет праздником», есть у башкир такая поговорка. Я тоже против войны, я тоже пацифист. Только если что суждено моей стране, я вместе с ней.

В ходе разговора получил для себя интересную информацию. О том, что погибших на войне называют «двухсотыми» («груз 200»), уже слышал не раз, а вот о том, что сбежавших из своей военной части называют «пятисотыми», не знал. Также, оказывается, раненых называют «трехсотыми», а легко заболевших, временно госпитализированных – «сотыми». Об этом надо знать, потому что впоследствии при разговоре с солдатами придется общаться и на языке этих цифр.

Оказалось, что комендант Дебальцево своими корнями из Башкортостана, отец его из Дюртюлинского района. Когда наши ребята попали в беду, Шаман поехал их вызволять. Дело приняло совсем нехороший оборот, и тогда решили вызвать коменданта. В ходе разбирательств, разговора с ним выяснили, что они с Шаманом, оказывается, из одних краев, и в итоге наших ребят быстро отпустили. Вот так, везде оно нужно, родство-землячество.

– Родственникам погибших ребят похоронки вы отправляете? – спрашиваю.

– Нет, сообщает Министерство обороны. После того как тело выносят с поля боя, мы не знаем, куда его отправляют. Обычно медицинская рота отправляет труп в Ростов, в тамошний морг. Вскрытие, генетическая экспертиза, если она требуется, занимают достаточно много времени. Это длительный процесс. Только после этого отправляют сообщение.

– Шаман, скажите, мы вот бронежилеты надели, а вы почему нет? – поправляю я, едва поднимая, тяжелую железную амуницию.

В этой одежде я ощущаю себя черепахой, таскающей свой панцирь. Очень неудобно себя чувствую. Про себя думаю, что в таком обмундировании, с автоматом в руках, с наполненными магазинами карманами, да еще с гранатами, бежать практически невозможно. Хочется снять, избавиться от защиты. Но нельзя.

Шаман от души смеется:

– Да мы уже привыкли. На передовой, когда обстрел начинается, надеваем. Правильно сделали, что надели, будете чувствовать себя увереннее.

– Вчера Азат Шамилевич сетовал, что мы не взяли каски, а потом засмеялся и говорит: мол, ладно, там солдаты не больно-то и пользуются касками, у них возьмете, – оживился и Вадут. – У меня такой вопрос. Красный Луч, где мы устроились, считается местом спокойным, линия фронта вроде далеко, а ведь если подумать, ракета и туда долетела же. Гостиницу имею в виду.

– Это американская ракета «Хаймерс», у нее большая дальность полета.

– Что же получается, они на мирное население запустили, прекрасно зная об этом? – недоумеваю я.

– Вот именно. Это не только гостиница. Там лишь на втором этаже гостевые комнаты, где могли переночевать приезжающие, а на первом этаже находились торговые точки, парикмахерская, маникюр-педикюр (я удивился, услышав последние слова). Прекрасно зная об этом, они все равно выстрелили туда. То ли хотят истребить население, то ли запугать. Варварство и дикость, одним словом. А сколько прилетов было в Горловке? (Завтра мы должны туда отправиться.) Бьют также и по частному сектору Зайцево.

С приближением к Дебальцево движение на дороге оживляется. Везде военные. Вдали внезапно показался дым.

Почти все мы вздрогнули. Что там горит?

Шаман тоже посмотрел ту сторону. Потом спокойно произнес:

– Опять прилет, что ли? Хотя никакого звука не было слышно. Рядом со Светлогорском часто бывают взрывы. Ни мирное население, ни что иное их не останавливает… Видимо, квадрокоптер запустили, уж больно густой дым, на солярку похоже, – резюмировал он.

За разговором не замечаем, что на ухабах подпрыгиваем едва ли не до потолка, то есть крыши машины. Хотя Вадут постоянно напоминает Валере: «Осторожнее на ухабах», «Не бочки, люди в салоне, не забывай об этом», «Как, интересно, будем добираться до дома со сломанной осью?».

За рулем тоже нелегко. Валера вытирает пот со лба и продолжает следовать за Рустамом, а тот, словно сорвавшая с цепи собака, несется во весь опор. Да и нельзя тут ездить медленно. Чем быстрее, тем безопаснее. За десять дней нашей поездки ни одна машина не сломалась, не прокололись шины, да и оси-коленвалы остались целы.

Водители не подкачали: хоть и приходилось порой и самих себя, и свои «танки» подвергать опасности, мчались вперед, доезжали до назначенного места, показав во время этой поездки все свое мастерство и умение.

Проехали два блокпоста. На первом только честь отдали Шаману, а на втором посту остановили. Внимательно посмотрели паспорта. Когда сказали, что журналисты, писатели, один из проверяющих, пожилой, с проседью в волосах, шутливо произнес:

– Братья по перу.

Густой дым впереди еще больше разогрел наш интерес.

– Что это там горит?

Долговязый военный нехотя ответил:

– Да что там может быть? Шашлык начали готовить.

Как мы поняли, бойцы подразделения «Вагнер» отличаются своей суровостью, чувствуется, что по отношению к другим они держатся несколько свысока. Может, на посту так и положено, кто знает.

Район М…ска, куда мы направляемся, всего в десяти километрах от передовой линии. И тут вдруг Вадут вспомнил о своем свате.

– Мой сват в вашем батальоне, кажется, на передовой, не смогу увидеть, наверное.

– Кто он?

– Реша.

Шаман включил свою рацию и попросил выяснить место расположения Реши.

– На передовую линию днем проехать невозможно, – объяснил Шаман.

Оказывается, в небе весь день летают наблюдательные объекты укропов. Стоит им увидеть чужую машину либо другую движущуюся неизвестную цель, тут же начинают бомбить. Да и наши тоже так же действуют. Поэтому въезжают на передовую только ночью. Причем с погашенными фарами машин. Ранним утром, часа в два-три. Сейчас мне это даже трудно представить.

Где-то минут через пять нашли свата. Оказалось, что он на краю той самой деревни, где мы будем. С передовой он вышел.

– Увидитесь, – сказал Шаман.

От этих слов всем стало хорошо.

– Я веник не привез, вот балда, – смеется Вадут, а у самого глаза загорелись.

– Зачем веник?

– Он просил привези, – говорит мой земляк, – березовый веник, мол, хочется подышать им и попариться вволю.

Радость была написана на лице друга, он даже перестал замечать, как подскакивает в машине на ухабах.

– На передовой их и без того, наверное, хорошо попарили, – иронично улыбается Шаман. После некоторой паузы добавил: – Все потом, когда домой вернемся…

Качаясь и подпрыгивая, продолжаем путь.

– Местное население как вас воспринимает?

– Разные есть. Хватает и таких, кто не любит, не принимает. И все же искренне встречающих и принимающих больше. Они устали от войны, им хочется мирной жизни. Кто же этого не желает? Этим летом стало очень много возвращающихся. Прямо на глазах прибавилось и магазинов, и людей. Если бы не верили, разве стали бы приезжать обратно? Сейчас сами спросите.

Наверное, мы уже замучили командира своими вопросами, но он слушает нас внимательно и отвечает обстоятельно, подробно. Я вспомнил о нашем отважном парне Фанисе Хусаинове.

– Говорят, он снимал одежду с убитых врагов, надевал ее и переходил на вражескую территорию. Потом в течение недели без страха жил там среди них в окопах. Там же разный народ, в том числе и чернокожие, они и сами друг друга не понимают, не знают даже, с кем разговаривают, так Фанис якобы рассказывал своим друзьям. Наемники же. В самом деле это так? – спрашиваю у Шамана.

– Это вы про того парня, что БТР угнал? Поскольку он был не из нашего батальона, я его лично не видел, не встречался с ним, но о подвигах его наслышан. А наемники есть, конечно. По рации часто слышна польская речь. Парни говорят, что из их окопов слышно, как там общаются между собой на английском, польском, арабском. Видели и чернокожих. Это и понятно, против НАТО же воюем.

Согласно официальным данным российских средств массовой информации, с начала специальной военной операции в составе вооруженных сил Украины в военных действиях участвовало и участвуют около 12 тысяч иностранных наемников из 84 (!) стран мира. Половина из этого количества уничтожена.

Въезжаем в район М…ска. На месте въезда на трех круглых железных щитах когда-то была какая-то надпись. Возможно, «Добро пожаловать». Железные щиты уже облезли и покрылись ржавчиной, но одна умная голова (наш земляк) по-своему украсил эти три щита. В первом и последнем круге он провел посередине горизонтально белую полосу, а в центральном круге эту же белую жирную полосу провел вертикально. Что получилось? Да ӨФӨ! То есть Уфа. Солдат на выдумку хитер! На душе стало хорошо и тепло. И все же пусть наша столица остается на своем месте, пусть там и расцветает благоухающим цветком.

Обычный поселок. Многоэтажные дома редко попадались на глаза, в основном небольшие строения. И люди ходят как ни в чем не бывало, многие даже на велосипедах ездят. Военные проносятся на машинах, периодически проезжают БМП. Каждый – в своем отдельном мире, судьбы наши не пересекаются, ощущение, будто именно так здесь и идет жизнь. Военные, кажется, стараются не обременять местное население. Да и сельчане словно говорят, мол, нам до вас дела нет. Кажется, они заняты своими повседневными делами и заботами. Но оказалось, что это только на первый взгляд так.

Пройдя несколько улиц, мы останавливаемся возле одного дома. Здесь наш штаб, говорит заместитель командира роты. Мы стоим в растерянности, ничего не понимая. Где окопы, где блиндажи? Шаман объясняет: вышедшие с поля боя солдаты здесь отдыхают, а «сотые» лечатся. Дома здесь невысокие, хоть они и многокомнатные, но низкие. Много саманных домов, то есть построенных из самодельных кирпичей.

Между тем рядом остановилась «буханка». Из нее вышли два здоровенных парня. Вид у них очень серьезный. Все здороваемся объятиями. Оказалось, это командир взвода обеспечения. Позывной у него интересный – Певец.

– Настроение всех солдат, вся их повседневная жизнь зависит от Певца. Накормить-напоить солдат, вовремя обеспечить их одеждой, обувью, горюче-смазочными материалами, оружием, боеприпасами. Это все большая ответственность, очень серьезный вопрос. Остается только восхищаться его способностью выполнять данную работу с пониманием, с толком, с расстановкой, так, чтобы все подразделения были обеспечены необходимым. – Шаман крепко обнял своих парней. Видно, что он очень дорожит ими.

– А почему Певец, а не Повар, не Кашевар? – спрашиваю я.

Они лишь переглянулись между собой таинственно. После некоторого молчания Шаман произнес:

– Потому что работу свою делает, как песню поет.

Эдуард, как всегда, успевает и сфотографировать, и вопросы, интересующие его, задать.

– Да, чтобы жить полноценной жизнью, эффективно работать и, конечно же, чтобы не тратить свое драгоценное время на не свойственные им заботы, в военных условиях важно обеспечить бойцам хорошее питание, должным образом решить другие жизненно важные вопросы, – придав своей речи официальный тон, пустился наш Певец в подробные объяснения. Как будто заранее подготовился. Хотя здесь при каждой встрече, в каждом разговоре и беседе, с солдатом ли, с командиром ли, все они, как показалось мне, достаточно разговорчивы, словоохотливы. Возможно, это идет и от их искренности, желания выговориться перед новым земляком, выложить ему все как есть, ничего не тая. – Из логистического центра в Красном Луче один раз в четыре дня привозим еду, воду. Продукты доставляются и по линии Министерства обороны, и гумконвоями. В отношении питания никаких проблем нет.

– И на переднюю линию тоже выезжаете?

– Конечно. Готовим горячую пищу и стационарной полевой кухней вывозим туда. И боеприпасы тоже доставляем.

– Ни-че-е-го себе.

– Мы не должны оставлять ребят голодными. У нас пять поваров. К сожалению, один… Возле Бахмута. – Певец на некоторое время замолчал. – Он был командиром отделения, позывной Колыван… Погиб. «Буханка» на мину напоролась. Старший повар Кипиш получил ранение.

Чтобы оставить наших бойцов голодными, сломить их дух, были случаи, когда укропы на передовой устраивали отдельную охоту на эти полевые кухни. А после этого – у нас же как, голодный гораздо злее – наоборот, вдвойне храбрее и ожесточеннее бьются наши парни. Чтобы еще и отомстить за погибших поваров. Жаль, конечно. Не стреляй в того, кто с пищей пришел, говорят в народе.

Я представляю, как возле расколотого надвое казана лежит в белом фартуке, не с автоматом в руке, а половником, совершенно безвинный парень, и мне становится не по себе. Хочется со злостью броситься на врага…

После повисшей паузы продолжаем разговор.

– Что входит в меню?

– Кормим три раза. К примеру, если сегодня утром рисовая каша с маслом, то в обед – щи с макаронами, а уже вечером даем гречку с мясом или тушенкой.

– А для души? Например, яблоки, конфеты?

– Солдаты частенько просят корот, мед. Иногда все это привозят Хамза хазрат и отец Виктор. Во время Курбан байрама часто барана режем. Бывают и сладости. Без чая, без кофе, без молока, без конфет солдаты не остаются.

– А нет таких, кто бэлиш спрашивает? – смеется Эдуард.

– Всем, конечно, хочется приготовленных дома салмы, бешбармака, бэлиша… Но все это будет после возвращения домой с победой, за праздничным столом. Кстати, насчет праздника… В декабре, накануне Нового года, Радий Фаритович организовал большое торжество, вместе с национальной кухней артистов привез. Так было хорошо на душе после этого.

«В молоке – здоровье, в масле – движение, в мясе – сила» – так говорят в народе. Каждая ложка пищи придает нашим солдатам сил, выдержки, а песня окрыляет, поднимает дух, это тоже крепкое оружие против врага. Поэтому солдаты так рады и благодарны каждому прибывшему с родных мест человеку, каждому привету, каждой помощи.

– Это наш Дикий. Старшина. Хоть ему всего двадцать три года, он руководит своими старшими агаями. Очень любит порядок, требовательный. Авторитет у него большой, – знакомит нас Шаман с невысоким парнем крепкого, плотного телосложения. К слову, благодаря знакомству с Диким я вспоминаю строчки из эссе Эренбурга: «в донских степях мы вынуждены сражаться с людьми дикими, но неведающими страха». Вспоминаю и про себя смеюсь. Только увидев Дикого, я сразу же сравнил его с актером Арсланом Мубаряковым, сыгравшим главную роль в фильме «Салават Юлаев». Со взглядом беркута, широкоплечий. И вместе с тем в глазах вроде как присутствует и детская непосредственность, уравновешенность, сдержанность, некоторая даже стеснительность.