Скорая не приедет

Нет. Я не Макаров. Я не они.

– Не… не шевелись, – её голос срывается, когда она тычет оружием мне в лоб, заставляя откинуть голову назад.

Я чувствую, как её палец судорожно дёргается на спусковом крючке – ещё мгновение, и какая-то случайность может отправить пулю мне в череп.

– Катя… – начинаю я, но ствол резко бьёт мне по скуле, заставляя стиснуть зубы.

– Я сказала молчать! – она делает ещё один шаг вперёд, теперь пистолет вдавливается мне в висок так сильно, что останется синяк. Её дыхание – частое, неровное.

– Они… они сказали, если ты будешь говорить…

– Ты думаешь, они её отпустят? – Воронин медленно поднимает руки. – Они убьют её в любом случае. Как только получат то, что хотят.

Её левая рука судорожно сжимает и разжимает кулак, будто пытаясь найти опору в этом падении в бездну.

Я вижу каплю, скатившуюся по её виску. Ей жарко. Уголок губ подрагивает. Замечаю, как зрачки расширяются от адреналина. Страх. Да. Страх в глубине глаз, который говорит, что она не сможет выстрелить.

Но я ошибаюсь.

Раздаётся щелчок снятого предохранителя.

– А что им нужно? – её голос срывается. – Почему все ищут какую-то флешку?

Опускаю руку в карман, протягиваю Кате синюю флешку.

– Вот она. Это то, что они ищут.

Катя настораживается.

– Как? Это?

– Катя. Ну да, именно это.

Я подключаю флешку к моему еле живому телефону. На экране – запись с угла камеры:

Он сам заливает бензин.

Алкаш подходит, просит мелочь.

Воронин отвлекается, суёт руку в карман.

Через некоторое время выходит Воронин. Протягивает что-то шатающемуся человеку. Воронин возится с колесом. Пробитое колесо закидывает в багажник. Воронин наклоняется к колесу. В этот момент алкаш что-то говорит Воронину. Какой-то неизвестный человек в кадре подкладывает свёрток в багажник.

– Вот как подбросили наркотики… – Воронин стискивает зубы.

Но самое интересное – в конце записи. Алкаш (тот самый, с рубцами на руках) намеренно смотрит в камеру и показывает жестом «молчание».

– Он… предупреждал?

Катя медленно опускает пистолет, но пальцы всё ещё сжаты на рукояти.

– Покажи, что там, – её голос звучит хрипло.

Экран освещает её лицо – под глазами синяки от недосыпа, в уголках губ застыла горькая складка.

– Смотри, – провожу пальцем по видео. – Видишь? Я копался с колесом, а этот тип…

Катя резко обрывает:

– Подожди. Стоп.

Она увеличивает изображение. В тени багажника мелькает тень – кто-то третий, невидимый для камеры.

– Их было двое, – шепчет она. – Алкаш отвлекал, а второй подкладывал.

Я киваю, чувствуя, как в висках пульсирует ярость.

– А теперь смотри сюда.

Алкаш поворачивается к камере. Его глаза – трезвые, острые. Он подносит палец к губам: Молчи.

Катя вздрагивает:

– Он… он один из них? Или предупреждал?

– Не знаю. Но он единственный, кто знает правду.

Внезапно её телефон вибрирует. Приходит фото:

Её мать сидит в парке на лавочке. За её спиной стоит мужчина в чёрном. Точнее будет сказать, мужчина в сером.

Катя сжимает кулаки:

– Они следят…

– Катя, послушай, – я осторожно касаюсь её руки. – Макаров говорил что-то про "Скорую". Это не флешка. Это что-то другое.

Она резко поднимает глаза:

– Что именно?

– Не знаю. Но он боялся… – я замолкаю, видя, как её взгляд снова становится пустым.

– Боялся их, – она кивает в сторону телефона. – Как и я.

Тишина. Где-то за спиной у Кати трещит сухая ветка – то ли от ветра, то ли от чьего-то неосторожного шага. Её пальцы разжимаются на рукояти пистолета, но тут же снова сжимаются.

– Лёша… – голос её внезапно теряет металлическую твердость, становясь почти таким, каким был раньше. – Помнишь наше первое свидание? У того дурацкого фонтана… – Когда ты промокла до нитки, пытаясь поймать монетку со дна?

Над нами с шумом взлетает стая голубей – кто-то явно приближается. Катя нервно оглядывается, но пистолет по-прежнему направлен в мою сторону.

– Я был идиотом, – говорю я, медленно протягивая руку.

Её глаза внезапно наполняются слезами. На мгновение мне кажется, что она опустит оружие. Что всё изменится.

Но вместо этого её взгляд снова становится пустым и отстраненным.

– Прости, – шепчет она. – Они не оставили мне выбора…

Удар.

Тёмные пятна пляшут перед глазами. Я падаю на колени, чувствуя, как тёплая кровь стекает по виску.

Последние кадры. Прямо перед отключкой.

Катя роняет пистолет. Её руки дрожат, когда она достаёт телефон и набирает номер.

– Я… я его достала. Приезжайте.

Где-то вдали заводится двигатель. Её пальцы вдруг лихорадочно рыщут у меня в карманах – вытаскивает флешку, но… оставляет в ладони свёрнутую записку.

– Спрячь… – её шёпот едва различим. – Они идут…

Её слеза падает мне на лицо. Горячая. Солёная. Последнее, что я чувствую перед тем, как провалиться в темноту – её губы, касающиеся моего лба.

– Ищи «Скорую»… Макаров… он…

Грохот двери. Топот сапог. И всё.

Глава 6. В розыске.

Тьма.

Холодный бетон под щекой. Густая, липкая кровь в волосах. Где-то капает вода.

Я открываю глаза.

Где я?

Темнота. Запах плесени, бензина, гнили. Подвал? Гараж?

Пытаюсь пошевелиться – руки связаны за спиной. Ноги свободны.

– Кто-то здесь? – голос хриплый, будто я не пил сутки.

Тишина.

Потом – скрип двери. Луч фонаря бьёт прямо в лицо.

– О, живой.

Голос мужской. Хриплый. Знакомый.

– Сержант?..

Свет опускается. Передо мной – его лицо. Но не то, каким я его помню. Под левым глазом – свежий шрам.

– Ты выглядишь хуже, чем я ожидал, – говорит он.

– Спасибо, – выдавливаю я. – Ты тоже.

Он хрипит, будто смеётся.

– Где я?

– Там, где тебя не найдут.

– Пока что.

Сержант молчит. Потом садится на корточки рядом. Достаёт фляжку.

– Пей.

– Отравлено?

– Если бы.

Делаю глоток. Водка. Дешёвая. Обжигает горло.

– Катя передала тебе что-то?

– Кроме удара по голове? Нет.

– Врёшь.

– Проверь сам.

Он хватает меня за куртку, шарит по карманам. Останавливается на груди.

– Что это?

– Сердце. Бьётся. Удивительно, да?

Удар.

Голова откидывается назад. Во рту – вкус крови.

– Ты знаешь, что они сделают с тобой? – говорит он. – Ты уже мёртв. Просто ещё не лёг в землю.

– А ты?

– Я выполняю приказ.

– Чей?

Он не отвечает. Его глаза бегают по комнате. Как будто… как будто он играет роль.

Что-то не так.

– Сержант… – я поднимаю голову. – Ты же знаешь, что они тебя тоже убьют. Как только получат то, что хотят.

Он замирает. Его взгляд на секунду становится… человеческим.

– Ты не знаешь, о чём говоришь.

– Знаю.

Тишина.

Потом – звук шагов снаружи. Не один человек. Не два. Целая группа.

– Они идут, – шепчет он. Теперь его голос другой. Настоящий.

– Кто?

– Те, кто хуже меня.

Он резко встаёт, достаёт нож.

– Ты хочешь меня зарезать? – спрашиваю я.

– Нет.

Он перерезает верёвки. Шепчет так, чтобы слышал только я:

– В левом кармане – ключи от "Жигулей"за углом. Не останавливайся.

– Это ловушка?

– Всё – ловушка. Беги. Пока можешь.

Выстрел.

Дверь распахивается. Сержант падает. Кровь брызгает на стены.

Я рвусь вперёд – хватаю его пистолет. Вижу тени в дверном проёме.

Ещё выстрелы.

Темнота.

Я бегу.

На улице.

Моросит дождь. "Жигули"действительно стоят за углом. Сажусь за руль. Завожу.

В зеркале – никого. Газ – в пол.

Достаю записку Кати. Разворачиваю дрожащими пальцами.

"Макаров жив. Ищи в старом зернохранилище за рекой. Не доверяй никому. Даже мне."

Что?

Макаров… жив? Но как? Я видел отчёт о его смерти. Видел фотографии.

И самое главное – "Не доверяй никому. Особенно – мне."

Значит, Катя знала, что предаст меня.

Но почему тогда оставила записку?

Зернохранилище. Развалины. Ржавые цепи. Запах прелого зерна.

– Воронин? – голос из темноты.

Я вздрагиваю.

Из тени выходит… Макаров.

Но не тот Макаров, которого я помню.

Передо мной – измождённый человек с седыми висками и шрамом на шее.

– Ты… – начинаю я.

– Жив? Да. Удивительно, правда? – он кашляет. – Они хотели, чтобы я был мёртв. Но я оказался хитрее.

– Кто они?

– "Скорая".

– Что это?

– Система. Сеть. Они везде.

Макаров делает шаг вперёд.

– Ты принёс флешку?

– Да.

Достаю её из кармана.

– Дай посмотреть.

Протягиваю.

Но в этот момент из рукава выпадает… трекер.

Но как так?

Макаров замирает. Его глаза расширяются.

– Ты… ты привёл их сюда.

– Нет! Я…

Где-то снаружи – рёв двигателей.

– Беги, – шепчет Макаров. – Пока не поздно.

– Но…

– Они уже здесь.

Выстрел.

Стекло разлетается осколками.

Макаров хватает меня за руку.

– Теперь ты единственный, кто знает правду. Не дай им себя найти.

– А ты?

– Я уже мёртв. Помни об этом.

Он толкает меня в сторону чёрного хода.

– Беги!

Грохот.

Дверь выбивают.

Я бросаюсь в темноту.

Выбегая в переулок, спотыкаюсь о рельсы.

Год назад. Ночной вызов. Труп в переулке за гостиницей «Восход». Молодой парень, лицо синее, вены на шее вздуты, как будто его душили. Но странное – на запястье следы от жгутов, а в кармане…

Такой же трекер.

Тогда я написал в отчёте: "Следы инъекций. Возможна передозировка."

На следующий день Макаров забрал дело без объяснений.

– "Скорая не приедет, Воронин. Никогда."

Я не понял.

А сейчас…

Щелчок в голове.

Трекер в моём кармане. Тот же, что и у трупа. Тот же, что сержант подбросил.

"Они везде", – сказал Макаров.

Но кто?

В ушах звенит. Ноги подкашиваются. Опираюсь о ржавую водопроводную трубу, вдруг замечаю – на металле выцарапаны цифры.

7-4-1.

Те же, что были на трекере.

Что это? Код? Номер?

Где-то рядом скрип тормозов. Голоса. Они уже близко.

Рывком отрываюсь от трубы, бегу вдоль путей. В голове крутится одно:

"Скорая не приедет."

Почему? Потому что…

Потому что "Скорая"– это не помощь. Это зачистка.

Я спотыкаюсь о разбитую бутылку, хватаюсь за мокрую кирпичную стену. Дождь льёт как из ведра, превращая переулок в мутную реку. Где-то за спиной – шаги. Ближе.

Они нашли меня.

Резко сворачиваю за угол – и врезаюсь в кого-то.

Запах дешёвого портвейна и лекарств.

– Опа-на, – хрипит знакомый голос. – Следователь-то какой шустрый.

Передо мной он – алкаш с заправки. Тот самый, с рубцами на руках. Но сейчас в его глазах нет пьяной мутности. Только холодный, звериный расчёт.

– Ты… – я хватаюсь за пистолет.

– Тише, герой, – он резко прижимает ладонь мне к груди. – Они по трекеру идут.

Я моргаю:

– Как ты…

– Макаров передал привет.

Макаров?

Алкаш резко разворачивает мою руку, тычет пальцем в запястье.

– Видишь это?

Под кожей – едва заметный бугорок.

– Чип. Тебе его сержант подбросил.

– Но я же выбросил…

– Трекер – да. А чип – нет.

Где-то в трёх метрах хрустит гравий.

Алкаш внезапно ухмыляется, снова превращаясь в пьяного бродягу.

– Эй, милок, дай на опохмел! – орёт он, толкая меня в сторону.

И шепчет:

– Завтра. Завод «Красный луч». Полночь.

За спиной раздаётся щелчок затвора.

– Руки от трупа, бомж!

Алкаш отскакивает, поднимая руки:

– Ой, начальники! Я ничо!

Последнее, что я вижу перед тем, как нырнуть в темноту – его глаза.

Они говорят четко: "Беги".

Глава 7. Тайный свидетель.

Завод «Красный луч» стоял как мертвец – ржавые ворота, разбитые окна, запах машинного масла и старости. Полночь. Луна пробивалась сквозь тучи, выхватывая из темноты облупившиеся стены.

Я вошел через дыру в заборе. Пистолет в руке. Каждый шаг отдавался эхом.

«Завтра. Завод «Красный луч». Полночь».

Где он?

– Ты опоздал на четыре минуты, – голос раздался сверху.

Алкаш сидел на металлической балке, свесив ноги. В руке – бутылка. Но теперь он не притворялся пьяным. Глаза были ясные, холодные.

– Кто ты? – спросил я, не опуская оружия.

– Свидетель. Последний, наверное.

Он спрыгнул вниз, мягко приземлившись. Подошел ближе.

– Чип видел?

Я кивнул, машинально потирая запястье.

– У всех он?

– Не у всех. Только у тех, кого нельзя терять. Особо ценных. Или особо опасных.

– Как Макаров.

– Да. И как ты теперь.

Он достал из кармана маленький сканер – черная коробочка с экраном. Нажал кнопку. Раздался тихий писк.

– Видишь?

На экране – карта. Три точки.

– Это мы с тобой. А вот эта… – он ткнул пальцем в третью, – это они. Уже близко.

Я сглотнул.

– Почему ты помогаешь?

– Потому что Макаров был прав. «Скорая» – это не спасение. Это контроль.

Он сунул сканер мне в руку.

– Они не программируют людей. Не зомбируют. Они просто следят. А когда понимают, что ты выходишь за рамки…

– …вызывают «Скорую», – закончил я.

Он усмехнулся.

– Именно. Только приезжает она не с мигалками.

Где-то в темноте скрипнула дверь.

– Нам пора, – алкаш резко развернулся.

– Подожди! Как мне найти Макарова?

– Он сам тебя найдет. Если выживешь.

И растворился в тени.

Я остался один. Со сканером в руках. С тремя точками на экране. И с пониманием, что одна из них – моя.

Как? Когда успели вживить чип?

После заправки? В машине? Когда сержант «спасал» меня?

Или… Катя.

Её удар по голове. Её пальцы, шарившие по карманам.

– Спрячь… – шепчет она.

А может, ещё раньше.

Я вспомнил сержанта. Лавина. Горы. Учебные стрельбы.

– Воронин, ты куда прёшь? Там же… – орет сержант.

Грохот. Белый ад. Снег поглощает всё.

Я ползу. Кричу. Руки в крови от льда. Где-то под трехметровой толщей – он.

– Сержант!

Двадцать минут. Без лопаты. Без надежды. Только голые руки, разодранные в кровь…

Нашёл. Лицо синее. Пульса нет. «Держись, чёрт!»

Искусственное дыхание. Давление на грудь. Он кашляет. Выплёвывает снег. Глаза мутные. Плюется.

– Ты… идиот…

Смеётся. И я смеюсь. Потому что жив.

А теперь?… Теперь он мёртв. Или нет?

Выстрел в подвале. Кровь на стенах. Но…

Чип.

Если сержант был «чипирован» – они знали, где он. Значит, могли инсценировать его смерть.

Как и Макарова.

Я посмотрел на сканер. Третья точка приближалась.

Значит, «Скорая» уже в пути.

Я бежал.

Темные переулки, глухие дворы – куда угодно, только бы оторваться. Сканер в руке показывал: точка преследователей отстает, но не исчезает.

Они что, специально меня отпускают? Или я все-таки быстрее?

На заброшенной автостоянке нашел ржавый гаечный ключ. Не нож, но сойдет. Зашел в полуразрушенный киоск – пахло плесенью и старыми газетами.

Если чип под кожей – вырежу.

Прислонился к стене. Включил фонарик телефона, зажал его в зубах.

Боль.

Ключ вошел в запястье тупо, с хрустом. Кровь потекла густо, темно.

Фургон. Темно. Руки в наручниках. Сквозь мешок на голове – полоска света. Чей-то голос: "Держи его крепче". Рука в черной перчатке сжимает мое запястье. На внутренней стороне – шрам. Точный, ровный, как от хирурга.

Я дёрнулся.

Заправка. Алкаш хватает меня за руку. Его ладонь – те же шрамы.

– Ого, следователь-то шустрый…

Кровь капала на пол. В луже отражалось мое лицо – бледное, перекошенное.

Значит, у всех нас есть метки…

Глубокий вдох. Ключ. Снова кожа. Боль, острая.

Горы. Сержант в снегу. Я рою руками.

– Ты… идиот… – хрипит он.

Его рукав закатан. На запястье – свежий шов.

– Это что? – спрашиваю я.

– Нетвое дело – он резко одергивает руку.

Щелчок. Что-то маленькое, твердое упало на пол. Чип. Размером с рисовое зерно. В крови.

Я прижал рану обрывком рубашки. На запястье останется шрам. Как у них.

Сканер замигал. Точка преследователей вдруг остановилась. Затем начала двигаться в другую сторону.

Значит, чип действительно был маячком… Но почему они развернулись?

Из темноты донесся скрип.

Я схватил пистолет.

– Не стреляй, герой, – знакомый хриплый голос.

Алкаш стоял в дверях, держа что-то в руке.

– Обронил? – он подбросил в воздух второй чип, поймал. – Твой друг сержант передает привет.

– Он… жив?

– Пока да. Но если ты не хочешь, чтобы его настоящую смерть показали по всем новостям как твою работу – бежим.

Он бросил мне сверток.

– Перевяжи как следует. Кровище по всему городу оставляешь.

В свертке – бинты и… фотография.

На ней – Катя.

Связанная. И надпись на обороте: "Она следующая. Если не явишься."

Катя. Связанная. Фотография дрожала в моих пальцах. Кровь с запястья капала на изображение, растекаясь по лицу Кати темными пятнами.

Они использовали её. Как использовали меня. Как использовали сержанта.

Но почему? Потому что она знала слишком много? Потому что я её любил? Или просто потому, что они могут?

Я сжал фото.

– Кто их остановит? – спросил я вслух, не обращаясь ни к кому.

– Ты, – ответил алкаш.

Он стоял в дверях, освещённый лунным светом. Теперь он выглядел иначе – не пьяница, не бродяга. Солдат.

– Почему ты? – я поднял на него пистолет. – Почему не Макаров? Не сержант?

– Потому что ты единственный, кого они не смогли сломать.

Он сделал шаг вперёд.

– Макаров – призрак. Сержант – пешка. А ты…

– Я что?

– Ты случайность.

Он ухмыльнулся.

– Они просчитали всё. Каждого. Каждую мелочь. Но тебя… от тебя они такого не ождали.

– Кто ты на самом деле? – спросил я.

– Бывший. Как и твой сержант.

– Бывший что?

– Оперативник «Скорой».

Я замер.

– Ты… работал на них?

– До тех пор, пока не понял, что они метят не только преступников.

Он подошёл ближе, раздвинул пальто. На груди – шрам. Длинный, неровный.

– Они вживляют чипы не только в запястье.

Я почувствовал, как холодеет спина.

– Что там?

– Контроль.

– Над чем?

– Над всем.

Он резко повернулся к двери.

– Они идут.

– Кто?

– Те, кто решит, что делать с Катей.

Бежать? Спасать её? Или…

Я посмотрел на сканер. Точка преследователей снова двигалась. Теперь – к центру города. Туда, где Катя.

– Что они с ней сделают? – спросил я.

– То же, что сделали с остальными, – алкаш бросил мне второй сканер. – Если успеешь – спасешь. Если нет…

– Если нет?

– Узнаешь, почему «Скорая не приедет».

Он вышел в ночь, даже не оглянувшись. Я остался один. С фотографией Кати. Со сканером, где мигала точка. И с выбором. Бежать – или стать тем, кого они не ждали.

Глава 8. Этап 2.

Темный переулок за заправкой.

Я разминаю окровавленное запястье – свежий шрам под бинтом пульсирует. В кармане – та самая упаковка антидепрессантов. Пустая.

Запах.

Йод. Аптека. И что-то еще…

Я подношу блистер к носу. Gritti, Super Nova. Дорогие духи, нотки пороха… и амбра. Те самые, что дарил Кате год назад.

Катя смеялась, запрокидывая голову, когда я впервые подарил ей эти духи.

– Теперь мы пахнем, как перевязочный пункт, – дразнила она, целуя меня в щёку. Теперь этот запах был последним, что от неё осталось.

Теперь этот аромат висел в воздухе, смешиваясь с кровью и грязью.

Флешка. Выпадает из упаковки. Оранжевая. Не та синяя, что Катя сунула мне в карман.

Её пальцы скользят по моей куртке. "Спрячь…"Шепот. Удар. Темнота.

Подключаю к телефону. Что внутри. Видео.

Мэр с пачками денег в кабинете, на стене – картина с охотничьими собаками. Начальник УВД в постели с девушкой, лицо которой закрыто пикселями (но школьная форма видна четко). Сержант подписывает акт: "Смерть наступила в результате падения с лестницы".

Аудиоролик. Если к пятнице не будет 500 тысяч, твоей дочери поставят диагноз. Как у Смирновой. Помнишь, что с ней стало?

Второй. Подпишешь договор на квартиру – дело исчезнет. Нет? Тогда исчезнешь ты. Скорая заберёт.

Роликов много. Текстовые файлы.

Список: Макаров А.В. – "ЛИКВИДИРОВАН. Причина: суицид (веревка)"Бистров (Бис) – "НЕ ПЛАТИТ. ДЕГРАДАЦИЯ. Этап 3"Катя М. – "ЗАЛОЖНИЦА. ОЖИДАЕМ РЕШЕНИЯ ПО ВОРОНИНУ"

Алкаш выходит из тени.

– Ну что, следователь? Теперь понял, почему они называют себя "Скорой"?

– Это не помощь. Это дезинфекция.

Он расстегивает рваную куртку. На груди – ожог в форме цифры 7.

– Они сначала находят грязь. Потом предлагают "очиститься". За деньги. За имущество. За молчание.

Кабинет. Алкаш в костюме подписывает документы. На столе – табличка "Корягин А.И. Адвокат". За спиной – тень с сигаретой. "Отказываешься? Тогда мы найдем, чем тебя запачкать".

– Макаров хотел сжечь их систему. Они сожгли его. Сержант пытался играть по правилам – его сломали. А теперь…

Он тычет пальцем в экран:

– Катя – последний шанс.

Телефон звонит.

Неизвестный номер.

– Воронин? Элеватор. Два часа. Один. Флешку – или найдете её в морге с диагнозом "передозировка".

Щелчок.

Алкаш смотрит на меня.

– Ловушка.

– Знаю.

– Тогда зачем?

Я сжимаю оранжевую флешку. Только что скинул файлы в облако. Пароль от аккаунта знает только Катя. Если её убьют, доказательства умрут вместе с ней.

– Потому что они ошиблись.

– В чем?

– Они думают, я боюсь за свою грязь. – Встаю. – Но у меня ее нет.

Снег. Лавина. Сержант хрипит: "Ты… идиот…"Его рука сжимает моё запястье. Шрам под перчаткой.

– Только их.

Я иду по этому следу. Сунул флешку в карман и потянулся за пистолетом.

– Ты знаешь, кто стоит за этим? – спросил я алкаша.

Он покачал головой, доставая из-за пазухи смятый конверт.

– Только догадки. Но вот что странно…

В конверте – фотография. Групповой снимок. Пять человек в белых халатах на фоне больницы. Все улыбаются.

– Это…

– Первый состав «Скорой», – прошептал он. – Настоящий.

Я всмотрелся. Третий слева – молодой Макаров. Четвертый…

– Боже.

Четвертый был нынешний мэр.

– Они начали с благотворительного фонда, – сказал алкаш. – Помогали больным детям. Потом поняли, что на болезнях можно зарабатывать иначе.

Телефон в моей руке вдруг завибрировал. Новое сообщение.

Фото. Катя.

Сидит в кресле с завязанными глазами. На столе перед ней – ампула с розовой жидкостью и шприц. На запястье уже виднелся синяк от укола. «Этап 2» – мелькнуло у меня в голове. Так в отчётах «Скорой» обозначали начало «терапии».

Текст: «У тебя есть час. Не заставляй нас лечить ее от "депрессии"».

– Они никогда не меняются. Все те же методы. – тяжело дышал "Бис".

Я уже бежал к выходу из переулка, сжимая в кулаке оранжевую флешку.

В ней была правда.

И теперь она стоила жизни.

– А почему Бис?

Он замер, потом медленно поднял руку, показывая два пальца.

– Дважды.

– Дважды что?

– Дважды мертвый.

Он расстегнул рваную куртку. На груди, рядом с выжженной семеркой, зиял старый шрам от пули – входное отверстие под ключицей.

– Первый раз они стреляли в меня в подвале того самого фонда. Промахнулись. Считали, что добили.

– А второй?

– Второй раз – когда отобрали все. Квартиру. Лицензию. Даже фамилию.

Он швырнул на землю полиэтиленовый пакет. Внутри – истлевший паспорт.

Корягин. Алексей Игоревич. Фото. Чистое лицо. Короткие волосы.

– Теперь я – Бис. Потому что дважды меня не убьёшь.

– Почему не сдашься? – спросил я, подбирая его истлевший паспорт.

– Потому что третий выстрел будет мой. – Бис (Корягин) оскалился, обнажив желтые клыки.

Сирена. Резкая, пронзительная. Где-то за поворотом.

Мы оба вздрогнули. Это была не "Скорая". Это был полицейский патруль.

– Беги! – Бис рванул меня за рукав. – Видишь жетоны с литерой «С»? Это «санитары» – их спецгруппа. Настоящей полиции здесь не будет.

– Кто?!

Но он уже исчез в темноте, оставив меня одного с оранжевой флешкой правды, пистолетом с двумя патронами, фото Кати с ампулой…

И выбором. Бежать к элеватору. А если там ловушка? Или к полиции. Они меня уже разыскивают. А Катя?

Мы прятались от дождя под этим элеватором год назад. Катя дрожала, прижимаясь ко мне.

– Согреешь? – шептала. Теперь там её ждали не я, а шприц с «лекарством».

Я побежал… Не туда, куда они ожидали. К свету фар.

Крики: "Стой! Полиция!"

Я поднял руки. Флешка жгла карман.