Скорая не приедет

Георг Грейм

Скорая не приедет

Глава 1. Неожиданное задержание.

Пора бы и подзаправиться. Бензин на исходе, а ехать ещё полсотни километров. Заправка на Лесной – не самая-самая конечно, но она ближайщая. Заехал, заглушил двигатель. В нос ударил запах кофе и бензина – странный коктейль, будто смешали уют и что-то токсичное.

– До полного на третью, – бросил я операторше.

Та кивнула, даже не взглянув. «Сколько раз она сегодня уже это слышала?»

Пока шёл оплачивать, краем глаза заметил фигуру у мусорного бака – мужик в рваной куртке копошился в отходах. «Очередной бомж», – махнул мысленно рукой.

Кофе взял автоматом – горький, как будто варили его ещё вчера. Сделал глоток, сморщился. «Зато бодрит».

– Дай пять рублей… – хриплый голос за спиной.

Обернулся. Тот самый «бомж» стоял в метре, вытянув дрожащую руку. В глазах – не тупое пьяное стекло, а жёсткий, почти звериный блеск.

– Отвали, – буркнул я, но всё же сунул ему десятку. Мелочь, а вдруг отстанет?

Мужик неожиданно схватил меня за запястье. Я дёрнулся на автомате, рефлекторно выворачивая ему руку – старый приём из курса самообороны. Но его пальцы вдруг стали стальными.

Мы оказались лицом к лицу. Его дыхание пахло дешёвым портвейном и лекарствами. Да, точно лекарствами. А вот в глазах его не было и намёка на опьянение – только холодный расчёт. Мгновение стояли в напряжённом равновесии: я – с вывернутой кистью, он – с ухмылкой, обнажающей жёлтые клыки.

– Ого, следователь-то шустрый, – прошипел он так тихо, что услышал только я.

Его ладонь была покрыта странными шрамами. И это не царапины бродяги, а старые рубцы, похожие на… ожоги? От электрошокера? Или же кислота…

Внезапно он сам разжал пальцы, сделал шаг назад и снова превратился в покачивающегося алкаша, медленно жующего жевательную резинку.

– Колесо у тебя, милок, кривое… – забормотал он громко, нарочито пьяно, показывая на мою машину.

Я машинально посмотрел на колёса. Заднее левое действительно немного приспущено.

– Кривое колесо – к беде, – бросил он и заковылял прочь, оставив у меня на запястье липкий след от своих пальцев.

Вырулил на трассу, машинально проверив давление в колесах через бортовой компьютер. В норме. Еду. Пасмурно. Темнело. Вроде и с колесом недолго провозился. А по ощущениям, уже вечер.

По дороге несколько раз поймал себя на мысли о странном бродяге. Уже пятый раз смотрю в зеркало заднего вида. Подозрительный тип этот алкоголик. Слишком цепкие пальцы для алкоголика. А шрамы на ладони? Явно искусственного происхождения.

В зеркале заднего вида огни машин стали заметнее. Обратил внимание, что-то встречки давно нет. Да что ты будешь делать… Неужели там перекрыли дорогу? Или реверс?

Поднимаю голову – перед моим окном стоят двое. Пробка. Огромная пробка на трассе.

– Выйдите из машины?

Что-то показывают мне и просят выйти из машины. Вы вообще в курсе, кто я такой? Вы кто? Эу!

А это что за массовка? Съемочная группа? Фильм снимают что ли? Интересная у этих киношников работа. Каждый день что-то новое снимают. Даже в таких условиях. Камера! Где камера?

– Руки! Держите перед собой, чтобы я их видел!

Крики, хлопок двери. Лежу лицом в землю, рассматриваю поверхность мокрого асфальта. Завернутые за спину руки ощущают холодные браслеты. Вокруг суета, распахнуты двери машины. Кто-то уже обыскивает салон.

Краем глаз замечаю, как содержимое салона и багажника, включая коврик, набор автомобилиста и даже запасное колесо. Укатиться же. Чёрт побери! Что происходит? Сейчас я этим режиссёрам покажу, кто я есть.

Последнее, что я успел заметить – как мой телефон разлетелся на осколки под чьим-то ботинком. Запах бензина смешался ароматом чьих-то дешёвых духов. Сквозь шум двигателей пробивалось учащённое дыхание того, кто прижимал моё лицо к земле.

– Где флешка, Воронин? – прошипел он мне в ухо, прижимая лицо к асфальту. Откуда они знают мою фамилию?

Последний раз так пахло асфальтом в детстве, когда я упал с велосипеда у школы. Тогда я тоже не видел, кто меня толкнул под колёса КамАЗа. Мысли быстрее событий.

"Алкоголик"с тем же лекарственным душком, как человек, который меня задерживает сейчас. Неужели…? Кто эти люди? В отделе "крот"? Что это за флешка? Неужели та самая из дела, которое мне вручил Макаров перед самым своим внезапным исчезновением со словами "Разберёшься сам"?

Лекарственный запах. Не совсем резкий, химический запах. Клозапин? Мозг автоматически вытащил из памяти справку Макарова: «На учёте в психоневрологическом диспансере №4». Тот самый диспансер, куда его упекли за неделю до исчезновения.

– Вы из четвёртого диспансера? – вырвалось у меня, но в ответ только хриплый смех и новый удар лицом об асфальт.

Ботинок прижимал моё лицо к асфальту.

– Где флешка, падло? – голос над ухом звучал спокойно, почти ласково. – Голубая, с царапинами. Ты знаешь, о чём я.

Я попытался повернуть голову, но каблук вдавил меня глубже в грязь.

– Вы… ошиблись… – выдавил я. – Я ничего не…

Удар в почку. Боль белым светом расплылась по ребрам.

– Не ври. Макаров передал её тебе за день до своего "самоубийства". – В голосе слышались кавычки. – Давай без глупостей. Где?

Ещё удар. На этот раз – по пальцам.

Хруст кости донесся до меня раньше, чем боль. Щелчок. Мизинец.

– Послушай, герой, – тот же спокойный тон, – тебе всё равно не выжить. Разница только, как ты умрёшь и с кем.

Глава 2. Первые догадки.

– Да всё норм, пациент не сопротивлялся, – слышно было Воронину.

Забавная история. Вот это я подзаправился. Всё происходящее у Алексея в уме не складывалось. Глаза застилала пелена. Не от боли – от бешенства. Его, следователя с восемью годами стажа, назвали "пациентом"? Это был не допрос, а процедура. Нужно чётче выполнять свою работу. И вообще, для чего я пришёл в эту профессию? Для чего подготовки проходил? Как так получилось, что меня задержали? Я следователь. Следователь! А они… Пациент? Дозировка? Что за пиздец? Кто вы?

Голова гудела. Боль от сломанного мизинца пульсировала от кочек на дороге. Между тем, что мысли полностью поглощали его, он слышал разговоры нападавших. Очень резануло Алексею, что лексика отличалась от обычных гражданских разговоров. "Пациент". Упоминании четвёртого диспансера зацепило того, кто прижимал меня к лицом к асфальту, его дыхание стало неравномерным.

– Пацент возбуждён. Дозировку увеличить.

Что-то конвоиры замолчали. Хм. Мысли набрасывали обрывки произошедшего. Машина их не имеет опознавательных знаков. При задержании не было понятых. Никто и не уточнял, кто я? Они уже знали это. Интересовались флешкой. Что за флешка? Макаров, ты не мог пободробнее мне рассказать? И почему он сказал, про "самоубийство"Макарова? Разве его не повысили?

Пациент не сопротивлялся… Где-то в животе сводило мышцы. Не от удара, а от этих слова. Как будто меня уже стёрли в порошок и положили в картотеку под номером. От конвоиров несёт так же, как от алкаша с заправочной станции. Неужели он – один из них? Тут он разглядел руки одного из них. Точно! Они из одной лаборатории! Рубцы алкаша! Химический запах!

Повысили? Почему я думал, что его повысили? Вдруг я начал сомневаться сам в себе. Макарова повысили… Нет. Чёрт, я вообще помню его похороны? Или мне это приснилось?

– Готовность пять минут, – хрустнул голос в рации.

На столе у Макарова стояла кружка с надписью "Лучший следователь". Через неделю её нашли разбитой у него в кабинете. Официально – "несчастный случай".

Почему я думал, что его повысили? Последний разговор с Макаровым в лифте. Он мне суёт флешку со слоавми "Спрячь. Если кто спросит – я ничего не передавал". Его колотит. Не от страха. Может вчера ему что-то кололи?

У конвоира мелькнул жетон, как у того бродяги. Начали всплывать слова Макарова. Только слово "беги", и я отключился.

– Три кубика адреналина, – колпачок шприца полетел на пол и глухо щёлкнула ампула.

– Пять, не меньше, может и не доедет, – ответил ему напарник.

Вдруг удар в сердце. Боли как не бывало. Не подаю признаков того, что я очнулся. Я весь вспыхнул жаром. Рядом лежит шприц 0,5 мл. Туман в голове мгновенно рассеялся.

– В критической ситуации, падаешь не до уровня своих ожиданий, а до уровня своей подготовки, – орал наш сержант. – Слушай сюда, сопляки! Я сделаю из вас настоявших бойцов.

Тело взрывается, в ушах появился свист. Я рванул вперёд. Через узкое боковое окно микроавтобуса я вылетел на дорогу. Это единственный шанс на спасение. Сержант. Я найду тебя. Осколки вспороли мне бок, но боль пришла позже. Капли крови чёрные, как мазут, стекали на асфальт под мигающим светом проезжающих грузовиков.

Вдали маячил силуэт той самой заправки. Там, где всё началось… Фура. Дождь. Струи грязи из под колес окатывают меня.

Они уже ищут. По крови. По крикам в рации. Нельзя терять ни секунды. Не помню сколько. Минут 15 по кукурузному полю. Оторвался.

– Падаешь до уровня подготовки, – орал сержант, гоняя нас в учебке. Теперь меня ломают по-настоящему.

Тело горело, будто в венах – не кровь, а бензин. Я бежал, не чувствуя ран. Только свист в ушах и ветер с реки. Надо подсушиться и собраться с мыслями.

Запах реки и гниющих водорослей наполнял лёгкие. Холодная вода приглушила жар в теле, но не смогла смыть главное – ощущение ловушки.. Заправка не уходила из головы. Алкаш. Его слова: «Кривое колесо – к беде». Теперь я начал понимать – он не предупреждал. Он констатировал.

Я весь мокрый. Мне жарко. Моя стильная одежда поистрепалась. Теперь я – скорее современный панк.

Алкаш крепышь меня предупреждал? Или проверял? Да ну как я не догадался? Он меня сопровождал? Он присматривал за тем, чтобы я верно направлялся в ловушку?

Сунул руку в карман. В кармане была та самая купюра, которую я сунул бродяге. На ней что-то было написано. Разжал пальцы. Мокрая купюра прилипла к ладони. Да она же в крови. Моя же кровь? Или его? Чужая?

Вот это поворот. Он не взял деньги. Он лишь коснулся кармана. Подбросил улику? Я уверен, что купюра именно та. Или бродягу убрали как свидетеля? А купюру с его кровью мне подбросили похитители? Зачем похитителям этот фаллафет?

Воронин поднёс окровавленную десятку под грязный свет фонаря. На просвет проступила надпись шариковой ручкой: "Беги. Они уже идут".

Кто её написал? Алкаш? Но его руки дрожали – вряд ли смог бы аккуратно вывести буквы. Кассирша? Та самая, что молча налила мне кофе…

Чья кровь? Если его – значит, уже мёртв? Или до этого был ранен? Если моя? Да я весь в крови испачкан. А если я иду по заранее подготовленному кем-то сценарию? И я сейчас должен быть именно здесь?

Если это сценарий – значит, мой побег уже предсказан. А если нет… То я сам подвёл себя под пули. В отражении стекла на фоне заправки мелькала фигура с сигаретой. Это плащ алкоголика? Или мне кажется?

Вдали было слышно сирену. Не скорая. Запах водорослей смешался с запахом жжёной резины.

Глава 3. Побег.

Тёплая кухня. Жена наливает кофе. За окном – дождь, но здесь сухо и пахнет корицей.

– Ты сегодня дежурный? – спрашивает она, протягивая кружку.

– Нет, выходной, – улыбается Воронин.

Голос жены – как старый радиоприёмник: тёплый, с лёгким шипением. Она протянула кружку, но кофе в ней не было…

– Ты сегодня дежурный? – спрашивает она ещё раз и кладёт руки мне на плечи. Обнимает. Её губы шевелятся, но голос доносился откуда-то издалека. Руки холодные.

В окне мелькает силуэт в рваной куртке. Жена не замечает.

– Слушай, а кто это?.. – начинаю я.

Она улыбается. Её зрачки неестественно расширяются… Я дёрнулся, и комната рассыпалась.

Хруст рации. Её голос растворяется в шипении. Удар головой о стену. Сердце колотится, будто после марш-броска. Голова разболелась. Ладонь инстинктивно сжимает сломанный мизинец.

Жёсткий старт дня. Проснулся. Неужели всё был страшный сон? Нет. Одежда ещё сырая. Где я?

– Боец! Подъём!

Знакомый голос. Сержант?!

– Вчера даже чай не попили. Ты был… странный.

– Сержант! Брат!..

Обнимаемся. Крепко, по-солдатски. Крепкий и тяжёлый бронированый сержант. Пахнет дешёвым одеколоном.

– Может лучше кофе? Вчера тебя было не узнать. Глаза стеклянные, сам бешеный.

На кухне играет телевизор. Голос диктора:

– Экстренные новости. Бывший следователь Алексей Воронин, подозреваемый в перевозке наркотиков, сегодня совершил побег…

На экране кадры "моего"задержания. Меня бьют дубинками. Крики: "Где наркотики?!"

– По данным источников, Воронин использовал служебное положение…

Моя "Веста". В багажнике – пакеты с белым порошком. Как? Этого не было!

На экране – моё фото. Подпись: «Вооружён и опасен». Но на видео я стреляю в полицию. Это был не я. Или… это я?

– Воронин, я тебе говорил до этого, что ты странный тип?

Смеёмся. Вспоминаем, как в учебке он гонял нас по болоту, а мы клялись, что отомстим.

– Ловко ты от них…

– Ты красавчик. Твоя школа.

Сержант наливает кофе. Запястье. Шрам. Такой же, как у алкоголика.

– По данным источников, Воронин лечился в диспансере №4, – бубнит телевизор.

– Бред, – фыркает сержант. – Ты же знаешь, кто эти «источники».

Сержант стоял у окна, задернув штору.

– Где флешка, Воронин?

В комнате пахло порохом, старым кожаным ремнём и чем-то ещё – резким, лекарственным.

– Какого чёрта? – Воронин приподнялся на локте, чувствуя, как ноет сломанный мизинец. – Ты же знаешь, меня подставили.

– Знаю. – Сержант бросил на стол пачку сигарет. – Но приказ есть приказ.

Тишина. Где-то за стеной капал кран.

– Ты вообще в курсе, что на ней? – спросил Воронин.

Сержант усмехнулся:

– Мне не платят за вопросы. За тобой вели наблюдение. Думали, флешка с тобой.

– А теперь?

– Теперь ты здесь.

Воронин посмотрел на его руки. Шрам на запястье. Тот самый.

– Кто этот бродяга с заправки?

Сержант замер. Потом резко развернулся к двери:

– Мне надо выйти. Через час вернусь. Не дури.

Дверь захлопнулась. Замок щёлкнул.

Я подошёл к окну. Двор пустой. Только ржавый «УАЗ» сержанта и лужи после дождя.

И тут – голос из коридора.

– …флешка у него? – хриплый, знакомый. Бродяга.

– Нет. Но он знает, где она. – Сержант. – Держи его тут. Я проверю старые точки.

Тихий смех.

– Не волнуйся, "доктор". Он никуда не денется.

Воронин отпрянул от стены. "Доктор"? Значит, они вместе.

Он огляделся. Окно. Без решётки – сержант мне верит. Нож на кухне. Телефон на столе.

Подождать или ускользнуть?

Я замер у окна. Дождь стучал по подоконнику, словно торопя. "Доктор". Это слово въелось в мозг, как пуля. Алкоголик с заправки, сержант, флешка – всё связано. Но как?

Голос из коридора приближался.

– …проверить его вещи? Может, спрятал где-то…

Шаги… Взглянул на телефон сержанта. "Если взять – они отследят. Если оставить – они уже знают, что я здесь."

Мысли метались. Сержант сказал, не делать глупостей. Но что глупее? Сидеть и ждать, пока меня ликвидируют? Или бежать в ночь с перебитыми рёбрами?

Он мог просто сдать меня. Но не сдал. Почему? Потому что мы "братья"? Или потому что я нужен живым… пока не скажу, где флешка?

Решение пришло сразу. Тихо шагнул к кухне, схватил нож. Не для них – для окна.

Старая рама поддалась сразу. Холодный воздух хлынул в комнату, смешиваясь с затхлым запахом.

Шаг – на подоконнике. Второй – на грязном дворе в тени гаража.

– Эй, ты куда?!

Не оборачиваясь, нырнул в темноту.

Ноги подкосились при приземлении. Боль пронзила бок. И не постонать. Стиснул зубы, чувствуя, как кровь сочится сквозь рубашку. Беги. Не оглядывайся…

Грязь хлюпала под ботинками. Где-то позади кричали, но дождь глушил всё, словно сама ночь помогала скрыться.

Забор. Ржавая сетка-рабица. Перелез, чувствуя, как проволока рвёт кожу.

Сержант… Ты всегда говорил: «Солдат думает ногами». Вот я и подумал.

Дождь хлестал по лицу, смывая пот и грязь. Приближаюсь к кирпичной стене заброшенного гаража. Где-то далеко ревёт "УАЗ"сержанта.

Доктор и алкаш – одно лицо? Мысль бредовая. Уж больно много совпадений. Шрамы на запястье. Лекарственный запах. Фраза "доктор"– как будто алкоголик не просто убийца, а хирург.

В кармане – смятая пачка сигарет. Сержанские трофейные. Воронин закурил, стараясь унять дрожь в руках.

Макаров… Ты сунул мне эту чёртову флешку в лифте. Но где она сейчас?

В тот день. Лифт. Макаров. Бледный. Суёт мне материалы дела. Флешку. Я хватаю в руки папку. Но я там флешку не нахожу. Я все сложил в ящик стола. Но где теперь этот ящик?

Дождь всё ещё барабанил по крыше, когда Воронин втолкнулся в полупустое кафе. Запах кофе, табака и чего-то подгоревшего. За стойкой – уставшая барменша, за дальним столиком – пара, тихо спорящая о чём-то.

Сел у окна, достал смятую пачку, закурил. Где чёртова флешка? Обыск прошёл, ящик по-любому пуст. Но Макаров не дурак – не стал бы оставлять её просто так. Да и мне туда сейчас никак не попасть.

Дождь хлестал по стёклам. Воронин затушил вторую сигарету, когда перед ним появилась чашка чёрного кофе. Официантка молча поставила рядом жестяную сахарницу. Крышка чуть дребезжала. Медленно приподнял её пальцем. На дне – синяя флешка.

– Просили передать только вам, – бросила и шла к дальнему столику, даже не обернувшись.

Сзади звонко упала ложка – но я уже не оглядывался.

Глава 4. Тени прошлого.

Дождь за окном кафе превратился в монотонный шепот. Кофе остыл. Так и не допил. Синяя флешка в кулаке. Царапины на корпусе что-то напоминали. Царапины, будто её волокли по асфальту вслед за моей головой.

«Макаров, что же ты там натворил? Что ты мне за дело подсунул? Чёртов ты садист.»

Официантка исчезла так же внезапно, как появилась. Пара в углу замолчала, бросив на него косые взгляды. Телевизор над стойкой показывал моё лицо с подписью «Вооружён и опасен», но звук заглушался музыкой.

Телефон. Разбитый экран, треснутый корпус. Когда я успел схватить его с асфальта? На автомате, как нож из рук падающего врага. Батарея на 7%. Один звонок. Только один.

Палец замер над экраном. «А что если… они уже там?»

Позвонить? Что ей сказать? Но если не позвонить – она поверит новостям. Поверит, что я – наркокурьер, стрелявший в полицию.

Гудки. Долгие гудки. Что с ней? Слишком долгие.

– Алё? – её голос дрогнул, будто она только что перестала плакать.

– Это я… – прошептал я, прижимая трубку к губам, словно боясь, что кто-то услышит.

Тишина. Потом резкий вдох:

– Лёша?! Где ты?! По тебе… по тебе все ищут! Ты в курсе, что тебя обвиняют в…

– Это ложь, – перебил я, сжимая флешку так, что пластик впился в ладонь. Где-то рядом. Кто-то слушает. – Меня подставили.

– Но… но они показывали видео! Ты стрелял, там кровь…

– Не я. – В горле пересохло. За соседним столиком мужчина в чёрном плаще слишком старался не смотреть в мою сторону. Его пальцы барабанили по столу – не нервно, а ритмично. Как морзянка. «Слежка». – Лена, ты одна? Кто-то приходил?

– Да нет… То есть, да! Дважды звонили из твоего отдела, спрашивали, не выходил ли ты на связь. Говорили, что ты… что у тебя срыв.

«Срыв». Кодовое слово. Значит, отдел заражён.

– Лена, запомни: если придут – ты ничего не знаешь. Ни про меня, ни про флешку.

– Какую флешку?! Лёш, что происходит?

Он закрыл глаза. «Она не врубается. И слава богу».

– Всё объясню. Но не сейчас.

– Ты знаешь, что по тебе стрелять разрешили?! – её шёпот стал резким, почти шипящим. – Вернись! Сдайся, мы найдём адвоката…

– Меня убьют в первые же сутки. – Воронин резко обернулся – за соседним столиком мужчина в чёрном плаще слишком явно не смотрел в мою сторону. – Лена… есть кое-что. В ящике моего стола.

– Какого ящика? Твой стол в отделе уже обыскали!

– Не там. – Он вспомнил: «Кривое колесо – к беде». – В гараже. Под старым покрыш…

Громкий щелчок.

– Лена?

Тишина. Потом – чужой голос:

– Алексей Николаевич. Какая трогательная беседа.

Ледяной ком встал в горле. «Они у неё».

– Если тронешь её…

– Мы не варвары, – голос звучал почти учтиво. – Но флешка нужна. Вы же понимаете, что это просто вопрос времени?

Воронин резко положил трубку.

Слишком поздно. Они уже в игре. Мужчина в чёрном плаще за соседним столиком не дёрнулся, не обернулся. Просто продолжил пить кофе. Слишком спокойно. Слишком равнодушно.

Значит, ведёт наружка. Или просто профессионалы.

Я резко встал, нарочито громко отодвинув стул. Взгляд скользнул по залу:

Бармен – слишком молодой для этой дыры. Руки чистые, без следов работы. Стойка – идеальная точка для наблюдения.

Пара в углу – девушка нервно курит, парень что-то шепчет ей на ухо. Или передаёт указания?

Официантка – исчезла. Слишком вовремя.

Три выхода. Главный – на улицу. Через кухню – в чёрный ход. Туалет – окно на крышу.

Я двинулся к туалету, не оглядываясь, но кожей чувствуя:

Шаг слева – кто-то встал из-за стола.

Шорох справа – рука тянется к внутреннему карману.

Тень за стойкой – бармен наклоняется, будто что-то поднимает.

Дверь туалета захлопнулась за мной.

Зеркало. Разбитое. Как моя карьера. Отражение – не моё: всклокоченные волосы, синяк под глазом, щетина. Беглец. Псих. Убийца.

Я рванул к окну – узкое, грязное, но работает.

Резкий щелчок за спиной – дверь туалета открывается.

Время вышло.

Я вскинул ногу, выбивая стекло.

Действовать. Первый этаж. Двор. Забор. Улица.

Я уже перемахнул через подоконник, когда услышал за спиной:

– Стой! Полиция!

Ложь. Настоящие менты никогда не кричат "полиция".

Приземлился на мокрый асфальт, боль от рёбер белым огнём пронзила грудь.

Год назад. Утро. Её квартира. Она любила плотные шторы.

Солнце узкой плосой между штор. Запах кофе и её духов – дешёвых правда, но таких родных.

– Ты опять уходишь? – её голос не упрекал. Просто констатировал.

Я застёгивал рубашку, не глядя в её сторону.

– Работа.

– Ты всегда на работе. – Она не плакала. Но её пальцы сжимали край простыни так, что костяшки побелели.

Я не обернулся. Не поцеловал на прощание.

Последний раз видел её спину в дверном проёме.

Сейчас. Где-то за спиной – топот. Крики.

Я рванул к забору. Ржавая сетка-рабица. Впилась в ладони, но адреналин проглатывал боль.

Перелёт. Падение. Улица.

И тут…

Она.

Стоит у стены гаража, в том самом пальто, что я подарил ей на день рождения. В руках – пистолет.

– Лёша… – её голос дрожит, но ствол направлен точно мне в грудь.

Как? Почему? Когда?

– Катя… – вырывается у меня впервые за год.

Катя. Год не произносил это имя вслух. Год пытался стереть из памяти, как стирают улики в местах совершения преступлений. А теперь она здесь, с пистолетом, и я не знаю – это спасение или последняя пуля в моей истории.

Глава 5. Первая зацепка.

Замер.

Катя. Та самая, которую он бросил год назад, когда ушёл в работу с головой. Теперь она здесь, с холодным взглядом и трясущимися руками.

– Катя… Ты с ними? – его голос хриплый, как будто он только что пробежал марафон.

– Закрой рот и не двигайся, – её пальцы сжимают рукоять, но ствол слегка дрожит. – Они дали мне час. Если не приведу тебя – моя мать выйдет из окна.

Год назад. Катя в дверном проёме. «Ты всегда на работе». Он не обернулся. Не ответил. А теперь её поставили перед выбором: его жизнь – или жизнь её матери.

Теперь она здесь. Дрожащий ствол пистолета упирается мне прямо между глаз, слегка подрагивая от каждого её прерывистого вдоха.

Похитители нашли её. Да. Они нашли её. Используют как приманку. Или как палача. Год назад я ушёл, даже не обернувшись – а теперь она держит меня на мушке. Ирония? Нет. Расчёт. Они знают, что я её не трону. Даже если она выстрелит первой.

Но почему именно Катя? Не Лена, не сержант, не кто-то из отдела? Потому что она – слабое звено. Потому что у неё есть мать. Потому что она не обучена, не бронирована, не готова. Им нужен был рычаг, а не солдат.

А если это ловушка? Что, если матери уже нет? Что, если её давно убили, а Катя уже их? Но нет – её руки дрожат. Она не умеет врать. Не умеет убивать. Она просто испуганная девчонка, которую загнали в угол.

Или… или это проверка. Они смотрят, что я выберу: себя или её. Если я сдамся – значит, слаб. Если попытаюсь убедить её – значит, манипулирую. А если… если просто вырву пистолет и пристрелю её сам?