В мире Богов и Чудовищ

Стены были увешаны гигантскими портретами в рамах из цветных кристаллов. Я поняла, что это портреты Богов.

Под ними были расставлены столы и святыни. Это была комната для богослужений.

Я обошла ближайшую стену, изучая портреты.

Некоторых Богов я узнала по старым табличкам моей мамы, которые были заполнены старинными историями о Богах, легендами об их деяниях и гибели, а также некоторыми слабыми набросками их лиц, обычно выполненными в любимых цветах Богов.

На этих портретах, изображения Богов были гораздо точнее. И изображения двигались. Точно так же, как коллекционные карточки Отроков.

Из массивной золотой оправы на меня смотрела Богиня Макошь. На ней был надет золотой рогатый головной убор, и я, на мгновение, вспомнила, что в деревянных табличках моей мамы говорилось, что Макошь была Богиней колдовства и хозяйка перехода из этого мира в мир Иной.

Ее резкий взгляд заставил меня броситься к следующему портрету.

Следующей была почитаемая Богиня Лада. Богиня любви, плодородия и красоты. Подношения были переполнены святынями под рамой, и в ее честь горело более десятка свечей.

Я прошла к следующему портрету. Богиня Мания одарила меня очаровательной улыбкой, от которой у меня заколотилась сердце и странные безумные мысли появились в голове. Я задохнулась от тяжелого вздоха. Если это был эффект только ее портрета, я бы не хотела когда-либо узнать, насколько можно сойти с ума, если увидеть ее вживую.

Истории о Богини Мании прочно связали с Богами Зла. Движимая силами возмездия, она могла довести любого до безумия, гибели души, после которой погибала сама внутренняя сущность человека и последующие перерождение не представлялось возможным. Даже другие Боги ее побаивались. Меня охватила дрожь, и я поспешила к следующему портрету. Теплота заменила во мне нарастающую панику. Я взглянула на портрет с добрым лицом, улыбка которого была такой же откровенной, как и его жестокие глаза. «Белобог», – прошептала я с благоговением. Отец отцов. Прабог. Тот, кто по летописям участвовал в творении мира, даровал другим Богам дар создания жизни. Так были созданы Отроки и смертные. Морские чудовища. Все живое в этом мире восходит к нему.

Я никогда не поклонялась Богам.

Я всегда боялась их.

И все же, каким-то образом, я обнаружила, что смотрю на это светлое белое лицо со всем изумлением, на которое только способна, и лишь отдаленно осознаю, что вытащила искривленную жемчужину из своего ржавого старого браслета.

Я опустилась на одно колено и поместил жемчужину посреди его переполненной святыни.

В ответ, портрет склонил голову, как бы благодаря меня.

Если и существовало такое понятие, как Бог Добродетели, он был тому доказательством.

Я поклонилась так глубоко, как только могла, прежде чем двинуться дальше.

Некоторые портреты меня вообще игнорировали. Но были и те, кто пугал меня, либо насмехался надо мной.

Я продолжала идти, избегая взглядов злых Богов, пока не нашла его. Возможно, самого злого из всех.

Бог Мор.

Он уже смотрел на меня сверху вниз, как будто ждал, пока я доберусь до него, как будто его портрет узнал меня. Выражение его лица сменилось чем-то вроде легкого любопытства, зияющая бездна вечности.

Я взглянула на его святилище и полки, на которых были размещены подношения. Свечи мерцали малиновым и черным, освещая десятки свежих алых яблок, сложенных на стеклянных тарелках. У его портрета были разложены всевозможные подношения. От драгоценностей и фруктов до аккуратно сложенной поношенной одежды, и прядей волос, скрепленных кусками бечевки.

Его приношения были одними из самых обильных в зале поклонения. Возможно, это так выглядело на фоне другого, одинокого портрета, под которым алтарь был пуст. На портрете, который висел рядом с портретом Бога Мора, лицо другого Бога было сожжено. Судя по виду, много лет назад. Выцветшие черные края загибались в обожженную рамку. Для этого Бога не было ни полок, ни свечей.

«Призрак.»

Запретное слово соскользнуло с моего языка прежде, чем я смогла его остановить.

Возможно, мои знания о Богах на острове Малая Муксалма были не лучшими, но не имело значения, кто вы и откуда. Мы все знали об изгнанном Боге Призраке.

«Предатель», – раздался позади меня голос, гладкий, как шелк.

Я обернулась, внезапно насторожившись. Даже, когда я увидела, что это был Каспар, я не смогла расслабиться.

Я произнесла запретное слово.

Это преступление каралось смертью в костре над горами Богов.

Однако, Каспар не держал в руках никаких цепей, чтобы увести меня на смертную казнь. Отрешенный взгляд его глаз не казался слишком угрожающим. Он медленно приближался ко мне, не отрывая глаз от обгоревшего портрета. «Бог, которого со временем забудут», – сказал он. «А у тебя есть дела поважнее, чем затерянные истории.» Взгляд Каспара внезапно стал резким. Он жестом пригласил меня следовать за ним. Я тихо пошла за ним, осторожность пронзала меня, моя кожа покалывала тысячами тонких игл.

Я никогда не представляла себе, что в центре комнаты для богослужений будет стоять гранитный стол, на котором будут стоять странные предметы, которые определенно не вписываются в общую тему вокруг меня.

Усталость меня измотала.

«Что еще от меня нужно?»

Каспар остановился возле стола и осмотрел разложенные на нем предметы. Он не ответил.

«Я уже сделала то, ради чего ты меня сюда привел.» Я подошла к нему сзади.

«Я вернула тебе твою силу. Я рассказала свою историю Богу Мору. Чего еще ты хочешь от меня?»

Каспар сделал паузу, его рука в перчатке зависла над старинным ожерельем. Состаренный металл обрамлял зеленый драгоценный камень, слишком темный, чтобы быть изумрудом, и слишком полированный, чтобы быть старше самого ожерелья.

Рядом с ним, в угольной чаше, лежала россыпь белого блестящего порошка и ряд кинжалов, рукояти которых были изношены и потерты с годами.

Каспар посмотрел на меня, через плечо, осторожным взглядом, в глазах которого сверкнуло веселье.

«Мырзека, как ты, может постичь одна из двух судеб», – сказал он. «Смертный приговор или оставить на … содержании.» Он тщательно подбирал это слово.

Это вызвало у меня волну болезненной паники.

«Содержании?» – слабо повторила я. «Как птицу в клетке?»

На это Каспар ничего не сказал и бродил вокруг стола, пока тот не оказался между нами.

Он имел в виду то, чего я боялась?

Хотел ли Бог Мор оставить меня?

Но, конечно, это имело смысл. Вроде, как бы, наверно? Я имею в виду, что подарки, внезапно, обрели смысл. Комната, которую делили мы с Милой. Служанки, которые приносили нам еду, и, ну, тот факт, что я еще жива.

Пока жива…

«Что я могу для него сделать?» Я выпалила шквал слов, задушенных шепотом. И тут мысль промелькнула у меня в голове. В панике, я схватилась за край твердого стола. «Неужели я… я…Отр…?»

Я не могла спрашивать такие вещи. Было бессмысленно, нелепо и совершенно высокомерно даже думать об этом.

Каспар уловил мои мысли и произнес слово, которое я была слишком трусливой, чтобы произнести. «Отрок?»

Его насмешливой улыбки хватило, чтобы мои щеки запылали.

«Нет», – сказал он. «Отроки рождаются из части своего создателя. Мы созданы их руками, высоко над луной, и навсегда несем в себе частичку их душ.»

Может быть, подумала я, именно поэтому Отроков не так много, как смертных. То, что Каспар называл душой Бога, на самом деле было их силой. И силы, которую можно было дать, было не так много. Как мать – она могла дать очень много жизней своим детям, прежде чем ее собственная закончится. «Отроки – дети Богов», – продолжил он, теребя обложку книги в кожаном переплете. Рукопись. Возможно, одна из первых когда-либо написанных. «А ты была создана в смертном теле, смертной женщиной.» Он поднял на меня свой ведущий взгляд. «Ты не Отрок.» Я с трудом сглотнула и заломила пальцы. Нервная привычка, которую я переняла у Милы. «Тогда кто я?» Жестокая ухмылка Каспара вернулась. «Я уже говорил тебе. Ты, Дарина, мырзек.» Мерзость. Я почувствовала тяжесть своего сердца в груди. И все же, я так и не приблизилась к пониманию того, что сделало меня такой, кем я была.

Может быть, он был прав, может быть, это все, кем я была. Аномалия, возникшая в толпе смертных.

Разочарование быстро охватило меня и мои плечи упали, как у марионетки, хозяин которой бросил ее.

Каспар отложил рукопись, которую пролистывал.

«Мы здесь не для того, чтобы отвечать на твои вопросы», – сказал он. «Мы здесь не для того, чтобы потворствовать тебе или твоим страхам. Сегодня, ты будешь обучаться и все.»

Нахмурившись, все мое лицо превратилось в нечто ужасное, похожее на сморщенный изюм. «Обучаться?»

«Дрессированные домашние животные живут дольше всех», – мрачно сказал он.

Я побелела от ужаса.

«А теперь…начнем.» С очаровательной улыбкой Каспар толкнул через стол древнее ожерелье с зеленым камнем, а затем и простое серебряное кольцо.

«Обучение» было расплывчатым словом, не имеющим большого веса и вызывающим большие ожидания. Это то, чему я научилась на первом уроке дома.

Каспар хотел, чтобы я держала в одной руке рукопись, в другой, ожерелье, и…

«Делай то, что ты делаешь.»

Не самые ясные указания, внезапно, свалились на меня.

Никакого упоминания о моей семье, никаких разговоров о том, кем я была и почему я стала такой, даже никаких гарантий, что мы с Милой будем в безопасности. Ничего, кроме этих указаний, не слетело с его бледных губ.

После долгих мучений, я, наконец, швырнула рукопись и ожерелье на стол и издала разочарованный звук.

«Как я должна знать, что мне делать, когда ты ничего мне не говоришь?! У меня в этом совсем нет опыта!» – простонала я и запустила пальцы в волосы.

На мгновение, я закрыла глаза и сосредоточилась не на древних артефактах, а на том, чтобы успокоиться.

Чудовище не терпелось выйти и пошалить.

Я не доверяла моему Чудовищу взять вверх, и, с каждым разом, становилось все труднее восстанавливать контроль над ней, если только я не теряла сознание на полу теплой гостиной Бога.

«Еще раз.» Каспар так резко отдал мне приказ, что я вздрогнула и опустила руки по бокам. «Попробуй еще раз.»

«Попробовать что?» – прорычала я. «Еще несколько часов подержать два старых заплесневелых куска хлама?»

«Делай, что делаешь», – прошипел он мне. Его карие глаза сверкнули янтарем, как свирепый взгляд дикого зверя, и я вздрогнула. «Ладно, как скажешь.» Мужество покинуло меня, и мой голос превратился во что-то вроде мышиного писка. Первым делом, я схватила рукопись в липких руках. Прежде, чем дотянуться до ожерелья, я остановилась, когда меня осенила мысль.

Ощущается как мед…

Вот как ощущалась сила Каспара на его руке. Мед. Сила, которая осталась в Миле, ощущалась так же, только разбавленная другими влажными вещами, такими, как слишком влажная испеченная булочка. И, если память мне не изменяет, коридор, ведущий в гостиную Бога Мора, пах медом.

Я прикусила внутреннюю часть губы и вдохнула через ноздри, долго и глубоко. Затем, я кивнула себе. Я могу это сделать. Наверно… Яростный взгляд Каспара обжег мое лицо, когда я взяла рукопись в руки и закрыла глаза. Стараясь, изо всех сил, не обращать внимания на его громкое присутствие, я использовала эту странную досягаемость внутри себя и потрогала кожаную обложку. Меда не обнаружено.

Это было похоже на… чернила и смерть, глубоко погребенные под пылью времени.

Время тикало мимо нас. В комнате не было часов, но я услышала беспокойный вздох, исходящий от одного из слишком громких портретов, и шорох пальто Каспара.

Это было бесполезно.

Мое лицо было угрюмым, когда я открыла глаза и бросила рукопись на стол.

Я ответила на выжидательный взгляд Каспара.

«Я чувствую силу внутри нее, где-то глубоко. Но она… темная. Слишком темная, чтобы я могла ее увидеть.»

Это не имело смысла даже для меня. Объяснять, как работает моя сила, Отроку, когда я даже сама не знала, как она работает, было не только сложно, но и утомительно.

Чудовище жаждало ударить его по лицу.

Но затем, я уловила движение у входа.

Каспар проследил за моим взглядом.

Прислонившись к колонне, стоял Бог Мор. И он не выглядел довольным. Жестокий взгляд застыл на его выразительном лице, от которого у меня похолодели кости и согнулись пальцы ног.

Его глаза скользнули вниз к подаркам, в которые я была одета. Но стол заслонил мою нижнюю часть. После ледяного взгляда, он снова пристально посмотрел мне в глаза, и я почувствовала, как мои внутренности затвердевают.

«Слабая.»

Он произнес одно слово. Одно слово от Бога, который пощадил меня, по крайней мере, на данный момент. И это было слово, которое разорвало мои внутренности на части.

Я опустила глаза на стол, когда они начали становится мокрыми.

Он мог не видеть, как слезы щипали мои глаза, но скрыть свекольный оттенок моего лица было невозможно.

Мне не пришлось долго склонять голову от стыда, потому что, в одно мгновение, сапоги Бога Мора ударились о мраморный пол, и шум исчез. Он ушел. В комнате повисло тихое, неловкое напряжение. Даже портреты были неподвижны.

Я взглянула через плечо на портрет Бога Мора и, наконец, поняла, что, если бы взгляд мог убивать, я бы давно распрощалась с жизнью.

Каспар снова привлек мое внимание к нему. «Некоторые из нас никогда не получат одобрения, но мы ищем его всю свою жизнь», – сказал он мне тихим голосом, слишком тихим, чтобы портреты могли услышать его. «Это наша движущая сила.» Нахмурившись, я изучала Каспара, его далекий отстраненный взгляд на лице.

«Помни, кто они», – добавил он.

«Они не твои родители, не любовь всей твоей жизни. Из всех своих творений, они меньше всего заботятся о смертных.»

«Как они могут ожидать от тебя такого?»

Мила была в ярости. Она мерила шагами комнату, от двери до занавешенного окна, и слишком часто проводила руками по волосам. «Ты использовала только свою… свою… ну, ты знаешь.» Она остановилась, чтобы дико жестикулировать в мою сторону. «Сила или как ты ее там называешь. Ты использовала ее всего два раза в жизни?»

«Три раза», – тихо поправила я.

Она едва сбавила шаг.

Я сидела на кровати, поджав ноги под ягодицы, и ковырялась в остатках обеда, который принесли нам служанки, чуть больше часа назад. Они скоро вернутся, чтобы забрать тележку с тарелками и кувшинами. «И они ожидают, что ты вдруг все это освоишь?» – недовольно ворчала Мила. Это было забавно. Впервые, с тех пор, как нас увезли с острова Малая Муксалма, я не была истощена до глубины души и не беспокоилась о том, что скажу или сделаю что-то не то, что может закончиться тем, что моя голова окажется на блюде.

И я, наконец, почувствовала, что Мила постепенно становится собой.

«Я имею в виду, они же видели в каком состоянии ты была после того, как ты вернула силу Каспара?» Мила остановилась, с раздражением у тележки, и выхватила последнюю булочку из хлебницы.

«Я видела», – продолжила она. «Чёрт, я думала, ты умерла. Или умрёшь.»

«То же самое подумала и я.» Я подбодрила ее своим полупустым бокалом пшеничного вина. Оно было отвратительным и кислым, и во рту у меня было ощущение слизи, но это помогло немного заглушить панику, которая нарастала во мне уже несколько дней.

Чудовище могло было взорваться в любой момент. Чем дольше я смогу держать его в подчинении, тем лучше.

«И что ты должна делать?» Мила драматично бросилась к изножью моей кровати.

Я отпила крепкого вина. «На моих уроках?»

«На твоих уроках, в твоей жизни», – сказала она, взмахнув рукой.

«Каспар все время был в перчатках и следил за тем, чтобы он всегда находился вне моего поля досягаемости.» Я пожала плечами.

«Очевидно, что бы они ни хотели, чтобы ты сделала, ты должна сделать это, не касаясь индивидуума, обладающего силой.»

Я промычала.

«Ты не можешь больше трогать Каспара.» Мила села, поджав ноги под себя, и пристально посмотрела на меня. «Что ты еще можешь сделать?»

«Сидеть здесь, позволить им кормить и одевать меня, и ждать моего смертного приговора?»

Рот Милы скривился в сторону.

Она замолчала на мгновение. Долгое мгновение.

Мы оба знали, что выхода из этого нет. В конце концов, исход будет один – смерть. Я поставила стакан на поднос и вздохнула. Мила пыталась. Пыталась отвлечь нас от того, что приближалось, пыталась помочь мне осознать, что может быть нашим единственным выходом из неминуемой смерти.

Я дала ей повод надеяться.

«Эти вещи на столе, в зале богослужения…» Мила мгновенно оживилась, и в ее глазах загорелась надежда. «…старше нас. Я имею в виду… старше смертных, я думаю. Я могла почувствовать это, когда коснулась их.»

«Что ты почувствовала?» – прошептала она.

«Смерть.»

Так много смерти. В рукописи, в моем сознании. Повсюду. «И чернила, и секреты, и.… вечность.» Я покачала головой, словно пытаясь отогнать мысли. «Я не могу этого описать. Я сама едва понимаю. Но чего бы Бог Мор не ожидал от меня, это связано с силой вещей, а не людей.

«Может быть, ты нужна ему для чего-то большого?» Пламя надежды разгорелось ярче, превратив оттенки ее глаз в жженую ржавчину. Ее разум бурлил за этими яркими глазами.

Жалость пронзила мое нутро.

Чувство безысходности нам совсем не помогало. Надежда была всего лишь замаскированным отчаянием.

Бог Мор во мне не нуждался. Я только подпитывала волю Милы к выживанию. Ее надежду.

И я снова услышала, как слова Каспара эхом отдаются в моей голове.

Мырзек может встретить одну из двух судеб. Смертный приговор или быть на содержание. Как птица или домашнее животное.

Нельзя было отрицать, что Бог Мор проявлял ко мне определенный интерес. Вероятно, он был заинтригован моим необъяснимым проклятием. И хотя это сохраняло меня в живых, на какое-то время, но, у интереса Бога, ко мне, был срок годности. Я оттолкнула от себя поднос и упала обратно на кровать. «Что ты делала сегодня утром?» Мне нужно было отвлечься от неизбежного.

«Большую часть времени я смотрела в окно.» Задумчивое выражение лица Милы сменилось одинокой скукой. «Знаешь, между дворцом и холмом летает много ворон. Я видела, по крайней мере, с десяток, в течение часа.»

Легкая улыбка коснулась моих губ. Вороны были моими любимыми.

Иногда, я задавалась вопросом, была ли я тоже их любимицей. Я видела их повсюду, в небе или на столбе, на дереве, на парусах судна. А теперь, они нашли меня, спрятанную здесь, в задней части дворца, высеченного в костяном холме.

Пока Мила рассказывала мне о своем мучительно медленном утре, я задавалась вопросом, как долго они собираются держать ее взаперти в этой тесной, душной комнате, где ей нечего делать и некуда идти.

Она была здесь только из-за меня. И все дело было во мне, не так ли?

Мила была рычагом воздействия на меня.

Если я сделаю что-то глупое, например, попытаюсь убежать или напасть на кого-нибудь, не только я пострадаю за это, но и она тоже.

Это было самое главное. Потому что, если Мила сбежит из дворца, я не думаю, что они будут тратить много усилий на ее поиски. Я буду уничтожена, стерта с лица земли. Она будет… проигнорирована. Тьфу, Чудовище опять поднималось наружу. Пыталось забраться мне в голову. Заставить меня думать о вещах, о которых я не должна была думать.

Моя челюсть сжалась, когда я боролась с импульсами, пробивающимися сквозь меня.

Столкни ее с кровати.

Приставь нож к ее горлу.

Убери рычаг, а затем думай только о себе.

Я толкнула Чудовище обратно в темные ямы, где ей самое место.

«Дарина.» Мила щелкнула пальцами перед моим лицом.

Я моргнула, на мгновение вздрогнула, потом посмотрела на нее. «А?»

«Я спросила, тебе холодно? Ты вся дрожишь.» Мила повторила с обеспокоенным видом.

Я посмотрела на себя. Она была права.

Открытые части тела моего платья были покрыты мурашками, а руки на коленях дрожали. «Я в порядке», – отмахнулась я. «Может, тебе стоит согреться в горячей воде купальни. В этой комнате холодно.» Она сморщила нос, окидывая взглядом комнату. «И сыро.»

«Позже. Каспар сказал, что у меня еще один урок после обеда. Я помоюсь, когда вернусь. Кто знает, может, мне понадобится купальня после этого. Могу вернуться вся в крови.»

«Не надо.» Мрачное лицо Милы стало серьезным. «Не говори об этом так, будто в этом ничего страшного и ужасного. Не говори!» – твердо добавила она и подняла руку, чтобы остановить меня. «Не говори об этом вообще. Я уже устала от всех этих страхов и нездоровых разговоров.»

Это была справедливая просьба. Но у меня не было возможности согласиться.

Дверь скрипнула, и сначала я подумала, что это служанки, которые пришли убрать тележку с обедом. Потом, я подняла глаза и увидела холодное лицо Каспара.

Мила взглянула на него через плечо. Румянец покрыл ее лицо.

Он прислонился к дверному косяку, скрестив лодыжки, и позволил своему взгляду, всего на мгновение, скользнуть по ней.

Я нахмурилась, смотря на них.

«Надеюсь, ты поела.» Он снова притворился, что Милы не существует, и что она не скрывает свой румянец, отворачиваясь от него. «У нас осталось несколько часов.»

«Отлично», – пробормотала я себе под нос. Предупредительный взгляд Милы не остался незамеченным. Я закатила глаза в ответ. Но, я убедилась, что слегка приобняла ее, когда уходила. Это было настолько близко к объятию, насколько я могла дать. Урок прошел так же, как и первый. Ужасно.

Но я, все же, узнала кое-что новое. Рукопись ощущалась, как и прежде. Чернила, смерть, тайны и вечности. В ожерелье я не чувствовала ничего. Абсолютно ничего. Это был драгоценный камень, который эхом отдавался в моей руке и в моих костях меланхоличной песней пустоты.

Было уже далеко за полночь, когда Каспар закончил свой урок.

Он сам проводил меня обратно в залы смертных.

Мы поднимались по последней лестнице, когда я набралась смелости спросить его.

«Почему Мила заперта в комнате весь день?»

Каспар посмотрел на меня краем глаза. В его ответе проскользнуло безразличие. «Таков был приказ.» «Ей скучно.» Это было все, что я могла сказать в ответ. Когда дело доходило до борьбы за чужие интересы, я колебалась из-за полного отсутствия опыта. «Мне все равно», – ответил он.

«Конечно, не все равно», – настаивала я. «Но мы не заперты в камере или подземелье. Ты был тем, кто вытащил меня из маленькой темницы на судне, и ты никогда не помещал Милу в эту темницу с самого начала. Так почему же мы заперты сейчас?»

Он снова бросил на меня мимолетный взгляд, окаймленный нахмуренными бровями. Но я видела, что его можно было переубедить по тому, как его губы сжались в тонкую линию.

«Это не мое решение», – твердо сказал он.

Ну, это закрыло эту тему. Последнее, чего я хотела, это чтобы Каспар побежал к своему хозяину и рассказал ему все о моих требованиях.

Как будто у меня было недостаточно угроз моей жизни, о которых стоило бы беспокоиться. Каспар не сказал ни слова по пути в мою общую комнату с Милой. Хотя, когда он открыл дверь, чтобы впустить меня, он задержался в дверном проеме на несколько секунд дольше, чем нужно. Как только он понял, что Мила спала, он ушел, даже не оглянувшись.

Я поджала губы. Я не была уверена, что мне это нравится.

Что-то определенно зарождалось там, и это ощущалось как еще одна проблема.

У меня и без этого было полно проблем и проклятий.

Я залезла в кровать, полностью одетая, и пожелала, чтобы глубокий сон, без сновидений, поглотил меня.

Я отключилась за считанные секунды.

Глава 9

Не легко было привыкнуть к тому, что в дверь вбегают служанки с тележками, нагруженными завтраком и свежими ночными горшками.

Дома, я просыпалась рано и успевала только съесть немного недоваренной каши и выпить слабо ароматизированный чай, прежде чем мне приходилось заниматься своими делами.

Здесь, все делали за меня.

Этим утром, горничные позаботились о том, чтобы я помылась первой.

Мила сидела, надувшись на своей кровати, пока служанка втирала мыльную ароматную жидкость в мои волосы. Это было сенсационно. Не буду лгать, может быть, быть пленницей Бога не так уж и ужасно. По крайней мере, пока.

После того, как я вытерлась и оделась, Мила заняла мое место в мыльной ванне с водой. Ни одна служанка не мыла ей волосы. Вместо этого, служанка провела меня к моей кровати, на которой лежала стопка коробок.

«Еще платья?» Мое изможденное лицо обратилось к старшей служанке, которая стояла у двери, наблюдая за служанками.

Но, она на меня не смотрела. Она опустила голову и, вместо этого, смотрела на грубый красный ковер. Завернувшись в мягкий халат, я опустилась на колени возле коробок и подавила желание немедленно их открыть. Было слишком много глаз, и я не хотела, чтобы отчеты доходили до Бога Мора о моем рвении увидеть, какие подарки он мне прислал на этот раз. Я заставила свою руку успокоиться и потянулась за конвертом, засунутым между верхней алой лентой и самой маленькой коробкой. Мое имя было написано на нем красивыми курсивными линиями и бордовыми чернилами, которые могли сойти за кровь. Я понюхала конверт, просто чтобы убедиться.