ГАЗВА́ГЕН

Сергей Поликанов

ГАЗВА́ГЕН

Предисловие

Дорогой читатель,

Я когда-то был на вашем месте – в числе курильщиков. Я был уверен, что избавиться от этой привычки невозможно. Курил 28 лет, по две с половиной пачки в день. Ни ужасающие картинки на пачках, ни предупреждения о раке лёгких, инфарктах и инсультах не останавливали меня. Я считал, что курение – это часть меня, от которой невозможно отказаться.

Но сегодня я говорю с вами не как сторонний наблюдатель, а как человек, прошедший этот путь. Я знаю, как это тяжело. Именно поэтому я написал эту книгу – чтобы помочь вам сделать первый шаг.

Я не буду повторять общеизвестные факты о вреде курения. Вы и так знаете о его последствиях. Но никакие советы не помогут, пока вы сами не примете решение и не дадите себе шанс навсегда освободиться от зависимости.

Я прошёл через боль, тревогу и чувство безысходности, но теперь знаю: бросить курить проще, чем кажется, если подойти к этому правильно.

Моя цель – помочь вам избавиться не только от привычки, но и от страха, который удерживает вас в этом замкнутом круге. Я покажу, как бросить курить легко и без мучений, без ломки и страданий.

В этой книге вы найдёте шаги, которые действительно работают. Вы осознаете страхи, мешающие вам двигаться вперёд, и откроете путь к свободе. Вы поймёте, почему важно, чтобы рядом были близкие, и узнаете, что ждёт вас в конце этого пути.

Если эта книга в ваших руках, значит, вы уже сделали шаг вперёд. Назад дороги нет. Это решение станет одним из самых важных в вашей жизни, и я буду рядом, чтобы помочь вам.

Не откладывайте. Освободитесь. Начнём прямо сейчас.

С уважением, Сергей Поликанов

Введение

Звенящая пустота

Будильник ещё молчал, а я уже сидел на краю кровати, глядя в темноту. Голова шумела, тело ныло, а мысли были вязкими и тянулись как смола.

Я слишком часто просыпался в это время, как будто тело само знало: нужно встать, нужно запустить этот дым, без которого сон кажется неполным. Спросонья, в темноте я начал ногами искать тапки. Один нашёлся, а второй, как назло, куда-то запропастился.

– Чёртов пёс! – раздражённо вырвалось у меня.

– Эта собака каждый раз ворует у меня эти тапки.

– Ну и бог с ними, пойду без них, – подумал я, набрасывая халат на плечи. Босыми ногами я побрел на балкон, ощущая холодный пол под ступнями. Открывая дверь балкона, я впускал ледяную ночь, пропитанную глухой тишиной.

– Ну и холодно же, – мелькнуло в голове, – всё-таки надо было бы поискать эти проклятые тапки.

– Чёрт меня дёрнул на этот балкон, – проворчал я себе под нос, втягивая голову в плечи от ледяного воздуха. – Спал бы спокойно, нет же…

Я всегда был довольно раздражительным, пока не затянулся сигаретой. Как только дым заполнял лёгкие, меня как бы отпускало: нервы успокаивались, и я приходил в норму. Я подошёл к окну, потянулся к ручке и, медленно открыв его, впустил в комнату холодный ночной воздух. Он был свежий и чистый, как в горах Алтая, где мы недавно с женой отдыхали. Где-то вдали, за стенами домов, едва слышно доносился собачий лай, словно эхо, затонувшее в темноте. Вокруг – звенящая пустота, луна, свисающая над крышей, наблюдающая за всеми, как молчаливый свидетель. На балконном столике, где всегда лежали мои «помощники», – две-три пачки сигарет про запас, ведь страх остаться без них и среди ночи искать открытый магазин – сомнительное удовольствие. Несколько зажигалок, из которых, как правило, работала только одна, а остальные скорее служили музейными экспонатами. И пепельница – вечно переполненная, с отвратительным, въевшимся запахом, которую жена не успевала убирать. Я машинально достал сигарету из первой попавшейся пачки и привычно поднёс её к губам. Руки двигались сами собой, как будто я не был хозяином этих действий. Начал чиркать зажигалкой, пытаясь поджечь сигарету, но она упорно не загоралась. Взял другую со стола – та тоже не работала. Потом ещё, вторую, третью – безрезультатно. Остановился на последнем: вроде бы загоралась, но через раз.

«Замёрзла, чёрт возьми!» Хорошо встряхнув зажигалку, я положил её в ладонь, поднёс к губам и начал дуть тёплым воздухом, пытаясь согреть. И вот после десятой попытки, наконец, искра мелькнула, и зажигалка ожила. На мгновение я обрадовался и полушёпотом крикнул: – Ну вот же! – осторожно закрывая ладонью, чтобы не потух долгожданный огонь. Я поднес сигарету, обжигая пальцы, и начал тянуть, втягивая дым, как паровоз, мелкими и частыми затяжками, пытаясь раскурить её. Наконец, я сделал глубокую затяжку, тем самым вызвав громкий и сильный кашель. Кашель взрывался изнутри, словно кто-то рвал мои бронхи и легкие, обдирая их осколками стекла. Я согнулся, как старик, захлебываясь, но не выпуская сигарету из пальцев. Вторая рука прикрыла рот, пытаясь сдержать вязкую, липкую мокроту желто- зеленоватого цвета, глотая её, чтобы не разбрызгать по комнате.

– Да что с тобой, черт возьми? – пронеслось в голове.

– Ты не чувствуешь, как убиваешь себя?

– По-моему, ты чемпион по самоликвидации, – не выдержав эмоций, сказал я вслух.

Но меня уже не остановить. Затянулся снова, уже зная, что за этим последует новая волна кашля. Голова кружилась, грудь обжигала. Горечь дыма заполнила горло. Я глотал этот дым, пытаясь держать его в лёгких, но он снова вырывался с очередным приступом кашля.

– Ну давай, – сказал я себе мысленно, почти издеваясь.

––Затянись ещё, ещё.

– Ты мечтал стать крутым? Поздравляю! Ты каждый раз пытаешься всё изменить, но не выходит. Теперь ты круче только своей прогнившей самооценкой. Посторонний шум в комнате прервал мой внутренний диалог. Я повернул голову к двери и вдруг заметил жену сквозь стекло. Она тихо открыла дверь балкона и, прислонившись к дверному косяку, посмотрела на меня. В её взгляде читалось сострадание, смешанное с усталостью. Она давно привыкла видеть меня таким, но всё ещё надеялась на перемены.

Я смотрел ей в лицо. Она не кричала, не говорила вслух – её взгляд был громче любых слов.

«Посмотри на себя. Ты уже весь себя скурил», – читалось на её губах.

– Я тебя разбудил, дорогая, своим кашлем? – спросил я, не в силах скрыть усталость в голосе, отмахивая дым сигареты в открытое окно.

– Дети спят? – осторожно поинтересовался я, не надеясь на ответ.

– Ты опять куришь? Да? – сказала она, внимательно посмотрев на меня, заставив меня почувствовать неловкость.

– Эта сигарета последняя, я брошу, уверяю тебя! – сказал я с решимостью, глядя на неё, как будто в этот момент пытался доказать не только ей, но и себе, что это правда.

– Всё, ну что ты, хватит. Иди, всё будет нормально, – пробормотал я, снова затягиваясь и сдвигая губы вбок, стараясь выпустить дым в окно.

– Ты ведь знаешь, что эта дрянь тебя погубит! – продолжала она, не скрывая отчаяния в голосе, как будто каждая её слово была криком о помощи.

– Да знаю я, знаю, – ответил я, отмахиваясь и избегая её взгляда. – Иди спать.

– Ну, иди уже спать, – махнул я рукой с раздражением, едва сдерживая досаду, и быстро отвёл взгляд, чтобы не встретиться с её глазами.

Она ушла так же тихо, как и вошла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Я протянул руку и закрыл её плотнее, чтобы дым не проникал в комнату. Остался один – с сигаретой в руках и мыслями в голове, густыми и тяжёлыми, словно табачный дым. Я высунул голову в окно, глубоко вдохнул холодный ночной воздух, смешанный с горечью табачного дыма. На мгновение стало легче. Заметив какое-то движение, я перевел взгляд вниз, к подъезду. На улице, под тусклым светом фонаря, показалась фигура мужчины. Он вышел из подъезда в лёгкой куртке, как будто не замечая холода, и продолжал идти, несмотря на пронизывающий ветер, словно весь мир был ему по плечу, а его ничто не могло остановить. Но вдруг он резко остановился, и я сразу понял, что он собирается делать. Его движения были знакомы, и я без труда мог предсказать, что последует дальше. Похлопав по карманам, он дрожащими руками достал сигарету, прижал ее к губам и щёлкнул зажигалкой. Огонёк на кончике сигареты вспыхнул, как ночной маяк. Первый вдох, первая затяжка. И через мгновение – резкий, громкий кашель, на секунду показалось, что произошло извержение вулкана в Исландии. Этот звук ударил по ушам, громко отражаясь от пустых стен домов. Кашель был настолько велик, что на мгновение заглушил собак где-то за углом. Мужчина согнулся, держась за живот, будто внутри него что-то разорвалось. Я смотрел на эту картину и чувствовал некую связь с ним.

– Это же я! – вырвалось у меня, ехидно улыбаясь.

– Вот он, мой двойник, – мелькнуло в голове, и я ощутил, как в груди что-то сжалось.

– Посмотри. Вот так это выглядит со стороны. Жалкое зрелище, правда? – едва сдерживая презрение к себе.

Мужик, проглотив остатки кашля, снова потянулся к сигарете. Вдох, задержка дыхания, медленный выдох. Казалось, что дым выжимал из него последние силы.

Я стоял на балконе, смотрел на него, а потом снова на себя через отражение в стекле. Мы были одинаковы. Два человека, застрявшие в ночи, поглощённые своими зависимыми ритуалами. Будто в этом был весь смысл существования – снова и снова повторять одно и то же, не осознавая, что каждое действие – лишь способ отгородиться от реальности. Забывшие о своём внутреннем состоянии, которым было плевать на то, что внутри них творится ад.

Два тела, добровольно надели тяжёлую петлю, которая с каждым вдохом затягивается всё туже, словно невидимая рука сжимает удавку. И наступит момент, когда тихий убийца – сигарета – завершит своё дело, совершив казнь осуждённого через повешение, приговор к которому он подписал себе сам.

Я – всего лишь часть процесса, который нужно завершить.

Холодный пот тонкой струйкой скользнул по спине. Я ясно увидел себя на эшафоте – одинокую фигуру среди безликой толпы. Людей много, но в их взглядах нет сочувствия, лишь ожидание. Кто-то шепчется, бросая быстрые, оценивающие взгляды, кто-то стоит молча, а некоторые смотрят, как на привычное зрелище. Их лица размыты, чужды и безразличны. На мне тяжёлая висельная петля, шершавая верёвка, врезавшаяся в шею, давит на горло, но пока ещё не затянулась. Я вижу их… Мои родители. Мама, опёртая на плече отца, слёзы катятся по её щекам, и я чувствую, как рушится её внутренний мир, как будто сердце разрывается от безысходности. У отца каменное лицо, без выражений, но я ощущаю, что внутри него – вулкан. Его молчание тяжелее любого крика. Оно словно проклятие, которое я не могу разделить. Рядом с родителями стоит она… Моя жена. Мои дети. Она закрывает им глаза, чтобы они не видели этот ужас. В её глазах – молчаливый приговор, как будто её собственная боль оборачивается презрением. Как хочется их всех обнять, прижать к себе, но они стоят в стороне, не приближаясь. Это словно тяжёлый удар прямо в сердце. В их глазах я читаю что-то неопределённое – боль, страх, презрение? Я не знаю. Их лица – как маски, за которыми скрыта пустота, и эта неясность глубже любого страха. Не могу понять, что ужаснее: страдания или равнодушие, как будто все стали чужими. Это молчание… Оно проникает в меня, как ледяные иглы, и разрывает на части, оставляя только пустоту и безысходность.

Рядом палач. Мой будущий убийца. Он молчит, но я чувствую его холодное безразличие – ему всё равно. Он стоит, как каменная статуя, с пустым взглядом. Я понимаю, для него это просто работа – очередной приговор, который нужно выполнить. Он не ощущает ни радости, ни боли, только ожидание команды. Я – всего лишь часть процесса, который нужно завершить. И это молчание, его спокойствие, удушает меня ещё больше. А я? Я тоже жду. Жду конца, который уже наступил, но ещё не успел меня поглотить.

Нет, нет! – воскликнул я, просыпаясь в холодном поту. Эти образы были настолько правдоподобными, что их трудно было отличить от реальности. Я вскочил с кровати, сердце колотилось, как безумное. Пальцы дрожали, ноги не слушались. Я начал нервно ходить туда-сюда, как будто пытался изгнать этот кошмар, который всё ещё сжимал моё сознание. Я был взвинчен, весь на нервах, и по привычке направился на балкон к своим «помощникам». Мне всегда казалось, что дым сигареты может хотя бы ненадолго унять внутренний стресс. Я вытащил сигарету из пачки, почти с отчаянием поднёс её к губам, с усилием вдавил фильтр между зубами. Руки дрожали, едва удерживая зажигалку. Я зажёг её, но вдруг замер – не мог решить, прикурить или нет. Что-то внутри меня остановило, как будто невидимая рука, осторожно и твёрдо удерживающая меня. Я стоял, как вкопанный, не мог сдвинуться с места, глядя одновременно на пламя и сигарету. Я рывком поднёс зажигалку к её кончику и стал наблюдать, как она медленно загорается. В ту же секунду меня охватило жуткое осознание. Я понял, что между висельной петлёй и сигаретой существует чёткая связь, как будто я сам медленно сжимаю себя в эти удушающие кольца.

С каждой выкуренной сигаретой висельная петля на моей шее становится всё туже, сжимающая, как железные когти. Каждая затяжка – шаг в бездну, холодный и неизбежный как приговор. Я чувствую, как этот дым наполняет меня не только никотином, но и пустотой. И с каждым мгновением эта пустота становится всё более ощутимой. Это сила, тянущая меня вниз, от которой я должен спасти себя сам.

Это была не просто ассоциация. Палач, петля, а теперь сигарета – дым, который постепенно затягивает меня. Всё это одно и то же. Я сам себя обрёк – пусть не с верёвкой на шее, а с дымом, который медленно и верно уничтожает во мне всё живое. И вот стою на балконе, пытаясь понять, что из этого – всего лишь сон, а что – часть реальности, от которой невозможно уйти… или всё-таки не так?

Шаг первый: Осознанность

«Оставь надежду, всяк сюда входящий.»

Эта фраза, высеченная на вратах Ада в «Божественной комедии» Данте, кажется окончательным приговором. Но всегда ли человек обречён, если уже сделал шаг в неправильном направлен