Мягкая Сказка

– То же самое и с умом. Пока мы вовлечены в то, о чем мы размышляем, мы становимся рабами тех выводов, к которым приходим, делая те или иные умозаключения. Подсовывая нам те или иные события, унижающие нас или ущемляющие наши интересы, и заставляющие через это отчуждение нас от наших текущих событий все это перемалывать в мясорубке мыслей, жизнь подводит нас к определенным выводам, заставляя нас никому не верить и не доверять, которым мы начинаем следовать, как робот – выполняя программу. И наша задача – разотождествиться с телом, чтобы не увлекаться выводами ума, к которым он приходит и понуждает нас действовать через нашу одержимость пользой, отражая те или иные события.

– Так, а разве можно сопротивляться своим инстинктам? Ты же сам говорил, что это дело заведомо бесполезное и не поощряемое.

– Так говорило мне моё тело, когда чувствовало, что теряет надо мной свою власть. И я перестаю верить, что любовь – это всё! И перестаю стремиться к физиологической близости с женским телом.

– Ведь далеко не каждое тело способно её испытывать, – усмехнулся Дез.

– Поэтому для тела любовь и стала неким богом. Но зомби может и должен сопротивляться уловкам инстинктивного ума. Через пару-тройку недель, когда гормоны поулягутся, контролировать тело становится легко и приятно. Ощущая над ним свою власть! Я постоянно так делаю, когда ухожу в рейс.

– А затем, когда это ощущение надоест?

– Оно надоедает только тогда, когда твоё тело перестанет тебе сопротивляться. И ты начинаешь использовать его, как послушный инструмент. Гораздо труднее преодолеть психологическую привязанность к привычным действиям, которые все были обусловлены выполнением потребностей тела. Возникает дискомфортное ощущение того, что у тебя отобрали все твои игрушки! И теперь уже нечем заняться и некуда себя деть.

– «Кесарь» будет требовать «кесарево»! – усмехнулся Дез. – И снова пытаться захватить над тобой свою былую власть.

– Для него твоё новое поведение – оскорбление и личный выпад. И тело будет пытаться тебе мстить. Используя для этого весь твой интеллектуальный багаж, подсовывая то те, то иные воспоминания того, как было хорошо раньше, то те или иные мысли и акцентируя на них всю их иллюзорную важность. То есть – через работу пошлого ума впрыскивая в себя гормоны и изменяя этим твое восприятие.

– Поэтому важно следить за своими мыслями, – понял Дез.

– И – обострившуюся до предела чувствительность кожи и рук. И – начинающуюся за этим спонтанное очищение организма через слизистую, влекущее за собой её опухание и зуд в промежности, которое будет длиться тем дольше, чем больше лет ты себя загрязнял неправильной и вредной пищей. То есть от двух месяцев до полугода. Всё время соблазняя тебя поддаться ему. Прекратив начавшуюся чистку и вернув себе прежний гормональный фон, снова став рабом своего тела. И вот тут-то и нужно будет проявить настоящую твердость и решительность. И готовность идти до конца! Зная уже, что это рано или поздно закончится.

– И тем быстрее, чем твёрже ты будешь идти своим путем?

– К тому же всё это будет сопровождаться очисткой твоей судьбы. Из тебя будет лезть негатив – «бесы» твоих прежних закрепленных в твоём отношении к зомби психореакций с воплями и негодованием начнут выскакивать из тебя, как из начавшего закипать котла, каждый из них – устроив тебе финальную битву! Каждая из которых и будет определять, пойдешь ли ты дальше или застрянешь на промежуточном этапе, на котором температура вашего кипения окажется для него терпимой, чтобы затем медленно начать её понижать и постепенно, понижая давление, вернуть тебя на животный уровень. И – через события в твоей жизни. И – через негативную реакцию на них твоего тела и твою в них вовлеченность – принятие их, как происходящие именно с тобой, а не – с твоим телом и его примитивными на них реакциями. Через твоих родственников и друзей, начавших вдруг проявлять к тебе невиданную щедрость с тем чтобы вернуть тебя в привычное животное русло.

– Так как поймут, что они теряют твое расположение и участие, – усмехнулся Дез, – и больше не смогут тебя использовать для своих целей.

– Поэтому необходимо не замыкаться, чтобы они не подумали, что ты начал сходить с ума и они не поместили тебя в психушку, но быть предельно отзывчивым со всеми, но уже не участвовать в предлагаемых ими событиях и действах. Всегда помня, что ближний – враг твой, если он предлагает тебе получить телесные удовольствия. Сделав тебя («ну, хоть капельку!») таким же бессознательным, как и он сам. Отказываться от любых совместных действий и даже – воздерживаться от общения (если это не специальное задание!) с неосознанными существами, через подстройку и обмен эмоциями бессознательно навязывающих тебе свои стереотипы поведения. А если уж и приходится с ними общаться – все время быть начеку и ждать подвоха. Ведь чем более открыто и душевно ты будешь с ним общаться, тем более настырно они начнут предлагать тебе совместными действиями скрепить ваше общение и связать ваши кармы, перекинув на вас часть своих грехов. Все просто.

– Тогда я не пойму, что ты до сих пор делаешь с Алекто? Ведь она явно манипулятор, и от нее можно ждать чего угодно!

– Как это – что? Завершаю то, во что я вляпался в силу своей бессознательности.

– Главное не увлекаться с завершением! – усмехнулся Дез. – Чтобы не вляпаться ещё сильнее. Только одного я никак не пойму, – произнес он задумчиво. – Зачем ты продолжаешь со мной общаться? Ведь я ещё не вполне осознан.

– Затем, что теперь мы с тобой навсегда повязаны! – усмехнулся Аполлон. – Ты для меня, как Арджуна для Кришны. И война со своими личными демонами только начало нашей великой битвы!

– Ну, ладно, пойду я переваривать услышанное, – вздохнул Дез. – Ты уже и так сегодня здорово нагрузил меня. А то, чую, опять не смогу уснуть.

Глава 9

Когда он вернулся от Деза, Алекто ему объявила, что пару часов назад на неё что-то нашло, она встала с дивана, взяла ручку, листок бумаги, села на подоконник и через неё ему было передано письмо от Бога.

– Ну, – нетерпеливо протянул он руку, – давай его сюда! Наконец-то у меня будет более реальное подтверждение существования Бога, чем одно осознанное сновидение и мысленные диалоги с ангелами в судьбоносные моменты!

Но тут Алекто опустила глаза.

– Что? – не понял Ганеша.

– Я его порвала.

– Как? – внезапно для себя разгневался он. Невольно отметив в своей учётной карточке, что даже гнев его уже стал более плотным и мягким. И каким-то серым. – Но как ты могла его порвать? – добавил он уже более мягко. – Ведь это моё письмо! А с моими письмами я попросил бы вести себя прилично! И хотя бы не рвать их!

– Я не знаю, – промямлила Алекто подавленно. Не ожидая от него столь бурной реакции. – Я перечитала его и почему-то порвала на мелкие-мелкие кусочки! И развеяла их в окно.

– И о чём же оно было?

– Я не помню.

– Не ври! – надавил он на неё.

– Оно было очень длинное, – попыталась она оправдаться – Я его перечитала и почему-то решила, что если ты его прочитаешь, то ты меня тут же бросишь!

– Что за бред? – устало обронил Ганеша.

– Я помню, в конце там говорилось, что если ты хочешь, чтобы у тебя хоть что-то получилось в жизни и в бизнесе, тебе нужно работать одному! Да и вообще, – восторженно добавила она, слегка закатив глаза, – у тебя здесь вообще ничего не получится, пока ты действительно не станешь одним из Них! – и счастливей её, казалось, не было никого на свете. – А что означает стать «одним из Них»?

– Это означает стать святым, – глубоко вздохнул Ганеша.

– Я так и знала! – воскликнула она в отчаянии. – Поэтому я и порвала его!

– Ты думаешь, что святым нельзя быть с женщиной? – усмехнулся он. – Если она грешна перед ним, то тогда – да. Так может архангелы взывали и к тебе тоже? Раз уж Они передали это письмо через тебя. Может и тебе уже давно пора покаяться и тоже стать святой? Только так мы сможем стать по-настоящему близки и любить друг друга во всей полноте. Ведь тогда уже не останется ничего, что до сих пор нас друг от друга отделяло бы и через это – постоянно отдаляло. Всё дальше и дальше. Пока мы не станем внутренне так далеки друг от друга, что наш разрыв станет уже пустой формальностью. Пойми, только раскаяние друг перед другом снова сможет нас сблизить. Примирив и слив в любви и гармонии друг с другом. Религия – это не просто глупая писанина, не имеющая с обычной жизнью ничего общего. Нет, это конкретное описание пути, двигаясь по которому только и достигают любви. Подлинной взаимности! Став святыми прежде всего друг перед другом! Чтобы внутри каждого уже не осталось ничего, что могло бы изнутри нас самих разделить нас уже и в пространстве. С ненавистью отшвырнув друг от друга!

Но Алекто только бессмысленно хлопала на него глазами. Якобы восхищаясь тем, какой он умный.

И Ганеша понял, что он уходит от своего Предназначения. Куда-то сворачивая с пути Любви. На который он случайно набрел в рейсе чтобы не покончить с собой. И чтобы ему не было больно за бесцельно прожитые с Алекто годы, когда снова придётся в этом каяться чтобы продолжить свое саморазвитие, Бог, узрев его будущее, решил его об этом предупредить через архангелов. То есть чтобы он перестал совершать то, о чем ему очень скоро придется пожалеть. И не тратил время своей лучшей жизни попусту.

«Но что именно Они хотели мне сказать? – продолжал не понимать Ганеша. – О чём предупредить? Чтобы я держался подальше от Алекто? Или – от Силена? Ведь Силен только и делал, что пытался вовлечь меня в съем менад. Навязывая мне тот смысл жизни, из которого даже Банан уже давным-давно вырос и перерос. Чувствуя себя уже довольно-таки неловко в его тесных штанишках, то и дело потрескивавших на мне по швам, когда я с Силеном вынужден был на эту тему общаться. А уж тем более – с подругами его избранниц».

– Чего ты молчишь? Теперь ты меня точно бросишь?

– Откуда мне знать? – огрызнулся он. – Ведь ты порвала моё письмо! И теперь я не знаю своего будущего.

Это её успокоило. Алекто расслабилась и решила отдохнуть от битвы.

– Так. А что было потом? – прервал Ганеша её возню на диване.

– Когда – потом? – не поняла Алекто, повернув к нему голову.

– Ну, после того, как ты его порвала?

– А потом мне вдруг стало так хорошо, что я тут же легла на диван и уснула. А потом пришел ты. И разбудил.

– Всё понятно! – усмехнулся Ганеша.

– Что понятно?

– Значит, это было осознанное сновидение.

– Нет, это было на самом деле! Я всё это очень чётко помню!

И он выглянул в окно.

– А ты глянь за окно. Где бумажки-то?

Алекто в недоумении встала, глянула под окно, но ничего там не обнаружила.

– Странно. Но может быть их уже кто-нибудь подмел?

– Ага, специально для тебя.

– Ну, или их ветром развеяло…

– Что, все до единой бумажки? Так не бывает.

– Ну, не знаю.

Ганеша вышел на улицу, но не нашел там ни одной бумажки. Словно бы все они испарились, как манна небесная.

Но тогда он лишь подумал о том, что если бы даже он и напечатал это послание всё целиком, ему всё равно никто здесь не поверил бы. И это было единственное, что пыталось его хоть как-то утешить.

Глупое мясо! Оно не ведало, что творило. Мешая Богу творить его.

Так и не поняв тогда, что они намекали ему держаться подальше от Мегеры.

Глава 10

Влюбить в себя такую трепетную лань, как Алекто, было легко и приятно. Ведь в любви женщина ведет себя так, будто бы она беременна своим чувством, утаивая его от посторонних глаз. Для неё самой любовь – это тайна, которую она и сама пытается разгадать, чутко наблюдая за тем, что в ней происходит. А потому и не решается о ней даже заявить, вынашивая её в своём сердце, как заповеданную ей Сказку. С той же милой нежностью и непосредственностью, с которой она впоследствии будет носить под сердцем вашего ребенка, как бы предвосхищая в себе этот процесс. До тех самых пор, пока вы не выйдете из полумрака своей неопределенности к ней на сцену и не станете её главным героем. Ну, или хотя бы – персонажем. Её грёз!

Но – Мегера? Это был слишком грубый материал, чтобы такой кудесник, как Ганеша, мог открыто с ней работать. Серьезно надеясь на успех.

Исходя из формулы «ускорения свободного падения», он ещё со школьной скамьи понимал, что «падение» девушки должно быть свободным. Не нужно специально её ускорять. Лишь убеждаясь с годами в том, что чем более её ускоряешь, тем меньшим будет её реальное ускорение. Всё, что вам остается – стать местом (сценой), на которое она могла бы позволить себе (морально) упасть. В идеале, стать девственным пейзажем импрессиониста, в который она захотела бы себя вписать. Разыграть перед ней сценку, представление, карнавал, в котором она захотела бы поучаствовать. Накинув на него лёгкую кружевную вуаль реальности – вскружив в танце слов её воображение. И тогда её утончённый вкус, её художественные наклонности, бесприютно скитающиеся в грубой реальности и то и дело склоняющие её на бог знает что, бог знает с кем, и один только черт знает где! Захотят наконец-то получить свою реализацию – в вас и через вас, попробовав вас на вкус. И вкусив, уже просто не в силах от вас отказаться!

Не желая терять хватку и разжимать челюсти. Пока не откусят от вас стоящий кусок! В силу своей врождённой меркантильности. Которая не просто необычайно в них сильна, но и наделяет их немыслимою силой! Как и любого одержимого реальностью. Отрывая не сколько мета- (как наивно полагают мужчины, сколько именно) физический кусок от пирога у вас в руках.

Поэтому реальность нужно не только воспринимать, но и разыгрывать диалектично.

Но Мегера была очень щепетильна в этом вопросе, считая, что первый шаг в этом направлении всегда должен делать исключительно мужчина. Тогда как Ганеша сам его вообще никогда не делал, предоставляя девушкам самим его соблазнять, раз уж им этого так хочется.

Но, Мегера считала, что ты сам должен «этого» хотеть. Иначе ты только этим и ограничишься.

И вот тут-то в драку и вступили архидемоны, которые щёлкали такие крепкие орешки, как Мегера, легко и непринуждённо. Ведь в отличии от недалёкого Ганеши с его саблей непосредственного воздействия, они давно уже действовали многоходовками. Предварительно подготавливая и удобряя почву для развода. На которой, по их коварному замыслу, и должен был расцвести невероятно пышный сад их неземной любви!

Отвлекая его от Бога.

Ведь на то чтобы развести Алекто на её любовь к нему ушло у них около трёх месяцев. Заставив её стоять в очереди за счастьем, пока он забавлялся с Сирингой. И подослали к нему Силена именно в тот момент, когда вся его затея с Алекто уже начинала откровенно заваливаться набок, черпая воды забвения. Испугав Силена налоговой.

Но на то, чтобы помочь ему с Мегерой (с её врождённым недоверием и чуйкой на развод) у архидемонов ушло более полутора лет. Начиная с того момента, когда Мегера ещё вначале их знакомства пригласила его покататься по ночному городу на своей машине. И впервые попробовала ему понравиться своей ласковой нежной улыбкой, широко и дружественно открытой к нему навстречу. Как и у любой тигровой акулы. И своими доверчиво открытыми челюстями вдруг напоролась на железный борт отказа, задев её самолюбие за живое. То есть – ободрав ей шкуру! Что и выбило Ганешу из лодки душевного равновесия, буквально отшвырнув к Сиринге. Зализывать рану, которую в тот вечер эта тигровая акула ему нанесла.

Ведь он изначально был чужд всего вульгарного, пусть даже это будет оргия. Оргия должна преподносится нам как высшее откровение небес! А не как нечто уже давно привычное и заурядное – для Алекто и Мегеры. И он тут же это почувствовал. А потому и не был ими тогда ни очарован, ни отвезён к Мегере на квартиру. Чтобы из этого наивного Буратино, перевернув его точку зрения на ход вещей, сами собой посыпались на пол столь лакомые для них обеих золотые.

Не стоит забывать, что это была разводка – на деньги. На которую он тогда не повёлся, как и учил его Пенфей.

И когда Ганеша наконец-то понял всё это в рейсе, то часто об этом сожалел. Проклиная Пенфея последними словами!

Понимая уже, что Пенфей, с которым его сблизило в школе немело драк, как его старый школьный товарищ, не хотел, чтобы его лучшего (как постоянно выяснялось в драках) друга разводили на деньги. Всё равно – кто!

Кроме него самого.

Не понимая ещё, что архидемоны теперь использовали эту разводку, как присказку. К их настоящей Сказке!

То есть чтобы развести Ганешу уже в настоящем. И, отнюдь, не на деньги. Ведь он наивно полагал тогда, что этим Миром управляет один лишь только Бог. И никто другой. А следовательно, с ним тут, априори, не может случится ничего плохого. Хотя, ветхозаветная фраза: «Земля отдана в руку злодея» уже могла бы подсказать ему, что этим Миром управляют ещё и архидемоны. Причем – в сугубо своих интересах.

Каких? Вот это-то он и должен был тут выяснить. Ну, или хотя бы подробно описать всё то, что с ним тогда происходило. Так сказать, в назидание потомкам. И не догадываясь ещё о том, что Бог использует его сейчас, как грушу, которую будут и после его смерти молотить все, кому не лень. Для подготовки к драке с архидемонами будущих чемпионов духа!

Глава 11

По ночам за Алекто гонялись какие-то демоны. И она часто, вся дрожа, просыпалась в холодном поту.

Когда Ганеша, разбуженный тем, что все её члены беспорядочно дёргались, спросил:

– Что с тобой?

Она испугано ответила:

– У меня было, как ты говоришь, осознанное сновидение. Но уже – плохое! За мной гонялась какая-то злая женщина. Настоящая! Она не смогла меня догнать, но она всё время кричала: «Скоро ты будешь гореть в аду! Я знаю!»

Ведь Алекто, как и все зечки, была очень суеверной. То есть демоны и ангелы могли общаться с ней в открытую. Что они, к его немалому удивлению, постоянно с ней и делали. Ведь ей всё равно никто не поверил бы, давно считая её «повернутой» на религии.

И Алекто добавила:

– Я так боюсь! – и начала самозабвенно рыдать.

Какие-то злюки почти каждую ночь гонялись за ней снова и снова. Подбегая к ней всё ближе и ближе, хватая её уже за плечи и руки.

Так что Ганеше приходилось надевать белую тогу ангела, что обычно висела у него в «шкафу со скелетами», старинный золотой нимб с алмазами и сапфирами грубой работы и, играя на рояле в кустах, убаюкивать Алекто байками, целуя катающиеся по её лицу слёзы. Навзрыд восхищению и состраданию к героям его баек.

Но когда Ганеша, делая голос как можно наивней и искренней, типа он не в курсе, спрашивал, почему они к ней пристают, Алекто лишь отвечала:

– Я не знаю.

– Горе ты моё, – вздыхал Ганеша уже совершенно искренне. Понимая, что эти демоны снова и снова пытаются ему о себе заявить через эту глупую её затею с ребёнком. Которого Алекто пыталась ему навязать. Спицами. И крючком вытаскивала из него сердце! Но так и не желала перед ним раскаиваться. – Глупая, ну, зачем ты это делаешь?

– Что я делаю?

– Ты знаешь. Но не хочешь покаяться в содеянном. Вот демонессы тебе об этом и напоминают. Снова и снова! Раскайся, и они отстанут. Только ты сможешь реально себе помочь. Измени себя Глубоким Раскаянием. И твоя жизнь изменится. Ты по-новому будешь смотреть на жизнь и уже не сможешь поступать, как раньше. Обновись. Смени прошивку!

Глава 12

Но Алекто с трудом понимала, о чём Ганеша толкует в ступе недалекого рассудка. То и дело впадая в ступор. Ведь разве можно считать, собственно говоря, изменой одному её парню с другим, ставшим вдруг ещё более настоящим после ухода в рейс одного из них?

Возникшем на сцене её истории вновь лишь для того, чтобы её морально поддержать и помочь ей не изменить Ганеше непонятно с кем. И все-таки дождаться своего «принца». Так сказать, для его же блага! Блага в смысле Аристотеля, разумеется, а не Платона.

Алекто видела, как чуткая Тисифона мучилась, разрывая душу на части, под Кифероном. И шла на этот подвиг разум уже сознательно. Во имя самого Ганеши!

Как напомнил ему, с улыбкой, по этому поводу Конфуций: «Тот, кто оставляет женщину в комнате со своим бывшим мужем, может вообще не приходить». Но Ганеша привычно отмахнулся от совета мудреца и опять пришел. Из рейса.

Ну, а то, что Алекто от дружеской поддержки Зенона забеременела, пока её Ганешенька всё ещё находился в рейсе, было и для неё самой полнейшей неожиданностью. Лишь склонив чашу весов в пользу Ганеши. А не Зенона, от которого она вряд ли могла бы дождаться хотя бы алиментов. Главное же для неё теперь заключалось в том, чтобы она смогла добиться от Ганеши признания, что именно он отец её ребёнка. Ну, а если Ганеша после этого не захочет растить её ребёнка, выгнать его из коммуналки и поставить через суд на алименты. Вот и весь план.

Тем более что Зенон, как истинный лорд, ни единого дня не работал. Да и вообще перебивался от случая к случке с ней, с лукавой улыбкой называя себя не иначе, как «джентльменом удачи».

– Да и чему он сможет научить моего ребенка? – размышляла Алекто в диалогах с Мегерой. – Ловить удачу в карманах ближнего?

В отличии от Ганешеньки, который батрачил на судне, как лох. Которого она пыталась разводить на деньги.

Тем более что ещё месяца за три до прихода Ганеши из зимнего рейса, Зенон внезапно умер. Не в силах вынести их разрыва! Будучи старше неё всего-то на пару лет. А тем более – зим, столь холодных без её особенно горячих объятий. Обжигая его своей страстью. Особенно, до отсидки. В междусобойчиках с Мегерой.

А точнее – от туберкулеза, который он, как и всякий уголовник, уже давно подхватил в тюрьме от своих «собратьев по разуму». И весной получил сезонное обострение.

Или всё-таки – был отравлен Мегерой? После того, как та узнала, что Алекто беременна, и захотела присвоить себе их ребёночка? Как знать.

Да как и любая знать! Ведь именно гораздо более богатые родители Мегеры и дали «на лапу» тем самым жестоким тёткам из комиссии повод отпустить их дочь на пол года раньше срока «по условке». Понимая теперь, уже после встречи с её родителями, что это именно Алекто, как оторва и фурия, и втянула бедняжку Мегерочку в эту свою почти детективную историю мести своей соседке. Чтобы, как невинно пострадавшую, как можно скорее выпустить на свободу по условно-досрочному освобождению в заботливые родительские руки, познакомившись с ними непосредственно. И решили после любезного общения с ними, что Мегерочка из вполне себе благополучной и очень даже обеспеченной семьи. Судя по взятке.

В отличии от Алекто, неблагополучие которой проявлялось даже в том, что она была и в своей семье не особо-то и нужна. Очередному отчиму. Поэтому, какие взятки? Одного взгляда на её неопрятную в общении мать тёткам из комиссии было вполне достаточно, чтобы не связываться с этим непутёвым семейством. Предчувствуя, что их вряд ли поймут коллеги, если дочь Дорины через годик-другой снова загремит в подобное же учреждение. Как зачастую и случалось с такого рода девицами. Весьма сомнительного, надо заметить, поведения. Особенно, если те начинали рассчитывать на какие-либо поблажки от руководства тюрьмы. Поэтому, твёрдо решили тётки, пусть сидит до упора! И не дёргается. Для её же блага.

Что и помогало Алекто изнутри неё же самой сопротивляться глупому Ганеше, подстрекавшему её зимой к не менее глупому аборту. Научившись в тюрьме за пол года (уже без своей заступницы Мегеры) ценить семью. Под ударами зечек. Пусть – отчуждённо. Все оставшиеся в тюрьме полгода завидуя Мегере. И попытавшись её семью теперь конституировать – «из себя, в себе и для себя». А конкретно – из того, что было. Ведь одно наличие родного отца уже вполне разумно говорило ей зимой о том, что раз Ганеша не желает быть их ребёнку папашкой, то родимый папочка-то уж точно не отвертится! И Зенону просто придётся ей в этом помогать. Быть может, даже бросив заниматься мелкоуголовной ерундой. И пойти работать.

Что и повергло и без того угрюмого Зенона в такой внутренний шок, что он буквально сгорел за эти пару месяцев, как церковная свеча. Заставив его во всём раскаяться, умоляя Господа простить его за все сотворённые им ранее грехи. По отношению к Алекто. И прочие злодеяния. Но только не заставлять идти работать! Нет, нет и ещё раз нет! Ведь его просто не поймут товарищи. И станут упрекать в том, что он «повёлся на эту шмару» и решил стать, как все лохи. Которых они тут разводили и затем кидали. Через бедро Темы. На произвол судьбы.

И Господу ничего не оставалось, как услышать его отчаянные молитвы. И забрать к себе. «Но как он тёпл, исторгнуть его из уст своих».4 Сплюнув к Сатане. Ведь работа для уголовника – это сущий ад. Тогда как ад – это их обычный, так сказать, привычный для них ареал как социального, так и загробного обитания. Куда Зенон снова, с чистой совестью и спокойным сердцем, вернулся к своим друзьям и соратникам, с которыми он совместно проворачивал свои дела ещё при жизни. Умершим немного ранее его. Кто – от передозировки наркотиков, кто – с похмелья. А кто и точно так же, как и он сейчас: толи от туберкулёза; толи от тонкого душевного яда. Не желая сдаваться системе и становиться точно таким же её рабом, попирая собственное самолюбие. Толи – ввязавшись в эти глупые социальные игры и, уйдя в них в один момент «с головой», так и не сумел уже из них вынырнуть. И захлебнулся в собственной «блевотине», которую Зенон продолжал нести даже на смертном одре. Не желая даже самому себе признаться в том, что есть и гораздо более тонкие, но гораздо более эффективные яды, чем его мерзкая душа, что отравляла всех тех, кто ещё при жизни вступал с ним во взаимодействие. Ядом, которым он и был отравлен в этой битве двух древних кобр после того, как невольно вступил во взаимодействие с Мегерой. И был смертельно ранен её завистью к Алекто. Ядом, который и выжег Зенона изнутри.