Кукла на цепочке

Де Грааф сделал паузу и поднял голову. Ван дер Куур снова вскочил на ноги, такой же красный, как и в прошлый раз; невольно возникала мысль о том, что его обычная невозмутимость – всего лишь видимость.

– Ложь! – закричал он. – Чушь! Галиматья! Клевета! Говорю вам, это ложь!

– Вы – ответственный инженер. Вы должны это знать. Так что нечего заводиться. – Де Грааф говорил мягко, примирительно. – Что это за несогласные эксперты, о которых упоминает FFF? У них, наверное, нет квалификации в области инженерной гидравлики?

– Несогласные эксперты! Жалкая горстка! Квалификация? Конечно есть – на бумаге. Ни у одного из них нет никакого практического опыта в том, что касается этого дела.

Ван Эффен спросил:

– А разве у кого-нибудь вообще есть подобный опыт? Как я понял, в Восточной Шельде использовались совершенно непроверенные инженерно-технические решения. Вы фактически пошли по нехоженым тропам. – Он поднял руку, увидев, что ван дер Куур снова готов вскочить. – Извините. Все это, в сущности, не имеет отношения к делу. К делу же относится то, что в команде FFF есть не только очень умные люди, но и специалисты в области прикладной психологии, умеющие применять свои знания на практике. Сначала они сеют сомнения, страх, раздоры и недоверие в Схипхоле. Потом применяют ту же технику по отношению к Управлению гидротехнических сооружений. И наконец, через посредство всех газет страны, которые выйдут сегодня вечером или завтра утром, а также через радио и телевидение они проделывают то же самое уже на уровне всей нации. Если хотите знать мое мнение, они достигли очень многого за очень короткий период времени. Это серьезное достижение. Эти террористы заслуживают уважения – если не как личности, то как стратеги. Я очень надеюсь, что предатель в наших рядах доведет до их сведения нашу оценку.

– Конечно доведет, – подхватил де Грааф. – И надеюсь, он понимает, что мы здесь не собираемся обсуждать шаги, которые будем предпринимать для борьбы с нависшей угрозой. Итак, дамы и господа, последний абзац послания террористов преследует ту же цель: сеять сомнения, страх, раздоры, недоверие. Заканчивается их сообщение следующим образом: «Для того чтобы продемонстрировать вашу беспомощность и нашу способность нанести удар там и тогда, где и когда мы пожелаем, сообщаем вам, что сегодня в 16:30 в морской дамбе острова Тексел будет пробита брешь».

– Что?! – вырвалось почти одновременно у дюжины людей.

– Меня это тоже потрясло, – признал де Грааф. – Но они так говорят. И у меня нет оснований сомневаться в их словах. Бринкман, – обратился полковник к молодому человеку в форме полицейского, – свяжитесь с управлением. Вероятно, это не срочно, но сообщите людям на острове о том, что их ждет. Господин ван дер Куур, возьмите необходимых вам людей и снаряжение и будьте наготове. – Полковник снова посмотрел в бумагу. – Злоумышленники утверждают, что это небольшая операция: «Мы уверены, что ущерб будет минимальным, но, возможно, жителям Остеренда и Де-Ваала стоит держать наготове свои суда или залезть на чердаки вскоре после 16:30. Очень вскоре». Отвратительная наглость! В конце они говорят: «Мы знаем, что эти географические названия дадут вам некоторое представление о том, где расположена взрывчатка, но вы ее не найдете».

– И это все? – спросил ван дер Куур.

– Все.

– Никаких причин, никаких объяснений столь чудовищных поступков? Никаких требований? Ничего?

– Ничего.

– Я все еще думаю, что это кучка жутких маньяков.

– А я повторяю, что нам противостоит группа очень умных и расчетливых преступников, которые сейчас вполне удовлетворены тем, что на какое-то время предоставили нам вариться в собственном соку. На вашем месте я бы не беспокоился насчет требований. В должное время будут и требования – в удобное для них время. Ну что ж, здесь мы больше ничего не добьемся. Впрочем, пока мы вообще ничего не добились. Я желаю вам успехов, господин де Йонг, и надеюсь, что завтра вы понемногу начнете возвращаться к нормальной жизни. Думаю, что потребуется немало времени, чтобы заменить механизмы в ваших подвальных помещениях.

Полковник направлялся к выходу, когда ван Эффен махнул ему рукой, чтобы он подождал. Осторожно оглядевшись и убедившись, что их никто не может подслушать, ван Эффен сказал:

– Мне хотелось бы проследить за парочкой господ, которые были в этом зале.

– В таком случае не теряй времени. У тебя, конечно, есть для этого основания.

– Я наблюдал за присутствующими, когда вы сообщили новость о предстоящем взрыве на Текселе. Это сообщение всех потрясло. Большинство после сообщения уставились в пространство или в пол. Думаю, что они обдумывали ужасный смысл этой новости. Но двое продолжали смотреть на вас. Может быть, они прореагировали так потому, что услышанное не было для них новостью.

– Ты просто хватаешься за соломинку.

– Разве не этим следует заниматься утопающему?

– Со всеми этими наводнениями, нынешним и предстоящими, ты мог бы выбрать не столь душераздирающую метафору. Так кто же эти двое?

– Первый – Альфред ван Рис.

– А! Сотрудник Управления гидротехнических сооружений, специалист по шлюзам, дамбам и плотинам. Абсурд! Он мой друг. Чист как стеклышко. Абсолютно честен.

– Возможно, мистер Хайд в нем не проявляется при свете дня. Второй – Фред Классен.

– Классен! Шеф службы безопасности Схипхола. Абсурд!

– Вы повторяетесь. Он тоже ваш друг?

– Невозможно! Двадцать лет безупречной службы. Шеф службы безопасности?!

– Если бы вы были преступником и вам нужно было сбить с пути любого человека в большой организации, к кому бы вы обратились в первую очередь?

Де Грааф долго смотрел на ван Эффена, потом молча пошел дальше.

Глава 2

Двух судовладельцев, лишившихся минувшим вечером своих суденышек, звали Баккерен и Деккер. Как выяснилось, они были свояками. Баккерен очень спокойно отнесся к пропаже своего катера и не особенно волновался из-за того, что ему до сих пор не дали осмотреть судно и проверить, нет ли на нем повреждений. Деккер же, напротив, кипел от ярости. Через двадцать секунд после прибытия де Граафа и ван Эффена в дом Деккера в пригороде хозяин уже уведомил гостя о том, как грубо с ним обошлись минувшим вечером.

– Неужели ни один человек не может себя чувствовать в безопасности в этом Богом забытом городе? – Деккер не выговаривал слова, а выкрикивал, но было ясно, что крик не является для него нормальной формой общения. – Полиция! Вы говорите, вы полиция? Ха! Полиция! Хорошо же вы охраняете честных граждан Амстердама! Я просто сидел у себя на катере и занимался своими делами, когда эти четверо гангстеров…

– Минуточку, – прервал его ван Эффен. – Они были в перчатках?

– В перчатках? – Маленький загорелый Деккер уставился на полицейского с гневным недоверием. – В перчатках? Вот он я – жертва дикого разбоя, а вы думаете о…

– …О перчатках.

В голосе ван Эффена было нечто такое, что пробилось сквозь гнев Деккера и заставило его немного успокоиться.

– Что, перчатки? Забавно! Да, перчатки у них были. Они все были в перчатках.

Ван Эффен повернулся к сержанту в полицейской форме:

– Бернард!

– Да, господин лейтенант, я скажу специалистам по отпечаткам, что они свободны.

– Извините, господин Деккер. Продолжайте, пожалуйста. Не показалось ли вам что-нибудь странным или необычным?

– Все это было чертовски странно, – мрачно заметил Деккер.

Он рассказал, что занимался своими делами в каюте, когда его окликнули с берега. Он вышел на палубу, и высокий мужчина – было уже темно, и лица было не разглядеть – спросил, нельзя ли нанять его суденышко на ночь. Незнакомец сообщил, что он из кинокомпании и хочет отснять несколько ночных сцен, за что и предлагает тысячу гульденов. Деккеру показалось странным, что подобное предложение делается вот так внезапно и тем более на ночь глядя. Он отказался. И тут же у него на палубе оказались трое мужчин, которые стащили его с судна, затолкали в машину и отвезли домой.

Ван Эффен спросил:

– Вы сказали им, куда вас везти?

– Вы что, ненормальный?

И впрямь, глядя на этого рассерженного человечка, было трудно поверить, что он добровольно выдаст кому-нибудь хоть какую-то информацию.

– Значит, эти люди какое-то время следили за вашим передвижением. У вас в последнее время не было ощущения, что вы под наблюдением?

– Под чем?

– Вам не казалось, что за вами следят? Может, вы несколько раз видели одного и того же незнакомца?

– Ну кому нужно следить за торговцем рыбой? Кто, по-вашему, эти люди? Они затолкали меня в дом…

– Вы не пытались сбежать?

– Вы можете выслушать человека? – с горечью спросил Деккер. – Далеко ли убежишь, если у тебя руки за спиной, да еще в наручниках?

– В наручниках?

– Вы, наверное, думаете, что только полиция использует подобные вещи. Эти злодеи притащили меня в ванную, связали мне ноги веревкой и залепили рот пластырем. Потом замкнули дверь снаружи.

– Вы были совершенно беспомощны?

– Совершенно. – При этом воспоминании лицо коротышки еще больше помрачнело. – Мне удалось встать на ноги, но толку от этого не было никакого. В ванной нет окна. Даже если бы оно и было, не знаю, как я смог бы его разбить. К тому же я все равно не мог позвать на помощь: на меня намотали бог знает сколько пластыря. Часа три-четыре спустя эти разбойники вернулись и освободили меня. Высокий сказал, что они оставили на кухонном столе полторы тысячи гульденов. Тысячу за наем катера и пятьсот – на непредвиденные расходы.

– На какие расходы?

– Откуда мне знать? – устало произнес Деккер. – Они не объяснили. Просто ушли.

– Вы видели, как они уходили? Видели тип машины, ее номер или что-нибудь еще?

– Я не видел, как они уходили. Не видел их машины и тем более ее номера, – сказал Деккер с видом человека, который с трудом сдерживается. – Когда я сказал, что меня освободили, я имел в виду, что незнакомцы отомкнули дверь и сняли наручники. Но мне потребовалось еще пару минут, чтобы снять лейкопластырь, а это было чертовски болезненно. Пришлось содрать даже немного кожи и выдрать клок из усов. Потом я поскакал на кухню, чтобы взять нож и разрезать веревки на ногах. Деньги лежали на месте, и я был бы рад, если бы вы внесли их в какой-нибудь полицейский фонд. Мне эти грязные деньги не нужны. Они почти наверняка украдены. К этому времени поблизости уже не было ни этих людей, черт бы их побрал, ни их машины.

Ван Эффен дипломатично посочувствовал:

– Если учесть все, что вам пришлось вынести, то вы еще довольно спокойны и сдержанны. Вы могли бы их описать?

– Одежда самая обычная. Плащи. Это все.

– А их лица?

– На берегу канала и в машине было темно. К тому времени, когда мы добрались сюда, на всех уже были капюшоны. Точнее, на троих. Один оставался на судне.

– В капюшонах, конечно, были прорези? – спросил ван Эффен.

Он не был разочарован, потому что ничего другого и не ожидал.

– Скорее круглые дырки.

– Эти люди разговаривали между собой?

– Не сказали ни слова. Говорил только их начальник.

– Как вы узнали, что это был начальник?

– Начальники обычно отдают приказания, верно?

– Пожалуй. Вы бы узнали его голос, если бы снова его услышали?

Деккер заколебался.

– Не знаю. Думаю, да.

– Так. В голосе этого человека было что-нибудь необычное?

– Ну… Он очень забавно говорил по-голландски.

– Забавно?

– Это был… как бы это сказать… не тот голландский, на котором говорят голландцы.

– Ломаный голландский?

– Нет. Как раз наоборот. Язык был очень хороший. Слишком хороший. Как у дикторов телевидения или радио.

– Значит, слишком правильный? Книжный? Может быть, этот человек иностранец?

– Именно так я и подумал.

– Как по-вашему, откуда родом мог быть этот человек?

– Тут уж я вам ничем не смогу помочь, лейтенант. Я никогда не выезжал из страны. Я часто слышу, как люди в городе говорят по-английски и по-немецки. Но только не я. Я не говорю на иностранных языках. Иностранные туристы в мой рыбный магазинчик не заглядывают. Я торгую на голландском.

– Что ж, спасибо, вы нам очень помогли. Еще какие-нибудь подробности об этом начальнике, если это в самом деле начальник?

– Он был высоким, очень высоким. – Деккер слабо улыбнулся, впервые за весь день. – Не нужно быть очень высоким, чтобы казаться выше меня, но этому человеку я не доставал даже до плеча. Он был сантиметров на десять-двенадцать выше вас. И худой, очень худой. На нем был длинный плащ синего цвета, и этот плащ висел на нем, как на вешалке.

– Вы сказали, что у капюшонов были отверстия, а не щели. Вы видели глаза высокого мужчины?

– Даже и глаз не видел. На нем были темные очки от солнца.

– Темные очки? Я же спрашивал вас, не было ли в этих людях чего-нибудь странного. Вам не показалось странным, что человек носит защитные очки ночью?

– Странным? С чего бы это? Послушайте, лейтенант, холостяки вроде меня проводят много времени у телевизора. А там негодяи всегда носят темные очки. Иначе как бы мы узнали, что они негодяи?

– Верно, верно. – Ван Эффен повернулся к свояку Деккера. – Как я понял, господин Баккерен, вам повезло и вы избежали общения с этими господами?

– Вчера был день рождения моей жены. Мы были в городе, обедали и смотрели шоу. Вообще-то, они могли украсть мое суденышко в любое время, я бы и не узнал об этом. Если уж эти люди следили за моим свояком, то могли следить и за мной и знали, что я навещаю свой катер только по выходным.

Ван Эффен повернулся к де Граафу:

– Вы хотели бы осмотреть суда, господин полковник?

– Думаешь там что-нибудь найти?

– Нет. Но возможно, мы узнаем, что эти люди там делали. Могу поспорить, что они не оставили никаких зацепок для трудяг-полицейских.

– Скорее всего, попусту потратим время.

Свояки направились к своей машине, двое полицейских – к машине ван Эффена, старому потрепанному «пежо» с вовсе не старым двигателем. Ничто не указывало на принадлежность машины к полиции, даже радиотелефон был спрятан. Де Грааф осторожно опустился на скрипучее жесткое сиденье.

– Я воздержусь от жалоб и стонов, Питер. Я знаю, что на улицах Амстердама подобных машин никак не меньше пары сотен, и понимаю твое стремление к анонимности. Но ведь ты бы не умер, если бы поставил сюда нормальное сиденье?

– Мне казалось, что этот небольшой штрих создает ощущение подлинности. Впрочем, сиденье можно заменить. Удалось ли вам выудить какую-нибудь интересную информацию в этом доме?

– Ничего такого, чего бы не нашел ты. Любопытно, что высокого мужчину сопровождали двое немых. Тебе не приходило в голову, что если начальник, как определил его Деккер, иностранец, то его подручные тоже могут оказаться иностранцами, причем неспособными сказать ни слова по-голландски?

– Приходило. И это вполне возможно. Деккер сказал, что начальник отдавал приказания, из чего вроде бы следует, что остальные двое говорят или по крайней мере понимают по-голландски. Но это может быть и не так. Отдаваемые приказания могли вообще ничего не значить, их отдавали просто для того, чтобы создать впечатление, что остальные двое – голландцы. Жаль, что Деккер никогда не бывал за границей. Иначе он бы, наверное, сумел определить, откуда родом высокий незнакомец.

– Я говорю на трех языках, а ты, Питер, и того более. Как по-твоему, если бы мы услышали речь этого человека, мы смогли бы определить, откуда он родом?

– В принципе это возможно. Я знаю, о чем вы думаете. О магнитофонной записи телефонного звонка, сделанной помощником редактора. Но тут у нас шансов еще меньше: телефон искажает голос. К тому же эти террористы не похожи на людей, которые совершают ошибки. И даже если бы нам удалось определить страну, откуда они приехали, как, черт возьми, это помогло бы нам их выследить?

Де Грааф зажег черную манильскую сигару. Ван Эффен опустил стекло со своей стороны. Не обратив на это внимания, де Грааф сказал:

– Умеешь же ты подбодрить! «Дайте нам еще немножко улик, или давайте раскопаем еще немножко фактов – и это нам очень поможет». Кроме недоказанного пока факта, что этот парень иностранец, мы знаем только, что он очень высокий, тощий как грабли и у него что-то неладно с глазами.

– Неладно с глазами? Все, что мы знаем, – это то, что он носит защитные очки в ночное время. Это может что-нибудь значить, но может и ничего не значить. Возможно, у него такая причуда. Возможно, в очках он себе больше нравится. Или, как предположил Деккер, он считает, что защитные очки – необходимый атрибут негодяя высокого класса. Может быть, он носит их по той же причине, что и охрана американского президента, то есть потому, что потенциальный злоумышленник из толпы не знает, смотрят на него охранники или нет, и это мешает ему действовать. А возможно, этот высокий страдает некталопией.

– Ну разумеется! Некталопия! Каждый школьник знает! Я уверен, Питер, что на досуге ты меня просветишь.

– Это занятное старое словечко для обозначения занятной старой болезни. Мне говорили, что это единственное английское слово с двумя прямо противоположными значениями. С одной стороны, оно означает ночную слепоту, то есть потерю зрения после захода солнца, причины которой до сих пор не изучены. С другой стороны, это же слово может употребляться для названия дневной слепоты, то есть способности хорошо видеть только ночью, причины чего также неизвестны. Какое из значений ни возьми, болезнь эта редкая, но о ее существовании известно давно. В темных очках, которые мы имеем в виду, могут быть специальные корректирующие линзы.

– Мне кажется, что от какой бы разновидности этой болезни ни страдал преступник, из-за нее он должен сталкиваться с серьезными профессиональными трудностями. И домушник, который работает при свете дня, и грабитель, который трудится под покровом ночи, будут несколько ограничены в передвижении, если они больны этой болезнью. Для меня это чересчур экзотично, Питер. Я предпочитаю более старомодные причины: шрам над глазом, косоглазие, нервный тик, необычную радужную оболочку с прожилками, разноцветные глаза. Бельмо на глазу, когда радужная оболочка настолько светлая, что ее трудно отличить от белка, или когда зрачки разного цвета. Пучеглазие, вызванное заболеванием щитовидной железы. Или вообще отсутствие одного глаза. В любом из этих случаев у преступника есть физический дефект, из-за которого без темных очков он был бы немедленно опознан.

– Теперь нам остается только запросить у Интерпола список преступников всего мира, имеющих дефекты глаз. Всего-то какие-нибудь десятки тысяч. Но даже если бы в списке было всего десять человек, нам бы это мало помогло. К тому же велика вероятность того, что за нашим преступником вообще ничего не числится, – размышлял вслух ван Эффен. – А еще Интерпол мог бы дать нам список всех преступников-альбиносов. Им тоже нужны очки, чтобы скрыть глаза.

– Лейтенант изволит шутить, – мрачно заметил де Грааф. Он попыхтел своей сигарой, потом удивленно воскликнул: – Но черт возьми, Питер, вполне возможно, что ты прав!

Ехавший впереди них Деккер сбросил скорость, собираясь остановиться. Ван Эффен сделал то же самое. Два суденышка стояли бок о бок у берега канала. Оба они были метров одиннадцать-двенадцать в длину, с двумя каютами и полуютом. Двое полицейских вместе с Деккером поднялись на катер. Баккерен отправился на свое судно, стоявшее немного впереди. Деккер спросил:

– Ну, господа, что бы вы хотели осмотреть в первую очередь?

Де Грааф спросил:

– Давно у вас это судно?

– Шесть лет.

– В таком случае мы с лейтенантом можем не утруждать себя осмотром. После шести лет вы знаете здесь каждый уголок, каждую царапину. Поэтому мы были бы вам признательны, если бы вы сами все проверили. Просто скажите нам, все ли на месте. Если найдете что-нибудь даже совсем крошечное, но такое, чего здесь прежде не было, дайте нам знать. Было бы хорошо, если вы бы попросили вашего свояка проделать то же самое у него на борту.

Двадцать минут спустя оба судовладельца уверенно заявили, что ничего нового у них не появилось. А исчезло следующее: пиво из холодильника и дизельное топливо из баков. Ни Деккер, ни Баккерен не могли точно сказать, сколько именно банок пива исчезло. Они его никогда не считали. Но оба были совершенно уверены, что у них недостает не менее двадцати литров горючего.

– По двадцать литров у каждого? – сказал ван Эффен. – Чтобы добраться отсюда до канала напротив аэропорта, не нужно и двух литров. Значит, преступники использовали двигатели для чего-то еще. Вы не могли бы открыть машинный отсек и снабдить меня фонариком?

В считаные секунды ван Эффен провел поверхностный, но очень эффективный осмотр машинного отделения. Потом он спросил:

– Господа, вы когда-нибудь пользовались зажимами типа «крокодилов», когда заряжали или использовали свои аккумуляторы? Ну, вы знаете, такие съемные зажимы на пружинках, с зубчиками. Нет? Однако кто-то пользовался ими минувшей ночью. На контактах ясно видны следы. Они соединяли аккумуляторные батареи на ваших двух катерах параллельно или последовательно, это не важно. А двигатели использовали для подзарядки аккумуляторов через трансформатор. Отсюда недостача сорока литров горючего.

– Так вот что эти гангстеры имели в виду под непредвиденными расходами, – догадался Деккер.

– Да, наверное.

Едва де Грааф безропотно опустился на жесткое скрипучее сиденье старого «пежо», как зазвонил радиотелефон. Ван Эффен снял трубку и тут же передал ее де Граафу, который после недолгого разговора убрал телефон в его укромное пристанище.

– Я этого боялся, – устало вздохнул он. – Наш министр хочет, чтобы я полетел с ним на Тексел. Похоже, он тащит туда половину Кабинета.

– Господи боже! Эти пустоголовые клоуны! Чего они надеются добиться, находясь там? Будут болтаться у всех под ногами и мешать работать. Это они отлично умеют делать.

– Я хотел бы напомнить вам, лейтенант ван Эффен, что вы говорите о Кабинете министров нашего королевства! – Если слова полковника и выглядели как упрек, то весьма формальный.

– Совершенно бесполезное сборище некомпетентных личностей. Они умеют только щеки надувать, надеясь, что их имена попадут в газеты и это принесет им еще несколько новых голосов самых отсталых избирателей. Тем не менее я уверен, что путешествие вам понравится.

Де Грааф сердито посмотрел на лейтенанта и сказал:

– Что-то мне подсказывает, что ты бы туда не поехал.

– Вы совершенно правы. К тому же у меня здесь есть дела.

– Ты считаешь, у меня их нет? – мрачно спросил де Грааф.

– Ну, я-то всего лишь полицейский. А вам приходится быть и полицейским, и дипломатом. Я высажу вас возле управления.

– Пообедаешь со мной?

– Я бы с удовольствием, но сегодня я должен обедать в одном заведении, не вполне подходящем для шефа амстердамской полиции. Оно называется «Ла Карача». Ваши жена и дочери его бы не одобрили.

– Деловая встреча?

– Разумеется. Мне нужно поболтать с парочкой друзей из кракеров. Месяц назад вы просили меня установить кое за кем неофициальное наблюдение. Обычно я встречаюсь со своими людьми в «Ла Караче».

– Ах да, кракеры! За последние два месяца я о них не вспоминал. Так как же поживает наша разочарованная молодежь, все эти вечно протестующие студенты, люди-цветы, хиппи и сквотеры?

– А также распространители наркотиков и торговцы оружием? В последнее время они подозрительно притихли. Должен сказать, что я меньше беспокоюсь, когда эти типы размахивают железными прутьями и швыряют кирпичи в полицейских, переворачивают и жгут старые машины, потому что тогда мы точно знаем, где они и чем занимаются. Необычные для них мир и спокойствие меня очень настораживают. Я чувствую, что кракеры что-то готовят.

– Ты не накличешь беду, а, Питер?

– У меня дурное предчувствие, что беда все равно будет. Вчера во второй половине дня, когда поступил первый звонок из FFF, я послал двух своих лучших людей в тот район. Надеялся, что им удастся что-нибудь разнюхать. Был кой-какой шанс. Но сейчас преступность в Амстердаме сосредоточена в районе, где базируются кракеры. Как по-вашему, FFF можно отнести к преступникам?

– Хочешь спросить, одного ли поля эти ягоды? Может быть. Но в FFF, похоже, ребята неглупые. Настолько неглупые, что не станут связываться с кракерами, которых никак не назовешь интеллектуальными титанами преступного мира.

– Кстати, об FFF. Итак, у нас есть длинный парень, у которого, возможно, не все в порядке с глазами и который к тому же может оказаться иностранцем. Да мы практически их накрыли!

– Сарказм тебе не идет. Хорошо, хорошо, все версии надо отработать. Действие лучше, чем бездействие. А что за еда в «Ла Караче»?

– Для этого района на удивление хорошая. Я там несколько раз ел… – Ван Эффен осекся и взглянул на де Граафа. – Вы собираетесь оказать нам честь, пообедав с нами?