Полная версия
Семнадцать дней под небом
В отделе хозтоваров Санёк купил себе удобный толстый блокнот.
Он уже собирался спускаться к лодкам, как вдруг решил позвонить домой. Включил телефон, а сети нет.
«Странно… – подумал Санёк, – в лесу у Василисы даже интернет ловил, а здесь вообще сети нет…»
И он пошёл вдоль улицы, пытаясь поймать хоть какой-нибудь сигнал. Внезапно его остановила пожилая женщина:
– Что потерял-то, милóй? Заблудился, что ль?
– Нет… просто позвонить хотел… а телефон сеть не ловит…
– А, ну так у нас тут нигде не ловит… Лес же кругом. Хотя есть одно место… Вон там, на горе, домик видишь?
– Ну.
– Это сестры моей домик. Вот там, с южной стороны, есть сигнал. Не слишком хороший, но есть.
– Далековато…
– А ничего, к ней весь посёлок звонить ходит… Я и сама туда иду. Калитка у неё открыта, мы двери-то и не запираем… Да, там во дворе собака большая, так ты ей скажи: «Свои!», она по-русски понимает, не тронет тебя.
– Собака? По-русски?
– Ну да. А то некоторые только по-карельски понимают.
– По-карельски? – удивился Санёк. – А есть такой язык?
– Конечно есть, – улыбнулась бабушка. – У нас половина посёлка на нём разговаривает. Тут ведь разные люди – и русские, и карелы. Так-то все по-русски говорят, но у себя в семьях карелы по-своему общаются.
Незаметно они прошли почти всю улочку. Саньку показалось, что он волшебным образом перенёсся в какую-то сказку: дома вокруг деревянные, бревенчатые, на окнах наличники резные, занавесочки белые. На заборах крынки висят вниз горлышком. Впрочем, стеклянные банки тоже встречаются. По улице ходит петух красивый, с яркими бордовыми перьями, вокруг него куры-пеструшки ногами песок разгребают. Вот прошла женщина с вёдрами, воду из колодца понесла. А на лавочке возле дома две бабушки сидят судачат. И бабушки какие-то старомодные, не в джинсах и кроссовках, а в платьях в мелкий цветочек. Санёк и не знал, живя в Москве, что такая жизнь ещё существует. Думал, только в сказках народных осталась. Он во все глаза смотрел вокруг. И даже про группу свою забыл, настолько всё здесь было необычно. А сейчас ещё собака появится, которая по-русски разговаривает… или только понимает?
Из сказки его выдернул большой синий туристический автобус, который вырулил с соседней улочки и остановился перед ближней избой. Из автобуса высыпали люди (эти-то как раз были в джинсах и футболках), бурно что-то обсуждающие на ходу, и пошли в дом. И ни слова из их разговора Санёк не понимал.
– Это и есть карельский язык? – спросил он женщину, всё ещё идущую рядом.
– Что ты, милóй! Это финский. Финны приехали!
– Финны? Сюда? Зачем?
– А карельский язык изучают. У нас тут курсы карельского языка баба Нюра ведёт. И денежка ей, и общение, опять же. Финны с удовольствием приезжают.
– Ничего не понимаю. А зачем им это?
– Кто ж их знает! Язык-то родственный. Может, культуру сохранить хотят?
Так, за разговорами, Санёк дошёл до домика на горе и даже сумел оттуда позвонить домой. Русскопонимающая собака посмотрела на него из будки, всё поняла вообще без слов, а выходить не сочла нужным. Потом бабушка, с которой он пришёл, дала ему пакет пирожков, и он побежал обратно к реке.
Приблизившись к берегу, мальчик понял, что что-то не так. То есть он знал, конечно, что подзадержался в посёлке, но чтобы всё было так серьёзно… Ребята высыпали на берег и гудели, как растревоженный пчелиный рой. На подошедшего Санька смотрели по-разному. Селена недобро усмехалась, Боря хмурился. Даже Веня не шутил и не смеялся. Поплавок и девочки смотрели как-то устало, а у Василисы глаза были круглые, словно она увидела привидение.
Зато уж Татьяна Терентьевна откровенно метала молнии.
– Саша, ты где бродишь?! – спросила она, как только Санёк подошёл.
– Я позвонить хотел…
– И что, позвонил?
– Позвонил.
– А мы уже не знаем что и думать! У нас ребёнок пропал!
– Не такой уж я и ребёнок, – обиженно сказал мальчик, – и вовсе не пропал… А мне порожков дали, вот…
– Судя то твоему поведению, совершенно детсадовский ребёнок! Ты же в магазин пошёл, ни о каких прогулках по посёлку и речи не было. Тебя что, только с нянькой отпускать можно? Я уже до магазина два раза бегала! Хорошо, что МЧС вызвать не успела…
Санёк хотел было сказать, что для того, чтобы вызвать МЧС, пришлось бы идти к тому самому домику на горе, где ловит телефон, а там бы все и встретились… но посмотрел на Татьяну Терентьевну и передумал.
– Короче, следующий котёл – твой! – вынесла вердикт руководитель.
– Да меня и не было-то… ну, наверное, всего минут десять! И куда бы я делся? – начал оправдываться Санёк.
– Два котла! – сказала Татьяна Терентьевна.
Санёк почувствовал, что тут пахнет арифметической, а то и геометрической прогрессией, и нашёл в себе силы промолчать.
Прошло несколько секунд. Напряжение, висевшее в воздухе, начало спадать.
– Быстро понял, – произнёс Поплавок, – А Веня однажды так до четвёртого котла дошёл…
Веня осторожно подкрался к нему сзади и изобразил «Отелло в гневе».
Петя, ощутив холодные руки у себя на шее, завопил:
– А-а-а-ааааа! Татьяна Терентьевна, он меня задушить хочет! Дайте ему котёл!
– Сейчас я тебе котёл дам, за провокацию, – отозвалась та.
– А я нашёл дом, где сеть ловит… и ещё там собака, оказывается, по-русски понимает… – сказал Санёк, которому не терпелось поделиться своим открытием.
– Вот видишь! Даже карельская собака понимает по-русски! А московский мальчик не понимает, что уходить в посёлок без разрешения нельзя… – покачала головой Татьяна Терентьевна.
– Я понимаю. Но я же быстро. И я финнов видел…
– Больше никаких таких «быстро». И никаких финнов. Всё, по байдаркам!
И все побежали занимать свои места.
День выдался хороший, солнечный, у всех было отличное настроение, порогов не предвиделось, и ребята весело болтали и перекидывались шуточками, подкрепляясь карельскими пирожками. Ширина реки позволяла лодкам идти по две-три параллельно, чтобы общаться.
А Санёк думал о своём первом в этом походе наказании. Сначала ему было жутко стыдно, что его отчитывают перед всей группой. И даже возникло было опасение, что его вообще отправят за плохое поведение в Москву… Но потом, когда он получил свои два котла, а Тэ-Тэ вроде как успокоилась, он понял, что проблема решена.
Как сказал однажды Веня, «отмоешь горшок – отмолишь грешок». Сам Веня получал и отрабатывал наказания легко. Судя по его рассказам, котлы – это такая же часть походной жизни, как и дежурство. «Кто-то же должен их мыть, в конце концов!» – говорил он. Да и Поплавок получал котлы, и даже девочки, вот, например, Селена.
Значит, всё идёт как надо. И всё же лучше больше не влипать…
– Петя, ты что делаешь? – послышался над водой грозный оклик Татьяны Терентьевны.
– А что? – не понял Петя, который всего-навсего пил речную воду, набирая её для удобства в пластиковую бутылку.
– Сырую воду пьёшь!
– Ну чистая же…
– Схватишь дифтерию, будет тебе чистая. Прекрати немедленно. Воду пьём только кипячёную! Тем более возле посёлка!
– Но я же бутылирую! – попытался отшутиться Поплавок.
– После Сашиных следующий котёл – твой!
Петя понял, что благоразумнее промолчать и согласиться. Конфликт был исчерпан.
6. Черничкины пяточки
В обед сделали привал на песчаной отмели. Дежурили Поплавок и Селена. Пока они доставали продукты и каны, группа углубилась в лес, чтобы собрать веток для костра. А в лесу оказалось полным-полно черники! Она и раньше встречалась ребятам на стоянках, но не в таких количествах. Теперь каждый, кто выходил к берегу с охапкой сухих веток, сиял фиолетовой черничной улыбкой. Глядя друг на друга, все улыбались и показывали зубы и языки. Селфи с высунутым «чернильным» языком, одиночные и коллективные, приобрели невиданную популярность.
– Вот же они – черничкины пяточки! – ликовал Веня, скосив глаза и пытаясь рассмотреть свой высунутый язык. – Я же говорил!
– Я вижу только черничкины язычки, – возразила Катя.
– А вот завтра проснёшься и посмотришь на свои пяточки. К утру как раз до них дойдёт, вот и покрасятся!
– Что, правда? – спросил Санёк.
Ответом ему был дружный хохот.
– Уж больно ты доверчивый! – сказала Катя. – Для Вени – просто находка!
Через некоторое время ребята стали выходить к костру не только с черничными языками, губами и зубами. Аня и Катя сделали друг другу жутковатый черничный макияж, а Поплавка раскрасили под тигра. Потом Веня пожелал стать индейцем, и вскоре все, включая даже серьёзную Фиму и молчаливого Борю, улюлюкали, раскрашенные в зигзаги, полосочки, ёлочки и цветочки.
После обеда двинулись дальше – в таком виде. Татьяна Терентьевна только качала головой и говорила:
– Вот вернёмся, всех отправлю в старшую группу детского сада.
За весь день на реке попалось всего несколько шивер, и больше пока не предвиделось, как сказала Тоня. И тут Санёк с удивлением узнал, что группа идёт по реке не просто так, вслепую, а имея на руках лоцию (слово-то какое, прямо настоящее мореходное!), на которой показан весь их маршрут и отмечены пороги, перекаты, шиверы, удобные места для стоянок. Сложные пороги нарисованы подробно, чуть ли не до каждого камня, со стрелочками по линии самого удобного прохождения. А Тоня не только следит по карте, где находится группа, но и вносит изменения, если надо. Ведь бывает, что одни камни исчезают, а другие, наоборот, выступают из воды, иногда намываются новые отмели, а иногда река и вовсе меняет своё расположение, словно ей надоедает течь строго по карте. Тогда она прокладывает новое русло, а на месте старого образуется так называемая старица. Старица со временем мелеет, зарастает травой, может и вовсе пересохнуть, а может остаться в виде озерка. И всё это надо не пропустить, отметить в отчёте. А по новой лоции, которая получится после этого похода, вполне возможно, пойдёт другая группа, и она будет ориентироваться на те замечания, которые сейчас выводит Тоня своим аккуратным каллиграфическим почерком.
К тому моменту, когда Татьяна Терентьевна велела искать подходящее место для стоянки, получилось так, что впереди шла байдарка Санька и Василисы.
– Вот здесь нормально будет? – спросил Санёк, показывая на пологий берег.
– Причаль, посмотри! – ответила Татьяна Терентьевна.
Санёк причалил, как положено, развернув байдарку на границе улова и зайдя к берегу снизу по течению, оставил Василису возле байдарки, а сам выбрался наверх. Место было ровное и красивое.
– Хорошая полянка! – крикнул он остальным.
– Причаливаем!
– Место на нашу палатку займи! – крикнул с воды Веня.
– Ага!
– Нет, нет, мы первые! – завопили Аня и Катя. – Тоня! Вера! Вы ближе, займите место под нашу палатку!
Санёк пошёл занимать место. Обычно для этого достаточно было бросить на полянку весло или спасжилет (а лучше то и другое), а потом уже подтаскивать остальные вещи. Но оказалось, что бросить весло решительно некуда: весь берег был занят густым черничником. Санёк растерялся.
– Я не могу… я не знаю… – Санёк развёл руками.
– Что случилось? – спросила Василиса, поднимаясь навстречу.
– Там сплошные ягоды! Черничник!
– Так это же здорово! – ответила она.
– Черничкины пяточки! – пробасил Веня, взбираясь на полянку. – Такого я ещё не видел! Ну и чего место под палатку не занял?
– А куда ставить? Не в чернику же!
– Конечно, не в чернику! Всю чернику придётся съесть! Приступаем немедленно!
И вот, прежде чем ставить палатки, все ползали на карачках и объедали черничные кустики. Ведь жалко же – и грязную палатку, и раздавленную чернику.
– А я думал, что так не бывает: и вкусно, и полезно, и крайне необходимо для общества! – говорил Веня, облизывая перепачканные ягодой пальцы.
– Для общества, вообще-то, не только это необходимо, – послышался Петин голос. – Кто-то должен ещё и за дровами ходить!
Ребята оглянулись. Петя выходил из леса, держа на каждом плече по еловой сушине.
– Ну, Петь, ты гигант! – восхитилась Тоня.
– Уважуха! – поддержала Катя.
– Подожди, постой минутку, я сфоткаю! – крикнула Селена и полезла за телефоном.
С брёвнами на плечах Поплавок казался уже не увальнем, а настоящим богатырём. Он и правда был сильным, и всеобщее внимание ему понравилось. Но когда девочки затянули фотосессию, снимаясь по очереди на его фоне, вид у него был уже не гордый, а измученный. Наконец ему позволили сбросить брёвна. Мальчики сходили в лес и принесли ещё дров, но внимания девочек этот процесс не привлёк. Поплавок же занялся костром.
Когда палатки были поставлены, а байдарки разгружены, все разбрелись по своим делам. Некоторые пытались смыть с лица черничные узоры, некоторые наносили новые.
Санёк присел к костру с тетрадью для дневника.
«Что же написать? Кстати, а число-то сегодня какое? – Он включил телефон. – Надо же! Только пятый день похода, а кажется, что прошло недели две…»
Мальчик пролистнул первые четыре странички и начал сразу с пятой:
«5-й день похода. Сходил в посёлок. Получил два котла. Встали лагерем в черничнике. Черники очень много». Потом написал на предыдущей странице: «4-й день» и начал вспоминать, что же было вчера. Странная штука память! Вроде всё помнишь, а когда это было – вчера или позавчера – непонятно… Так много всего произошло! Но и предыдущий день уложился у Санька в несколько скупых фраз.
Подняв голову от дневника, мальчик заметил, что дежурным Пете и Селене помогает Василиса, хотя дежурство вовсе не её. Это показалось ему настолько странным, что он даже бросил вспоминать позавчерашний день.
«Вот пойми этих девчонок! – подумал он. – Буквально вчера Селена нам такую свинью подложила с этим своим омлетом, который мы якобы должны были готовить, чуть не опозорила перед всеми… хорошо, что ребята понимающие оказались… А теперь Василиса как ни в чём не бывало помогает ей готовить! Что-то там старательно в кане перемешивает! Да я посмотрел бы, как Селена сама приготовит хоть что-нибудь съедобное!»
– Ты чего, привидение увидел? – спросила Вера.
– Да так. Вчера Селена нам дежурство чуть не сорвала, а теперь Василиса помогает ей готовить! Где логика? Или она у вас у всех женская?
– Глупый ты, – сказала Вера.
– Это почему же?
– Василиса за твоим каном следит, чтоб не пришкварили, а ты – ноль благодарности. Да ещё на неё же баллоны катишь.
– Да?.. – только и смог вымолвить Санёк. – А я и не подумал…
– Ага, а всё туда же – где у вас логика! Со своей логикой разберись.
И Вера ушла в палатку.
Саньку стало стыдно. И правда, как же он об этом не подумал! Точно Вера подметила, это же его котёл! Первый, обеденный, после супа, он уже помыл, и это была большая удача, что попался суповой, который пришкварить можно только при большом кулинарном «таланте». Молодец Василиска – сообразила, помогла! После такого почина Санёк уже не удивился бы, если бы она и мыть котёл вызвалась за него. Но девочка этого не сделала. Когда каша была готова и кан сняли с огня, она даже не посмотрела на него.
«Ну правильно, – подумал Санёк, – это же мой котёл, а не её. Если б она этот помыла, за мной всё равно остался бы ещё один». После ужина он пошёл к реке отмывать кан. Удивительное дело, но когда кан засиял изнутри глянцевым металлическим блеском, мальчику показалось, что именно теперь он по-настоящему прощён за то волнение, которое доставил Татьяне Терентьевне и всей группе своей прогулкой по посёлку.
На душе стало легче, и Санёк побежал выполнять своё заветное желание, ради которого он тогда в магазин и напросился. Он достал купленный блокнот, сел на брёвнышко у костра и замер в ожидании. Пока ждал, успел вспомнить и записать в дневнике четыре фразы про третий день похода.
Наконец к костру пришла Аня с гитарой, настроила её и запела своим потрясающим, берущим за душу голосом:
Развесёлые цыгане
По Молдавии гуляли
И в одном селе богатом
Ворона коня украли,
А ещё они украли
Молодую молдаванку,
Посадили на полянку,
Воспитали как цыганку.
И с теx пор она пропала
Под сенью
загара,
У неё в рукаx гитара,
Гитара,
гитара.
Позабыла всё, что было,
И не видит в том потери.
Аx вернись, вернись, вернись,
Ну оглянись, по крайней мере.
Саньку показалось, что Аня поёт про себя, и «цыгане» в песне – это не настоящие цыгане, а туристическая группа, сидящая сейчас вокруг костра. Мальчик старался ухватить хотя бы начала строк, чтобы потом восстановить по памяти или спросить. А песня продолжалась:
Мыла в речке босы ноги,
В пыльный бубен била звонко
И однажды из берлоги
Утащила медвежонка.
Посадила на поляну,
Воспитала как цыгана,
Научила бить баклуши,
Красть игрушки из кармана.
И с теx пор про маму, папу
Забыл
медвежонок,
Прижимает к сердцу лапу
И просит
деньжонок.
Держит шляпу вниз тульёю,
Так живут одной семьёю,
Как xорошие соседи –
Люди, кони и медведи.
(стихи Новеллы Матвеевой)
Для Санька и тут всё было ясно. «Медвежонок» – это он сам, случайно попавший к туристам-«цыганам», и, похоже, не так уж и случайно… Он даже задумался и совсем пропустил последний куплет. А песни сменяли друг друга, Санёк записывал, что успевал, и надеялся впоследствии выучить их все, чтобы петь у костра с ребятами вместе, легко и свободно, как будто всегда знал.
Он и не заметил, как за плечом у него вырос Веня.
– Что, уже к отчётному вечеру готовишься? – спросил он.
– Чего? К какому вечеру? – не понял Санёк.
– Так у нас традиция такая – в конце каждого похода делать отчётный вечер.
– У вас тут вообще одни сплошные традиции: котлы мыть, дневники писать…
– Так это же классно! Кстати, ты дневник написал? Списать дашь?
– Что?!
– Да шучу я, шучу… А про отчётный вечер – чистая правда. Вот что ты умеешь делать?
– В смысле?
– Например: петь фальцетом, изображать громоотвод, утюг, холодильник, ходить на ушах, показывать фокусы, резать по дереву, камню, пенопласту, делать вертикальный шпагат, читать стихи от конца к началу, писать эпиграммы, оды, эпитафии…
– Всё, всё, хватит! Я понял: цирк уехал, а клоуны в лесу заблудились…
– Что-то из этого ты наверняка умеешь делать, просто никогда не пробовал. Так вот, к отчётному вечеру надо раскопать в себе хоть какой-нибудь талант и выдать на публику. Подсказка первая: это обязательно должно быть связано с нашим походом. И вторая: не обязательно мучиться в одиночку, можно с кем-нибудь сделать общий номер. А можно и так и эдак.
– А если я ничего не умею?
– Такого просто не может быть, ты себя недооцениваешь. А низкая самооценка приводит к снижению результативности. Так что, поверь мне, в себя нужно верить.
– Что-что? – спросил Санёк, у которого от этого каламбура в голове всё смешалось, но Веня уже ушёл.
Не было ещё и десяти вечера, когда Татьяна Терентьевна объявила:
– Ну всё, сейчас отбой, завтра подъём в шесть утра, а для дежурных – в пять. Выход на воду – в семь.
– А чего это так сурово? – спросил Поплавок.
– Завтра проходим озеро. Его надо пройти или рано утром, или поздно вечером.
– А днём?
– А днём из воды вылезает Лохнесское чудовище! – объявил Веня и показал в лицах, как именно оно вылезает, как не вовремя вышедший на воду турист встречается с ним и что из этого получается, включая трагический финал и последнюю конвульсию невинной жертвы.
Все чуть с брёвен не скатилась от хохота.
– Веня, прекрати! – одёрнула его Татьяна Терентьевна. – А если серьёзно, то днём на озёрах бывает сильная волна.
– А с дровами что? – спросил Боря. – Надо бы забрать сушинки, они хорошие.
От пяти принесённых ребятами лесин к тому моменту осталось три.
– Заберём, только надо подумать, как их довезти, – сказала Татьяна Терентьевна.
– Так мы распилим и в байдарки положим.
– Тогда начинайте уже сейчас, чтобы утром только погрузить.
– А завтра погода может испортиться, – как бы невзначай сказал Боря, когда мальчики распиливали двуручной пилой оставшиеся сушины.
– Почему ты так думаешь? – поинтересовался Петя.
– Закат был красный, в облака.
– И что?
– Ничего. Поживём – увидим.
– Нечего сказать, успокоил.
Ночью действительно похолодало, и Санёк пожалел, что не взял с собой какой-нибудь шапки: голова вне спальника реально мёрзла.
7. Стихия мысли
Утром Санёк проснулся от того, что кто-то трогал его за ногу. Он открыл глаза. В их мальчишечьей палатке сидела Селена.
– Тебе чего? – спросил Санёк.
– Поплавка толкни, пожалуйста, – попросила девочка.
– Зачем?
– Мы с ним дежурим.
– А-а… Сама бы и толкнула, раз уже залезла… а то всех сейчас перебудишь…
– А я знаю, где он?
Санёк оглянулся. И правда, видно было только Борю, он спал в вязаной шапочке и поэтому не мёрз. Остальные двое с головой залезли в спальники.
– Поплавок с вечера тут был, – сказал Санёк и толкнул лежащий рядом куль.
Внутри что-то завозилось и послышалось Петино: «Да что ж это такое-то… и поспать толком не дают…»
– Угадал, – улыбнулся Санёк.
Тут он вспомнил, что когда у него самого ночью стала мёрзнуть голова, он намотал на неё то, что нашёл, а именно тренировочные штаны, наподобие чалмы. Видок у него, должно быть, теперь аховый… Так бы и не понять, что это штаны, но широкие белые лампасы выдают с головой… а одна штанина вообще на глаз спадает…
– А тебе идёт, – Селена кивнула на его головной убор. – Ладно, не комплексуй, только Поплавка мне выпихни, а то одной так ску-учно завтрак готовить…
Она таким тоном сказала это своё «ску-учно», что и глухой бы догадался, что она не только не собирается ругаться, а даже как бы зовёт составить себе компанию у костра. Санёк предпочёл притвориться глухим и недогадливым. Он ещё раз толкнул Поплавка и заставил-таки его осознать необходимость выхода в зябкое карельское утро.
Когда Петя ушёл, Санёк упал на коврик и моментально заснул снова, до общего подъёма.
С утра все были сонные, как зимние мухи, и вёслами шевелили вяло. К тому же в каждой лодке под ногами мешались чурбаки от вчерашних сушин. Над рекой стали появляться чайки. Их крики казались Саньку пронзительно печальными, словно они плакали о чём-то или о ком-то.
«Странно, – думал мальчик, – ведь много раз видел чаек, но так печально они ещё никогда не кричали… или я не замечал просто…»
Помня о холодной ночи и Борином предсказании, Санёк не стал убирать в гермушку ветровку, а положил её поближе к себе. Через некоторое время ему действительно пришлось утеплиться. А Василиса уже с самого утра была в куртке весёленького жёлтого цвета и напоминала цыплёнка.
Часа через полтора за поворотом реки открылась бескрайняя гладь озера – спокойная, серебристо-голубая, сливающаяся на горизонте с куполом неба.
– Бобёр, а Бобёр! Ты чего вчера народ пугал? – крикнул из своей байдарки Поплавок. – Облака там, то-сё… завтра дождь будет… Где он, этот твой дождь?
– Судя по форме и цвету облаков вчера на закате, сегодня велика вероятность дождя, – ответил Боря, как студент гидрометеорологического колледжа.
– Велика вероятность… Эка загнул! Так будет дождь или нет?
– Чего ты от него хочешь? Когда это у нас синоптики правду говорили? – поддержала Поплавка Селена.
– Не скажи! Я слышал, их прогнозы сбываются всегда, но только не в том месте и не в то время, – развил тему Петя.
Боря благоразумно промолчал.
Перед выходом в озеро экипажи выстраиваются в заранее оговорённом порядке: первой идёт байдарка Бори, за ней – Пети, потом Санька, Вени, а замыкает цепочку Татьяна Терентьевна. На озере гонки и перестроения запрещены.
Байдарки идут вдоль правого берега: путь получается длиннее, но безопаснее. Мелкая рябь на воде слегка раскачивает лодки из стороны в сторону. Течения совсем не чувствуется, приходится активно грести. Так проходит час, другой.
Постепенно ветер усиливается, и волны увеличиваются. В небе появляются рваные сероватые облака. Татьяна Терентьевна кричит, чтобы ребята не шли вдоль волны. Приходится плыть галсами – то к берегу, по ветру, то обратно, против волн, при этом продолжая двигаться вдоль озера. Фокус в том, что когда волна разбивается о нос или корму байдарки, она лодку не перевернёт. А вот если бьёт в борт, может раскачать, как в гамаке, и опрокинуть – на радость русалкам.