Бессонница

Все, что я могу вспомнить о той части детства, что я провела с матерью, – смутные обрывки, за исключением того последнего дня. Фиби помнит больше, но ей было восемь, а мне – всего пять. Тогда мы в гораздо большей степени были сестрами. Между нами была связь. А потом настала та ночь, которая разделила нас всех.

Лучше всего я помню утро. Последнее утро. Помню грубую материю ковра у себя под коленками – устроившись на полу, мы с Фиби мастерили открытку с большими цифрами 4–0. Фиби их очень аккуратно вывела, а я потом раскрашивала. Когда все было готово, Фиби крепко взяла меня за руку, и мы стали спускаться вниз по лестнице.

На мгновение я словно возвращаюсь туда, теряюсь в воспоминаниях, но резкий звук клаксона возвращает меня в настоящее. Работа. Мне нужно на работу. Но даже паркуя машину, я почти физически ощущаю, как призрак моей матери возникает из самых отдаленных уголков моего сознания, а Фиби, схватив за руку, тащит меня прочь, подальше от нее.

Ты выглядишь точь-в-точь как она.

Как бы мне хотелось послать к черту их обеих.

– Забавно, правда? Разрушить мою жизнь?

Припарковавшись, я как раз вылезаю из машины, чтобы возвращаться в офис, так что даже не сразу сообразила, что злобно выплюнутые слова предназначаются мне. Подняв голову, в преградившей мне дорогу нервной женщине я узнаю Миранду Стоквелл.

– Мисс Стоквелл, если у вас остались нерешенные вопросы, я бы посоветовала вам связаться с собственным адво…

– Ты помогла ему украсть моих детей!

На покрасневшем лице Миранды Стоквелл я отмечаю небрежный макияж. Она с силой опускает кулаки на капот моей машины. От неожиданности я вздрагиваю. Вокруг нас паркуются другие авто, так что у меня нет полной уверенности, что она намеревается на меня напасть, однако, избежав драки с Фиби на больничной парковке, у меня нет ни малейшего желания ввязываться в драку здесь, да еще и с бывшей женой клиента.

– Нет, Миранда. – Мой голос звучит мягко, но холодно. – Я этого не делала. Это сделали вы. Но все еще можно изменить. Если вы обратитесь за помощью, я уверена, что вы сможете подать на…

– О, так теперь ты мне будешь давать советы? – ухмыляется Миранда. – Все считают меня психопаткой. Ты считаешь меня психопаткой. – Она разражается смехом пополам с икотой. – Он славно поработал, не так ли? Выставил меня сумасшедшей, а вы все на это повелись. «Недостаточно психически устойчива, чтобы заботиться о собственных детях!» Что за чертов бред!

Для одного утра довольно с меня умалишенных, и вообще это не мое дело. Больше не мое. Дело закрыто.

– Прошу прощения.

Все еще настороженная, я, тем не менее, не могу не испытывать к ней сочувствия. В бракоразводных процессах я всегда выступаю за совместную опеку над детьми, однако эксцентричное поведение этой женщины сделало такой вариант невозможным.

– Вам следует посоветоваться со своим адвокатом, если вы желаете оспорить судебное решение.

– А может, я решу взять закон в свои руки. – Слегка покачиваясь, Миранда поворачивается ко мне спиной, и до меня наконец доходит, что та все утро провела в компании бутылки. – Посмотрим, как тебе это понравится, ты, долбаная сучка!

Последние слова Миранда выкрикивает уже на ходу, и, наблюдая за тем, как она сворачивает за угол, я снова на мгновение устало прислоняюсь к своей машине. В висках пульсирует. Что ж, по крайней мере, этот день уже вряд ли станет хуже.

То, что день все-таки смог стать хуже, становится для меня очевидно много позже, вечером, когда мне удается ускользнуть без ритуальных пятничных посиделок в баре «У Гарри» под тем предлогом, что я должна проверить, как там вывихнутая лодыжка Фиби. Радостно предвкушая настоящий семейный вечер пятницы – я ведь направляюсь домой задолго до отхода Уилла ко сну, я подхожу к своей новой машине. Если хочешь стать партнером, Эмма, нужно соответствовать. Первое, что бросается мне в глаза – с одной стороны по всей длине тянется глубокая неровная царапина с зазубренными краями – ее очень хорошо видно на синем фоне. Потом мой взгляд падает на клочок бумаги, лежащий на ветровом стекле. Это листок, вырванный из спирального блокнота – мне казалось, люди давно такими не пользуются, в особенности такие люди, как Миранда Стоквелл. Шариковой ручкой, с такой злобной силой, что на оборотной стороне бумаги словно выступил шрифт Брайля, на листке нацарапано всего одно слово.

СУКА

Я стою, уставившись на него, а потом принимаюсь озираться по сторонам. Никаких признаков ее присутствия. Никаких камер. Я достаю мобильник и делаю фото своей машины на месте происшествия, прекрасно понимая, что ничего этим не докажу. Потом я залезаю внутрь и захлопываю дверь, забросив записку в подстаканник. Прекрасно. Просто восхитительно.

5

– Привет, а папа где?

– Понятия не имею. Очевидно, в своей берлоге. Твой брат уже готов ко сну? – откликаюсь я.

Добравшись, наконец, домой, я заворачиваю в кухню выпить стакан воды, а заодно прочесть вскрытую над чайником почту. Там оказывается какая-то новая страховка, которую оформил Роберт. Надо бы поинтересоваться у него, почему этот полис настолько дороже, чем все предыдущие, – без слез на эту сумму не взглянешь. Тут появляется Хлоя – маячит в дверном проеме с айпадом в руках. Она уже выше меня ростом, блондинка, очаровательна и уверена в себе. Дочь своего отца.

– Я зарегистрировала на Фейсбуке ту встречу, как он просил, – поясняет Хлоя. – Пришлось зафрендить несколько школьных мамаш и папаш, чтобы им можно было послать приглашения. Думаю, что сообщила всем.

– О какой встрече ты говоришь?

– Он не сказал тебе? Он же говорил, что… – Хлоя поворачивается ко мне спиной и кричит в сторону прихожей: – Папа! Пап! Ты что, маме не говорил?

– Не говорил мне о чем?

Три минуты спустя я уже стою в берлоге мужа, загораживая телевизор, на экране которого Лидс пробивает штрафной, или угловой, или что там они еще могут предпринять, чтобы получить шанс на победу.

– Вечеринка по случаю дня рождения? – осведомляюсь я.

– Эмма! Ну отойди, я же ничего не вижу! – Роберт вытягивает шею, пытаясь разглядеть происходящее на экране за моей спиной. Я ни на дюйм не двигаюсь с места, так что в конце концов он ставит игру на паузу.

– Я же говорила, что не хочу никакой шумихи. Звучит грубо, но ничего не поделаешь.

– Это же твое сорокалетие. Ты должна как-то его отметить. К тому же это не вечеринка в полном смысле слова, просто встреча. Жизнь только начинается, и все в том же духе. – Роберт раздраженно морщит лоб. – Вообще-то это должен был быть милый сюрприз. Почему праздник так тебя беспокоит?

У меня нет ответа. Вернее сказать, он есть, но только для меня.

– Мам, ты должна устроить эту встречу.

Хлоя болтается наполовину в комнате, наполовину в коридоре. Я внезапно осознаю, что в последние дни она контактирует с нами исключительно в дверных проемах, не желая по-настоящему проводить с нами время, пребывая постоянно на низком старте, чтобы скрыться за дверью своей комнаты.

– Это все патриархат. Он заставляет женщин переживать из-за возраста. Но ты должна выжать максимум из своего. Пятый десяток станет временем твоего триумфа.

– Возможно, моим первым триумфом станет наложение вето на эту вечеринку?

– Мам, – Хлоя театрально хлопает себя по бедру, – да ну тебя!

– Не больше двадцати гостей, – добавляет Роберт. – Ничего экстраординарного.

– Отлично. – Я знаю, что потерпела фиаско, к тому же у Хлои в Фейсбуке уже есть два ответа. Если отменить все сейчас, это будет выглядеть странно. – Пусть будет так. Но вам следовало сначала спросить меня.

«Так и вижу, как эти двое закатывают глаза друг перед другом», – думаю я, выходя на поиски Уилла. Я знаю, что отреагировала неадекватно, но желудок словно скручивается в узел.

Сорок. Мне и в самом деле исполняется сорок. И я ничего не могу с этим поделать. «Это всего лишь цифры», – уговариваю я себя, когда по спине пробегает ледяная дрожь. Всего лишь цифры. Все закончится, а я и заметить не успею.

Уилл почти закончил чистить зубы – вокруг рта у него клоунская улыбка из пасты. Он оттягивает губу, чтобы рассмотреть нижние зубы, а затем повторяет то же с верхними.

– Пока никакой не шатается?

Не знаю, чего ему хочется больше – оказаться с дыркой во рту, как некоторые из его друзей, или чтобы к нему прилетела зубная фея. Что бы там ни выбрал для себя Уилл, пусть даже оба варианта, – его челюсти не выглядят хоть сколько-нибудь изменившимися.

Сын разочарованно качает головой:

– Я подумал, что раз у меня кружится голова, то и зубы в ней зашатаются.

Я трогаю его лоб. Он не горячий и не выглядит слишком бледным. Я заглядываю ему в глаза, но зрачки тоже в норме.

– У тебя болела голова?

– Немного кружилась.

– Уже прошло?

Может быть, он заболевает? Уилл давно не подхватывал никаких болячек – возможно, время пришло?

Он неопределенно пожимает плечами, и, расстроенный, идет в свою комнату.

Из стопки своих любимых книжек Уилл выбирает «Медвежонок Паддингтон попадает в больницу», и мы ложимся рядышком – он забирается под свое одеяло с динозаврами, а я устраиваюсь поверх. Для меня выбранный рассказ – ложка дегтя. Паддингтон там ранит голову бумерангом и поэтому вынужден ехать в больницу. Она разбила голову о зеркало.

Тельце Уилла очень теплое. Он устраивается у меня на груди, и как только я заканчиваю чтение, то передаю книжку ему, чтобы сын сам мог поразглядывать картинки и разобрать какие-то слова. Приятно немного побыть в тишине, прежде чем нужно будет спускаться вниз к ужину. Хлоя собирается на ночевку к подруге, так что ужинать будем только мы с Робертом. Он спросит, как прошел мой день, но что бы я ни ответила – это будет ложь. Я не могу рассказать ему правду о Фиби – ведь насколько ему известно, насколько ему когда-либо было известно, наша мать мертва. Я солгала ему при первой встрече, когда мне был двадцать один, и Фиби смирилась с этим. Я никогда не жалела о своем поступке. Понял бы Роберт, если бы я стала объяснять? Возможно. Только я не желаю, чтобы история моей матери была хоть крошечной частью моей жизни.

Я предложу посмотреть фильм. Он станет клевать носом, или я – что гораздо вероятнее. Чем бы мы ни решили заняться, я не желаю думать о ней. И о Фиби. И вот, пожалуйста, именно этим я и занимаюсь – думаю о них обеих. Я снова погружаюсь в прошлое, в тот последний день. В моей голове шуршит страницами семейный альбом с вырезками.

– Мамочка? – Я до такой степени выпадаю из реальности, что не сразу слышу Уилла. – Мамочка, – повторяет он таким голосом, что я тут же прихожу в себя. Уилл изворачивается, чтобы высвободиться из моих рук. – Ты меня слишком сильно сжимаешь!

И это правда. Я вдруг ощущаю, насколько крепко вцепилась пальцами в его плечико. Они вонзаются слишком глубоко.

– О, прости меня, крошка. – Я тотчас же отпускаю его, потрясенная до глубины души. Никогда раньше он так на меня не смотрел – с растерянностью и тревогой. Мне это совсем не нравится. – Я просто задумалась. Хочешь, почитаем еще про Паддингтона?

Уилл улыбается – словно солнце выглядывает из-за туч, и я выбираю новую книжку. К тому моменту, как медвежонок завершает Большое путешествие, Уилл забывает о маминой странности и снова прижимается ко мне. Мамочкины странности. Даже думать об этом не хочу.

Мы с Робертом занимаемся сексом. Качественно и строго в определенной последовательности, будто раскрашивая картину по номерам, так что в финале оба испытываем удовлетворение. Эта рутина захватила нас уже много лет назад. Секса со временем стало меньше, еще меньше его стало после рождения Уилла, и как бы ужасно это ни прозвучало, когда мы заканчиваем, я мысленно вычеркиваю секс из своего списка дел на эту неделю.

Роберт идет в туалет вслед за мной, и в свете ночника я вижу, что в спальне не прибрано, а корзина для грязного белья переполнена. Внизу ситуация не слишком отличается. Этот факт, и то, с каким раздражением Роберт отреагировал, когда я напомнила ему постирать физкультурную форму Уилла, и общая атмосфера обиженной отстраненности, которая окутала нас, заставляют меня задуматься о том, настолько ли Роберт счастлив, пребывая в роли домохозяина во второй раз, насколько был счастлив в первый. Но этот договор мы с ним заключили много лет назад. Он мечтал об этом большом доме, но позволить себе его покупку мы смогли только благодаря моей работе. Возможно, нам стоит подумать о том, чтобы нанять уборщика, но это выльется в дополнительные расходы.

В последние дни между нами постоянно какие-то трения, и я не могу с уверенностью сказать, когда это началось. Но сейчас я тоже чувствую раздражение по отношению к нему. Я сделаю уборку утром. Что угодно, лишь бы закрыть эту тему. Хотя меня не отпускает вопрос – почему именно женщина всегда должна приводить дом в порядок. Но сейчас мне нужно отоспаться за весь этот безумный день.

6

Десять дней до дня рождения

Я не спала. К половине пятого я все еще не сомкнула глаз, а когда забрезжил рассвет, забылась на пару часов, пока в семь утра домашний шум не выдернул меня из кровати. Поэтому в три часа дня, когда мы собираемся к соседям на барбекю, я уже основательно измотана.

– Эмма, ты выглядишь усталой! – вместо приветствия произносит Мишель, открывая перед нами дверь, и мне очень хочется ткнуть чем-нибудь в ее сияющие, безупречно накрашенные глаза.

– Непростая выдалась неделька, – отвечаю я, – и со сном не очень.

– А ты пробовала ромашковый чай?

– Нужно попробовать, – вежливо киваю я. Мишель – одна из тех женщин, у которых полно советов по любому поводу, и по большей части эти советы совершенно бесполезны. Надеюсь, не придется и в самом деле прибегать к этому средству.

Мишель проводит нас через кухню, двойные двери которой распахнуты прямо в их красивый сад.

– На мой взгляд, чай помогает, – оглядывается на меня Мишель. – Если плеснуть туда немного водки.

Я пропускаю Роберта вперед – мы выходим в сад, чтобы присоединиться к остальным гостям. Школьная банда. Больше друзья Роберта, нежели мои, хотя как он любит подчеркивать, «девочки» всегда зовут меня на коктейли и на ужины и предлагают сходить в театр, но со своим десяти-двенадцатичасовым рабочим днем я редко когда могу принять подобное приглашение.

– Мэтью прыгает на батуте. – Мишель заботливо кладет руку на плечо Уилла, и мне приходит в голову, насколько тесно они все здесь спаяны. Вместе водят детей по кружкам после школы, подменяют друг дружку, когда визит к парикмахеру мешает вовремя забрать ребенка, и все в подобном духе. Об этой стороне жизни Роберта я знаю совсем немного.

– А в том холодильнике у теннисного стола – «Фрут-Шуты»[2].

– Хитро придумано, – говорит Роберт.

– Мы достаточно возимся с ними в течение недели, разве нет? – ухмыляется Мишель, вручая ему бутылку пива.

– И то верно. Как вы справились с последним заданием по орфографии?

– Да ладно, это был всего лишь небольшой косяк! На этой неделе я была отличницей!

Они весело смеются, и мне тоже приходится натянуть улыбку, притворяясь частью группы. Уилл послушно бредет в противоположную часть сада, где уже играют дети. Младший сын Мишель – Мэтью – один из лучших друзей Уилла, а вот по поводу семилетнего Бена у меня гораздо меньше энтузиазма. Это здоровяк-задира и очень любит командовать. Впрочем, сегодня здесь две дочки Бетти. Ее старшенькой десять, и она настоящая красотка, так что Бен будет делать что она ему велит. У детей есть батут, настольный теннис и надувной бассейн, хоть сегодня и нет особой жары.

Что до взрослых – здесь только мы с Робертом, гламурные и привлекательные хозяева – Мишель и Джулиан, а еще Бетти с Аланом – новенькие в нашей компании, недавно переехали из Шотландии. Все они, по крайней мере, женщины, – участники созданной Робертом школьной беседы в Ватсапе. Быть может, нужно попросить одну из них напомнить ему, что нужно постирать физкультурную форму Уилла?

– Вина, Эмма? Может, джин-тоник? – Джулиан соорудил импровизированный бар рядом с большим газовым мангалом. Там уже стояли блюда с готовыми угощениями. Я вижу шампуры, унизанные креветками, сате из цыпленка, рыбные палочки. Искренне надеюсь, что у них найдутся сосиски или что-то еще подходящее для детей.

– У вас не найдется диетической колы?

– Да ладно тебе, выпей немного. Отпразднуй! – Джулиан наливает мне бокал белого вина.

– А что я праздную?

– Развод Паркера Стоквелла, разумеется. Местная газетенка уже тиснула статейку об этом.

– В самом деле?

Вот это сюрприз. Партнеры будут довольны бесплатной рекламой. И для моей карьеры тоже плюс.

– Моя компания занимается кое-каким строительством для мистера Стоквелла, – продолжает Джулиан, поднимая свой бокал. – С такими лучше не шутить. Так что отлично сработано!

– Благодарю.

Я немного удивлена – обычно мужчины не заговаривают со мной о своей работе, или о гольфе, или о чем еще они могут говорить, а обсуждать школу с женщинами я не могу, поэтому выходит ни то ни се. Так что нынешняя ситуация – приятное исключение. Я бросаю взгляд в сторону детского бассейна.

– Хлоя, не могла бы ты пойти приглядеть немного за Уиллом вместо меня? – Дочь стоит рядом со мной и, судя по виду, ощущает себя явно не в своей тарелке.

– Вообще-то я гостья, а не бесплатная рабочая сила, – отвечает она, покосившись на бокал в моей руке. – Хотя, судя по всему, мне придется поработать еще и водителем.

– Ха, туше! – хохочет Джулиан. – Давайте же, я хочу сыграть партию в пинг-понг. Кому-то из родителей придется присмотреть за этими чертовыми монстрами. – Оглянувшись через плечо, он добавляет: – По поводу твоей будущей вечеринки, Эмма. Надеюсь, дети на нее не приглашены?

При упоминании надвигающегося дня икс я вымученно улыбаюсь, глядя, как моя дочь толкает Джулиана локтем.

– Так и быть, старик, давай сыграем, – дразнит она. Вероятно, подростковая грубость моей дочери предназначается исключительно мне.

– Вызов принят. – Джулиан обводит глазами остальных. – Алан? Не мог бы ты приготовить детям бургеры с цыпленком?

Хлоя удаляется, смеясь над чем-то, что говорит ей Джулиан, и хлопает его по руке, прежде чем каждый из них занимает свое место у противоположных концов стола. Даже она чувствует себя среди этих людей более непринужденно, чем я. Правда, в определенный момент Хлое приходилось присматривать практически за всеми присутствующими детьми – такая вот расплата за то, что оказалась незапланированным ребенком моей юности – так что, по правде говоря, я просто радуюсь, что она еще не отказывается от семейных выходов.

Как бы там ни было, когда бургеры с цыпленком готовы и дети, расположившиеся на пледе, готовы их уплетать, я ощущаю довольство. Вино придало мне приятной легкости. У Бетти своеобразный шотландский юмор – весьма грубый. Мне кажется, в другой компании ее шутки показались бы мерзкими, но провести с ней вечер было бы забавно. Она безжалостно передразнивает некоторых школьных мамаш, а я, хоть и знаю их только по именам, смеюсь в голос – все благодаря ее комическому дарованию. Может быть, если бы я постаралась получше, я смогла бы подружиться с этими женщинами? Добавлю это в свой бесконечный список дел. Стараться лучше с мамашами. Возможно, стоит пригласить их к нам. Или позвать куда-нибудь на ужин – так будет проще.

– У тебя же был такой, верно, Роберт? – кричит Мишель куда-то вдаль, и Бетти немедленно прерывается. – Потрепанный старый «Ленд-Ровер»? Уже давненько? Они сейчас в тренде! – Мишель говорит очень громко. Она что, начала пить вино еще до того, как все собрались?

– Да и правда.

Я уже успела позабыть об этой мужской игрушке. Я подарила ему эту машину на тридцатипятилетие, когда меня назначили старшим юристом в фирме.

– На этом «Ленд-Ровере» было проклятие.

– Он был у меня всего полгода. – Роберт допивает свое пиво. – Так что вы все уже отписались в Фейсбуке по поводу Эмминого сорока…

– Что за проклятие?

– Да я шучу, конечно, – со смехом отвечаю я. – Машина была старой и дешевой, если честно. Но с ней вечно что-то случалось, а потом Роберт решил ее утилизировать. Непосредственно перед тем, как мы решили переехать, так ведь? Я была в отъезде, на семинаре, а вернувшись, обнаружила своего мужа в синяках. А «Ленд-Ровер» был продан на металлолом.

Как я могла об этом забыть?

– Я не справился с управлением и въехал в дерево.

– Хорошо, что мы от нее избавились, – говорю я, искоса поглядывая на дочь. – В ином случае это могла бы быть твоя первая машина, Хло! Маленькая лохматка для универа. Подарок на восемнадцатый день рождения.

Хлоя явно не впечатлена:

– Вообще-то я думала о годичном отпуске.

Для меня это новость, но настроение у Хлои меняется непредсказуемо. Так что пока остальные наперебой выспрашивают у нее почему или вспоминают, как колесили по Европе или проводили лето в Тайланде, или что там еще им посчастливилось испытать, я просто спускаю все на тормозах.

– По крайней мере, у тебя есть еще год, прежде чем придется взвинтить расценки, – говорит Алан.

– Это самое типично шотландское, что можно было придумать, – отзывается Бетти. – Так грубо! Простите.

– Мы же говорим об Эмме, – вступает Роберт. – Вопрос денег давно не стоит. На свою первую машину она накопила уже к четырнадцати годам, разнося газеты и работая по выходным, – со смешком заканчивает он, и это меня бесит, словно желание обеспечить себе лучшую жизнь делает меня ханжой.

– Наверное, здорово иметь жену, которая умеет копить. – Джулиан наклоняется, чтобы наполнить свой бокал заново. – И насколько же здорово, наверное, иметь жену, которая умеет зарабатывать. Как же тебе повезло, Роберт!

Джулиан поднимает бокал:

– За Эмму!

Мишель выглядит оглушенной. На долю секунды, которая нужна ей, чтобы взять себя в руки, в ее глазах отражается неподдельная боль.

– Ну спасибо, дорогой, – ледяным тоном произносит Мишель. – Я как раз вспомнила, что в понедельник собиралась купить новую пару туфель.

– Мишель усердно трудится, – подаю я голос, – как и Роберт. Готова поспорить, что вы заняты ничуть не меньше моего, а я бы никогда не смогла столько времени посвящать делу, будь у Роберта стоящая работа. – Едва договорив, я замечаю, что теперь пришел черед Роберта возмущаться:

– Вообще-то, Эм…

Вопль прерывает все разговоры, и я вскакиваю на ноги за долю секунды, сердце колотится в груди. Это мой ребенок. Мать всегда знает. Батут.

– Он должен был прыгнуть! Но не стал! – Бен стоит на батуте, уперев руки в бока. Уилл рыдает, сидя на траве. – Я хотел помочь!

– Ты что, толкнул его? – Вокруг батута есть страховочная сетка, но она провисает и явно нуждается в замене. – Толкнул? – Уставившись на Бена, я наскоро осматриваю Уилла. Крови нет. Ничего не сломано. Слезы потихоньку высыхают, и я с облегчением понимаю, что он не пострадал, просто напуган. Я снова поворачиваюсь к Бену. Другие дети затихают. – Подойди сюда и извинись! Ты сделал это намеренно. Все могло закончиться плохо.

– Это была чертова случайность! – Между мной и своим старшим сыном внезапно возникает Мишель. – И не кричи на моего сына.

Она слегка покачивается. Мы обмениваемся оценивающими взглядами. Мы обе сдерживаемся. Мы обе знаем, как близки сейчас к тому, чтобы наговорить таких слов, которые не вернешь обратно и о которых мы, вероятно, нет – определенно – будем сожалеть.

Она пьяна, а я измотана. Пора домой.

7

– Вот сучка. – Хлоя взбешена поведением Мишель даже больше, чем я.

– Я повела бы себя так же, накричи она на Уилла. – Мы вместе с притихшим Уиллом устроились на заднем сиденье – с ним все в порядке, он смотрит в окно. Моя дочь за рулем – такая странная смена ролей! – И тебе не следует называть ее сучкой. Куда подевалась женская солидарность?

– Женская солидарность состоит в том, чтобы позволить женщинам быть теми, кем они сами решили быть. Выбор Мишель – быть сучкой. – Хлоя бросает взгляд в зеркало заднего вида. – Вступаться за свою мать – тоже женская солидарность.

Она разбила голову о зеркало у себя в палате.

– Эй, погляди-ка! – Свернув на нашу улицу, Хлоя вытягивает шею, голос ее звучит возбужденно. – Это что – о, боже – это что, тетушка Фиби? У нас на пороге?

Бог ты мой. Все как по команде поворачиваются в нужную сторону, даже Уилл принимается ерзать на своем бустере. Это и впрямь она, Фиби, чопорно стоит у нас на крыльце. Наши взгляды на миг встречаются, и мне кажется, что в ее глазах мелькает свирепое выражение. Наслаждается моим явным дискомфортом? Как бы там ни было, мгновение проходит, и вот она уже улыбается и раскрывает нам объятия, словно ее визит – лучшее на свете событие.