Книга пара

Сергей Калугин

Книга пара

Предисловие

C чего бы начать?

"Однажды.........."

Нет. Слишком банально.

"Давным-давно………"

По-моему, как в сказке. Хотя и правда, всё то, что я хочу записать в моём дневнике похоже на сказку.

Я не хочу рассказывать о своей жизни, она запутанна и слишком сложна для восприятия другим человеком. Я лишь хочу рассказать о моих размышлениях на тему жизни в этом мире и о множестве вопросов, которые мучают человечество. Ну и о приключениях, которые перевернули не только всю мою жизнь, но и жизнь всего человечества на земле.

Так что, начнём сразу с вопросов. Кто я? Почему я не могу сделать то, что мне хочется? Почему у меня ощущения, что меня контролируют? Я пешка в большой игре? И ещё множество вопросов, которые мы задаём себе ежедневно, ежеминутно, ежесекундно.

Задайте себе простой вопрос. Всего один. «Хочу ли я получить на все эти вопросы ответ или хочу сам ответить на них?» Естественно вы ответите, что хочу получить ответы на эти вопросы. Это довольно предсказуемо, ведь человек настолько зомбирован удовольствиями, современными технологиями и контролем над сознанием, что ему лень отвечать на эти вопросы самому. То, что человек разучился думать, это факт. Голова больше забита, как и где добыть побольше маленьких шелестящих бумажек, а потом быстро их потратить. Ведь сколько бы ни было денег, их всегда мало. Потребности всегда растут быстрее, чем доходы. Ведь так? Согласитесь? (Конечно вы сейчас скажете, что нет, что это за дебил пишет, какого чёрта… А на самом деле то я прав?)

А ведь и впрямь, что это я забылся совсем про вопросы? Именно забылся, а не забыл, как делает большинство. Вспомните только великих поэтов, философов, гениев своего времени. Они не забывали про вопросы и отвечали по возможности на них по-своему, чтоб передать эти ответы человечеству. А воспринимает ли сейчас эти ответы человечество? Естественно, нет. Вспомните, когда вы последний раз читали классику или философию? Читали ли вообще? Когда вы слушали последний раз классическую музыку, а не попсу или клубятину? Что? Сложно ответить?

Впрочем, речь в моём дневнике пойдет не о демагогии, которую я на вас начал напускать, а об одной истории, которая со мной приключилась. Отдаю, так сказать, вам на суд: в чем был прав, в чем неправ, и как бы вы поступили на моём месте. Мне то уже ничего не изменить, всё уже произошло.

Глава 1. Давайте знакомиться.

Расширение сознания, я считаю, самая большая ценность в этом мире, понимание, откуда всё взялось, и во что всё может превратиться. По-философски это звучит, а точнее, по дурацки, но все-таки попахивает истинной.

Но дело не в этом, точнее, речь не об этом.

Ах, этот писк, именно писк. Столь пронзительный и постоянно преследовавший меня. Всё началось именно с него. Я даже представить себе не мог, что именно с него так всё закрутится. Что именно он откроет всю ширину и глубину этого мира.

Кстати, забыл представиться – Джон Киппер, очень вежливый молодой человек, не забывающий поприветствовать собеседника конечно.

О себе мне сказать особо нечего – простой, молодой весельчак, временно проживающий в ледяной стране под названием Россия, с обычным русским именем Джон и фамилией Киппер. Да-да, здесь у всех такие смешные имена, а ещё по улицам ходят медведи, которые играют на балалайках, и пьют водку, закусывая икрой. Привела меня в эту страну моя дипломная работа, в которой я писал о загадочных механических деталях, найденных здесь. Дату происхождения этих механизмов невозможно было определить, да и назначение тоже. Так, загадки и ребусы подобных находок и приклеили меня после колледжа к одному маленькому археологическому НИИ. И теперь я могу назвать себя местным: водка горло не обжигает, мороза я не боюсь, и зарплата у меня крошечная.

А если серьёзно, то жизнь до сего момента мне выдалась слишком простая. Жил в благополучной семье, с двумя старшими братьями, мамой, папой и дедулей (у которого всё время сносило крышу на тему опасности со стороны "страшного и вооружённого СССР"). Братья тоже конечно не подарок, но это как в любой семье – старшие издеваются над младшими до поры до времени. А мои братья это убеждение полностью оправдывали, даже с лихвой. Жили мы в пригороде американского городка под названием Лос-Анджелес. Стандартные улицы, одинаковые дома, в общем всё так, как показывают во всех американских фильмах. Папа был кормильцем семьи и работал архитектором в строительной фирме. В Америке, кстати, любят и ценят умных людей, и не забывают им выплачивать приятные гонорары. Мама у меня тоже работала, хотя это работой то назвать сложно, скорее хобби. Если бы у неё не было этого хобби, с нами, четырьмя мужиками, она давно бы сошла с ума. Её работа заключалась в формировании картотек и ухаживании за древними и не очень переплётами историй.

Она была библиотекарем. Мне нравилась её работа, даже, наверное, больше, чем ей самой. Я каждый день после школы проводил в её хранилище знаний. У меня даже был там свой "кабинет". Хотя когда мне было семь, это была моя тайная пещера драконов, в которой я собирал сокровища и спасал принцесс в качестве рыцаря Джона. Когда мне исполнилось двенадцать, это была моя лаборатория, где я создавал разные и непонятные машины для спасения человечества и варил алхимические эликсиры и любовные зелья, чтобы понравиться Эмми Норт. О, Эмми Норт, в моём классе она была самая обворожительная и привлекательная, в неё были влюблены все мальчишки из класса, включая и меня. Слышал, она сейчас живёт в Эленойсе, со своим мужем, который был в школе вышибалой и балбесом Стивом Шелином, в домике на колёсах и воспитывает четырех маленьких "Стивов". Мне говорили, что она после родов четырех детишек набрала около 50-70 килограмм. Да уж, как судьба всё меняет.

А когда мне исполнилось шестнадцать, эта комната превратилась в полноценный кабинет, где я изучал постулаты учёной братии для того, чтобы в колледже не оплошать, как мои братья и прослыть «ботаном». В жизни также всё меняется, как и в моей комнатке на 2-м этаже в городской библиотеке. Когда ты маленький, тебя окружает огромный сказочный мир. Стоит тебе повзрослеть, и мир уменьшится до размеров маленького кабинетика.

В общем, жизнь моя проходила в стенах святилища знаний, из которого мне не особо хотелось выбираться. Моими друзьями были Платон, Ницше, Король Артур, Лев-завоеватель, Шекспир и каждый фантазийный дракон.

Я часто вспоминаю то, как начинался мой каждый день перед школой. Я просыпался от какого-нибудь очередного прикола, подготовленным братьями. Мне вот интересно, не лень им было каждый раз просыпаться на час, а то и на два (всё зависело от масштабности прикола) раньше, чтобы приготовить очередную подставу для секундного смешка. Срабатывал их очередной будильник, а потом я шел или отмываться, или за пластырем, или менять одежду. Чтобы далеко не ходить, у меня всегда была подготовлена ежедневная мини-аптечка. После проведённой реанимации моего организма и морального состояния я, спускаясь по лестнице, получал два пинка по пятой точке. Первый от Натана, так как он всегда обгонял меня, второй от Майкла. Главное, что я уяснил, это то, что нельзя было возмущаться, иначе можно было получить от них еще по подзатыльнику.

Когда я приходил на кухню (а приходил я по непонятным причинам всегда последний), меня всегда уже ждал вкусный и сытный завтрак. Ах, как мне сейчас не хватает вкуснейших блинчиков с клубничным сиропом, которые готовила мама. За столом я видел всегда одну и ту же картину: мама готовит, папа читает газету. Братья хихикают над очередной моей побудкой и за завтраком планируют новую пакость. Дедуля по причине чрезмерной старости, досматривает свой ночной сон уже за столом.

После завтрака мы с братьями проходили ещё один семейный ритуал – получали пакеты с обедом от мамы, при этом выглядело это так, как будто мы получали последнее наставление и благословение перед решающим боем в преисподней со всем легионом неправоверных обезьян. И довершал всё это взгляд отца с ехидцей, типа «порвите их всех мои мальчики».

Так мы с гордо поднятыми головами отправлялись в школьный автобус, который забирал нас почти от самого дома. После того как я заходил в автобус, голова сразу опускалась, так как места для лузеров и ботаников были в конце автобуса, а чтобы пройти в конец автобуса мне нужно было получить пару пинков, пару подзатыльников и выслушать пару ругательств в мою сторону. Причём, если обзывали меня, то использовали словообороты касательно только моего имени, потому, что если кто-нибудь говорил что-то про мою фамилию или семью, на обидчика налетали мои братья с аргументами в виде тумаков. Так и отправлялась эта славная повозка как в песне The Road To Hell. Хотя именно туда она и направлялась, потому что конечный пункт маршрута этой таратайки был настоящий ад, называемый школой.

Славные были денёчки. Даже ностальгия какая-то.

Глава 2. Это злое утро. Эта холодная страна.

Чёрт побери, как же холодно. Пронзительный свист ветра в старые ободранные окна. Каждый раз когда я на них смотрел, меня бросало в дрожь. «Свисти, свисти» – думал я про себя, закутавшись в мягкое пуховое одеяло, которое я привёз из родного дома. На улице была поздняя ледяная осень, порывы ветра срывали последнюю листву с деревьев, моросящие дожди сменялись ледяным то ли снегом, то ли льдом, который как раз сейчас шёл на улице. А мне хорошо, я под одеялом. Мне так не хочется просыпаться, так не хочется отпускать ускользающие отрывки сна, туманно тающие в моей памяти. Стараясь зацепится за них, я всё сильней и сильней пытался укутаться, и не пустить холодный воздух, который намеревался прорвать оборону моей одеяльно-подушечной крепости.

Да уж, зачем меня понесло в эту холодную суровую страну, Россию. Все чаще приходила мне эта мысль в последнее время, особенно по утрам. Особенно ближе к зиме.

– Подъём, Америка!

Громко и чётко ворвался в незакрытую дверь крик, разрушив тишину и покой этого сонного царства. Это был Иван. Я уже четыре года каждое утро слышу эту фразу, и никак не могу привыкнуть к этому действу, когда Иван после утренней пробежки врывается в дверь и кричит «Подъём, Америка!». А потом, как и сейчас, добавляет:

– Америка спит, жирок не убежит.

Этим он видимо пытается закрепить русское убеждение в том, что в Америке все едят гамбургеры, ничего не делают и много спят. Отчего и набирают очень немаленький вес. Хотя моя внешность худого ботана целиком и полностью опровергала это убеждение. И становилась идеей фикс Ивана сделать из меня какого-то атлета. Он каждое утро заставлял меня делать зарядку и разнообразные физические упражнения, поддерживая их фразой «в здоровом теле здоровый дух». Старая советская фраза, которую повторяли каждое утро по радио. Мне дед ещё рассказывал, что весь советский союз занимался «физической зарядкой» под радио по утрам.

Кстати, о Иване. Забыл рассказать про моего соседа по комнате. Это спортивный, почти двухметровый молодой человек. Я, наверное, именно так всегда представлял себе русского молодого человека с классическим, что ли, именем Иван, если судить конечно по сказкам, которые рассказывал мне дед про страну советов. Хотя Ваня был скорее исключением, чем примером русского молодого человека. Он не пил, не курил, занимался спортом, был умён не по годам и хорошо воспитан. Работали мы вместе с ним в одной лаборатории, только над разными проектами. Вырос он в далёкой сибирской деревушке на семь домов. В этой деревне у жителей единственным доходом был промысел по зверю и рыбе. А у Ивана было ещё любимое занятие, чтение книг. Каждый день, как только у него заканчивались дела по хозяйству, и не нужно было идти на охоту, он погружался в книжный мир. В этом мы были очень похожи, и мировоззрение наше совпадало. Правда в отличии от меня, он был безумным болтуном, иной раз его было просто невозможно заткнуть, он болтал и по делу и нет, но, что странно, никогда не рассказывал о себе. Говорил без умолку о чём угодно, но только не о своей жизни.

– Давай вставай, и вперёд, делать упражнения, – сказал Иван, зайдя после душа в комнату.

– Не дождёшься, – ответил я и отвернулся лицом к окну.

– Хватит дрыхнуть, всю жизнь проспишь, – смеясь, сказал Ваня и вытащил у меня из под головы подушку. Бросил её на «кресло лётчика», где лежало моё барахло, и направился в сторону кухни.

– Я пойду, чего-нибудь пожрать соображу, а ты не забудь про упражнения.

После того, как он вырвал у меня из под головы подушку, и та резко упала на кровать, я почувствовал сильную ломящую боль в районе затылка. Тут мне вспомнился вчерашний вечер и сколько там было выпито. За четыре года пребывания в России я изучил традицию употребления алкоголя. А пить с учёным контингентом – страшное дело. В этой стране такое понятие, как зарплата, можно сказать, отсутствует. Скорее зарплата это выделение финансовой помощи для того, чтобы не умерли от голода и холода в течение месяца. Ведь денег, по сути, хватает только на еду и отложить на какую-нибудь дешевую одежду. Ну а когда дело доходит до отмечания какого-то события, то приходится выбирать: или еда, или алкоголь. Но я же про русских говорю, естественно выбор падает на стимулятор развертывания души. Да и ещё плюсом к этому – выбор подарка, который, обычно, в пользу чуть более дорогой бутылки того же стимулятора. Нет, я не говорю, что в России много пьют. В других странах пьют намного больше, но в России пьют, так сказать, «душевно». Для того, чтобы выпить, придумывают повод, создают обстановку и вспоминают традиции. У нас в общежитии, у учёных, есть одна из любимых традиций – напоить иностранца, а так как иностранец во всём блоке я один, меня стараются вытянуть на любую пьянку.

Откинув одеяло в сторону, я перевернулся и сел на кровати, окинув взглядом «кресло лётчика», на котором лежали мои вещи, небрежно брошенные на него после вчерашней гулянки. Из под штанов виднелся уголок красной бумажки, сфокусировав свой взгляд на которой, я почувствовал ураган в голове от притока адреналина.

Это был пригласительный на встречу с профессором Дэвидом Блекком. И на нём стояла сегодняшняя дата, место проведения «актовый зал нашего НИИ» и время 10:45.

Я панически бросил взгляд на часы, висящие у нас над входной дверью. Их привёз Ваня из деревни. Механические, раритетные, заводились они узорным красивым ключом. Ваня их очень любил и заботился о них – часто смазывал застаревшие механизмы и протирал пыль. Моё сердце начало биться в два раза быстрее, часы показывали 10:15.

С кровати, по ощущениям, я словно подлетел. Схватил штаны и свитер, пытаясь одновременно их надеть. В голове крутились мысли, корящие самого себя. Зачем я пошёл на эту гулянку, почему я не услышал будильник. Ведь день рожденья был у коллеги, имени которого я даже точно не помню, а сегодняшняя встреча оценивалась в пять лет моей жизни. Неужели нельзя было пропустить этот никчёмный праздник и закрыть вчера дверь перед носом человека, который пришёл меня пригласить. Я начал превращаться в местного?

– Почему ты не разбудил меня раньше?! – спросил я у выходящего с раскаленной сковородой из кухни Ивана. – Сегодня же встреча с профессором Блекком.

– А ты и не просил меня тебя будить. У меня бы это и не получилось. Ты даже будильник не услышал, который звонил полчаса. – с ехидством ответил Ваня.

– Ты есть будешь? – добавил он.

Схватив тубус с моей работой и сдёрнув куртку с вешалки, я проскользнул мимо Вани, который стоял в дверях, и вылетел за дверь, произнеся:

– В жйёпу всё!

Я выбежал из подъезда. Мысли в моей голове были как клубок ниток, в который поиграл маленький котёнок. А думал о том как не опоздать на самую важную встречу в моей жизни, о том как нелепо и смешно прозвучала фраза, которую я произнес, убегая, с моим-то акцентом. О том, как бы мне не поскользнутся, пока я бегу. Ночью видимо были небольшие заморозки и лужи превратились в тонкие зеркала, которые отражали в себе пасмурное небо.

Встреча, встреча, я должен успеть. Хорошо, что я заранее подготовил все материалы и упаковал их в тубус три дня назад. Я должен рассказать профессору о моих догадках и исследованиях.

С профессором Блекком я познакомился ещё в колледже. На последнем курсе он преподавал у меня механику, а точнее, историю механики. Его теория отличала и выделяла его среди других профессоров, занимающихся изучениями в этой сфере. Именно он заразил меня манией к изучению «древних инженеров». Именно из-за его теории я приехал в Россию и четыре года изучал местонахождения древних и непонятных машин, которые в большинстве своем находили именно в этой стране. Его лекции в колледже просто завораживали и не позволяли ни на секунду усомниться в его теории. На них присутствовали полные аудитории студентов, приходили даже те, кто никогда не интересовались наукой, а учились в колледже из-за того, что их засунули туда богатые родители. Приходили спортсмены, которые автоматом проходили все обучающие процессы за счёт своих спортивных заслуг. Но и они сидели на лекциях, слушая с открытыми ртами, стараясь законспектировать каждое слово профессора.

Его теория собирала в себе культуры разных стран, наций, поколений в одно целое. Все истории цивилизации тонкими нитями переплетались в одну. И он приводил бесспорные доказательства. Хотя оспорить его теорию пытались многие учёные советы. Оспорить и обвинить его еретиком, в научном понимании конечно. Но многие считали его в большей степени революционером, тем, кто не боится чужого мнения и говорит всему миру о своих догадках. Единственным способом заставить его замолчать у научных советов и коллегий были деньги. Гранты, финансирование, стипендии, лаборатории и доступ к ним давали именно они, решая, кто хороший, а кто плохой. Вот только это не имело воздействия на Дэвида, так как он сам мог стать спонсором кому угодно.

Когда ему исполнилось четырнадцать лет, его дедушка, известный археолог, оставил ему немыслимо огромное наследство. Кроме деда у Дэвида никого не было из родных, и он всё время мотался с дедом по раскопкам. Там-то он и получил первый артефакт из мира «древних инженеров». Дэвиду Блекку уже шестьдесят четыре года, он открыл множество музеев и институтов по всему миру и является спонсором многих экспедиций. С тех пор прошло пятьдесят лет, а другие учёные до сих пор не признают его. Хотя многое им было открыто и доказано.

«Пусть завидуют тому, что им никогда не открыть в своих пыльных кабинетах.»

Как любил повторять он.

Я бежал. После вчерашней гулянки и всего градуса, который до сих пор играет по моим мозгам как по тамтаму. Мой организм был настолько высушен, что при беге мне хотелось упасть в лужу и как в русской сказке начать лакать из неё воду. Правда, они заледенели.

Мне оставалось метров пятьсот до здания, где находился актовый зал. Посмотрел на часы, было сорок минут одиннадцатого, я успевал. Я начал замедлять бег, чтобы перевести дыхание, но тут повернул за угол здания, за которым находился парадный вход. На площади перед входом всё было заставлено машинами. Причём машины были поставлены так плотно, что складывалось впечатление одного большого металлического куба, через который мне предстояло как-то пробраться ко входу. Немыслимыми и смешными движениями я это сделал, но на пути меня встретил очередной квест. Пробраться через стадо бездушных карьеристов, а точнее прессы. Хотя, впрочем, это одно и тоже, они только и смотрят за тобой, пытаясь поймать эксклюзивный кадр или фразу.

Интересно, почему так много прессы собралось на обычную встречу профессора и учёных? Ведь в мире гламура и ложной демократии его никто особо не знает. А вот и ответ – пробираясь через толпу смишников, я услышал заготовки вопросов для профессора. Пресса знает его не как учёного, а как миллиардера, который тратит деньги на науку. И всем интересно, что забыл миллиардер в захудалом постсоветском НИИ.

Пробиваясь через стадо озверевших фотографов, я уткнулся во что-то большое и мягкое.

– Ваш пропуск. – произнесло оно.

– Мой. – ответил я и по автомату полез в карман за пропуском для прохода через КПП в лабораторию.

Я поднял голову и увидел нахмурившегося, правда, еле сдерживающего образ серьезного охранника, дядю Васю. Стоя на входе в чёрном костюме, он обретал пугающий вид. Хотя на самом деле он был весельчаком и добродушным человеком. Знали его все как Василия Викторовича или дядю Васю, он работал сторожем у нас в лаборатории. Хорошая и спокойная работа после выхода на пенсию с корабля, как говорил он.

– Не тот пропуск. – сказал он с усмешкой, сделав вид, как будто мы незнакомы.

И тут мне стало плохо, голова закружилась, подкосились ноги. То ли от недостатка кислорода после длительной пробежки, то ли от понимания того, что пропуск остался в лабораторном халате, висящем в лаборатории. Я знал о принципиальности Василия, и знал, что он не пустит меня без пропуска. Сотни отговорок из тех, которые я говорил ему, когда забывал пропуск дома, проскользнули у меня в голове и ни одна не срабатывала. Меня бросило в дрожь, стало холодно, пять лет насмарку!?

И тут, за плечом Василия, я увидел в тёмном углу тамбура доктора Шмелёва. Доктор, который помогал мне в моих изысканиях, всегда мог найти лазейку для получения доступа на какой-нибудь секретный объект. Николай Семёнович знал, что встреча с профессором для меня очень важна, и именно он рассказал мне про его приезд, и именно он четыре дня назад, дал мне пропуск для прохода на встречу, и именно его я забыл в лабораторном халате в лаборатории.

– Николай Семёнович! – выкрикнул я что есть мочи.

Это было так громко, что на секунду мне показалось, будто все вокруг замерли. Медленно повернув голову в мою сторону, Шмелёв с застывшей невозмутимостью на лице подошёл сзади к охраннику и ткнул его в спину пальцем.

– В чём дело, милейший?

– Пропуск, лаборатория, дом, халат.. – от волнения я потерял дар речи и не мог из набора слов составить простое предложение.

– У него нет пропуска. – сказал дядя Вася.

– Пропустите его, он со мной. – сказал Шмелёв. Ведь на этой встрече главным из организаторов был именно он и до того как я его позвал, он как знатный разведчик наблюдал за порядком из тени тамбура.

– Инструкция не позволяет. – сказал Василий тихим голосом.

– Инструкции даю я, а вы их выполняете. – с той же невозмутимостью сказал Шмелёв и нахмурил брови.

– Так точно. – сказал охранник и освободил для меня проход, закрывая собой давление толпы смишников.

Я прошёл, испытывая такое облегчение, что сложно передать. На плечо упала рука доктора Шмелёва:

– Проходи и садись поближе, ряд на 2-3, иначе ничего не услышишь. – сказал он.

Я кивнул головой и медленным шагом двинулся в сторону сцены, осматривая зал и людей, пришедших на встречу с профессором. Странно, что я здесь ни разу не был за четыре года, хотя, вспоминая рассказы Вани, много разных праздников и событий нашего НИИ отмечались здесь.

– Видимо заработался. – еле слышно прошептал я.

Зал, конечно, был очень старый, ну, в принципе, как и сам институт. Коллеги называли это «совком» или «по-совковски», сокращая от советского. Стены в зале были отделаны тонкими деревянными дощечками, которые отражали на себе глянец большого количества лака нанесённого на них. Пол был кафельный, с элементами подобия коврового покрытия. Освещение было тусклым и немного напрягало глаза. Добравшись до третьего ряда сидений, я попытался пробраться через людей, сидящих с краю. Вот ещё одна русская странность, все по какой-то причине предпочитали садиться на задние и боковые места, а впереди и в середине зала было свободно. Создавалось такое впечатление, что все знали о чём-то больше меня. О каком-то непредвиденном обстоятельстве, что рухнет потолок, произойдёт пожар, ну или на нас нападут зомби. И для того, чтобы быстро эвакуироваться, все садились с края или сзади, поближе к выходу. В общем я пробрался и присел на бледно-красное потрёпанное сидение. Архитекторы, которые разрабатывали это здание, потрудились на славу. В зале была просто шикарная акустика, было прекрасно слышно любые звуки, произносимые в пределах этого помещения.

Вдруг, неожиданно, через моё плечо протянулась рука со стопкой каких-то брошюр:

– Возьми себе и передай дальше. – произнёс немного хрипловатый прокуренный голос.

Это действо меня позабавило, только в России я мог увидеть подобное. В других странах поставили бы стол с раздачей или человека, который будет раздавать материалы. Но тут рабов том, что брошюра будет у каждого. Ведь когда ты передаешь что-то, ты производишь какое-то действие, и в плату своего действия ты обязательно возьмёшь что-то. «Гениально», подумал я и, взяв брошюру, передал стопку дальше.

Содержание брошюрки было совсем простеньким. Были написаны три темы обсуждения, о которых хочет рассказать и поговорить профессор: