Кира в фокусе

По подозрению Киры, Майя хотела родить трех детей и, что называется, засесть дома, благо муж умел зарабатывать, а она любила тратить, и все были довольны. Особой интеллектуальностью она не отличалась, о чем сама же часто рассказывала, тут без обид.

– 

Ой, я вообще не люблю напрягаться. Книги, конспекты. В институте мне так все это надоело, что хочется работу без особого стресса, чтоб попроще. Напрягаюсь я и так достаточно, с домашними делами, заботами о ребенке. Да и, скажу тебе честно, мне нравится просто отдыхать, тупить в телефоне.

– 

Слушай, а кому это не нравится? Я тоже иногда это делаю. Чтобы энергию, что ли, сберечь, даже не знаю. Ой, да что греха таить, сегодня, пока ты не пришла, я с большим успехом занималась именно этим. Иногда мне кажется, что я вообще не в состоянии ничего выдать. Хочу просто залечь на диван, накрыться пледом, поставить на журнальный столик чашку чая, рядом вазочку с шоколадными конфетами, и вперед, в мир легких цифровых развлечений, в мир информационного перенасыщения, в которым так трудно быть абсолютно довольным и не хотеть еще. Ведь, если вдуматься, раньше людям нужно было бегать за развлечениями, а сейчас нужно бегать от них.

– 

А зачем, собственно, от них бегать? Мне нравится возможность выбора.

– 

Да, но потом платишь за это чувством опустошенности. Как когда ты утоляешь голод фастфудом. Вроде и полный живот, а удовлетворения нет, и хочется еще, чтобы хоть как-то себя порадовать. В общем, замкнутый круг. И до людей часто тяжело достучаться через медиашум.

– 

Ну да, это сейчас заряженная тема. Less is more…

– 

Точно. Для меня это скорее про и

скусственное сужение своего инфопространства как путь к качественному развитию и счастью.

– 

Любишь ты философствовать, мать. И все равно я тебя люблю, и за это тоже.

Мысли эти в достаточной степени лежали на поверхности, но для Майи этого было уже почти чересчур. И тем не менее, Кира очень любила Майку. В первую очередь, конечно, за оптимизм. Заболеет ребенок: хорошо, что температура всего 39,5 – у некоторых до сорока поднимается. Опоздали на самолет: а вдруг он бы все равно упал? Машина сломалась: у некоторых вообще нет машины. На вопрос “как дела” Майя всегда отвечала “все отлично / классно / замечательно”, а если было объективно не очень, она говорила “неплохо”. Кира все время пыталась у нее учиться и приговаривала как мантру: опоздала на автобус – подожду следующего. Но бесит, я же в кое-то веки вышла вовремя. Этим обычно упражнения по оптимизму заканчивались, уступая место злобе дня. Хотя, надо сказать, Кира сама была оптимисткой, но по сравнению с Майей казалась унылом декадентом.

Мама Киры, которая лично Майю не знала, но много слышала от нее от Киры, сформировала у себя четкое мнение, что человеком та была поверхностным. Однако какая-то связь с космосом у нее все же была. Просто эта связь находила не совсем стандартные выражения.

Как-то раз она, например, сильно удивила Киру фразой: “Но ведь Левин у Толстого – совсем не положительный персонаж. Он так высокомерен”. Кира отнюдь не была согласна с этим. Левин очень ей нравился. Нравилось его великодушие, его честность, его чистая любовь к Кити, его готовность поддерживать Долли. Но смысл в словах Майи был, она тоже уже подходила к этой мысли о его высокомерии, проявляющемся, например, в отношении к Облонскому. Мысль не такая уж новая. И все-таки человек, читающей ее безмерно любимого Льва Николаевича, да еще и между строк, уже не мог ей казаться ей поверхностным. Возможно, поверхностность Майи подкреплялась ее имиджем вечной оптимистки. Как будто бы оптимизм и позитивность не могут быть глубоким, а страдание – единственный путь к истинному познанию и просветлению…

Или иногда Майя удивляла ее чем-то простым, но очень тонко подмеченным, и подавала это так, будто это общее место, все знают и вообще не стоит упоминания. При этом, если мысль оказывалась серьезной, без улыбки, то Майя быстро выводила ее назад в позитив.

У нее даже фамилия была оптимистичная – Радостина. По мужу, конечно. Такие, как Майя, фамилию обычно меняют. Уж выходить замуж, так выходить: со свадьбой на сто пятьдесят человек (свадьбу Кира не застала, так как познакомилась с Майей позже, но многочисленные фотографии видела, даже в формате метр на метр, на стене квартиры подруги), с новой фамилией, с торжественным объявлением в соцсетях… Безусловно, глупо вешать на людей ярлыки, но ведь можно же сделать кое-какие обобщения, – думала Кира. И сама себя ругала за сплетни, пусть даже и мысленные, с самой собой.

Конечно, она много с чем не соглашалась, из того, что транслировала Майя. Например, нужно ли стараться обеспечить детей до старости.

– 

Ну да, поставить на ноги, – утверждала Кира. – Но дальше же они должны сами подхватить эстафету, иначе у них не будет никакой мотивации чего-то добиваться.

– 

Нет уж, – парировала Кира, – если ты детей родила, то нужно обеспечить их всем необходимым, включая обязательно квартиру, чтобы они потом не нищебродствовали, а начинали уже с достаточно высокого старта, иначе зачем их вообще заводить.

– 

Ну да, социальное наследование. Человек поднялся по лестнице, и дети унаследовали не только его биологические гены, но и эту стартовую площадку. Главное, чтобы в меру. А то помнишь, как в песне “Магнитной аномалии”: “Кого-то испортили деньги, кого-то отсутствие их…”.

– 

Ну да ладно, что мы все о серьезном, – и Майя в своей задорной манере переводила разговор в какое-нибудь легкое русло, разряжая обстановку, которая даже не успела накалиться.

В кафе подруги взяли мятный чай в высоком бокале для Майи и бессменный капучино для Киры. Третий, со вздохом подсчитала она, параллельно мысленно прописывая слово cappuccino на итальянском. Две “p”, две “c” – пробормотала она, так как эта была типичная ошибка изучающих язык. Борьба за один кофе в день была в очередной раз позорно проиграна. Надо перечитать книги о силе привычек. Дети по такому случаю получили по круассану, чем были отвлечены на целых семь минут. Привыкшие к тому, что спокойствие будет недолгим, молодые мамы подняли бокалы за грядущие в жизни Майи изменения и разошлись, потому что дети, расправившись с круассанами, начали канючить на предмет новых вкусностей. Пора было вести их по домам, пока не взорвется бомба под названием “вечерние капризы”.

По дороге домой у Киры промелькнула приятная мысль о том, что некоторые из ее подруг вообще на площадки не ходят, а таскают детей по своим делам: в банки, паспортные столы и прочие недетские места. Так что она еще ничего. От этой мысли о несуществующей гонке, в которой она не последняя, самой стало смешно. Вообще, главное – это жить с ребенком вместе, пока ты как родитель ему нужен, и делать все, от тебя зависящее, чтобы быть ему другом. Хотя, наверное, у некоторых бывают такие обстоятельства, что и этот план становится недостижимым…

Дальше уже нужно отдаться в руки случая, все контролировать невозможно. На этом мысль Киры успокоилась и переключилась на что-то другое.

3

Пришло время описать внешность нашей героини. Она была вроде бы и средней, ничем не примечательной, но что такое среднее? Все миллиарды людей в мире совершенно разные, и Кира была, как и все из нас, особенной и ни на кого не похожей. Среднего роста (примерно сто шестьдесят три сантиметра), с каштановыми, отливающими в рыжину прямыми длинными волосами, которые она никогда не красила и всегда стригла ниже лопаток, золотисто-карими глазами она была какой-то по-особенному уютной, как чашка горячего шоколада и плед в осенний день. Лицо овальное, черты лица мягкие и вполне правильные. Ресницы у нее были от природы длинные и черные, поэтому подкрашивала она их только изредка. И вообще макияж не очень любила, использовала его в основном для выходов в свет (которых, из-за наличия в анамнезе маленького ребенка) было не так-то много. Тонального крема у Киры вообще не было, а косметичка была совсем маленькой, содержала в себе тушь, тени, подводочный карандаш и блеск для губ и вообще большую часть времени проводила в шкафу.

Фигура у Киры была не идеальная: пара лишних килограммов на бедрах, не всегда прямая спина, как и у многих в ее поколении, не очень длинные ноги. Но зато достаточно плоский живот, красивые пальцы, длинная шея и многие другие мелочи делали ее, в общем-то, привлекательной молодой женщиной. Легкая женственная походка дополняла ее образ – это подарок от мамы, генетика.

С одеждой все было сложно. В школе она одевалась на вещевых рынках, как и большинство ее подруг, выбирая обновки по субботам с мамой – так, чтобы побыстрее и подешевле, под приговаривание продавца с юга, престарелого мужчины: “Дэвушка, не стэсняйтесь, я вас закрою”. Поэтому особо модным гардеробом она похвастаться не могла.

В институте она стала одеваться чуть более элегантно, стремясь подражать моделям из любимого ей и ее подругами тогда журнала “Cosmopolitan”. Потом замужество, Рома, который вообще никогда не обращал внимания на то, как она одета.

Таким оборазом, по-настоящему работать над своим стилем она стала только после развода, когда резко оказалась наедине с собой и с необходимостью снова выйти на рынок свиданий, к чему она была не особо готова. Она почувствовала свободу и не знала, что с ней делать. И формирование своего стиля в одежде помогло ей в поисках этой самой новой себя.

Если бы кому-то предложили оценить ее стиль, встретив ее на улице впервые в жизни, то этот человек, если бы это был мужчина, просто сказал: “Нормальная девушка, одета приятно, неброско, но вроде и не старомодно”. Девушка, вращающаяся в модных кругах, сказала бы: “Ну, ей конечно еще учиться и учиться моде и стилю, но в целом есть у нее неплохие решения”.

Она любила современную, мягкую, удобную базу. Гардероб у нее был простой, минималистичный, комфортный, но вполне красивый. Конечно, не все со всем сочеталось на сто процентов, как в рекламируемых модными блогерами гардеробах-конструкторах, однако все было не так уж плохо, как любила хвалить ее подруга Карина – широко известная в узких кругах модница. Брючные костюмы и лоферы или жокейские сапоги для работы, белые рубашки, длинное пальто, шапка-бини, объемная весенняя куртка – это были вещи, которые жили с ней ее жизнь. Ну и юбка-макси. Иногда она попадала в тренд, иногда выходила из него, но Кира этот элемент одежды беззаветно любила – главным образом, потому, что была не совсем уверена в стройности своих ног. Все в бежевом, кофейном, горчичном, черном, сером или белом цвете. Просто, ни в коем случае не вычурно, чаще аккуратно, но порой небрежно – так она и жила свою модную жизнь. Точнее, стильную жизнь, потому что за модой она, как принято было говорить, не гналась, понимая, что та в большинстве своем состояла из бесконечных вариаций на одни и те же темы. Следуя идее Гете, “все умные мысли уже передуманы, дело однако в том, что их всегда надо передумывать заново” – чем мода, по мнению Киры, и занималась.

Однако, как часто повторяла себе Кира, подслушав эту мысль у кого-то из знакомых, “все должно приносить выгоду”, и те немногие знания о стиле, которые она приобрела путем изучения имеющихся материалов, она очень неплохо скомпоновала в свою собственную систему, которая позволяла ей, не тратя на регулярной основе большого количества времени на продумывание образов, все же выглядеть в тренде – не в коротком, а в длинном, пятилетнем. При этом она не пыталась навязать себе какие-то не очень ей близкие (по мироощущению или по стилю жизни) стили, вроде классического, женственно-элегантного или бохо. Кэжуал и спорт-шик были ее максимумом. Если она хотела носить свитера и джинсы или худи и леггинсы, их она и носила, но то были хотя бы правильные свитера и правильные джинсы. А это поднимало ее самооценку и просто было приятно.

Как человек ответственный, не могла она в своих размышлениях обойти такую важную тему, как поверхностный характер моды и стиля. Да, когда у всех все хорошо, не грех и потратить время на подбор пиджака современного кроя. Но где-то на Земле еще не побороли голод и высокую детскую смертность, с животными по всему миру плохо обращаются, идут войны, и все это становится несущественным, а то и просто баловством.

Где найти ту границу, с одной стороны от которой можно позволить себе заниматься подобными мелочами, а с другой нужно сгруппироваться, активировать симпатическую нервную систему и бросить все усилия на то, чтобы устранять реальные проблемы? Естественно, точного ответа у Киры не было, поэтому она довольствовалась принципом, сформированным ей после долгих размышлений на эту тему: не бойся сделать мало, это все равно лучше, чем ничего. Поэтому она регулярно занималась мелкой благотворительностью, но при этом не отказывала себе в радостях жизни. Где-то нужно остановиться, провести черту и разрешить себе не страдать.

Она была неидеальной, но очень настоящей. Была себе верна, не изменяла себе, была, как сказали бы литературные критики девятнадцатого века, цельной. Это не значит, что они никогда не меняла свое мнение, вовсе нет. Но она отвечала за свои слова и принципы, а если и меняла их, то после длительного и достаточно глубокого (для двадцать первого века, по крайней мере, со своими стандартами скорее поверхностной обработки информации) изучения темы и анализа. И она меняла эти принципы, не щадя все те долгие наработки, которые за ними стояли, не скупясь и не экономя.

Моральные дилеммы вставали и перед ней, как перед всеми другими, но она не боялась делать выбор и готова была нести за него всю степень ответственности. И в этом была ее сила. Ее мягкая сила, о которой она сама и не догадывалась. Если бы ей все это рассказали про нее, она бы, возможно, рассмеялась и сказала: “Да вы что? Я – сильная? Я вообще всего боюсь, жить боюсь”. Да, она не была Скарлетт О'Харой, блестящей и эксплицитно сильной, но у нее был внутренний стержень, и она не боялась признавать свою неправоту и меняться, если факты показывали ей необходимость этого. Однако если она видела, что кто-то неправ, в соответствии с ее принципами, она не боялась об этом сказать, даже если этот человек в какой-то из иерархий стоял выше ее.

Были у нее проблемы с принятием решений (страх принятия неправильного, неидеального решения – бич и миллениалов, и поколения Z), не обходилось и без страха упущенных возможностей, ведущего за собой зависть и сомнения в собственных силах, однако она всегда старалась не прятать голову в песок, а смотреть в лицо своим проблемам, иногда прописывать их на бумаге и, иногда чуть отложив, все же решать, пока все не стало хуже.

Такая она была, наша Кира.

3

Придя домой с сыном, изрядно за вечер уставшим, Кира повесила ключи на специальный крючок около двери, примостила куртку, шапку и шарф в микроскопическую кладовку, сняла ботинки и поставила их на коврик у двери. Сын все это время рассматривал какую-то найденную на полу пылинку, сняв предварительно один ботинок. Вопреки парочке прочитанных книг по детской психологии, гласивших, что ребенок должен учиться все делать сам, Кира, не отличавшаяся особым терпением, особенно когда вечером хотелось спать и есть, стянула с малыша второй ботинок, распаковала его из комбинезона. Однако шапку и шарф предоставила ему снимать самому. “Я молодец”, – про себя подумала она. Почему молодец? А потому, что уже месяц Кира пыталась следовать одной новомодной системе повышения самооценки и внутренней мотивации, в которую, в числе прочего, как раз входило подмечать в течение дня все хорошее, что ты делаешь, даже самое незначительное, вроде загрузки белья в стиральную машину. “Дала ребенку время самому снять шапку и шарф. С комбинезоном поспешила, но хоть так…”. Руки он тоже мог бы помыть по собственной инициативе, но Кира по привычке раза три ему напомнила. В умных книжках написано, что повторять не надо, но… Выжить бы.

Времени было уже шесть часов. В восемь Дениска должен спать, иначе утром в семь его не поднимешь. Так что Кира бодро принялась готовить ужин, пока сын уселся собирать конструктор Лего. Большие кирпичики, конечно, – Дупло. До маленьких у них дело пока не дошло. Мысли понеслись было в направлении “А у многих подруг дети с двух лет собирают настоящие, маленькие Лего по инструкции”, но Кира ловко остановила этот поток, руководствуясь одним из последних тренингов, за что мысленно тут же себя похвалила. Маленькие радости матери-одиночки двадцать первого века.

На ужин яичница, салат (который, как она ни старалась, ребенок есть отказался, за исключением кусков разноцветного болгарского перца). Хлеб с маслом. Быстрее бы уже завалить малыша и посмотреть сериал. Почистили зубы, две сказки, четыре раза “хочу пить”, один раз “хочу писать”, и вот она, долгожданная свобода. Принадлежать самой себе. Глаза разбегаются. Можно развиваться. Писать статью. Слишком устала. Читать – три книги подарены за последний год. Тоже устала. Сериал? Сериал. Но сначала набросать план на завтра.

Что Кира любила, так это писать списки. Список дел на завтра, неделю, год, жизнь. Список того, что сделано. Список того, что нужно сделать, но вряд ли получится. В эти списки она выливала свой бесконечный мыслительный поток. Писать структурированно не всегда получалось. Но красивый ежедневник в бежевой обложке, похожий на Молескин (подделка), делал процесс приятным, даже каким-то ритуальным. Кира сделала имбирный чай (отварила несколько кусочков корня имбиря в течение пяти минут), бросила туда большой кусок лайма, предварительно слегка выжав сок из него, положила в вазочку три больших шоколадных конфеты с сухофруктами внутри и села на диван, положив припасенные запасы рядом с собой. Чай, конечно, рискует разлиться, но Кира изо дня в день делала это именно так. Сила привычки.

Итак, завтра.

7.00             Подъем (будильник, конечно, пару раз переставлю, но максимум в 7.10)

7.00 – 7.20       Приласкаться с Дениской у себя в кровати

7.20 – 7.40      Одеваемся, умываемся, чистим зубы

7.40 – 8.15       Завтрак

(Тут Кира поняла, что надо быть реалистичнее и добавила паузу, чтобы “покрыть” опоздания)

8.15 – 8.30      Тупим. Я ругаюсь, что Дениска медленно собирается. Он умывается. Слезами (кривой смайлик)

8.30 – 8.45      Идем в садик

8.50 – 9.15      Еду на работу

9.45 – 11.15      Пара у второго курса

11.30 – 13.00      Заседание кафедры

13.00 – 15.00       Обсуждение статьи

15.00 – 17.00      Репетиторство, включая поездку на него

17.00 – 17.30       Еду за Дениской

17.30 – 20.00      Иду ужинать к Карине

20.00 – 21.00      Укладываю Дениску

21.00 – 23.00      Добиваю, наконец, статью

Поздно, конечно, получится уложить, но так хочется почувствовать себя человеком, хоть в гости схожу.

Так, план готов. Кира удовлетворенно закрыла ежедневник, надела пижаму, почистила зубы, не забыв так активно рекомендуемую ее стоматологом зубную нить, за что сама себя внутренне похвалила, и устроилась в кровати с ноутбуком. Очередной сезон “Теории большого взрыва” обещал несколько легких и приятных вечеров. Кира включила было оригинал с субтитрами, но, как всегда, быстра поняла, что голова вечером совсем не работает, и поставила сериал на родном языке. Не нужно быть слишком строгой к себе. Ну его, этот перфекционизм. Лучше просто релакс.

4

Многие считают, что с появлением детей женщине стоит поставить крест на карьере. Как минимум, этого зачастую ожидает от нее общество. А может, это исключительно ее восприятие, а общество уже давно дошло до такого уровня толерантности, при котором вообще никто ничего ни от кого не ожидает? А может, разные общества ожидают от женщин разного?

Кира как-то раз обсуждала эту тему с Майкой, когда последняя пожаловалась, что, дескать, муж не оценил боул с авокадо и смузи с ягодами асайи, потребовав вместо этого своих обычных котлет с картошкой (как это предсказуемо и нерафинированно), и, поскольку крыть ей было нечем (свободна же весь день), пришлось срочно бежать за фаршем, готовить требуемое, а боул потом три дня есть самой.

На это Кира предположила, что работающей мамой быть не так уж и плохо. Ей проще не быть максималисткой и перфекционисткой. Она не должна быть идеальной мамой (работает же), не должна быть идеальной хозяйкой (работает же), не должна быть идеальной женой (та же отговорка). Очень удобно.

Она никому ничего не должна: не должна готовить то, что хочет каждый член семьи именно сейчас и именно здесь. Не должна возить каждого ребенка на четыре развивающих секции в разных концах города. А главное, она знает, что, когда дети вырастут и перестанут нуждаться в маме двадцать четыре часа в сутки, у нее останется своя жизнь, а не голая дыра. И детям, опять же, хорошо – никаких претензий к ним из разряда “я тебе всю свою жизнь отдала, а ты … (подставь нужное)”. Все равно не оценят, так уж устроена жизнь. Эволюция, в конце концов: последующее поколение выживает и отправляется в свободное плавание, не заботясь о предыдущем, ну или заботясь не всегда, если речь о человеке разумном.

Опять же, если вдруг что-то не сложится с мужем (а уж это точно возможно, даже если отношения действительно достойные, – об этом Кира знала не понаслышке), то ты не останешься у разбитого корыта.

Но, конечно, и тут есть свои загвоздки. У работающей мамы маленьких детей (да и подростков тоже) постоянный цейтнот, энергия на нуле и с пугающей частотой подкрадывается вечный вопрос: “А даю ли я достаточно своим детям?”. В такие моменты хочется бросить работу и посвятить себя детям. Точнее так: в течение дня заниматься собой, а вечером – детьми. А не так, чтобы весь день заниматься работой, вечером – детьми, а ночью – хозяйством. С соответствующим запасом энергии и терпимости к детским шалостям и капризом.

Хорошо хоть можно отдать детей на воспитание специально обученным людям, то есть в детский сад или продленку. Но и тут у неработающей мамы преимущество: она может забрать их пораньше. Пораньше – это в три часа, а не за две минуты до закрытия, как это делают работающие мамы.

Тут нельзя не сказать о вечном противостоянии между работающими родителями и сотрудниками школ и детсадов. У работающей мамы отношения с ними по умолчанию напряженные, поскольку находятся они по разным берегам реки и интересы у них явно конфликтуют. Каждая сторона хочет прогнуть другую сторону до полного выполнения ею своих обязательств. Тут остается только расслабиться и постараться не вестись на высказывания вроде “всех забрали в три, а он грустно сидел один у окна целый час и говорил, что скучает по маме”, “а зачем вы столько работаете”, “а у него сопли зеленые, вообще-то лучше было дома остаться” (непонятно, с какими именно соплями тогда приходить можно), “некоторым матерям карьера важнее, чем дети”, “у ребенка остаются психологические травмы на всю жизнь” (наше поколение давно поняло, что наши дети все равно будут ходить к психоаналитикам). В общем, этот вопрос из тех, что никогда не решается ни в положительную, ни в отрицательную сторону. Что интересно, работающим папам ничего такого обычно не говорят. Но равноправие наступает, так что скоро и им достанется.

Тут Кира вспомнила, как на днях в очередной раз оказалась у детского сада в 16.59, обнаружив около двери своего одетого и собранного ребенка в компании демонстративно поглядывающей на часы воспитательницы. Они обменялись дежурным “извините” и “а мы уж думали, Вы не придете”, после чего воспитательница поспешила удалиться, а Кира и Дениска обнялись и медленно поплелись к трамвайной остановке, обсуждая, как Дениска ел грибной суп, дрался на прогулке с выскочкой Левой из другой группы и как воспитательница дала всем печенье с шоколадом за то, что они все вместе убирали конструктор – с теми детьми, которых забирали последними. Компания этих детей была устоявшаяся и состояла из счастливых обладателей таких вот работающих мам.

Кира уже давно с этим смирилась и даже внутренне улыбалась, когда ей в очередной раз намекали, что неплохо бы приходить за двадцать минут до закрытия. В конце концов, она же не опаздывала, а просто по максимуму использовала время. Каждый крутится как может. Кто-то может крутиться до 16.40, ей же требовались дополнительные девятнадцать минут.

Иногда Кире хотелось попринадлежать чуть-чуть к другой касте – неработающим мамам, от которых не требуется быть ничего не успевающим мастером многозадачности (хотя и неработающим мамам, признавала Кира, задач тоже наверняка хватает). Мамам, которые в курсе того, что происходило с ребенком в садике и школе поминутно, включая меню, домашние задания и имена всех детей в группе или классе. А можно даже и попасть в родительский комитет, от которого Кира до сих пор успешно открещивалась, опуская глаза в пол, каждый раз, когда слышала вопрос: “Дорогие родители, кто хочет к нам? Там почти ничего делать не надо”. В такие моменты она чувствовала себя школьницей, не выучившей урок.