
Полная версия
Последнее дело

Дарья Гущина
Последнее дело
Пролог
Осень так торопилась в Синедолье, словно боялась опоздать. Словно её рыжую спину уже обжигало колючее дыхание зимы. Словно она наконец поняла, что здесь, на Севере, её время крайне коротко, и решила отобрать пару недель у лета.
Тьён поднял воротник пальто и неодобрительно посмотрел на багряные парковые кусты. Нет, не пару недель, нет… Осень почти луну украсть решила. Заканчивался всего лишь пятый день последней летней луны, а листва на деревьях и кустарниках пожухла и стремительно меняла цвет, по вечерам неприлично холодало, а по тротуарам потекли шуршащие жёлто-рыжие ручьи.
Всего лишь пятый день! А люди уже в пальто. И даже старожилы не помнили, чтобы лето кончалось, едва начавшись.
Он потёр озябшие руки и помянул недобрым словом скорые холода. Тьён окончил колдовское училище в прошлом году и служил при Городском ведомстве уличным колдуном. То есть с утра до ночи обходил вверенные ему улицы Синедолья и следил за освещением, уничтожал мусор, убирал тротуары, обновлял бытовые заклятья, выслушивал жалобы, строчил отчёты и донесения. Тухлая должность для двадцатидвухлетнего парня, но место повыше во всех ведомствах нужно заслужить.
И, кстати, Тьёну ещё повезло – их выпуск был самым большим за последние двадцать лет. На поиски работы единовременно ринулись с полсотни колдунов, и парнишка-сирота вообще мог остаться не у дел. Да, повезло. Ещё и потому, что молодому колдуну нравилась его работа – весь день на свежем воздухе, всегда в хорошей форме.
Но предосенние холода всё равно некстати.
Смеркалось. И вместе с сумерками в город заползал туман. Синедолье лежало в речной долине, где пересекались колдовские реки Чёрная и Лунная, а их многочисленные мелкие притоки по весне или в сезон дождей превращали землю в болото. Колдуны спасали от этой напасти город и десяток окрестных деревень, а вот на всю долину их сил не хватало. И сизый туман за пределами поселений стоял сутками, постоянно просачиваясь в город.
Как будто от городских рек тумана мало…
Тьён поворчал про себя, вышел из кольцевого парка на набережную реки Чёрной, потёр руки и принялся за работу. Собрать разбежавшуюся листву по аккуратным кучам и сжечь. Смести мусор и уничтожить. Обновить противотуманные заклятья на парапетах. Оные, правда, помогали так себе – колдовской речной туман выпивал даже сильные заклятья за пару часов… Но у обитателей города будет хотя бы эта пара часов – чтобы вернуться с работы или с прогулки домой, не плутая в тумане.
За полчаса он привёл в порядок свой участок набережной – почти весь. Осталось последнее и самое неприятное – островок брусчатки у Страшного моста через реку Чёрную.
Название моста имело двойной смысл. Во-первых, древнее каменное сооружение было действительно страшным – грязно-серое, просевшее, зияющее дырами, с гнилыми клыками разрушенных ограждений. А во-вторых, всякого, кто проходил мимо, охватывал необъяснимый страх – беспочвенный и беспощадный. Что характерно, на мосту даже мох не рос, даже вездесущая трава. Словно всё живое его боялось.
Тьён мелкими шажками приблизился к мосту – им, разумеется, никто не пользовался, но ветер намёл вокруг порядочно листвы, конфетных обёрток и прочего мелкого мусора. То есть надо убрать хотя бы островок набережной перед мостом, а лучше весь мост, чтобы мусор не растащило.
Давай, друг, одно заклятье, пара минут – и ты свободен…
Молодой колдун выдохнул и огляделся. Конечно, здесь никого – люди обходили Страшный мост стороной, и эхо их голосов слышалось из кольцевых парков. Даже сильные колдуны сюда не совались. И служители храмов колдовских рек тоже.
Холодный ветер с шуршанием протащил по мосту ворох листвы. От реки пахнуло сыростью, а из-под моста – плесенью. Тьён снова потёр подрагивающие руки, собрался с духом, приблизился к мосту ещё на пару шагов – и, забыв о страхах, прижался спиной к каменному парапету. Из сумеречной дымки послышался знакомый громкий топот, а спустя мгновение оттуда вынырнул остроухий косматый чёрный пёс размером с телёнка.
– Мрак, стой! – беспомощно прошипел Тьён. – Стоять, говорю!..
Бесполезно. Пёс налетел на колдуна, прижал его к парапету, встал на задние лапы и старательно вылизал лицо и уши Тьёна. При своей пугающей внешности Мрак отличался удивительной любвеобильностью и искренне обожал всех людей – незнакомых чуть меньше (только лицо и один раз), знакомых больше (лицо и уши два-три раза, а потом руки и всё, что по недоразумению не прикрыто одеждой).
Тьён вытер рукавом лицо и снова шикнул:
– Отпусти, ну! Мрак! Фу!
Пёс снова вылизал лицо колдуна и вернулся в подобающую собаке позу, виляя длинным пушистым хвостом. И Тьён вдруг понял, что ему впервые не страшно у моста. Даже руки перестали дрожать.
– Ты всё-таки колдун, да? – в его ладонях быстро набух клубок тёмной воды.
Старики, проживающие в Еловом квартале, частенько вспоминали, что Мрак играл с ними, когда они были ещё детьми. А столь долго живут лишь колдуны. Реки Севера питали силой всех живых существ. И всех – и людей, и зверей – одинаково одаривали речным колдовством.
Пёс весело фыркнул и ткнулся острой мордой в локоть колдуна: давай, мол, работай. Из клубка вынырнули чёрные ручьи и разбежались по набережной, превращая в прах листву и случайный мусор. Мрак снова завилял хвостом, и ветер, словно подчиняясь псу, послушно вынес с моста всю листву, до последнего рыжего паданца.
Молодой колдун быстро обновил необходимые заклятья, и подступивший туман отшатнулся от моста, развеялся на ветру.
– Ну всё! – Тьён бережно растёр в руках остатки клубка, впитывая клочья силы.
Тем временем окончательно стемнело. В колбах колдовских фонарей одна за другой вспыхнули искры, и набережную залил тёплый золотой свет. Молодой колдун с опасливым любопытством посмотрел на Страшный мост, который по-прежнему не спешил пугать. Интересно, почему? До появления пса аж колени и пальцы рук от ужаса сводило, а с появлением… Что это за колдовство – и у пса, и у моста?
Мрак схватил Тьёна за рукав рубахи и потянул прочь с набережной.
– Да, согласен, – кивнул колдун и осторожно попятился.
Ветер вернулся. Вновь он подул со стороны моста – и резко, тошнотворно потянуло сырой гнилью. Мрак встревоженно рыкнул, взъерошился и закрыл собой Тьёна. Молодой колдун не стал дурить – развернулся и рванул по набережной прочь от Страшного моста.
Да пробежал немного – с десяток шагов. Врезался в кого-то и оказался на брусчатке. И тупо уставился на стремительно исчезающую лужу – так закрывалась «дверь» в колдовское пространство протоки.
– Живой, парень? – над ним склонился седеющий мужчина, в коем Тьён опознал мастера Фьераса, известного обитателя Елового квартала и большого начальника из Колдовского ведомства. – Извини. Вставай.
Тьён неловко ухватился за протянутую руку, встал и украдкой потёр ушибленное место. Со стороны моста донеслось громкое рычание Мрака.
– Это на кого же наш добрейший пёс так взъелся? – мастер Фьерас выпрямился, и в его ладонях зло зашипели водяные клубки. – Неужели…
– Мост… – испуганно выдохнул Тьён. – Страшный мост… Не ходите, мастер! Стойте! Мастер Фьерас!.. Нельзя туда!.. Да стойте же вы!..
А над мостом вновь сгустился туман.
Глава 1: Год и один день назад
Сегодня, впервые за две недели, прояснилось. Мьюза стояла у чердачного окна, щурилась на закатное солнце и уговаривала себя выйти на прогулку.
Не получалось. Весь день не получалось. Пустой дом и одиночество, хандра от нехватки солнца и предчувствие осени… Муж с детьми неделю назад уехали в деревню на день рождения свекрови, с которой Мьюза никогда не ладила. Бесконечные тучи и ливни, ливни и тучи – из дому не выйти. Опять же, осень на пороге – уже и листва кое-где подёрнулась жёлто-рыжей ряской.
Нет. Конечно, нет. Сколько можно себе врать…
Просто вчера был ровно год с того дня, когда Мьюзу отстранили от сыскной работы. Начальник по-прежнему уговаривал отказаться от расследования последнего дела и взяться за новые. Сыскное ведомство исправно платило – меньше, конечно, чем обычно, но всё же. А она упёрлась: или верните последнее, поспешно закрытое начальством дело, или не ждите.
Упрямство вышло боком в первую очередь самой Мьюзе. Без работы она захандрила уже через луну, но постаралась найти себя в другом. Лекции в сыскном училище, домашнее хозяйство, дети… Она наконец-то узнала, чем живут и увлекаются её мальчишки. И вспомнила, что вообще-то замужем за мужчиной, а не за работой.
Муж радовался больше всех, но старательно это скрывал – потому что именно её работа пятнадцать лет назад спасла его младшего брата от казни. Парня уже обвинили в убийстве и приговорили, но одна молодая и крайне дотошная сыскница, перечитав сданное в архив свежее дело, нашла неувязку и настояла на дополнительной проверке. Тем самым сразу получив и место в отделе убийств, и понимающего мужа.
Только вот свекровь возмутило, что её любимый сын, южанин, женился на северянке и по традициям Севера. Очень возмутило. Несмотря на спасение второго сына.
Нет, только не об этом… Они всего-то с неделю как уехали… Это нормально – скучать по семье… и лезь на стенку без нормальной работы всего-то через год после отстранения.
Солнце золотило крыши домов. По полосатому красно-рыжему небу ползла стайка мелких чёрных тучек – ещё не угрожая, но намекая. Надо погулять, пока Синедолье опять не затопило на две недели… Лето на Севере короткое, жаль терять погожие дни, сидя дома.
Мьюза решительно закрыла окно и спустилась на второй этаж, в спальню – переодеться. И заодно найти-таки список дел, который она написала ещё год назад. Тридцать пять пунктов – от крупных, вроде походов по лавкам за новой одеждой и освоения нелёгкой науки садоводства, до мелких, вроде стрижки и прочтения давно отложенных книг. А ещё нужно составить учебный план. В сыскном училище ей предложили постоянную работу, и перевестись туда из ведомства проще, чем уволиться. Но для этого нужен учебный план.
Семья вернётся только через три недели. В тишине и покое планы и должны написаться. Кровь из носу. И за прогулкой как раз можно продумать детали плана. Кстати. Заодно и личный архив пора привести в порядок. Как и всякий замороченный на работе сыскник, Мьюза хранила слепки и со своих дел, и с интересных чужих. Но теперь она открывала потайную комнатку в кабинете лишь затем, чтобы быстро смахнуть пыль. Пора их наконец рассортировать и отобрать нужные для учебных примеров.
Папка с последним делом всё равно в другом месте. Она сразу попросила мужа спрятать документы куда-нибудь, чтобы не чахнуть над ними в бессильной злости. Сарэ честно спрятал. Мьюза быстро догадалась, куда именно, но стоически держалась.
Переодевшись в синее клетчатое платье, она переплела косу, в очередной раз напомнила себе, что аккуратная стрижка лучше пушистой косы или пучка, который старший сын почему-то называл гнездом, и спустилась вниз. Заглянула на кухню, прихватив составленный с утра список продуктов. Вышла в прихожую, обулась и замотала шею голубым платком. Сняла с вешалки лёгкий плащ – и замерла.
На крыльце кто-то топтался и тихо переговаривался. Мьюза напряжённо прислушалась, но не разобрала ни слова, только определила по голосам, что шепчутся парень и девушка. И сердце испуганно ёкнуло. Только бы не призраки прошлого…
Только бы её чутьё хоть раз в жизни ошиблось…
Как и всякому сыскнику, Мьюзе не раз угрожали. Да, Синедолье – город крупный: больше десяти кварталов, сотни улиц, тысячи домов. Однако при желании и за взятку нетрудно узнать, где живёт нужный человек. А при терпении – дождаться, когда он останется один. Раньше её дом накрывали защитными заклятьями ведомственные колдуны, но с тех пор прошёл год, и защиту давно выпили туманы и смыли дожди.
Но на всякий случай друг-колдун постоянно снабжал её коробками с заклятьями в склянках. И две всегда стояли на подоконниках в прихожей. Мало ли. И Мьюза, и её муж, и дети – не колдуны. К сожалению.
Окна в прихожей закрывали плотные шторы – не подсмотришь, кто шепчется на крыльце. Мьюза вернула плащ на вешалку, тихо разулась и подкралась к окну. Вооружилась склянками и снова чутко прислушалась. Нервное шушуканье походило на перепалку, и наконец парень повысил голос. Мьюза невольно вздрогнула, сунула склянки в карман платья и взяла ещё парочку.
Голос из прошлого. Из последнего её дела. Что ж, она давно предвидела эту беседу… Она встречала детей, готовых годами бороться и за оправдание родителя, и против собственного клейма «семья убийцы». А ребята, сейчас топчущиеся на крыльце, всего-то год с таким клеймом. Год и один день.
Конечно, они не сдадутся. Она бы точно не сдалась. Да она и не сдалась, но начальник закрыл дело со словами: «Рыться в очевидном – последнее дело. Если нечем заняться – загружу в два счёта».
Не успел. Мьюза развернулась и ушла. Сначала – к главе Сыскного ведомства, потому что по закону закрывать дело мог лишь тот, кто его вёл, а не начальство. А после – из Сыскного ведомства. Потому что глава тоже предложил заняться более срочным делом, презрев законы.
Нет, есть принципы, поступаться которыми никак нельзя. Нельзя закрывать дело, не разобравшись в странных деталях. Нельзя плевать на проделанную сотрудниками работу. А за честное имя родителя надо бороться, даже если оный уже год как в могиле. Год и один день.
Мьюза выдохнула, успокаиваясь.
На крыльце – брат и сестра. Парня зовут Рьёш, двадцать три года, очень сильный речной колдун. Девушка – Тилья, двадцать лет, тоже колдунья, но слабая. Ребята внешне похожи как близнецы – высокие, немного сутулые, светловолосые, кудрявые и вечно взъерошенные, скуластые, остроносые. Только глаза разные: у парня тёмно-синие, почти чёрные, а у девушки светлые-светлые, неприятно прозрачные.
Ну что ж… Если бы они хотели отомстить, давно бы отомстили. Рьёш хоть и молод, но колдун сильный. А на доме защиты нет уже год, да и дом – на краю города. Самая последняя улица Дубового квартала. Дальше – только бесконечные поля, речушки и туманы.
Мьюза вернула склянки в коробку, открыла дверь и спокойно сказала:
– Заходите, чего мнётесь? Добрый вечер.
Сейчас они даже одеты были почти одинаково – во всё тёмное, включая лёгкие куртки и шейные платки. Правда, парень где-то загорел, в отличие от бледной до прозрачности сестры.
Гости растерялись. Переглянулись. И Мьюза терпеливо повторила:
– Заходите. Или уходите.
Тилья переступила порог первой и, покраснев, возбуждённо выдохнула:
– У нас есть свидетельства невиновности отца! Он не убийца!
– Косвенные, – хмуро добавил Рьёш, шагнув следом за ней.
– И не самоубийца! – Тилья недовольно покосилась на брата. – У нас есть…
– …и тоже косвенные, – Рьёш предостерегающе поднял брови.
Мало ли, мол, что нам показалось. Пусть сыскник с опытом сам решит, чего сведения стоят и так ли они полезны.
Тилья смутилась и неловко поздоровалась, а Рьёш вежливо извинился за внезапное вторжение.
– Кухня слева по коридору, – Мьюза с облегчением вытащила руку из кармана со склянками. – Выпьем чаю и всё обсудим. Не торопитесь.
…ей и самой надо кое-что понять.
***
Чуть больше года назад мастер Фьерас ворвался в Сыскное ведомство, волоча за шиворот труп парня, с криком: «Я убийца! Это я, я его убил, я!.. Тьён его зовут! Это я, я!..» Мастер явно был не в себе, его быстро скрутили и отправили в темницу под присмотром лекаря и двух сыскных колдунов. А тело Тьёна осмотрели и констатировали утопление со следами борьбы.
Группа Мьюзы немедленно приступила к делу, но выяснить они успели крайне мало.
Тьён – уличный колдун, сирота, работал в Городском ведомстве. Мастер Фьерас – сотрудник Колдовского ведомства, начальник архивного отдела, отец-одиночка (жена, как это часто случается в Синедолье, три года назад ушла погулять в поля и сгинула в туманах). На своей должности недавно, предыдущую не называли, а это в привязке к Колдовскому ведомству означало отдел секретных разработок. Да и глава Колдовского ведомства так усердно уходил от прямого ответа, что своими действиями подтвердил догадку сыскников.
А дальше случилось то самое странное. На ночь мастера Фьераса погрузили в глубокий сон – очень уж у него было нервное состояние, за день он не смог ни на один вопрос ответить, лишь бормотал: «Да я это, я…» В девять вечера Мьюза лично проверила мастера и поговорила с дежурными. Оные – трое колдунов, – в тот вечер бодро заступили на сутки. Но сразу же после полуночи вся троица крепко уснула и проснулась лишь к восьми утра.
Мьюза, заподозрив неладное, кинулась в темницу – а там труп. У мастера Фьераса, здорового мужчины и очень сильного колдуна, ночью, вскоре после полуночи, остановилось сердце. А на стене осталось нацарапанное послание: «Не могу с ЭТИМ жить». Колдуны осмотрели тело – ни следа чужого вмешательства. На дежурных, кстати, тоже.
И начальник тут же, в этот же день, решил закрыть дело. Ибо всё понятно. Раз мастер Фьерас трудился в секретных разработках, то знал, как обойти противоколдовскую защиту тюрьмы. Он же усыпил дежурных, чтобы не помешали делу, и он же оставил послание (колдуны подтвердили – это рука и почерк мастера). И покончил с собой.
Всё просто. А она, Мьюза, так привыкла к запутанным делам, что по привычке всюду ищет сложности. Которых в данном случае нет.
Мьюза с таким итогом не согласилась.
Во-первых, в коридоре и темнице мастера Фьераса не осталось ни капли колдовства. Вообще. Словно по ним туманы прогулялись и все следы стёрли. Для опыта Мьюза заглянула в три соседние свободные темницы и в каждой разбила по склянке с заклятьем, а после по очереди завела в каждую комнату пятерых сыскных колдунов. И каждый нашёл следы силы – заклятья не сработали, сила впиталась в стены, но её следы остались. И ощущались колдунами ещё три дня после. Если именно мастер усыпил дежурных, зачем стирать следы? Чем он писал на камне?
Во-вторых, для чего усыплять дежурных? Десять колдунов подряд сказали, что остановка сердца – или у себя, или у другого человека – это плёвое заклятье. Быстрое и тихое. Как и то заклятье, которое ушло на признание. Зачем?
В-третьих, лекарь под заклятьем правды сообщил, что погрузил мастера Фьераса в очень глубокий и крепкий сон. Мастер должен был проспать минимум десять часов без пробуждения. А он, выходит, как-то смог проснуться буквально через четыре часа? И сразу самоубиться?
Мьюза, конечно, привела начальству все доводы, но в ответ услышала сухое:
– Он же из отдела секретных разработок. На всякий случай напоминаю, что именно этот отдел изобретает все заклятья, в том числе и те, которыми пользуются сыскные колдуны. Сунем туда нос – и найдут нас однажды утонувшими по собственному желанию. Хочешь версию? Я считаю, что мастер по дороге домой решил кое-что испытать. Неважно, что он сейчас числится в архивном отделе. Все из секретного обычно числятся в других отделах. Так вот, он решился на опыт. Случайно зацепил мальчишку. И сразу побежал сдаваться. Потому что тех, кто оступился, ребята из Колдовского ведомства казнят сами – тихо, жестоко и быстро, без суда и следствия. И мы не имеем права вмешиваться. Мастер Фьерас, конечно, понял, что его убьют, и попытался спрятаться. Но не свезло. Или за ним пришли палачи из Колдовского, усыпив наших, изобразив самоубийство и затерев все следы, или он сам – сломался в ожидании казни. Бывает.
Нет, упёрлась Мьюза. Расследование может начинаться с домыслов, но никак не может ими заканчиваться. Должны быть доказательства, основанные на фактах. В кого они превратятся, если начнут судить и осуждать лишь на основании собственных версий? Которые построены только на профессии и месте работы человека?
Так нельзя. И начальство, скорее всего, это понимало, просто не желало связываться с Колдовским ведомством. Хотя работа – это лишь одна из версий.
Дети мастера Фьераса, например, в один голос говорили, что отец был очень вспыльчив и постоянно ссорился с соседями. Что у мастера было много женщин, и он то у одной ночевал, то у второй, то его с третьей в чайной видели, то с четвёртой. Сотрудники архивного отдела (Мьюза успела-таки побеседовать с тремя) о начальнике говорили скупо – и вроде бы хорошее, но таким тоном, словно обругать хотели. Сложный он человек, поняла Мьюза. Который ещё и любил гулять по ночам. А ночью, в колдовских туманах, случиться может всякое – и чаще всего случалось плохое.
И ещё: чтобы насильно утопить, не нужны никакие секретные сведения или сложные заклятья. Их и так существуют десятки, если не сотни, и по статистике каждые пять лет особо изобретательная скотина придумывает очередное заклятье утопления. А иногда и заклятья или зелья не нужны, довольно физической силы. Поэтому вряд ли мастер Фьерас изобретал в своём «архивном» отделе что-то подобное. Разве что случайное побочное действие…
Но покопаться в этих направлениях ей не дали. И на собственное расследование она не решилась. Больно недобро на неё и начальство смотрело, и глава Колдовского ведомства. Мьюза испугалась за семью и, как улитка, спряталась в свою раковину. И целый год жила с чувством вины перед детьми мастера. Год и один день.
– А помнишь, – через неделю после отстранения спросил муж, – как вы с малым мозаику собирали? Почти сложили картину, а последнюю деталь потеряли? Три дня искали, да так и не нашли? А через полгода она нашлась сама – когда малой подрос и мы перебирали его старые вещи? Помнишь?
Да, поняла Мьюза, и в этом деле найдутся необходимые детали, нужно только дать ему время – и основательно перетрясти старьё. Ей заняться последним не получилось, зато брат и сестра явно без дела не сидели.
И, вероятно, детали наконец-то нашлись.
***
За воспоминаниями Мьюза заварила свежий чай, расставила на столе чашки, нашла в буфете коробку печенья. И приоткрыла окно, впуская в сырую кухню тёплое дыхание летнего вечера. Рьёш и Тилья появились через минуту – Мьюза краем уха слышала, как они что-то шёпотом обсуждали в коридоре и брат сердился на сестру за несдержанность.
– Прошу к столу, – она взяла горячий чайник. – И не ссорьтесь, пожалуйста. Рьёш, ты говоришь – как старший. Тилья, ты дополняешь.
Девушка покраснела и юркнула за стол, а парень сначала открыл сумку и достал пять старых блокнотов. Толстых, в одинаковых коричневых обложках, плотно исписанных. Пестреющих разноцветными, неуместно яркими язычками закладок.
– Это вам, – Рьёш придвинул стопку блокнотов к Мьюзе. – Дневники отца. Он вёл их с двадцати лет. Мы принесли самое… красноречивое.
Мьюза разлила чай, поставила чайник на подставку, вытерла руки о полотенце и осторожно взяла верхний блокнот.
– Вы так уверены, что я снова захочу заняться делом вашего отца? – она села на стул напротив Тильи.
– Вы бы до сих пор им занимались, если бы не вмешательство главы Колдовского ведомства, – Рьёш тоже сел. – И вы бы не ушли из сыска, если бы вам было всё равно. Мы наводили справки и многое узнали про вас за этот год. Вы больше не хотите работать на тех, кто выбрасывает ваши труды в мусорное ведро. И вам нужна правда – так же, как и нам.
Не в бровь, а в глаз… Да, где один раз – там второй, и кто помешает начальству вновь отнять у неё дело и выбросить её труд в мусорку? А ещё Мьюза до сих пор видела во сне стену темницы, в тысячный раз перечитывала предсмертное послание и думала-думала-думала… Нет, не о том, как колдун это сделал. А почему он выбрал такую формулировку. Почему просто не написал «Я убил того парня?» Почему именно «Не могу с ЭТИМ жить»? Что это за «ЭТО»? Муки совести или же нечто иное?
– А если окажется, что ваш отец всё-таки убийца? – Мьюза внимательно посмотрела на парня.
– Мы ко всему готовы, – он не отвёл взгляд.
А Тилья отвернулась, тихо шмыгнула носом, зашарила по карманам тёмного платья в поисках носового платка. Бедная девочка, как же ей до сих пор больно… Сначала – внезапно мать, а потом – ещё внезапнее отец…
– Молодцы, наблюдательные… – Мьюза открыла блокнот. – Чай пейте. Он особый, южный. Немного колдовской. Родичи мужа присылают. Блокноты откуда? При обыске в кабинете вашего отца мы не видели ничего подобного.
– Тайник, – пояснил Рьёш и послушно взял чашку с дымящимся чаем. – На чердаке. Никто бы не нашёл – отец и правда последние десять лет работал в отделе секретов, он очень много знал и умел. У нас и глава Колдовского ведомства был – даже он не добрался до тайника, хотя обыскал дом от подвала до чердака. Но время защитных заклятий кончилось, они ослабли, и тогда мы тайник и заметили. Две недели назад. А там ничего секретного – только стопка дневников. Мы всё прочитали и отобрали самое… ну, такое. Вы поймёте.