В мире Богов и Чудовищ

Каспар с пятью стражниками вывел нас с судна. Нас повели по пирсу к тёмной карете, окутанной тенями раннего рассвета. Внутрь затолкали без церемоний.

Воздух в карете пах чернилами и несвежим табаком. Снаружи она выглядела так же: облупленная краска, треснувшие пыльные окна. Тени скрыли нас. Мы мчались по холму к дворцу, возвышавшемуся над миром.

Я раскачивалась в такт карете, чувствуя тепло тел вокруг. Пот холодил кожу, сердце билось, как барабан, уши плохо разбирали звуки. Дыхание стало битвой. Слои мягкой юбки цвета глины липли к ногам. Руки кололо холодом, подмышки взмокли, кожа на голове чесалась от небрежной косы.

Если Каспар считал это «уместным», я не ждала многого от здешних платьев. Мила выглядела под цвет своего зеленоватого платья. Возможно, мы и были в такой ситуации. Её пальцы сжимали моё запястье. Если бы не взгляд отрока, не любопытные и испуганные глаза стражников, не мой страх, я бы вскрикнула или набросилась на неё.

Я подавила порывы Чудовища и позволила Миле держаться за меня. Платье не помогало. Корсет, до этого дня бывший лишь страшной историей, сдавливал рёбра.

Путь в гору был напряжённым и тихим. В карете слышались хриплое дыхание, скрип сидений и урчание моего живота – не от голода, а от страха, сжавшего внутренности. Я попыталась отодвинуть изъеденную молью занавеску, чтобы выглянуть. Каспар отбил мою руку и покачал головой.

С насмешкой я откинулась на сиденье, оглядев скамью напротив. Между Каспаром и дверью сидели два стражника. Чудовище выплеснуло ярость в покалывающие пальцы, пока я изучала одного – Ведагора.

Желание вырвать его бороду дрожало в руках. Чувство было взаимным. Его губы скривились, когда он встретил мой взгляд.

Я отвела глаза первой. Не из подчинения – я знала своё положение. Оно было плачевным. Новый враг мне не нужен. Одного бога хватало.

Я посмотрела на Каспара, теребившего нитку на рукаве. Из кармана жилета торчал белый конверт с чернильными пятнами в виде ворона. Смешно. В детстве, глядя на облака, я видела этих птиц. Но пятна и правда напоминали мёртвых ворон.

Может, разум шутил. Иногда он так делал – с Владимиром, Купавой, Властимиром. В карете он дразнил невозможным желанием, которое я отбрасывала.

Письмо писали в спешке. Запах чернил, исходивший от Каспара, подтверждал это. Пятна были на его пальцах.

Ужас толкал гадать, о чём письмо. И для кого.

«Мырзек».

«Украла мою силу».

«Готовьте камеру пыток».

Что-то в этом роде.

Мор – один из главных богов пантеона. Его имя должно было выгнать меня из кареты на улицы Асии. Но я цеплялась за надежду, что он убьёт быстро. Может, в нём есть капля порядочности, чтобы избежать пыток тела и души.

Шипение клинка вырвало меня из мыслей. Я посмотрела на Ведагора, но он лениво барабанил пальцами по бедру. Серебро сверкнуло у Каспара. Он держал кинжал цвета кости, украшенный золотыми ракушками и древними письменами.

Его взгляд впился в меня. Мила напряглась, как и все мы.

Каспар указал кинжалом на мои руки.

– Дай руку.

Я посмотрела на стражника рядом, доставшего золотую бутылку размером с мой палец. Его имени я не знала и не хотела знать. Он не отрок – не сиял, не одевался, как они.

– Что ты сделаешь? – прошептала Мила, ошеломлённо глядя на Каспара.

Я вытаращила глаза. Зачем она допрашивает отрока? Поцелуй на берегу ничего не значил. Боги и отроки живут тысячелетиями, их романы мимолётны. Ей он не важен.

Я толкнула её локтем, предупреждая: Молчи, или мы обе пострадаем.

Медленно откинув рукав до локтя, я вытянула руку. Пальцы Каспара в перчатке обвили запястье. Отроки, похоже, избегали близкого контакта со мной.

Он поднёс лезвие к коже. Дрожь пробежала по позвоночнику. Мила бросилась вперёд, выбив кинжал. Он упал на носок моего ботинка.

Прежде чем мы с Каспаром шевельнулись, рука Ведагора ударила Милу по лицу. Она хныкнула, ударившись о дверь.

– Какого беса?! – я бросилась на него, вооружённая лишь Чудовищем.

Ногти впились в его лицо. Каспар оттащил меня, швырнув на сиденье. Кусочки кожи Ведагора остались под моими ногтями.

Он посмотрел так, будто готов был разрубить меня на куски. Его рука потянулась…

– Остановись! – Каспар выставил кинжал между нами. – Хочешь объяснять ему, почему она вся в крови?

Ведагор заколебался. Ярость пылала в его глазах, но он молчал, как рыба. Затем опустился на сиденье, не отводя взгляда.

Каспар схватил моё запястье и провёл лезвием по руке. Я вздрогнула. Кровь выступила медленно, затем малиновая струя хлынула вниз.

Стражник прижал бутылку к руке. Кровь заполнила её за секунды. Он закупорил её и передал Каспару. Я прижала руку к груди. Каспар спрятал кинжал и бутылку, протянув носовой платок. С ухмылкой я схватила его и обмотала порез.

В карете воцарилась мёртвая тишина. Даже когда бег лошадей сменился рысью, слышались лишь рыдания Милы и моё сердцебиение.

Мы ехали долго – час, вечность. Но карета остановилась. Каспар распахнул дверь. Я ждала холодного ветра, но тёплый бриз, как от печи, коснулся кожи.

Лицо Каспара не отражало тепла. Он нахмурился, выпрыгнув наружу, и передал конверт слуге в алых доспехах. Слуга исчез, а Каспар повернулся к нам.

– Если мне придётся вытаскивать тебя, тебе не понравится, – бросил он, глядя на меня.

Дворец вблизи поражал. Карета стояла у мощёной дорожки, огибавшей фонтан с бело-голубой водой. Ночные фиолетовые пятна окрашивали деревья вдоль тропы. Между ними белел мрамор беседок с арочными сводами.

Дворец возвышался напротив. Я думала, звёздная пыль – слухи. На судне я поняла ошибку. Теперь, стоя перед ним, я задохнулась от благоговения. Полуночная синева, усыпанная серебром, хранила тайны. Оранжевый свет лился из окон, изогнутых золотыми арками. Это был лишь вход. Выше громоздились этажи, пока дворец не утопал в облаках.

Я сглотнула. Без встречи со смертью я бы назвала дворец романтичным. Даже фиолетово-синие облака казались нарисованными над домом богов. Может, так и было.

Это было красиво и ужасно. Только боги могли жить в таком великолепии. Напоминание ударило в живот.

Каспар шёл по тропе. Ведагор дышал мне в спину, пахло фруктами. Я бросила на него взгляд. Его угрюмость напрягла мои плечи. Я нашла Милу – она пряталась между Ведагором и стражником, маленькая, как мышь. Её щека багровела.

Кровь закипела. Даже фонтан не отвлёк от ярости. Ведагор ударил её так, что кровь запеклась в уголке рта, а на лице рос синяк.

Я вспомнила следы, оставленные на его лице. Пальцы коснулись платка на порезе. Боль исказила лицо, я прижала руку к груди.

У мраморных ступеней Каспар не оглянулся. Он взошёл, будто хозяин. Двери распахнулись. Слуги в штанах цвета кости, рубашках и жилетах держали их. Их лица были каменными, когда мы шли за Каспаром. Я поняла, что мы внутри, только по стуку закрывшихся дверей из звёздной пыли.

– Ждите здесь, – бросил Каспар.

Ведагор схватил мою руку, притянув ближе. Я споткнулась о подол юбки. Его рука удержала меня от падения.

Чтобы отвлечься от страха, я огляделась. Жемчужные балконы нависали над мраморным полом. Колонны, изогнутые, как старые деревья, поддерживали их. Двери вдоль стен скрывались за бархатом или серебристыми портьерами. Одна, кожаная, между бронированными статуями, вызвала дрожь. Из чего эта кожа? Что за ней?

Напротив возвышалась лестница с красным ковром, от вида которой я устала.

Каспар вернулся. Его лицо, суровое и далёкое, было направлено на меня.

– Следуй за мной.

Пальцы Ведагора соскользнули. Его глаза сузились. Он кивнул: Иди. Взглянув на заплаканную Милу, я пошла за Каспаром по лестнице.

Коридор тянулся бесконечно. Свет лился из арочных окон, выходивших в зелёный двор. Я зачаровалась: романтические скамьи в фиолетовых розах, бани, где поместилась бы моя деревня, голубые деревья, розовые кролики среди белых кустов.

Очарование прервала группа людей. Четверо мужчин не смотрели на нас. Двое – отроки, в серых пальто и серебряных сапогах. Двое других, почти голые, в серых штанах, тихо плакали, опустив головы.

Я вытянула шею, разглядывая, что у отроков в руках. Губы сжались. Это были деревянные карточки, как игральные, но не с богами или цифрами. Тошнота подкатила к горлу.

Отроки торговали людьми. На карточках – точные портреты плачущих мужчин, и портреты двигались, как живые. Карточки переходили из рук в руки. Отроки обменивали слуг и прихожан, посвятивших жизнь богам, как посуду или ткань.

Глаза жгло слезами. Смешно плакать о незнакомцах, но я поняла, что это значит для меня. Если отроки так легко торгуют преданными, что сделает со мной бог? Незнакомец.

Захочет ли он вернуть силу Каспару? Он сказал: «Твоя подруга хранит мою силу. Я хочу её назад». Но хочет ли этого бог? Он может разгневаться на Каспара и убить меня раньше. Боги – чудовища. Я знала их лучше, чем себя.

Каспар вошёл в красную дверь между фонтанами. Тёплый коридор пах мёдом. Я не замечала, как замёрзла, пока тепло не обняло меня. Но тревога звенела. Это ловушка. В дворце нет безопасности.

Каспар резко остановился. Я едва не врезалась в него, схватившись за колонну. Его лицо застыло жестоко.

– После тебя, – он указал на алые занавески за колонной.

Они казались запятнанными кровью.

– Э… – рука соскользнула с колонны.

Я покачала головой, но Каспар прижал меня к себе. В миг мои руки оказались прижаты, а тело взлетело. Он перекинул меня через плечо, как мешок. Страх парализовал. Каспар отдёрнул занавески и вошёл.

После изнурительных дней меня бросили на плюшевый диван в золотой комнате. Каспар вышел. Ждал ли он в коридоре или вернулся к Миле и Ведагору?

Я подумала о Миле. Мучил ли её Ведагор? Ударил ли снова? Но я не могла думать об этом.

Я не расслабилась, несмотря на мерцание бархата и тепло огня. Передо мной у камина стоял мужчина с хрустальным стаканом, полным крови. Алый мундир, сшитый серебром, тёмные волосы – демонстрация силы. Чёрные бриджи, серебряные ботинки. Его власть душила, даже если бы он был наг.

Он смотрел в огонь, будто меня не бросили на диван. Я поняла сразу.

Передо мной был Бог Мор.

Глава 6

Ногти впились в мягкий вельвет дивана. Я задержала дыхание и застыла, словно добыча перед хищником. Я в присутствии бога.

Мор стоял у камина, и я ждала, когда он обернётся, встретится со мной взглядом и наполнит моё тело ядом – тем самым зельем, о котором шептались в легендах. Говорили, оно окрашивало кожу в чёрно-синий, гниющий цвет, прежде чем тело испускало последний вздох. От этой мысли пальцы ног сжались в ботинках, а в груди вспыхнуло желание бежать – к ночному горшку или прочь из дворца, всё равно. Но бежать было некуда.

Я была пятном на свежеобитом диване – незаметным, пока не решат его стереть. Дрожь охватила меня, но не от холода. Пламя камина на другом конце комнаты лизало мою бледную кожу, но страх был сильнее жара. Так чувствовали себя смертные перед палачом? «Пожалуйста…» – слова едва не сорвались с губ, но я стиснула зубы, удерживая их внутри. Умолять бога о милосердии, которого у него нет, было бы роковой ошибкой.

Мор шевельнулся. Простое движение – он поднёс к губам хрустальный бокал – захватило всё моё существо. Я услышала тихий глоток, а затем почувствовала. Гул пульсировал в венах, голова закружилась, будто он пил мою кровь. Резко вдохнув, я взглянула на запястье, где сочилась свежая рана. Носовой платок, должно быть, соскользнул, когда Каспар втащил меня сюда, как мешок зерна. Я перевела взгляд на бокал в руке бога. Моя кровь. Он смаковал её, словно выдержанное вино.

Почему?

Но вопросы задавали боги, а не смертные, созданные от скуки и пока не уничтоженные. Мор швырнул бокал в огонь. Кристалл разлетелся с оглушительным звоном, и я вздрогнула, съёжившись. Пламя вспыхнуло яростно-красным и обжигающе-синим, а мои вены заледенели.

Он не взглянул на меня, но его голос пригвоздил к месту.

– Значит, ты украла силу моего отрока?

Ледяной тон скрывал утомлённое любопытство и древние, потусторонние акценты. Казалось, он видел меня в танцующем пламени. Я открыла рот, но ответ застрял в горле. Мор оборвал меня, не дав выдавить жалкую чушь.

– Это не вопрос. Ты забрала силу у моего отрока. Силу, которая тебе не принадлежит. Когда ты крадёшь у того, кто мой, ты крадёшь у меня.

Я сжалась ещё сильнее, словно могла раствориться в диване. И тогда он повернулся.

Желудок перевернулся. Я ожидала чего угодно, но не этого.

Мор улыбнулся, обнажив острые зубы, испачканные моей кровью. Его тёмные волосы, сияющие неземным блеском, падали на лоб. Моя тусклая шевелюра казалась грязной тенью рядом с его прядями, будто сотканными из магии. Кожа светилась ярче, чем у любого отрока, словно её целовало солнце. Он теребил серьгу в форме павлиньего хвоста. Алый мундир, расшитый серебряными нитями падающих звёзд, блестел, а чёрная шёлковая рубашка под ним, расстёгнутая и растрёпанная, обнажала мускулистую грудь. Он выглядел так, будто провёл год в драках и страстных объятиях, прежде чем явиться ко мне.

Но его глаза… Цвета луны, бледнее серебряных нитей мундира, они сияли без тени доброты. В них таилась интрига, опаснее, чем я могла представить. Улыбка сменилась ухмылкой, и мои кости заныли от холода страха. Эти глаза были чужеродными, словно нарисованными на скульптуре из разбитых грёз և кровоточащих сердец. Он был красотой и смертным грехом.

Я опустила взгляд и склонилась в поклоне, согнувшись на диване. Мне следовало пасть к его ногам, но я чувствовала, что он хочет, чтобы я оставалась на месте. Мои плечи дрожали в такт губам.

– Ты съёживаешься, как смертная, – протянул он, и его взгляд обжёг мою спину. – Выглядишь, как смертная. Бледная кожа, тусклые волосы, безжизненные глаза. Но на вкус… ты не смертная.

Я нахмурилась, глядя на богатый ковёр. Вкус. Он говорил о моей крови. Вкус, который ему не понравился, раз он швырнул бокал в огонь. Это должно было принести облегчение – он не станет пить меня до дна. Но вместо этого я ощутила укол обиды. Даже в страхе перед смертью я жаждала одобрения бога. Глупо.

Мор шагнул ко мне. Звук серебряного ботинка по ковру пробрал холодом.

– Ты не бог, – сказал он. – Не отрок. Но украла силу. Мою силу.

Он подошёл ближе, ботинки сверкали, как лезвия. Я вцепилась в юбку, пропитанную солью моря и кровью. Одно неверное слово, вздох или взгляд – и моя голова покатится по ковру.

– Как ты это сделала? – его голос резал острее пиратского клинка.

Ногти впились в ладони, но я подняла взгляд – и тут же пожалела. Лунные глаза бушевали, как волны, разбивающиеся о скалы. Я смотрела в пропасть абсолютного зла. Бога, чьё имя внушало ужас. Искра надежды, глупо теплившаяся во мне, угасла.

– Я… – зубы прикусили губу, и кровь потекла по подбородку. Смелость покинула меня, уплыв по ветру где-то на судне.

Боги зла были самыми беспощадными. Они сеяли смерть, оставляя за собой пустые острова и города, затерянные в памяти. Их создания, как Каспар, ценились дороже звёздной пыли. Я сглотнула слёзы, чувствуя их жар на щеках.

– Я… не знаю, – выдавила я, вздрагивая. – Это просто… произошло. Я не знаю как.

Мор изучал меня, и каждый щелчок огромных часов на стене отдавался в груди. Тик. Тик. Тик. Его рука в перчатке медленно потянулась ко мне, словно он смаковал мой страх. Острые серебряные когти на кончиках пальцев блестели. Я затаила дыхание, когда он коснулся моего подбородка. Удивительно, но прикосновение было нежным. Затем коготь скользнул по коже, опускаясь к горлу медленнее, чем тиканье часов.

– Я могу разорвать тебе глотку, – прошептал он, и его голос был полон угроз и пролитой крови. – Могу убить тебя тысячей способов, где бы ты ни была.

Коготь вонзился глубже. Кровь потекла по груди, и я подавила всхлип.

– А теперь расскажи всё.

Я не хотела умирать. Но Мор не заботился о моих желаниях. Его когти проливали мою кровь, и я подчинилась. Слова хлынули потоком. Я рассказала, как мама впервые поняла, что я отличаюсь. Это было на берегу, когда я играла с детьми пирата в воде по щиколотки. Мы столкнулись, и сила перетекла. Мама заставила их молчать ракушками и монетами. Но во второй раз… она умерла, защищая мою тайну.

Я поведала об отце, которого никогда не знала, о том, как избегала касаться людей голыми руками, чтобы остаться незамеченной. Если касалась, то вдали от чужих глаз и по одному. Затем я рассказала о полуночной вечернице.

Скоро я рыдала, потерянная в страхе, едва замечая, как Мор прижал хрустальную бутылку к моей ключице, собирая кровь. Слова иссякли, лицо исказилось, и я обняла себя, пытаясь унять рыдания.

– Довольно, – скучающе бросил Мор, повернувшись спиной.

Пробка бутылки хлопнула, и он поставил её на столик у камина.

– Каспар.

Его зов был едва слышен, но Каспар возник из-за занавесок, словно ждал в коридоре.

– Приведи другую, – приказал Мор.

Занавески зашуршали, и Каспар исчез. Я подавила два всхлипа, прежде чем он вернулся, толкнув Милу в комнату. Она, должно быть, ждала за дверью, возможно, слышала мои рыдания. Её глаза, красные и опухшие, смотрели отрешённо, будто она утопала в отчаянии.

Мор, всё ещё стоя спиной, вытащил носовой платок и начал счищать мою кровь с когтя.

– Верни то, что украла.

Простой приказ. Чем быстрее я подчинюсь, тем легче будет смерть. Но я не знала как. Трижды я крала силу: от мальчика к другому, от матроса к маме, от Каспара к Миле. Возвращать не приходилось. Это казалось невозможным. «Как?» – слово застряло в горле. Произнести его означало подписать смертный приговор – нас либо скормят морским тварям, либо отравят зельем Мора.

Мила дрожала сильнее, чем ветка в бурю. Её пальцы сжались на животе, и она посмотрела на меня. Я должна была извиниться, хотя бы взглядом. Но страх сиял в моих слезах, и я сказала ей глазами: «Это конец».

Каспар снял перчатку, медленно, палец за пальцем, не отрывая от меня сурового взгляда. Затем протянул руку. Я взглянула на Мора – и пожалела. Его кварцевые глаза, острые, как кинжалы, обещали смерть. Я глубоко вдохнула, корсет протестующе затрещал, и протянула руки. Мила вцепилась в мои пальцы так, что я вздрогнула. Каспар коснулся второй руки мягче.

Закрыв глаза, я попыталась заглушить волну энергии. Сила Каспара толкалась, как всегда, стремясь к Миле – к тому, кто не обладал магией. Как изменить это? Нужно было вернуть силу ему. Напряжение сдавило череп, ослабило колени.

– Сконцентрируйся, – ледяной голос Мора прорезал тишину. – Сосредоточься, будто от этого зависит твоя жизнь.

И это было так. Его намёк лишь усилил панику. Сила Каспара рванулась к Миле.

– Нет… – я направила её обратно, и головокружение накрыло меня.

Я пошатнулась, но не открыла глаз. Нужно было сосредоточиться. Как будто от этого зависела моя жизнь.

Я искала энергию в их руках. Рука Каспара напоминала цветочный мёд. У Милы – тёплую, чуть влажную булочку. Чем сильнее я концентрировалась, тем яснее ощущала влагу, воду, мёд, рассыпчатое тесто. Облегчение вспыхнуло, но я отогнала его, боясь потерять контроль. Кровь потекла из носа, но я не остановилась. От этого зависели наши жизни.

Я сжала липкую руку Милы.

– Держись, – прохрипела я.

И потянулась. Где-то в разуме я ухватила рыхлую текстуру Милы. Агония взорвалась внутри. Я вскрикнула, упав на колени, но удержала их руки. Стиснув зубы, я вытащила эту текстуру.

– Работает, – голос Каспара дрогнул от волнения.

Я почувствовала шаги Мора за спиной, словно зверь подкрадывался к жертве.

– Больно… – простонала я. Боль была новой. При краже силы её не было, но теперь внутренности горели.

Мор заговорил тихо, почти ласково, но его слова леденили:

– Это сила возвращается туда, где её место. Поверь, боль, которую я причиню, будет хуже, если ты провалишься.

Я сглотнула всхлип, хватка дрогнула, но я собралась. Густая, горячая волна захлестнула меня. Текстура Милы исчезла. Я искала ещё, но боль стала невыносимой. В Миле ничего не осталось. Я отпустила их руки и открыла глаза, согнувшись пополам. Перед глазами плясали белые точки, в ушах жужжало. Кровь залила платье и ковёр.

– Дарина, – голос Милы дрожал от слёз. Она присела и коснулась моей спины. – Ты в порядке?

Я упала на неё, едва держа глаза открытыми.

– В порядке, – выдавила я.

Каждое моргание было как листание книги. Каспар смотрел на свои руки, лёгкая улыбка тронула его губы. Мила прижала меня ближе, поглаживая руку. Каспар склонил голову, отступив. Алый мундир Мора вошёл в поле зрения. Его лунные глаза, полные теней и кинжалов, смотрели на меня.

– Найди им комнату в покоях смертных, – сказал он Каспару, не отрывая от меня непроницаемого взгляда.

Тьма подкрадывалась с краёв.

– Я ещё не закончил с тобой.

Я моргнула. А затем, темнота.

Глава 7

Я очнулась в холодной тёмной комнате. Толстое одеяло, не такое грубое, как на судне, но шершавое, заставило меня выбраться из-под него. Приподнявшись на локтях, я дала глазам привыкнуть к мраку. Тени обрели очертания.

Узкая комната была чужой. Окно напротив закрывала тяжёлая, изъеденная молью занавеска. Рядом стояло медное корыто с поцарапанными краями, придающее комнате холодную пустоту. Рваная бумажная ширма едва скрывала купальню. Я видела корыто так же ясно, как узкую кровать под собой. Рядом стояла ещё одна кровать, а между ними – плесневелый столик. В воздухе витали пыль и запах застоявшейся похлёбки, но в груди расцвела надежда. Эта комната была больше, чем всё, что у меня когда-либо было. И я была жива.

Но голос Мора эхом отозвался в голове: «Я ещё не закончил с тобой». Надежда увяла, лепестки осыпались в желудок, превратившись в свинец. Что ещё он мог от меня хотеть? Ничего хорошего.

Я не доверяла отрокам, тем более богу. Моё Чудовище знало жестокость лучше меня. Иногда оно питало мой голод, тянуло во тьму. Я отогнала эти мысли, протирая глаза. Сон звал обратно на скрипучую кровать, но я заставила себя встать, расправив плечи.

– Ты проснулась? – раздался усталый голос.

– Мила? – я собрала силы.

– Дарина!

Дверь, скрытая в тёмном углу, распахнулась. Поток духов на миг заглушил затхлый запах. Мила стояла в проёме, её лицо смягчилось от облегчения, но глаза наполняла печаль. Она шагнула ко мне, и её сильные руки обняли меня.

Я не любила объятия. Мила знала это и уважала. Но сейчас она, должно быть, боялась за меня, пока я была без сознания. Я не ответила, руки остались прижатыми к бокам.

– Я думала, ты не проснёшься, – её голос заглушали мои немытые волосы. Слёзы дрожали в её словах. – Я пыталась тебя разбудить, Дарина. Ты спала целую вечность…

– Ладно, ладно, – пробормотала я, вырываясь. – Я тоже рада тебя видеть.

Она бросила испепеляющий взгляд, но отпустила и отступила. Я выдержала бы любой взгляд, лишь бы избежать новых объятий.

– Вечность? – переспросила я, глядя на кровать. Усталые кости молили вернуться в постель. – Сколько это в реальном времени?

– Три дня.

Её пальцы дёрнулись, будто она снова хотела меня обнять. Я упала на изножье кровати, вне её досягаемости, и посмотрела с усталостью, что сковывала тело.

Мила села на свою кровать, наши колени почти соприкасались.

– Расскажешь, что происходит? – спросила она. – Почему мы здесь? Почему живы? Что за дверью?

– Ночные горшки за дверью, – ровным голосом ответила она, но тут же добавила: – И да, я имела в виду всё. Почему мы живы, почему в этой комнате, а не под мечом палача?

– Я спала три дня, как ты сказала, – пожала я плечами, веки тяжелели. – Откуда мне знать?

Я не была уверена, хочу ли знать.

– Никто ничего не говорит, – фыркнула она.

– Кто приходил? – спросила я, борясь с темнотой, что тянула в сон.

– Служанка дважды в день опорожняет горшки. Другая, побогаче, проверяла тебя, когда приносили еду.

– Каспар?

– Не видела его с тех пор, как он принёс тебя и потащил меня сюда.

– Ублюдки, – пробормотала я. – Все они.

Мила вяло кивнула, в её глазах застыло уныние. Тишина повисла между нами, тяжёлая и жуткая. Мила нарушила её:

– Это тот момент, где мы даём друг другу надежду. Составляем план побега.

Моё лицо потемнело. Надежды не было – я видела это в отражении пыльной вазы на столе. Мои фиолетовые глаза казались серыми, как всё вокруг. Побег был невозможен.

– Есть идеи? – спросила я, чтобы поддеть её.

Мила молчала. Со вздохом поражения я поднялась и подошла к занавеске. Она оказалась тяжелее, чем я ожидала. Вид из грязного окна разочаровал: костяной холм, в который был врезан дворец, и узкая щель, где пролетали вороны.

– Мы в ловушке, – отчаяние сдавило грудь. Пальцы скользнули по занавеске, рука повисла. – Между дверью и сплошной стеной холма.