Милый поселок моего детства

Александра проснулась на небольшом диване, когда-то купленном родителями в паре с двумя креслами для зала. Голова болела, напоминая о выпитом вчера стакане Машкиной настойки. Она встала и пошла на кухню, страшно хотелось кофе. Сандра с грустью подумала о кофе-машине, с которой привыкла встречать каждый новый день в своей московской квартире. Она открыла кран, чтобы умыться; тот в ответ недовольно заурчал, брызнул тремя каплями мутной воды и замолчал. Александре ничего не оставалось, как протяжно застонать, переодеться в джинсы и белую шелковую блузу с коротким рукавом, чтобы отправиться к Машке. Может быть, у нее найдется кофе и вода? Или хотя бы вода.

Она уверенно шагала по пыльной дороге, украшенной комьями грязи, на соседнюю улицу, когда к ней из открытой калитки выскочила собака. Это был среднего размера дворовый пес, он оскалил зубы и зарычал. Сандра застыла, парализованная ужасом, ее руки и ноги онемели, а в голове пульсировала мысль: «Лицо! Мое лицо!».

– А ну, пошел отсюда! – громкий мужской голос прогремел словно гром. Пес опустил голову, слегка пригнувшись, и отступил поближе к своему дому.

– Красавица! С тобой все в порядке? Ты что такая бледная? Не укусил? Или собак боишься?

– Боюсь, – совсем тихо прошептала Александра. Она обернулась к своему спасителю и удивленно округлила глаза. Перед ней стоял высокий, широкоплечий молодой мужчина, с крепкими сильными руками, его пухлые губы растянулись в обаятельной улыбке, между бровей легла глубокая складка, а зеленые, словно летняя трава, глаза смотрели пристально, изучая.

– Я тебя здесь раньше не видел. Ты приехала к кому-то в гости?

– Видел, – ответила Сандра и улыбнулась, – Ты меня здесь раньше видел, Гошка.

– Ты о чем? – с прищуром спросил он, – Если бы видел, то не забыл бы.

– Дружок, ко мне! Вы чего тут собаку мою дразните, ироды! – У раскрытой калитки стояла высокая, статная женщина, лет семидесяти, но ей можно было дать и меньше. Выкрашенные в черный цвет волосы аккуратно собраны на затылке в высокую прическу, губы накрашены красной помадой; она смотрела строго, с ноткой презрения.

– Ядвига Петровна! – воскликнула Александра радостно. Она и правда была рада встрече со старыми знакомыми. – А вы совсем не изменились!

Женщина осмотрела Александру с ног до головы все тем же надменным взглядом.

– Ты кто такая? – спросила она.

– Я Шурка. Шурка Лавренко. Помните, мы жили здесь с папой, мамой и бабушкой тринадцать лет назад?

– Шурка! – шокировано воскликнул Гошка, и складка между его бровей стала еще глубже.

– Ммм, – процедила Ядвига Петровна. – Так ты жива. Видать, помогла тебе Несчастная Марфа…

– При чем здесь Несчастная Марфа? – спросила Сандра удивленно.

– Покровительствует она несчастным девкам, попавшим в беду. А беда с тобой стряслась не шуточная.

– Я слышала, что у вас тоже беда случилась. Я вам сочувствую. Надеюсь, что с вашей внучкой все будет хорошо.

Яга прищурила глаза и со злостью крикнула:

– Пошли вон отсюда, нечего вам возле моей калитки толкаться, собаку злить. Вон!

– Шурка? Не может быть, – Гошка продолжал смотреть на нее, игнорируя возгласы пожилой женщины. – Я думал, ты умерла!

– Меня теперь трудно узнать, Гош. В Москве очень хорошие пластические хирурги. – Сандра улыбнулась, но мужчина, стоявший напротив нее, продолжал смотреть пристально и серьезно.

– Я думал, ты умерла! Я писал тебе, твоя бабушка оставила адрес Ванькиным родителям, я его узнал и писал. А ты не отвечала.

– Но я не получала никаких писем! Мы же в Москве сначала на съемной квартире жили, а потом переехали. Может быть, поэтому письма не доходили?

– Одно из писем я отдал в руки твоему папе, когда он приезжал за вещами.

– Папа хотел оградить меня от воспоминаний, боялся травмировать мою психику. Может быть, поэтому он ничего мне не сказал.

– Травмировать психику? А я думал, что поддерживаю тебя как друг.

– Гош, я не знаю, почему не получала твоих писем, но сейчас я очень рада тебя видеть. – Она ему улыбнулась и его лицо, наконец, смягчилось, а уголки губ поползли вверх.

– Вы, что, глухие или тупые? Вон пошли, сказала! – закричала Ядвига Петровна и подняла вверх трость, на которую опиралась при ходьбе всегда, сколько Александра ее помнила.

– Пошли, а то Яга не успокоится, – Гоша взял Сандру за руку и повел дальше по улице. Его дом был соседним, а сразу за ним жила Машка. – Зайдешь ко мне в гости?

– Вообще-то я к Машке иду. У меня проблемы с водой, хочу у нее умыться и выпить кружку кофе.

– Ты остановилась там же, где жила? Я зайду вечером, посмотрю, что там у тебя с водой. У меня руки золотые, кого хочешь, спроси, – и он самодовольно приподнял вверх бровь.

– А я уже наслышана об этом от Машки. Она сказала, что ты лучший механик в районе.

– Это да, без работы не сижу. Ну, так, что, зайдешь?

– В следующий раз, Гош. Мне сейчас нужно с Машкой встретиться. А за помощь буду благодарна.

– Ну, тогда жди, приду. – Он улыбнулся и пошел к себе домой.

Александра прошла до калитки Машкиного дома; забор облез и слегка покосился, но оставался таким же, как и тринадцать лет назад, когда маленькая Шурка прибегала к подругам после школы. Не заперто. Как и большинство дверей в поселке, здесь нечего и не от кого было прятать.

– Маш, это я! Ты дома? – прокричала Сандра, заходя в совсем маленький коридорчик с низким потолком, покрашенный в синий цвет.

– Мы на кухне, проходи, Шурка.

За прямоугольным столом, накрытым клеенчатой сиреневой скатертью, сидела девочка с растрепанными длинными рыжими волосами и лицом винтажной куколки.

– Привет! Ты, наверное, Мила? А я Сандра.

– Сандра! – хмыкнула Машка, – Надо же такое придумать, заграничное прям. Тетя Шура это, поняла, Милка?

Милка кивнула, продолжая жевать гречневую кашу.

– Так, поела? Все, бегом, гулять. Нам с тетей Шурой поговорить надо.

Девочка послушно положила на стол ложку, без сожаления оставив гречку недоеденной, и побежала на улицу.

– Тетя Шура! – Александра рассмеялась. – Звучит как-то смешно.

– Это «Сандра» звучит смешно. Осталась бы ты в нашем поселке, то и была бы тетей Шуркой, у нас здесь все по-простому, по-людски, без выпендрежа вашего столичного.

– Маш, у тебя кофе не найдется? Я бы с удовольствием выпила сейчас кружку. А еще мне нужно умыться и зубы почистить. В моем доме какие-то проблемы с водой.

– Та без проблем, вон там кран. Иди, наводи процедуры. А я тебе пока кофе сделаю. Мы же тут не совсем дикие, знаем, что такое кофе. И каши положу.

Александра увидела, как Маша достала банку растворимого кофе, и поморщилась.

– Каши не нужно, спасибо, я не завтракаю.

– Еще чего придумала! Это самый главный прием пищи за день. Садись и ешь.

Сандре не хотелось спорить, поэтому она села за стол, сделала глоток горячего, безвкусного напитка, и принялась ковырять ложкой разваренную гречку.

– Маш, сегодня ночью я видела костер в лесу со своей веранды.

– Это детишки балуются, наверняка.

– Я тоже так подумала. Испугалась, что они забыли потушить огонь, и пошла туда. Но у костра были не детишки. Там стоял человек в таком балахоне, знаешь, как в древних орденах.

– В чём-чём древних? Та ну, быть не может! В нашем лесу не было никогда никаких сектантов. Что им тут делать-то?

– Я не знаю, но это любопытно. Давай вместе сходим на то место и посмотрим.

– Давай, чего бы и не сходить. Только я Милку к тете Гале отведу. Ты помнишь тетю Галю?

– Да, конечно, она была маминой лучшей подругой.

– Точно. Так замуж и не вышла. А знаешь, что говорят в поселке? Что она папку твоего любила всю жизнь, вот так-то.

– Как? – недоумевающе спросила Сандра.

– Каком кверху! Что, не знаешь, как любят? Безответная любовь была у неё.

Машка вынула из ящика упаковку «Нурофена» и выпила сразу две таблетки.

– У тебя тоже голова болит после настоечки? – с подколом спросила Сандра.

– Та не, это же чистый продукт. От чего там голове болеть? Травма у меня была, давно уже, лет семь прошло. Яблоки с дерева обрывала и упала с лестницы, позвоночник повредила. Теперь боли сильные в спине, а если приступ схватит, то в обморок падаю.

– Ничего себе! А ты к врачам обращалась?

– Конечно! Говорят, что ничего страшного. К психотерапевту посылали. А я что, двинутая, что ли?

– Может быть, они думают, что эти боли – психосоматика? Ничего страшного не будет, если ты пройдешь обследование у психотерапевта. Может быть, у тебя депрессия.

– Не знаю я, что такое депрессия. Зато знаю, что такое мать похоронить, затем отца, а потом сестру и зятя, с которым всю жизнь дружили. А теперь мы с Милкой вдвоем живем, концы с концами стягиваем. Хорошо, что огород есть да куры. Иначе бы только кашей и питались.

– Маш, ты хотела мне показать документы на землю?

– Ага, точно. Сейчас принесу.

Машка принесла документы. Сандра их сфотографировала и отправила Тане, описав просьбу и срочность дела.

– Ну, что, пошли. Поищем твоих сектантов.

– А тебе на работу не надо?

– Потом пойду, – Машка махнула рукой, словно отгоняя от себя все напоминания о работе.

Они вышли из дома, не потрудившись захлопнуть калитку, и пошли в ту сторону, откуда доносились громкие детские голоса.

– Милка, иди сюда, – позвала Маша племянницу.

Девочка нехотя вышла из шумной, хотя и малочисленной компании детей, игравшей, по всей видимости, в догонялки, и подошла к тёте.

– Мы с тетей Шурой пойдем по делам, а тебя я отведу к тете Гале.

– Но я же только вышла, – заныла Милка.

– Ничего, потом еще выйдешь, тебе же нравилось у тети Гали.

Девочка почесала нос испачканной в пыли рукой и кивнула.

День был жаркий, солнце на юге в мае уже становится беспощадным. Сандра пожалела, что не взяла с собой широкополую шляпу и солнцезащитный крем. Они завернули за угол и остановились возле небольшого деревянного домика, украшенного резьбой. Каркас дома был выкрашен в нежно-голубой цвет, ажурные украшения переливались на солнце зеленым, оранжевым и желтым цветом.

– Как пряничный домик, – заметила Александра.

– Да, дед Павел, отец тёть Гали, был хорошим плотником. Ты помнишь его?

– Смутно, – честно ответила Сандра.

Они вошли в дом, и Маша окликнула хозяйку. Из комнаты вышла маленькая, стройная женщина с черными волосами, заплетенными в косу. Она улыбалась, но, увидев Сандру, принялась с любопытством ее осматривать.