Я тебя тоже люблю. Ромкины подарки

– Пистолет, – отвечает гордо и протягивает мне.

– Мм, классный, – верчу в руках дощечку. – А чем стреляет?

– Гранатами. Вот, видишь?

Сашок зажимает кулачок, заносит руку назад и делает резкий выпад вперед, как будто что-то бросает.

– Ба-бах! – хрипит и снова закашливается.

Да где же мать его носит? У нее тут ребенок больной!

– Ничего себе! Ловко. Кого это ты там бабахнул?

– Плохих дядек. Очень-очень плохих и страшных, – шепчет. – Они нас ищут. Мы от них бегали, бегали и сюда прибежали, спрятались.

– Мм, понятно.

Ничего не понятно!

– Моя мама очень-очень красивая!

Ну… у детей своя мама всегда самая красивая. Если только реально мама у Саши не Ирина.

– А как твою маму зовут? Которая очень-очень красивая?

– Даша.

– Она здесь живет?

– Да.

Понятно. Значит, Даша. Все-таки я прав: женщин две – Ира и Даша. Какие загадочные у меня соседки.

– А фамилия у мамы какая?

– Денисова.

– И ты тоже Денисов? Саша Денисов?

– Да, – кивает головенкой.

– И Ирина кто?

Лупает на меня круглыми глазенками.

– Мою маму зовут Ириной.

Чет я ничего не понимаю.

Думай, Рома, думай!

– Саша, маму раньше звали Дашей, а теперь она Ирина? Так?

Малыш насупился, склонив низко головенку.

– И фамилия у вас теперь Васильевы? Я никому не скажу, – обещаю ему, поглаживая по плечику. Кивает. – Саша, у тебя есть еще игрушки? Машинки, солдатики, динозавры?

– Машинка есть, там, – машет ручкой в сторону комнаты.

Малыш на глазах становится вялым. Температурит. Потрепав его по светлой коротко стриженой голове, встаю со стула.

– Иди-ка ты, Саша, в кроватку ложись, я пойду маму твою поищу, ладно? Сегодня какую сказку на ночь хочешь?

– Колобка.

– Договорились, будет тебе Колобок.

В дверях сталкиваюсь с Ириной-Дашей.

– Ой, – испуганно отпрыгивает назад. – А вы что тут…, – кидает взгляд мне за спину, успокаивается, увидев сына. Тут же переводит взгляд на меня, хмурится: – Что вы тут делаете?

Вглядываюсь в лицо соседки. Оно у нее сегодня другое. Светлее, моложе. Очков нет, и челка почему-то выше. Зато могу разглядеть ее получше. Глаза у нее карие, глубокие, ресницы пушистые. И лет от силы двадцать пять – двадцать шесть. И по-хорошему идти мне надо отсюда, не ввязываться неизвестно во что.

Но…

Что-то меня во всей этой мутной ситуации цепляет.

– Саша кашлял, вот зашел спросить, не нужно ли чего.

– Ничего не нужно. До свидания! – порывисто.

Это она меня сейчас так мягко послала подальше? Мне хочется разобраться.

Ирина-Даша пытается обойти меня по дуге, чтобы пройти дальше.

– У Саши температура! – преграждаю ей путь.

– Я знаю! Вот, – оправдываясь, вытаскивает из кармана бутылек детского жаропонижающего и блистер сосательных таблеток от кашля, – сейчас дам. Простите, что помешали вам…

– Ничего страшного. Минуту, – протягиваю руку к ее волосам, дергается в сторону. – Девушка, у вас тут ус отклеился.

– Что? – карие глаза распахиваются до размеров блюдца.

– Я говорю, у вас тут черная прядка из-под парика вылезла.

Даша резко отворачивается, поправляя волосы. Испугалась.

– Уйдите! Пожалуйста, уйдите! – просит, чуть ли не плача.

Как уйти? Я за дверь, а она опять в бега? С больным ребенком?

– Даша… – беру ее за плечи. Вздрагивает, вытягиваясь в струну. – Я никому не скажу. Не бойся меня. Я друг.

Глава 9. Даша. Помощник

Господи боже! Вот я влипла! И что теперь делать – не знаю! Меня даже участковый так не испугал, как этот… сосед. Настырный такой, ходит и ходит сюда…

– Пожалуйста, уйдите, – прошу второй раз.

В ушах пульс грохочет. Мысли скачут как оголтелые: что делать, куда бежать? Саша болеет…

Веду плечами, скидывая с них чужие руки. Роман отступает назад.

– Я не уйду. Иди лечи сына, я пока печь растоплю.

Раскомандовался тут.

Но печь – самое непонятное мне строение в частном доме. Вроде бы все делаю, как показывала баба Стюра, а не горят в ней дрова, хоть плачь.

Роман уходить не собирается, но и вредить, кажется, тоже. Он вообще… располагает. Энергетика у него хорошая. Хочется доверять.

Подавив вздох, наливаю из еще теплого чайника воду в стакан, ухожу в комнату к сыну.

Саша лежит на кровати, двумя руками «пистолет» сжимает. Выбрал себе в сарайке деревяшку, не расстается теперь ни днем, ни ночью. Меня охраняет.

Трогаю губами лобик – горячий. Добегался мой белокурый ангелочек босиком по холодному полу. Сама виновата – не доглядела. Спасибо соседке баб Стюры, поделилась жаропонижающим. У нее тоже детки – мальчик скоро в первый класс пойдет, вторая малышка еще, только-только на ножки встала.

– Солнышко мое, выпей сиропчик, легче станет. Он сладенький.

– А барабашка ушел? – даже голосок вялый.

Сердце разрывается на части, когда малыш болеет. Уж лучше бы я.

– Не барабашка, а дядя Рома. Не ушел, он нам печку сейчас растопит, тепло будет.

– Пусть он с нами тут живет?

Ох…

– Спи, маленький мой…

Саша прикрывает глазки. Глажу его поверх одеяла, засыпает быстро. Температура падает. Может быть, попробовать уехать отсюда? Вот прямо сейчас соседа выпроводить и вещи собрать. Их немного.

Нет, Саша слаб, погода не пойми какая, еще сильнее разболеется. Не буду рисковать. Мне бы только с печкой разобраться, а там, может, и перезимовать получится. Люди здесь добрые, отзывчивые. Баба Стюра говорит, что работа в деревне всегда найдется, вот только платят немного, но на черный день деньги у меня есть, с остальным справлюсь.

Только бы нас не нашли.

А соседа выпроводить надо.

Роман засовывает в топку полено. Там трещат вовсю дрова.

– Скоро нагреется, – обещает, когда выхожу из комнаты.

– Спасибо. Я с ней никак не могу подружиться, – говорю своим обычным голосом, надоело притворяться.

– Я заметил.

Смотрим в упор друг на друга. Роман симпатичный, несмотря на недельную щетину. Волосы русые, черты лица правильные. Сложен хорошо – ничего лишнего. На вид ему лет тридцать, может, чуть больше. Взгляд внимательный, без намека на похоть. Хотя я иногда забываю о своем внешнем виде. Как он мужчин на пошлости спровоцирует? Скорее наоборот – оттолкнет, но мне это только на руку. Не нужны мне мужчины.

Отвожу взгляд первая. Чаем соседа, что ли, напоить, тогда уйдет? Доливаю воду в чайник, включаю.

Роман прислоняется плечом к углу печки, складывает руки на груди.

– Как Саша?

– Уснул. Температура спала.

– Если надо еще какие лекарства, скажи, я в аптеку съезжу.

– Пока не надо. Баба Стюра обещала грудной отвар приготовить.

Чайник шумит, нагреваясь. В печке трещат сырые поленья. Чтобы занять себя чем-то, ставлю на стол две кружки, с верхней полки шкафчика достаю начатый вафельный торт. Саша любит сладкое, а для нас это теперь роскошь, буду растягивать.

Режу на кусочки. Присутствие соседа напрягает, но уходить он не собирается. Глаз с меня не сводит, наблюдает, а у меня руки трясутся, и сердце вот-вот остановится от страха, что он все знает. Может, позвонить ей успел и за нами уже едут?

Чайник, вскипев, отключается. Вздрагиваю от щелчка. Под ребрами мечется от страха испуганный кролик.

Роман, не дожидаясь приглашения, садится за стол. Невозмутимый такой.

Руки на столе в замок сцепил. Безымянный палец без кольца, и следа от него нет. Если только принципиально не носит, а дома семья, дети, собака с кошкой… Баба Стюра говорила, Роман ненадолго, только вещи какие памятные забрать, а потом новые хозяева заедут.

Наливаю кипяток в кружки, отхожу подальше, пряча руки за спиной. Сосед слишком пристально разглядывает их.

– Расскажешь, к чему эта конспирация? – Роман кивает на мой парик. Это ж надо было так спалиться с волосами.

С досады отворачиваюсь в сторону разгоревшейся печки, закусываю нижнюю губу до боли.

– Мне надо знать, как помочь.

– Мне не нужна помощь!

– Мне так не кажется. Саша сказал, что вы прячетесь от плохих дяденек. Кто они?

Саша! Болтун!

– Саша маленький! Он любит сочинять.

– Ребенок напуган так же, как и ты, если не больше. И мне он не врал, в отличие от участкового… который приедет с минуты на минуту с допросом, стоит ему пробить по базе твои документы. Они поддельные, верно?

Да! Но Кристина заверила, что никто не догадается! Что же делать?

Но я так устала от всего этого, что уже будь что будет. Смотреть, как вместе со мной в этой глуши без центрального отопления и водоснабжения мучается мой малыш, сил нет. И если Роман действительно может помочь…

Несмотря на внутренний страх, опасности конкретно от Романа не чувствую. С силой впиваюсь ногтями в ладони и…

– У меня хотят отобрать сына, – губы предательски дрожат. На глаза набегают слезы.

– Кто? Почему? – Роман хмурит брови.

– Бабушка Саши, мать его биологического отца. Она пыталась выставить меня сумасшедшей, чтобы меня лишили прав на сына. Хочет оформить на него опекунство и воспитывать сама.

– А Сашин отец?

– Он умер.

И мне совсем не больно это говорить, хотя бы потому, что все чувства к Сашиному отцу сгорели очень и очень давно.

Роман тактично молчит.

– После гибели Игоря мы с Сашиной бабушкой жили некоторое время вместе. В какой-то момент я стала плохо себя чувствовать, и с каждым днем мне становилось все хуже и хуже. Однажды случайно увидела, как она подсыпает что-то мне в еду. Нашла таблетки… У меня подруга в больнице работает, сказала, это транквилизаторы… Тогда-то свекровь и выложила свой план, думая, что под действием таблеток я ничего не вспомню потом… Сумасшедшая женщина она, а не я!

Меня взрывает, стоит только вспомнить ту женщину, что уговорила меня жить с ней, пока ребенок маленький, а сама так подло поступила с нами. С родным внуком.

Роман делает вид, что верит, но остановиться я уже не могу. Мне нужно с кем-то разделить свою ношу.

– Мы с Сашей сбежали. Подруга помогла снять квартиру. Свекровь не успокоилась, наняла каких-то типов, которые следили за нами. Однажды они попытались украсть у меня сына. Прямо на детской площадке. Мы опять спрятались. Пришлось менять внешность и документы… Сейчас даже Кристина не знает, где мы. На какой-то станции вышли, потом на попутках добирались до ближайшего населенного пункта. Так попали сюда. Председателю сказала, что хочу жить и работать на земле, он выделил жилье…

Роман прикрывает глаза и трет переносицу. Я отчетливо понимаю, что от того, что он сейчас скажет, как отреагирует на мою исповедь, будет зависеть моя судьба и судьба моего сына. Страх накатывает волнами в ожидании реакции абсолютно незнакомого мне человека.

– Почему в полицию не обратилась, Даша?

Из уст Романа мое родное имя звучит ласково и красиво. Я соскучилась по нему и думала, уже никогда не услышу.

– Я хотела, но у свекрови все схвачено. Она мне заключение психиатрической комиссии показывала, где написано, что я невменяема и недееспособна. Когда есть деньги, можно что угодно и кого угодно купить… Вы мне не верите?

Глава 10. Роман. Интуиция

– Вы мне не верите? – Даша с отчаянием вглядывается в мое лицо.

Объективно – нет. Уехать в Тмутаракань с маленьким ребенком, жить под чужим именем, по поддельным документам, прятаться, подвергать собственного сына опасности. И это вместо того, чтобы искать решение на месте, среди друзей, в полиции, прокуратуре… На это может решиться действительно сумасшедшая женщина.

Субъективно – верю. Просто потому, что… верю. Интуитивно.

– Верю… – Даша заметно расслабляется. – Но так жить нельзя, – обвожу кухоньку руками. Ведь очевидно же – не приспособлена к жизни в частном доме. Ручки у нее белые, нежные, перчатками не пользуется. – Скоро зима. У тебя уже Сашка заболел, а дальше что?

– Предлагаете отдать ей моего сына? – вспыхивает.

– Что? Нет, конечно! Надо искать варианты, как вернуть вас в нормальные условия. Дай мне время, я что-нибудь придумаю. Только не сбегай отсюда, ладно?

– Зачем вам это? Почему вы хотите помочь?

Если бы я знал!

– У нас с другом собственное производство. Мы оказываем посильную помощь детскому дому. Знаешь, сколько я детей видел, у которых матери есть, бабушки с дедушками, а они попросту от малыша своего отказались? Мешал, болел, прокормить не можем, одеть, обуть. Кучу других причин выдумывают, иногда абсурдных… А ты вот побегом спасаешься, рискуя всем, лишь бы с сыном не расставаться… Считай, я Сашке помогаю. Славный он у тебя.

Поднимаюсь, чтобы уйти. Мне нужно переварить информацию.

– Я дома, если что надо будет – стучи в стенку или приходи. Не стесняйся и не бойся, хорошо?

– Хорошо. Спасибо вам…

– Тебе. Спасибо тебе.

– Тебе.

– Пока не за что.

Дома мечусь из угла в угол, как лев в клетке, думу думаю. Помочь хочется, но и проверить слова Даши тоже нужно, так, чтобы она не догадалась. И я опять думаю, думаю, думаю. И что зря не спросил имя ее свекрови, и почему отца Саши она назвала биологическим? Они не были женаты? И про нее саму ничего толком не узнал тоже – есть ли родня, почему не помогли они?

Сдавшись после атаки безумных идей, пишу Глебу, что нужно серьезно поговорить. Сам первым не звоню, у него дети. Глеб перезванивает через десять минут.

Коротко обрисовываю ситуацию с Дашей, непрозрачно намекая, что помочь хочется исключительно по-соседски и конкретно ребенку. Попутно рассказываю о новом заказе и условиях выполнения.

– Скидывай размеры шкафа, запущу в производство сейчас же. Сделаем, привезу лично, заодно зятя твоего прихвачу. На месте с соседкой твоей решим что-нибудь.

– А Градова зачем в это впутывать?

– Твоя сестра любит повторять, что муж у нее всемогущий. Вот и проверим его могущество.

Ну… может быть, Глеб прав. Две головы хорошо, третья лишней не будет.

– Глеб, ты только не говори никому…

– Само собой, Ромыч.

– Даже Кате!

Не дай бог Катя Кире расскажет, та же примчится тоже, а она кормящая мать.

– Даже Кате не скажу, – с усмешкой обещает друг.

Топлю у себя печку. Доделываю макет и расчеты шкафа, скидываю Глебу. Часа два уходит на уточнение деталей. Вечереет.

Стучу в стенку.

– Даш… – в последний момент проглатываю имя. Саша услышит – проболтается кому-нибудь еще, вся конспирация пойдет насмарку. – Ирина! – громче.

По ту сторону скрипят половицы.

– Да, Роман?

– Я в магазин за продуктами, вам купить что-нибудь?

– Нет, у нас все есть, спасибо.

– Барабашка, я хочу тортик, – слышу, как прижался Саша к стене.

– Никаких тортиков, сынок! – предупреждает его Ирина. – Сначала каша!

Малыш хнычет.

– Сашок, мама права, каша полезнее. Но с тортиком я что-нибудь придумаю. Как твое горлышко, лучше?

– Да.

– Ну и отлично. Пока.

Аккурат в половине седьмого торможу возле магазина. Кроме Марии, там никого.

– Здравствуйте, Роман, – обрадованно встречает девушка по ту сторону прилавка. Волосы поправляет, рюши на фартуке. Красуется.

– Добрый вечер, Мария, – улыбаюсь в ответ.

Не таясь, разглядываю.

Курносая, с темными веснушками на загорелом личике, окрашенные в каштановый завитые локоны по плечам рассыпаны. Стройная. Кровь с молоком.

– Вы, наверное, хотите меня до дома подвезти? – опять кокетничает.

– Э-э… – я вообще-то не планировал, но, судя по блеску в глазах девушки… Почему бы и нет… – Хочу.

– Подождете? Я скоро заканчиваю.

– Конечно!

Выбираю продукты, на автомате закидываю презервативы. Для Саши беру упаковку шоколадных яиц, красную машинку на приводе, пистолет с патронами на присоске.

– У вас есть дети? – пальчик девушки зависает над кассовым аппаратом.

– Это подарки другу.

– М-м, – лучится вся.

– Как продвигаются поиски вора?

– Никак. Мы с Метелкиным уже голову сломали, как он сюда попадает. Замки крепкие что здесь, что в подсобке, окна заварены.

Осматриваюсь. На окнах решетки, входных двери две – одна металлическая наружная, другая пластиковая, обе запираются. Потолок натяжной – через крышу исключено.

– Можно в подсобку вашу заглянуть? Чисто из любопытства. Посторонним взглядом, так сказать.

В глубине глаз девушки блеснул хищный огонек.

– Конечно! Пойдемте!

Узкое помещение сплошь заставлено ящиками и коробками с продуктами, консервами. Дергаю входную дверь. Плотно сидит, замок добротный. Ни вскрыть, ни вынести. Оборачиваюсь, чтобы выйти, на Марию натыкаюсь. Слишком близко стоит, не обойти.

– Маша…

А как же проводить домой, пообщаться прежде чем узнавать друг друга «глубже»?

– Тш-ш… – Мария кладет пальчик мне на рот. Приподнимаясь на цыпочках, тянется крашеными губами к моим.

– Ну не здесь же, Маш, – развожу руками, отклоняясь. Я так-то комфорт люблю, а не быстрый перепихон абы где. И целовать напомаженный рот мне не нравится.

– Никто не зайдет, – томно.

Пальцы скользят вниз – по подбородку к шее, тянут за язычок молнию на куртке.

Глава 11. Роман. Облом

– Какой мужчина в нашей глуши… – Маша трется об меня грудью и бедрами. Зеленые глаза расширены, дыхание частит. – О таком только мечтать можно…

Перехватываю кисть, когда настырные пальчики пытаются расстегнуть ремень на брюках.

– Не здесь, Маш.

Подсобка… почти то же самое, что туалет. И неприкрытое желание Марии даже не льстит, а наоборот – отталкивает.

– Это аперитив…

Закатываю глаза к потолку – непонятливая. И слишком скорая. Как будто не важно с кем, не важно где. Но мне же не жениться на ней? Так, раз-другой пар спустить.

– Это что за решетка? – киваю на махонькое окно под потолком.

– Вентиляция.

– Машка! – требовательно кричат из торгового зала. По голосу – пацан какой-то.

– Сейчас! – обернувшись.

– Иди давай, – разворачиваю ее в сторону зала, шлепаю по заднице. Подпрыгнув, довольно взвизгивает.

– Чего тебе, Леша? – нетерпеливо.

Кто-то в ответ бубнит.

Из подсобки выхожу, когда хлопает входная дверь и в замке прокручивается ключ. Семь часов.

– Поехали?

– Сейчас все закрою, – Маша носится метеором по магазинчику – запирает двери, кассу, опускает ставни на окнах, проверяет холодильники.

Выходим через дверь в подсобке. С такими замками нереально внутрь пробраться. Если только…

– Маша, второй комплект ключей есть у кого-нибудь?

– Есть. У Метелкина.

– Давно?

– В прошлом году замки хлипкие были, так магазин наш обокрали летом. Миша воров нашел – мужики из соседней деревни оказались. После того случая двери крепкие поставили, замки надежные, решетки, а запасные ключи я участковому сама отдала, для надежности. Он их в сейфе держит.

Как интересно.

– Мише за раскрытие того дела капитана дали, – продолжает щебетать Мария. – Те мужики еще несколько магазинов в округе грабанули.

Выходим с внутреннего двора.

– Вот черт! – ругаюсь, глядя на спущенное колесо своей ласточки. – Отменяется, Мария, поездка.

И жаркая ночь тоже.

– Ром, а ты менять колеса умеешь? – с досадой.

– Конечно.

– Тогда я подожду?

Нафига? Настроение уже испорчено.

– Не стоит, это надолго. В другой раз как-нибудь.

– Мм, ну ладно, – расстроенно. – Пойду тогда. А хочешь, я к тебе вечером приду?

Чего?

– У меня гости с маленьким ребенком, – вру. Не люблю непонятливых женщин.

– Тогда… до завтра?

– Аха.

Провожаю взглядом виляющую бедрами Марию.

– Че, колесо спустило? – слышу рядом.

Леха. На руль велосипеда руки сложил, ноги широко над рамой расставил. Смотрит из-под челки опять с прищуром.

Что-то мне подсказывает, что колесу «помогли» спуститься.

– Похоже на то. Поможешь накачать?

– Не умею.

– Я тоже. Вдвоем, поди, сообразим?

– Ну давай, – всем своим видом делая одолжение, Алексей роняет велик на траву.

Достаю из багажника ручной насос.

– А че, компрессора нет? – недовольно.

– Неа.

Есть. Но облегчать жизнь мелкому пакостнику я не собираюсь.

– Качай ты первый, я сменю.

Алексей качает.

– Ты это… с Машкой шуры-муры не води, – бурчит, не поднимая головы.

– Почему?

– Она со всеми…

Это он меня таким образом от Машки «спасал»?

– Понятно, – прячу улыбку. – Спасибо, что предупредил.

Нормальный же парень, и че, спрашивается, утром быковал?

Алексей качает. Вот-вот попросит сменить.

– Родители тебя не потеряют? – отвлекаю его разговором.

– Бабка не заметит. У нее коровы.

– А мать?

– Померла год назад. Болела.

– Оу. Сочувствую. А батя?

– А батя сбег! – зло. – Мать обрюхатил и сбег.

Даже не знаю что сказать.

Леха пыхтит все громче, запыхался. Устал. Но учить так учить. Делаю вид, что мне звонят, отхожу в сторону, «разговариваю». Пацан качает. Медленно, с натяжкой, но качает.

На великах подъезжают еще трое пацанов.

– Землянкина припахали! – ржут. – Че, Леха, бицуху качаешь? Давай, давай! Раз! Раз! – считают. – Давай, Землянкин, идешь на рекорд!

Леха бросает насос, кидается на пацана, что ближе, толкает его в грудь.

– Я не Землянкин! – рычит. – Я Земляникин!

Пацан с велика падает, тут же подскакивает, сцепляются.

– Так, в чем дело? – разнимаю петухов. – А ну брысь отсюда!

Пацаны сваливают.

– Чего это они? – у Лехи спрашиваю.

– Ничего, – огрызается. – Достали.

Алексей садится на траву, спрятав лицо в колени. Сажусь рядом.

– Маму Олесей звали?

– Угу, – тихо шмыгает носом, отворачивается.

Теперь понимаю, почему лицо Леши мне показалось знакомым. Мутил я здесь с девчонкой одной. Как раз тем летом, когда школу окончил, почти все ночи с ней дружили. Она тоже на каникулы приезжала к родителям. На швею в профучилище последний год училась. Олеся Земляникина. Красивая, пипец просто. Коса русая толще кулака моего. Глаза зеленые, чуть раскосые, ведьминские. Раз взглянешь, пропадешь. Вот и я в свои восемнадцать пропал. Однажды даже подрался из-за нее с пацанами, так еще и нагоняй от Олеськи получил за синяки. Потом и бабушка добавила.

Тем летом с Олесей у меня случился первый секс. У меня первый. Потом второй и… Я тогда шальной ходил, лыбился без конца как дурак, бабушка даже температуру заставляла мерить. В конце августа мы с Земляникиной по разным городам разъехались.

В универе уже другие девчонки были, Олеська забылась как-то. Приезжал сюда сколько потом – не виделись больше.

– Мне очень жаль, что она умерла.

Качаю колесо сам. Совесть теперь не позволяет достать компрессор и облегчить себе работу.

– Лех. Ты же всех в деревне знаешь, да?

– Ну.

– Если кто незнакомый появится – предупреди меня, окей?

– Чего ради?

– Ну так… мало ли.

– Ты че, в бегах?

Оглядываюсь убедиться, что рядом никого нет. Присаживаюсь рядом с парнишкой.

– Я могу тебе доверить тайну? Только честно? – подумав, кивает. – Не я в бегах, а соседка моя. Ирина.

– Это та, что за стенкой у тебя? С ребенком?

– Она. Ее ищут нехорошие люди, чтобы Сашку забрать.

– Так, может, это… Метелкину сказать?

– Нет… пока не надо, но я обязательно скажу. Просто так может получиться, что и он не поможет.

– Ладно, если кого увижу, сообщу.

– Спасибо, Лех, – жму ему руку. – Езжай домой, темно уже.

– А ты?

– Я почти закончил. До дома доеду, завтра еще подкачаю.

Глава 12. Роман. Романс

Домой приезжаю затемно. Кое-как умываюсь и без сил падаю на кровать. Живот от голода урчит. Руки гудят после насоса, плечи ноют, поясница тоже. Леха там как, интересно, тоже страдает?

В полумраке комнаты чувствую укоризненный взгляд бабушки и деда.

«Что, ба?» – мысленно обращаюсь к фотографии на противоположной стене. – Нет, мне не совестно, что Леху наказал. Будет знать, как колеса посторонним людям спускать. Хорошо, хоть не догадался проткнуть или порезать.

Ба, как мне кажется, соглашается, но мальчишку жалеет. Мне тоже его жаль, но я рад, что он растет с правильными установками. Надо предупредить Метелкина, чтобы приглядывал за парнем, переходный возраст скоро.

Глаза от усталости смыкаются, и я сквозь закрытые веки все еще «смотрю» на фотографии. Деда Митяя я знаю только по фото и рассказам матери и бабушки, баба Аня рано овдовела, замуж больше не вышла. Добрая она у нас была и готовила вкусно. Как сейчас ее блинчики помню с яблочным вареньем. У матери тоже вкусно, но все равно не так.

Сглатываю голодную слюну, возмущенные кишки намертво прилипли к позвоночнику.

– Барабашка, ты че так долго? – через стену прерывает мои воспоминания Саша. Или это он урчание моего желудка услышал?

– Колесо в машине спустило, ремонтировать пришлось. Ты как, температуры нет?