
Полная версия
Зачем рубль на войне?
Не менее радужные воспоминания о довоенной поре осели и в памяти летчика-истребителя Александра Федоровича Хайла26, отец которого был «железнодорожным машинистом. В то время это была очень престижная работа. Когда он уходил в отпуск, ему предоставлялись билеты в мягкий вагон. Смутно помню – пацан же был, но получал он, кажется, 160 рублей. Тогда воз яблок стоил 80 копеек. Мясо тоже в копейках: 30 или 50 копеек за килограмм. Жили мы хорошо»27.
Полагаю, память слегка подводит Александра Федоровича. Конечно, машинист получал несколько больше, но ненамного. А вот воз яблок… Наверное, год был уж слишком на них урожайный.
Но не всем так везло. Вот как вспоминает довоенное «изобилие» мой дважды земляк летчик-штурмовик авиации Балтийского флота будущий Герой Советского Союза Батиевский: «В 1932 г. голод, отец отнес в «Торгсин» награды деда за войну с турками: Георгиевский крест и медаль «За храбрость», серебряные полтинники и принес два мешка муки, потому и выжили. Еще благодаря корове и запасу старого меда, мед ведь не портится»28. Почему земляк дважды, спросите? Во-первых, Алексей Михайлович, как и я, с Полтавщины – уроженец села Городище, во-вторых, окончил Ейское военно-морское училище летчиков им. И.В. Сталина, а в этот город на берегу Азовского моря переехали из Украинской ССР мои родители, когда я подростком ушел из отчего дома учиться.
О тех страшных годах голода в Поволжье и на Украине хорошо помнил мой отец, 1928 г.р. Как им, детям, не разрешали садиться рядом с окном, особенно вечером, чтобы не вытащили с улицы. Не спрашивайте – «зачем?» Случаи пропажи детей не были чьей-то выдумкой или исключительной редкостью. И это тоже правда тех лет.
Итак, одни голодали, а другие и не подозревали об этом, ибо в газетах и кинохронике одни трудовые победы, достижения. «Мы жили, как короли в Англии в своем Кингисеппском районе, – делится картинками предвоенных лет Иванович Сергеев Александр, который во время войны летал стрелком на штурмовиках Ил-2 и бомбардировщиках Пе-2 (всего свыше 200 боевых вылетов). – Ведь у нас был рыболовецкий колхоз, и поэтому было много рыбы… Рыбы было столько, что у нас в деревне ею огороды удобряли. И из-за этого вот такие большие помидоры вырастали»29. И это тоже правда. Только не вся. И от бесхозяйственности ли одной такое было возможно? Не знаю, нет ответа.
Кстати, школьное образование накануне войны стало отчасти платным. «7 классов, если заканчиваешь, то за них плата не взималась с учащихся, а вот если 8-й, 9-й и 10-й классы нужно было платить 150 рублей», – делится своими воспоминаниями будущий офицер-пехотинец, Герой Советского Союза Петр Семенович Бочек. Пошел в ФЗУ30 вместе с братом. «Три раза в сутки кормили бесплатно!.. И никакой оплаты, а так ведь надо было за каждого платить, выходило почти 600 рублей за двоих. А в то время на 600 рублей можно было купить хорошую корову, исключительную. Вплоть до того, что и лошадь можно было купить. Отец на 9-м заводе [военном] получал, как химик, рублей 600 – 620. Короче говоря, если бы у него не такое семейство было оглоедов, то он бы мог жить по-человечески, но такую ораву прокормить, как бы он ни хотел, просто невозможно».
Хлеб в булочной, например, в Минске можно было купить по цене от 85 коп. за буханку до 2 руб. за белый каравай. Весовой рис приобретался из мешка за 5.90 за килограмм, вермишель – 4.30, сахар-песок – 4.45 руб. Довольно дорого обходилось растительном масло – 14.40 за литр. При этом сало свиное можно было купить где-то за 5 руб. за килограмм, его в основном и использовали для приготовления пищи. Побаловать себя и семью бутербродом со сливочным маслом можно было за 25 руб. 25 коп. за 1 килограмм. Явно, не всем по карману, а потому, как и колбасу, в основном приобретали к праздникам или семейным торжествам. При этом килограмм вареной колбасы стоил 13 – 15 руб., а полукопченая обходилась уже в 18.50. Как правило, мясо покупали на рынке, поскольку холодильников в магазинах, особенно в провинции было немного. Причем свинина стоила дороже говядины: ведь промышленных комплексов по откорму тысяч свиней тогда еще не было.
Недешевы были и молочные продукты: молоко 2 руб. за литр, сметана в разлив 8.65 за литр. А вот сыр – это уже во истину дорогое лакомство: от 10 до 23 руб. за 1 килограмм. Цена на овощи зависела от сезона, но в среднем килограмм картошки обходился в 90 копеек, капусты – в 1 руб., лука – 2.10.
Оплата коммунальных услуг, особенно, если ты жил в отдельной однокомнатной квартире, что, как сами понимаете, было редкостью, представлялась для работающих вполне посильной, но далеко не копеечной – около 23 – 25 руб. в месяц при наличии придомовой котельной (горячей воды, разумеется, не было, в лучшем случае топили титан, сам это в детстве делал). Электроосвещение – пара лампочек – обходилось не менее чем в 5 руб. в месяц. Ну и отдельную статью расходов составлял керосин, на котором готовили пищу, – от 3 до 5 руб. в месяц31. Керогаз был практически в каждой семье. А сегодня спроси – это что за зверь? Далеко не каждый и ответит. Помню, как меня на одной из лекций поразили аспиранты, из которых только один правильно ответил, что такое элеватор. Остальные же в основном сказали, что это слово у них в первую очередь ассоциируется с лифтом. Таковы они плоды современного просвещения, и всеобщего прогресса в области изучения английского языка.
Конечно, природа человека такова, что с годами плохое забывается, а память услужливо отбрасывает все плохое, трагическое, особенно после того, что еще предстояло пережить тогда этим еще совсем молодым ребятам. Что они в итоге и проделали. Поэтому и картина выглядит довольно радостно: была молодость, было здоровье, был кусок хлеба и крыша над головой. Чего не жить-то? Чего не радоваться?
Служить шли многие, как на праздник. Провожали в армию всем коллективом, гуляли подолгу, и с ребятами-однолетками, и с соседями. Сам помню, как провожали всем селом в армию младших братьев отца. Фронтовик Яков Яковлевич Коваленко: «Заботливо отнеслась администрация фабрики, подарив мне хорошие сапоги. Дали родителям дров и угля, который привезли в полуторке ГАЗ»32.
В октябре 1938 г. курсант летного училища Виталий Иванович Клименко поехал на родину. Перед отпуском съездил в Харьков и заказал «себе обмундирование по своему вкусу, чтобы было красиво». В общем, шили себе не курсантское, а командирское обмундирование из дорогой ткани, с соответствующим широким ремнем, бляха – со звездой и портупея! «Кроме того, мне дали отпускные! В то время это были приличные деньги, мы могли шикануть!» Судя по количеству восклицательных знаков в рассказе ветерана – это действительно было круто, раз такие эмоции сохранились и через несколько десятков лет. Видимо, в то небогатое время количество денежных знаков, депонированных в курсантском кармане, действительно позволяло чувствовать себя другим человеком.
А ведь прошел всего год, и молодой местечковый паренек устраивает дома «большой прием для друзей с выпивкой и отличным столом. Потом были встречи с друзьями в единственном ресторане г. Суджа». Ну, кто платил за все это роскошество, полагаю, понятно33. [Да, кто теперь в стране не знает название этого городка.]
«А по выпуску из училища в сентябре 1940 г. – два кубаря в петлицы, долгожданная форма офицера ВВС. Правда, реглана не выдали, сказали – в полку получишь». Не знал в тот момент Виталий Иванович Клименко, как ему крупно повезло: чего уж тут о реглане тужить? Проскочил…
Ибо дальше случилось немыслимое, страшное, почти что катастрофа.
Приказ наркома обороны Тимошенко34 № 0362 от 22 декабря 1940 г. «Об изменении порядка прохождения службы младшим и средним начальствующим составом в ВВС Красной Армии»35. В соответствии с приказом НКО № 0147 от 1938 г. всем курсантам, оканчивавшим летно-технические школы, присваивались офицерские (или приравненные к ним) звания. «Практика показала, что этот приказ был явно ошибочным и нанес большой ущерб нашей авиации». Получилось, что в частях отсутствует рядовой и младший начсостав, а только командиры, которые имели «право жить вне казармы на отдельной квартире и иметь при себе семью». «В итоге этого создалось явно ненормальной и подрывающее основы военной организации положение», что (внимание!) «наносит величайший вред боевой подготовке летно-технического состава и боеспособности всей нашей авиации». А авиационные части представляют из себя «полугражданские поселки». Далее идет пространное словоблудие: «Наши летчики должны быть лучшими летчиками в мире, летчиками, обладающими высокими боевыми летными качествами. Было бы глубоко ошибочным полагать, что все эти качества придут сами собою во время войны». А «семейные заботы отвлекают его от забот о своем боевом совершенствовании». А по сему необходимо «в кратчайший срок оздоровить нашу авиацию». Так что фраза «Первым делом самолеты…» появилась не на пустом месте.
Все летчики, до командира звена включительно, переводились на казарменное положение, а семьи «выводились» «из района расположения авиагарнизонов». Более того, отменялся принцип добровольного комплектования военно-авиационных училищ, когда туда шли юноши, желавшие служить в авиации, и вводился порядок набора из очередных призывов в армию. Срок действительной службы в авиации устанавливался 4 года.
По воспоминаниям летчика-истребителя Александра Федоровича Хайла, выпускника Чугуевского летного училища, он «окончил это училище одним из лучших… Надо сказать, что окончил я училище сержантом. Мы надеялись, что нас выпустят лейтенантами, нам уже красивую темно-голубую форму пошили, с «курицей» на рукаве. И вдруг пришел приказ министра обороны Тимошенко всех выпустить сержантами! Обидно было настолько, что я, например, никогда не надевал треугольники. Кроме того, нас оставили жить на казарменном положении… Но, например, сержантский оклад был 440 рублей, а у лейтенанта – 750. Ну, хоть стричься не заставили»36.
И несмотря на то, что Александра Федорович являлся инструктором в летном училище и участвовал в боях, первое офицерское звание – младший лейтенант – он получил еще очень нескоро – в начале 1943 г., и то только после повторного обучения в Харьковском летном училище в Алма-Ате.
Как вспоминают ветераны, «…мощнейший удар был нанесен по престижу элиты армии – летчикам» этим злополучным приказом наркома обороны Тимошенко № 0362. Всем выпускникам летных училищ вместо звания «младший лейтенант» или «лейтенант» присваивалось звание «сержант». Летчики с выслугой менее четырех лет переводились на казарменное положение. «Соответственно изменялись и нормы довольствия, оклады, они лишены были права носить ту самую форму с «курицей» на рукаве. Многими это было воспринято как личное оскорбление. Летчики отказывались надевать знаки различия, ходили с пустыми петлицами в знак протеста». В итоге техники-лейтенанты были вынуждены докладывать о техническом состоянии самолета своему командиру – сержанту.
Вот что рассказывает боевой летчик И.Д. Гайдаенко: «В декабре вышел известный приказ наркома обороны Тимошенко. Меня, лейтенанта, командира звена, орденоносца, посадили в казарму! Причем, так как я был командиром звена, меня еще назначили старшим по казарме. Ох, хватил же я, горя с этой срочной службой! Представляешь, приехали из училища лейтенанты-летчики, пришли летнабы, а тут приходит приказ и их разжалуют в сержанты. Мало того, что запихивают в казарму, так еще и звание снимают! Это ж позор перед девушками, знакомыми, родными! Конечно, дисциплина после этого резко упала. Трудно мне было держать эту банду молодых летунов. Конечно, то, что положено по программе летной подготовки, мы выполняли, но летчики ходили в самоволки, пьянствовали. Причем, если на выпивку не хватало денег, то ребята что-нибудь продавали из постельного белья (общежитие летного состава здесь было оборудовано как надо: одеяла новенькие, подушки, простыни). Бардак, одним слово… Думаю, меня здорово спасло начало войны, а то бы посадили меня за недостачу казенного имущества…»37
А вот так это же «мудрое нововведение» прошлось по судьбе Николая Герасимовича Голодникова, который окончил Ейское военно-морское училище летчиков им. И.В. Сталина за три дня до войны. И хотя учился два года, но был выпущен сержантом. Было крайне обидно. Ведь до этого все выходили младшими лейтенантами. «Для нас уже были мерки сняты на командирское обмундирование, но тут вышел приказ маршала Тимошенко…», – делился фронтовик своей болью, не угасшей и через десятилетия38.
Увы, некоторым его коллегам повезло еще меньше – не было этих десятилетий. Иногда те, кто готовились к офицерской карьере, заканчивали военное училище, волею судьбы оказывались не на тех должностях, к которым готовились. «Вместо стрелков летали штурманы, окончившие училище. Летчикам дали звание младшего лейтенанта, а стрелки так и остались сержантами. Были даже стрелки, которым вообще забыли дать звание», – рассказывает о тяжелой, несправедливой доле своих товарищей по Ейскому военно-морскому училищу летчиков Герой Советского Союза Алексей Михайлович Батиевский39.
Многие так и погибли. Не дождавшись заветных кубарей.
Да, так унизить собственных бойцов накануне войны вряд ли было разумно. Но, как утверждают некоторые историки, подобные шаги были вызваны острым желанием некоторых военачальников из НКО сэкономить на авиации, уж больно дорого обходились ВВС и летный состав казне. Вроде бы и понятное желание горе-руководителей, но неужели нельзя было подумать о последствиях подобных решений и их влиянии на моральное состояние летчиков? Ведь это штучные специалисты, индивидуальные бойцы, где готовность идти на риск в бою во многом зависит исключительно от волевых качеств самого пилота. Рядом нет ни командира, ни комиссара, ни особиста. Можно пойти в смертельную атаку, а можно затеряться в облаках… Безусловно, подавляющее большинство выбирали бой. А что касается определенно репрессивных мер в отношении личного состава, то они, якобы, были продиктованы неудовлетворительными, с точки зрения командования, результатами, продемонстрированными ВВС в ходе войны с Финляндией. Я не берусь судить так ли это или нет, но факт такой был.
Как не крути, но все эти «изменения» многих устоявшихся принципов военной службы, которые сопровождались целым рядом мер, увы, явно не всегда продуманных, а зачастую и поспешных, определенно наносили ощутимый ущерб боеготовности и престижу военной службы. Понятное дело, я не буду вдаваться в детали военного строительства в СССР того времени, ибо не это цель моего исследования, а коснусь только отдельных нововведений, довольно спорных по своей эффективности.
Уроки… горькие, так до конца и не выученные.
Сегодня это как-то забывается, но началу прямого военного столкновения с Германией предшествовала целая серия конфликтов, где вооруженным силам СССР пришлось принять участие. Так что первый боевой опыт многие из вышеупомянутых ребят приобрели очень быстро.
Уже в сентябре 1939 г. начался освободительный поход РККА в Польшу. «Польская армия встретила нас не с распростертыми объятиями, а огнем из всех видов оружия, в том числе артиллерии», – вспоминал уже знакомый нам Яков Яковлевич Коваленко. Надо сказать, что поляки давно готовились к походу «на Восток». На случай войны с СССР у них был разработан специальный оперативный план «Восток» (“Wschod”).
Неоднократно атаковали, продолжает свой рассказ Коваленко, включая наскоки кавалерии: «Когда мы проходили один заболоченный участок через наспех созданный саперами проход на нас с гиканьем и выстрелами прискакали [так в тексте – С.Т.] поляки. Мы развернулись, приняли боевой порядок и двинулись на конницу. К большому нашему изумлению, они не удирали, а наоборот, стремительно лавируя между деревьями, наступали на нас. Конечно, нам с нашими возможностями не стоило большого труда смять их ряды, но они стреляли по танкам с упорством из своих карабинов и рубили броню саблями».
И, поверьте, это не фронтовая байка. В свое время мне повезло быть близко знакомым с участником кампаний в Польше и Финляндии, освобождении Красной Армией Бессарабии и Северной Буковины, борьбы с фашистами с первых дней войны и рейдов отрядов советской разведки в Польшу и на помощь Словацкому национальному восстанию 1944 г. (правда, перед этим словацкие бригады успели отметиться в СССР, помогая своим союзникам немцам)40. Так вот он рассказывал абсолютно тоже: польские уланы бросались на наши танковые подразделения в сабельные атаки, будучи абсолютно убежденными, что боевые машины покрыты крашенной фанерой. Судя по количеству тяжелых ранений и боевых орденов (не только советских), этому человеку можно верить.
Скорее всего, это произошло во время боев 27 сентября 1939 г. с кавгруппой генерала Владислава Андерса41, когда поляки пытались атаковать наши части в конном строю. Вышло у них не очень: большие потери и утрата тяжелого вооружения. Самому генералу со штабными удалось тогда ускользнуть из бронеобъятий Красной Армии, но ненадолго – 30 сентября он попал в плен. Да, это был именно тот генерал Андерс, который стал командующим польскими формированиями из военнопленных в СССР уже в августе 1941 г. Причем все офицеры, попавшие на службу из лагерей военнопленных, сразу же получили солидные денежные пособия.
Правда, эти уже ранее битые вояки, а их набралось около 50 тыс. чел., хотя их хорошенько одели, откормили и оснастили, подстрекаемые базировавшимся в Лондоне антисоветски настроенным правительством Польши в эмиграции, попасть на фронт помогать бороться с фашистами уж совсем не спешили. Довольно долго проболтались без дела в глубоком тылу, где, если чем и запомнились местному населению, то отчаянной спекуляцией всем и везде.
Как вспоминает ветеран-танкист Константин Николаевич Шипов, Армия Андерса формировалась в Татищеве (40 км от Саратова). И «…у них всегда банка тушенки, галеты, можно было немножко подкрепиться…До самого их ухода они все время толпились по рынкам и магазинам»42.
В итоге этих вояк отправили через Иран на Ближний Восток, где они поступили под командование британцев и участвовали в боях в Северной Африке. Я же от себя только хочу добавить, что многочисленные россказни польских военных о том, как их грабили красноармейцы при захвате в плен, вряд ли соответствуют действительности. Я сужу по тому огромному количеству довоенных польских серебряных монет, которыми в мое пребывание Тегеране (1980 – 1990 годы) там активно торговали местные нумизматы. Когда я поинтересовался у них откуда такие залежи, то они пояснили, что это оставили поляки из армии Андерса. Причем именно так и сказали. Так что, если бы их действительно грабили в плену, то вряд ли бы они сохранили при себе столько серебра.
Да, поход в Западную Украину и Западную Беларусь никак не был похож не прогулку с пикником. Сильные бои шли за Гродно, Львов, Вильнюс. Сопротивление оказывалось постоянно. Было много польских снайперов…и безвозвратные потери в экипаже нашего свидетеля. «И это было только начало», – горестно вздыхает участник тех событий Я.Я. Коваленко.
Так была ли тогда это действительно освободительная миссия? Безусловно! Местное население Западной Украины и Западной Белоруссии не скрывало своей радости от прихода Красной Армии. «Люди бежали навстречу нашим танкам с букетами цветов и забрасывали ими боевые машины. При кратких остановках были объятия, сплошное общее ликование», – с энтузиазмом свидетельствует Я. Я. Коваленко43.
«Населения нас встречало, всегда охотно снабжало нас молоком, яйцами, салом, белым хлебом и никогда не брало с нас денег, отмахиваясь «нэхай вам будуть на бонбоны», то бишь конфеты, а мы в самом деле были подростками, хотя и солдатами, – вспоминает о своей солдатской службе в 1940 г. в Черновцах офицер армейской разведки Иван Федорович Кружко. – Месячное жалование рядовым полагалось 8 рублей, на которые в городе можно было купить пол-литра водки и пять пачек махорки или 4 кг халвы. Ни водки, ни вина, ни каких-то наркотиков не было в нашей роте и в помине, получку мы, в основном, проедали на сладостях. Кормили нас очень хорошо, обильно и сытно».
И уже это было многим ребятам из российской глубинки в диковинку, где и хлеба-то не всегда удавалось поесть вдоволь. Тот же И. Ф. Кружко в армию из-за «постоянного недоедания» пришел почти что дистрофиком: его вес 48 кг. Население же Северной Буковины, совсем недавно освобожденное РККА от румынского засилья, судя по всему, жило неплохо, если могло позволить себе бесплатно подкармливать солдат такими продуктами. А вот уже через 8 месяцев после пребывания в армии при поступлении в Киевское пехотное училище Кружко весил 68 кг при росте 173 см.
Безусловно, приход Красной Армии в Польше, Бессарабии и Северной Буковине, мини государствах Прибалтики радовал далеко не всех, многие очень боялись коммунистического рая. Даже гитлеровский режим казался им более привлекательным. В Вильнюсе, продолжает свое повествование Я. Я. Коваленко, их подразделение заблокировало танками пути, и остановило состав с пытавшимися уехать местными богачами. Танкисты всех высадили из вагонов. «Позже нам вынесли благодарность, пояснив, что в этом поезде удирали с награбленными сокровищами в Германию самые богатые фабриканты, купцы, разного рода знать. Так мы освободили от польских шляхтичей Вильнюс. Это произошло 21 сентября 1939 г.»44
Увы, уже поход в Польшу показал, что Красная Армия, в первую очередь ее тыл, не готовы к большой войне. Из 160 танков одной из бригад ввиду перебоев с подвозом горючего и отсутствия достаточного количества ремонтных подразделений до Львова дошли только 40. Артиллерия, особенно крупных калибров, из-за тяги на обычных сельскохозяйственных тракторах, скорость которых не превышала 5 км в час, и вовсе почти вся отстала на марше45. А во Львове их встретили огнем…
Вместе с войсками первый опыт работы в боевых условиях получили и подразделения Государственного банка СССР, призванные обеспечивать финансовые нужды соединений и частей. Вместе со всей страной к войне готовилась и банковская система. Уже в походе за освобождение Западной Украины и Западной Белоруссии, который начался 17 сентября 1939 г., участвовали две полевые конторы Госбанка (№ 132, № 133) с подчиненными подразделениями. И здесь сразу обозначился разрыв между положением на земле и нормативными документами. Это побудило Совет Народных Комиссаров СССР (СНК) срочно, уже 2 октября 1939 г. утвердить положение, которое было разработано уже довольно давно и все никак не могло дождаться своего часа. На следующий день оно было в экстренном порядке доведено до сведения всех территориальных структур банка. Указание подписали начальник Генерального штаба РККА командарм I ранга Б.М. Шапошников46 и заместитель председателя правления Госбанка Н.Г. Соколов. Как видим, сразу закладывалось двойное подчинение полевых учреждений – НКО и Госбанку.
Поскольку активная фаза операции в Польше довольно быстро завершилась, а освобожденные территории, согласно воле их жителей, вошли в состав Союза ССР, то и необходимость в полевых учреждениях, как бы стала минимальной, тем более что там началось формирование постоянной структуры Госбанка СССР.
Куда более как с суровой реальностью пришлось столкнуться военным банкирам в ходе войны с Финляндией, где им пришлось разворачиваться во втором эшелоне соединений в непосредственной близости от переднего края. Зачастую землянки и палатки полевых касс находились на расстоянии 2 – 3 км от первых траншей. Однако и здесь ввиду относительной непродолжительности (30 октября 1939 г. – 12 марта 1940 г.), пусть крайне напряженной и кровопролитной, кампании развертывание полевых учреждениях поспело лишь к февралю, т.е. времени на их полноценную работу было немного.
Относительно продолжительные сроки формирования были вызваны тем, что полевые учреждения создавались на базе стационарных структур Госбанка, а их укомплектование личным составом осуществлялось за счет призыва на военную службу из запаса сотрудников банка. С одной стороны, это обеспечивало хороший кадровый состав, полностью готовый к работе, с другой – требовало больше времени на решение организационных вопросов по вхождению в состав армейских структур.
Так, упомянутые № 132 и № 133 полевые конторы были сформированы Киевской городской и Белорусской конторами Госбанка, а № 131, действовавшая в Финляндии, Ленинградской. Некоторые кассы отмобилизовывались довольно далеко от района боевых действий, например, в Саратове. И как не торопились, в итоге прибыли к шапочному разбору. В чем реально и принесли пользу полевые учреждения, так это в обеспечении введения в оборот наличного рубля в новых регионах Украины и Белоруссии, а также сохранности трофейных ценностей, ибо эти проблемы со всей остротой встали практически мгновенно. А объемы советской валюты, как по сумме, так и по весу требовались огромные. К тому же шла инкассация злотых и обмен их на рубли (по курсу 1 рубль = 1 злотому). Были и ограничения: с банковских вкладов можно было снять не более 300 злотых. И роль военных банкиров в решении этой проблемы трудно переоценить.