Последнее дело

– А вы заметили, что в последний год ваш отец изменился? – Мьюза старалась смотреть куда угодно, только не на Рьёша.

Он говорил спокойно, сухо, сдержанно… но ведь всего лишь год прошёл.

– Мы редко виделись, – Рьёш пожал плечами. – Может, и изменился. Мы оба учились – у Тильи училище, у меня практика у наставника, – и уходили раньше, чем он вставал. А вечером отец или поздно возвращался, за полночь, или вообще ночевал не дома. Но соседи на него жаловаться перестали, это да. Обычно они жаловались сестре – она умела успокоить отца. А в последние полгода точно не жаловались – ни разу.

– А мама? – осторожно спросила Мьюза. – Я не успела посмотреть материалы её дела… Не нашли?

– По крови искали год – пусто, – Рьёш качнул головой и вдруг улыбнулся. – Отец лично искал – и известными методами, и своими разработками. Но мне почему-то кажется, что она жива. Просто сбежала от отца. И живёт сейчас где-нибудь… далеко. От колдовского поиска можно спрятаться, если очень захотеть. В дневниках отца я нашёл три новых и проверенных способа. Он изобрёл их до маминого исчезновения, а она была сильной колдуньей. Могла использовать.

А Мьюза подумала, что нет. Что, скорее всего, женщина мертва. О Тьёне и мастере Фьерасе писали не только местные газеты – из других городов журналисты приезжали. Больно интересный и необычный случай. Весть за пару лун разнеслась по всем крупным северным городам точно. И если бы мать была жива, она бы вернулась к детям… или она не мать. Или её разум помутился.

Но если детям так проще… пусть верят.

Кстати. Подшивки старых газет. Журналисты в Синедолье копались долго, а приезжие главу Колдовского ведомства не боялись. Могли нарыть что-нибудь любопытное.

Рябиновый квартал уже цвёл красными гроздьями, намекая на раннюю осень. От причала широкая рябиновая аллея вела сразу в кольцевой парк – на следующую рябиновую аллею. От которой разбегались тонкие тропки, виляя между жёлто-красными цветниками и теряясь в рябиновом парке. Мьюза ещё в лодке начертила и запомнила короткую дорогу к дому Гьюры. Она уверенно свернула на третью тропку и первой отправилась к следующей аллее, за которой пряталась первая и самая длинная улица. А им нужная вторая.

– Вы так уверенно идёте… – протянул Рьёш. – Гьюра дома? Вы уверены?

– Да, – Мьюза быстро шла по извилистой тропинке, огибая клумбы с белоцветами. В воздухе дрожала серебристая пыльца и стоял тонкий свежий аромат. – Я вспомнила эту колдунью – половина нашего отдела у неё амулеты заказывала. Очень качественно работает. Я ей написала, и Гьюра ответила, что уже лет пять работает дома – амулетчикам можно. Просила приходить в любое время.

– Она наверняка знает, чей я сын, – заметил Рьёш. – И всё поймёт.

– И к лучшему – не будем ходить вокруг да около.

– А вторая? Чьята?

– Должна быть дома. Я на свой страх и риск написала в Речное ведомство, и оттуда ответили, что Чьята на больничном – уже пятом в этом году. Через три дня ей выходить на работу, значит, состояние позволит побеседовать.

Рьёш глянул на неё искоса:

– А как у вас с амулетами и склянками? Почты и прочими? Вы скажите, я всё сделаю. У Тильи учёба, а я отпуск взял и свободен. Когда надо, помогу лично, а если не надо мелькать – то склянками.

– Посчитаю сегодня вечером, сколько осталось, и напишу, если надо, – кивнула Мьюза. – Спасибо.

Это парень верно подметил – про надобность… В разгар работы защитные амулеты и склянки с заклятьями разлетаются моментально, а Дьянару точно в ближайшее время будет не до них.

Они быстро пересекли следующую аллею, прошли по извилистой тропинке и выбрались на первую улицу Рябинового квартала – оживлённую, тенистую. Тропинка ныряла между близко стоящими домами – чем ближе к реке и причалам, тем меньше у обитателей улиц были сады, тем чаще отсутствовали ограды и тем теснее жались друг к другу строения.

Мьюза быстро посмотрела на номера домов – слева, пузатый, двухэтажный и закутанный в плющ, имел номер три, а справа, трёхэтажный и узкий, похожий на башенку, с блестящей цветной черепицей, имел номер семьдесят восемь.

Отлично. До сто третьего дома рукой подать.

– Вы ещё не нашли Пустоцвета? – Мьюза первой пробралась между близко растущими рябинами.

– Почему же, нашли, – Рьёш по-прежнему следовал за ней. – Сегодня утром. А чего тянуть? Он и не прячется, его каждый здесь знает. О цене договорились, а вот о времени пока нет. Очень занят. Но он заинтересовался и пообещал помочь, как только разберётся с последним делом. Он странный такой… мелкий. Южанин-полукровка?

– Скорее всего, – Мьюза первой ступила на широкую улицу, – хотя по виду северянин – светлые волосы, светлые глаза. Но да, для нас Пустоцвет слишком маленький. И не удивлюсь, если к южному росту прилагаются южный дар и управление призраками.

– То есть они всё-таки существуют… – пробормотал парень.

На Севере было принято верить лишь в одного призрака – духа-хранителя Лодочника, который сновал по колдовским рекам между Миром живых и Миром вечных вод, доставляя сюда души тех, кому вскоре предстояло родиться, и увозя отсюда души умерших.

– Я тебе больше скажу: некоторые призраки надолго застревают в мире живых, впитывают силу своей земли и колдуют – или речной водой, или песком. Южане их или видят, или слышат, а вот для нас призраки невидимы и могут быть очень опасны. И это правда.

– А Тилья чует слежку… как и вы, – Рьёш поравнялся с Мьюзой и прямо спросил: – Что в нашей истории делают южане?

– Очень правильный вопрос, – Мьюза понизила голос. – Это могут быть и мои родичи по мужу – там хватает южных колдунов. Которые присматривают на всякий случай, потому что мой муж очень переживал, как бы эта история с отделом секретных разработок и молчаливыми угрозами главы Колдовского ведомства не аукнулась неприятно… всем нам. А может быть что-то иное. Но мы это трогать пока не будем. Разберёмся для начала с известным и обычным.

По улице плыл запах свежей выпечки. Возле булочной шло непрерывное пёстрое волнение – одни покупатели выходили, вторые заходили, третьи выстраивались в беспокойную очередь. И такое же волнение наблюдалось через дорогу, у кондитерской, где извилистый «хвост» очереди заполнял тротуар и преграждал часть дороги.

– Сегодня утром тут ещё хуже было, – шепнул Рьёш. – Новая кондитерская, второй день работает. Всем интересно, что дают. Давайте я вперёд пойду.

Мьюза совсем отвыкла от людских толп – она выбиралась в лавки или на прогулку, когда большая часть синедольцев работала, и нечасто уходила далеко от своей тихой окраины. А Рьёш, напротив, работал в самом большом и оживлённом квартале – Осиновом, где находились все ведомства города. Он шёл сквозь толпу как нож сквозь подтаявшее масло, быстро и уверенно. А Мьюза следовала за ним, поглядывая на номера домов.

Толпа и не думала кончаться – очередь у цветочной лавки, у портновской, у овощной, у чайной… И в середине рабочего дня! Хотя не все же работают как сыскники – почти круглосуточно и чаще всего без обедов в положенное время.

А вот и нужный дом… Между громоздкими трёхэтажными старинными зданиями с лавками на первых этажах втиснулся крошечный одноэтажный домик, спрятанный в зарослях рябин, со входом со стороны кольцевого парка.

– Сюда, – она дёрнула парня за рукав рубахи и свернула к домику.

– А может, мне тут подождать? – отчего-то смутился Рьёш, подотстав. – А ну как… спугну?

– Глупости, – Мьюза уже поднялась по ступенькам. – Спугнёшь, если Гьюра в чём-то виновата. А если нет, она будет рада тебя видеть. Хочешь поспорить?

Рьёш воздержался и правильно сделал. На стук дверь сразу открыла очень красивая женщина – лет сорока пяти, высокая и стройная, со светлыми кудрями до плеч и тонкими чертами лица. При виде Рьёша она сразу всё поняла – серые глаза подозрительно заблестели.

– Так вот зачем вы на самом деле… – Гьюра кашлянула и достала из кармана светло-зелёного платья носовой платок. – Дело снова открыто?

– Нет, – честно ответила Мьюза. – Мы им занимаемся… тайно. Здравствуйте. Меня зовут Мьюза, и год назад я вела дело об убийстве Тьёна и самоубийстве мастера Фьераса. Я не верю ни в первое, ни во второе, но…

– Наш главный колдун, – помрачнела Гьюра. – После смерти Фьераса я имела с ним очень короткую и неприятную беседу – он настаивал, что я должна молчать. Обо всём. Секретная работа, видите ли. Никаких подробностей. Да только плевать я на него хотела вместе с его угрозами. Я знала Фьераса всю жизнь. И знаю, что его убили. Вы его найдёте? Убийцу?

– Будем над этим работать, – кивнула Мьюза. – Мы можем поговорить?

Гьюра оглянулась на входную дверь, посмотрела на часы и решила:

– У меня есть минут десять-пятнадцать. Потом маме нужно давать лекарства. И поговорим здесь.

Мьюза достала из сумки записную книжку и песчаное перо:

– Почему вы уверены, что мастера убили?

– Потому что он слишком любил жизнь, – Гьюра посмотрела на Рьёша и улыбнулась, – и своих детей. С женой – извини, дорогой – у него отношения складывались так себе, но дети были всей его жизнью. Конечно, он видел, как вы переживали исчезновение матери. Он никогда не поступил бы с вами так же. Никогда бы не исчез и не ушёл из жизни по собственной воле. И в его вину я тоже не верю. Да, Фьераса на весь город «ославил» его скверный характер, но в душе он был отзывчивым и добрым. Сейчас накричит из-за ерунды, а вечером пришлёт тебе почтой дорогие лекарства для мамы, на которые у тебя нет денег. Моя мама болеет уже пять лет, и всё это время Фьерас помогал нам с лечением. Даже когда мы расстались, он каждые две недели присылал нам нужные лекарства. Хотя мы рассорились так, что пару лун при встрече даже не здоровались. Он был очень хорошим – там, внутри, куда никогда никого не пускал.

Мьюза невольно оглянулась на Рьёша, и тот молча кивнул: да, правда. Он стоял у крыльца, заложив руки за спину и пряча заклятье правды.

– Про врагов и недоброжелателей, наверное, спрашивать бесполезно, – заметила Мьюза.

– Почему же? – Гьюра хмыкнула. – Фьерас успел так или иначе обидеть половину города, если не больше. Всех обитателей Елового квартала и прилегающих к нему точно. Но, знаете, за такие обиды не убивают. Сторонятся и считают ненормальным – да. Его таким и считали – ненормальным. А на ненормальных, как известно, – извини, дорогой, – не обижаются.

Рьёш снова кивнул: правда.

– Вам, конечно, виднее, но как по мне, то врагов искать бессмысленно, – продолжала Гьюра, комкая носовой платок. – Полгорода перебрать придётся. Привлечёте этим внимание главного нашего колдуна. Нет-нет. В другом дело.

– Когда вы виделись в последний раз? – Мьюза сделала в книжке пометку. – Ничего странного не заметили?

У Гьюры снова заблестели глаза:

– Давно. Каждый день его вспоминаю, каждый день корю себя… Уже и не помню, из-за чего рассорились – как обычно, всякая ерунда… – но после виделись раз пять. В Колдовском ведомстве случайно сталкивались и едва здоровались. Нет, не заметила. Я должна была первой заговорить – он же так нам помогал! – но гордость… Писала ему в ответ «Спасибо» каждый раз после посылки, и всё на том. У меня ещё и работы очень много, и мама… А на прощание с ним никого не пустили, – она поморщилась. – Секреты, чтоб их, разработки…

– Время, – тихо напомнил Рьёш. – Вам пора.

Мьюза записала свой адрес и вырвала из книжки страницу:

– Напишите мне, если что-нибудь вспомните.

– Спасибо, что снова занялись делом, – тихо отозвалась Гьюра, пряча записку в карман платья. – Не бросайте его. Пожалуйста. Он такого не заслужил. До свидания.

Она снова улыбнулась Рьёшу и быстро скрылась в доме. Мьюза спустилась с крыльца и негромко спросила:

– Ну что?

– Всё правда, даже про врагов, – сдержанно ответил Рьёш. – И про отношение к отцу… как к не совсем нормальному.

Мьюза снова сделала пометку в записной книжке и убрала её в сумку.

– Возвращаемся на набережную. Лодкой до Колючего квартала быстрее… мне во всяком случае. Ты можешь уйти протокой.

– А скажите адрес. Сбегаю и проверю, дома ли Чьята, – предложил Рьёш.

Здравое предложение. Обычному человеку до Колючего квартала добираться долго и трудно.

Мьюза назвала адрес и добавила:

– Буду ждать на пятом причале.

Рьёш шаркнул ногой, открывая колдовскую протоку, и исчез. Мьюза посмотрела на тающую лужу и вздохнула. Всякий обычный человек втайне завидовал колдунам в первую очередь из-за проток – из-за умения быстро, в течение нескольких минут, оказаться там, куда человек без дара доберётся лишь через несколько часов. И вдвойне обидно то, что люди могли пользоваться склянками и касаться колдовства, но не проток. Протоки обычных людей убивали.

Мьюза в раздумьях побрела по рябиновому саду. Гьюра знала мастера всю жизнь… Так всегда ли он был таким – одной рукой спасал, а другой бил? Или нет? Мьюза довольно поработала с людьми, чтобы научиться неплохо в них разбираться. И столь странные личности ей не встречались.

Зато встречалось иное. Которое служители храмов снимали отнюдь не разговорами. Но Эшья об этом никогда не расскажет, тем более если именно она работала с мастером Фьерасом.

Она развернулась и поспешила обратно, к домику колдуньи.

Гьюра открыла дверь сразу же, будто ждала. В заляпанном переднике, пропахшем лекарствами, со звенящими склянками в карманах.

– Что?.. – спросила она торопливо.

– Не мог ли мастер быть проклятым? – прямо спросила Мьюза. – Я читала его дневники. За год до смерти он внезапно переменился – по его словам, будто протрезвел. В один момент внезапно признал свою нервозность, которую не замечал много лет, и побежал за помощью к служителям.

– А они ничего не расскажут, потому что тайны мёртвых для них священны, – понимающе усмехнулась Гьюра. – Нет, он не всегда был таким. Его покойная жена, Инья, тоже была с характером – сильная, гордая. И обеспеченная. Она не пошла бы за него замуж ни по какой любви, если бы Фьерас хоть раз посмел её обидеть. Нет. Лет пять точно они жили душа в душу. Дети появились. А вот после… что-то случилось. Дети наверняка не знают отца другим – они видели его только нервным и злым. А я помню – мы учились вместе. Поэтому и рискнула после исчезновения Иньи подпустить к себе Фьераса ближе обычного. Думала, слухи про него – просто слухи. А оказалось, что нет. Что слухи даже преуменьшали.

– Проклятье? – повторила Мьюза.

– Есть такие, – задумчиво прищурилась Гьюра. – И скорее всего, это амулет. Заклятье видно долго – сильный колдун бы заметил, а Фьераса всегда и везде окружали колдуны. К тому же некоторые проклятья имеют свойство питаться от колдуна, становиться сильнее – и убивать его. А вот амулет проклинает иначе – тихо, незаметно. В них обычно вшиваются слабые проклятья, которые портят жизнь… или характер. Но такой амулет нужно всю жизнь при себе носить. Возможно, это что-то очень дорогое – например, от дорогого человека. Или очень ценное. А если вещь потерять, проклятье спадает – да, вот таким внезапным прозрением.

Дневники. Снова. Проклятье – это ниточка. Некто сначала испортил мастеру жизнь, а потом, когда тот очнулся от колдовства, испугался – мести хотя бы.

– Спасибо, – торопливо поблагодарила Мьюза. – Извините, что отвлекла.

– Моя мама обязана Фьерасу пятью годами жизни и почти восстановленным здоровьем, – тихо ответила Гьюра. – Она выгорела как колдунья и едва не сошла с ума. Фьерас доставал нам что-то из закромов своего отдела, что-то тайное. Дар маме не вернуть никогда, зато и пожизненное безумие ей больше не грозит. Перед уходом из секретного отдела Фьерас выслал нам запас лекарств на всякий случай. Мама уже начала выходить на улицу и вспоминать – город, знакомых, себя. Я всегда помогу вам и делом, и советом, только ищите.

– Здоровья вам. До свидания, – попрощалась Мьюза.

Да, дневники. В ближайшие несколько дней им с детьми мастера будет чем заняться.

Глава 4: Тьён

– Чьяты дома нет, – сообщил Рьёш, когда они встретились на набережной. – Да и дом пуст. Старушка-соседка сказала, что Чьята – сирота и всегда жила одна. Домой не водила никого, даже друзей, если они вообще были. Предпочитала встречаться с ними в других местах, поэтому иногда по нескольку дней не появлялась дома. Соседка не видела Чьяту уже два дня и не знает, когда она вернётся домой. Обещала мне об этом написать.

Парень вернулся раньше, чем Мьюза добралась до причала, и уже раздобыл в ближайшей чайной гордость квартала – холодный рябиновый чай. Мьюза взяла кружку и одобрительно улыбнулась:

– Молодец, всё нужное вызнал. Спасибо. У нас есть срок, когда людей пора объявлять в розыск – три дня отсутствия. Чьята вечером ушла из дома? Значит, сегодня вечером можно обращаться в Сыскное ведомство с заявлением, – она глотнула чаю и нахмурилась: – Хотя я бы сейчас искать начала. Она же болеет – и уже который раз за год. Тревожно за неё.

– Я проверил дом – на нём серьёзная защита, – Рьёш качнул головой. – Всё-таки она сотрудница архива Речного ведомства. Я не пролезу… и, скорее всего, не взломаю. А больше кровь для поиска взять негде. Вернее, есть где – Регистрационное ведомство, больницы, – но тогда шума будет…

– Подождём, пока Дьянар не освободится, – решила Мьюза. – А пока навестим гостевой дом, где жил Тьён. У нас на следствие был всего один день, и он ушёл на опросы жителей Елового квартала и ведомств – о Тьёне и о твоём отце. А уже на следующий день дело закрыли. Если наш главный колдун не побывал в гостевом доме и если у дома честные владельцы, то вещи Тьёна должны сохраниться. Хозяева обязаны хранить их до востребования несколько лет, даже если умер круглый сирота. Наследниками же могут быть и друзья. Да, и если друзья всё не разобрали… В любом случае я хочу поговорить с владельцами гостевого дома. Ты со мной?

– Да, – немедленно согласился Рьёш. – Лодка до Елового квартала отходит через пятнадцать минут. Ждём.

Стоя у тёплого парапета, Мьюза медленными глотками пила кисловатый чай и думала. Могла ли мать Рьёша и Тильи попасть под то же проклятье – и поэтому исчезнуть? Колдуны в туманах просто так не пропадают – это факт. Дьянар с детства убегал в поля – в вечерние туманы. Эшья как-то объяснила, что на колдунов туманы действуют иначе, чем на людей. Колдунов туманы питают речной силой, и колдуны умеют их разгонять. В отличие от людей – которые быстро теряются в туманах, паникуют, начинают метаться. А поля болотистые, опасные. Попадёшь в трясину – и поминай как звали.

Наверное, поэтому Рьёш и считает, что мать жива – не могла она пропасть в туманах. Просто так – не могла. А с проклятьем? Если она некоторое время пользовалась проклятой вещью мужа? Мастера Фьераса считали ненормальным, значит, проклятье влияло на рассудок. А одно и то же проклятье, как она слышала от своих колдунов, на всех влияет по-разному. На сильных – слабо, на слабых – сильно, а на людей…

А Чьята, которая не вылезает из больниц? Не попала ли под проклятье и она?

Солнце золотило серебристые воды Лунной, и казалось, река светится изнутри. Лёгкий ветер раздувал разноцветные – красные (рябиновые) зелёные (еловые), серые (колючие), золотисто-коричневые (дубовые) – паруса лодок. Двух-, четырёх-, шести- и восьмиместные лодки быстро скользили по реке, подгоняемые колдовским ветром. На деревянном настиле причала уже образовалась небольшая очередь. Еловый и Рябиновый кварталы соседствовали друг с другом, но самая короткая дорога в Еловый занимала часа три быстрым шагом. Не все имели столько свободного времени.

– Что вас тревожит? – осторожно поинтересовался Рьёш. – Вы ещё что-то узнали?

Мьюза с трудом отвлекалась от размышлений. Она так и не поняла, что в ней потребовало связать три судьбы – мастера Фьераса, его пропавшей жены и жены будущей – одним проклятьем. Сыскное чутьё? Или же неуверенность и попытка уцепиться за более-менее внятную версию?

Пожалуй, парень должен знать… К тому же он колдун и может иметь определённые подозрения.

Рьёш слушал очень внимательно, и в его глазах Мьюза с облегчением заметила понимание.

– Когда мама ещё была с нами, то иногда мне казалось, будто родители меняются местами. Сегодня она сердитая, а отец спокойный, завтра – наоборот. Помню, в такие моменты нас с сестрой удивляло, почему он не сердится из-за того, из-за чего ещё вчера хватался за ремень и на луну лишал нас карманных денег. Когда же мама исчезла, отцовские дни покоя, как мы их называли, тоже исчезли. Совсем. Ни дня передышки. Тилья первой однажды сказала, что наша семья будто проклята. Ей тогда было всего семь, и дар едва проявился. Но слабые колдуны ценятся не зря – только они умеют работать с амулетами. И с вшитыми в них проклятьями. Может, уже тогда она почувствовала то, что не сумел рассмотреть даже наш главный колдун.

– Дневники, Рьёш, – напомнила Мьюза. – Там должен быть ответ. Я прочитала те, что ты принёс, то есть за последние пять лет, но про вещи там ничего сказано не было. То есть он не знал. Лишился проклятой вещи, но сам этого не понял. Гьюра сказала, что вещь должна быть дорогой сердцу или просто ценной, а я думаю, что это что-то обычное. Повседневное. То, чем пользуешься каждый день и к чему привыкаешь. Как к старым туфлям – обычная вещь, её легко заменить, но всё равно проходишь в них лишнюю луну, потому что они удобные и разношенные. Попробуйте найти это. Ну и, если опираться на твой рассказ, вещью могли пользоваться оба. Это не обувь, не одежда, не украшения. И вещь длительной сохранности. Не полотенца, не одеяла. И, думаю, не мебель.

– Книги. Справочники. Писчие принадлежности. Инструменты для создания тех же склянок или амулетов, – кивнул Рьёш. – Я понял.

К причалу одна за другой приблизились две восьмиместные зеленопарусные лодки.

– Идём, – Мьюза поправила сумку. – Точно не хочешь уйти протокой?

Рьёш отправил обе кружки почтой в чайную и улыбнулся:

– Нет. Люблю речные прогулки.

«Не могу с ЭТИМ жить»… Уж не вернулась ли к мастеру неведомая вещица вместе с проклятьем в последний день его жизни?

– Вещи отца вам не вернули? Те, что были на нём и с ним на момент ареста?

– Нет.

Надо Дьянару написать, пусть ищет. Даже если придётся лезть за ними в закрома дядюшки. Возможно, это всё-таки нужный след. Хотя… Обретённое душевное равновесие совпадает с тем периодом, когда мастера Фьераса перевели из отдела секретных разработок в архивный. А значит, он мог случайно оставить вещицу на старом рабочем месте – и обрести её, когда глава Колдовского ведомства предложил мастеру вернуться на прежнюю должность и в прежний кабинет. А туда Дьянару не пробраться никогда.

А может, никакой проклятой вещи нет, и это всё её, Мьюзы, фантазии и попытки нащупать почву. Но сейчас и домыслы важны, и фантазии. Будет движение – будут и результат, и новые сведения, и новые открытия, и новые следы. Которые в конце концов или к нужному итогу приведут, или хотя бы к нужным новым следам.

***

Еловый квартал встречал приезжих тёплым хвойным ветром. Лодка прошла под поднятым Пятнистым мостом, и впереди зазеленел высокий, горбатый и разлапистый Еловый мост. За которым таился низкий и пугающий Страшный мост. Тот самый.

Мьюза видела его лишь раз – когда ей едва исполнилось тринадцать, и Эшья сказала родителям, что малой пора изучать город. Они начали с Колючего квартала, обошли его от дома к дому, от центрального парка к кольцевому, по всем круговым улицам. И перебрались к соседствующему с Колючим Еловому кварталу. И к Страшному мосту.

Она до сих пор помнила, как по мере приближения к мосту её охватило беспокойство, быстро переросшее сначала в необъяснимый испуг, а после в слепой ужас. Сестра бодро говорила что-то о мосте, а Мьюза молча смотрела на него и тряслась, цепляясь за руку Эшьи. Страх застил разум, и она ни слова не поняла из рассказа сестры. Ни единого. И ничего не запомнила – только дикий страх. И то, как они ушли от моста, тоже. Очнулась в кольцевом парке, на лавке, вдыхая хвойный воздух.

С тех пор она лишь раз испытывала похожий страх – когда один из родичей мужа впервые познакомил её со своими призрачными помощниками. После Мьюза вспомнила, конечно, о Страшном мосте, и уже тогда, больше десяти лет назад, поняла, что не всё с этим мостом так просто.

– Хотите сходить к мосту? – наклонившись, шепнул Рьёш.

Как мысли прочитал… Мьюза поёжилась и прошептала:

– Потом. При случае. Вряд ли мы что-то там найдём. Кстати, ты искал? Понял, что всё, скорее всего, случилось именно там?

– Искал. Пусто, – посмурнел парень. – Материалы дел нам тоже не выдали – засекретили по указу главы Колдовского ведомства, – но мы с сестрой считать умеем. Вспомнили, когда Тьён убирал нашу улицу, и когда отец обычно появлялся дома, если не ночевал на стороне. Сложили одно время плюс второе и получили набережную. И Страшный мост. Мы всё облазили, и протоки тоже. Пусто.