Лето в стране неприкаянных фей

К святой сестре, которую боготворил?

Или его мысли наполнились пороком,

И он пытался повесить на нее вину?

Так или иначе, он вышел за завесу,

Не ожидая получить раскаяния от нее.

Когда он мертв, ничего нельзя исправить,

Лишь тенью молчаливого покоя стать.

Позже Летиция увидела писателей.

Их также постигла загадочная смерть.

Словно сквозь глухие каменные стены,

Голые ветви проросли сквозь их плоть.

Сияние великих авторов, некогда слепящее,

Померкло сразу, как она узнала их в лицо.

Достоинства текстов не было в телах их,

Истинные их намерения были невысоки.

Она больше не чувствовала могущества,

Что однажды приписывала их словам.

Раньше уважала то, с чем не соглашалась,

Теперь видела одни недостатки во всем.

Летиция могла писать целые трактаты

Опровергая лучшие произведения их.

Столь многого им она не высказала,

Но, в конце концов, они были мертвы.

Писатели мертвыми уже давно были,

Их наследие временем приглушено.

И Летиция поняла, что не для того,

Чтоб с мертвыми спорить на свете живет.

Свой опыт больше истины приносит, чем

Умозаключения, рожденные неполнотой.

Летиция усвоила этот урок в лаборатории,

Найдя, откуда корни черных ветвей росли.

Жалкие существа были заключены в сосуды,

Мелкие человечки, крылатые как моль.

Летиция не сомневалась, то феи – сильфы,

Способные свободно проникать в мир людей.

Полупрозрачные они за стеклом порхали,

С несчастными глазами на пустом лице.

Летиция почувствовала связь с ними,

На испытанную раньше не похожую совсем.

В момент у нее сложилась ясная картина:

Это место погубило их присутствие само.

Как выкуп достали писателей из прошлого,

Нарушение уговора к проклятью привело.

Барон влюбился и пригласил ее остаться,

Лишь для того, чтобы она сильфов нашла.

Когда он сделал все, чтобы помешать ей,

Проиграл безумию безответной любви.

В голове Летиции пронесся вихрь мыслей,

Когда на стеклянные сосуды смотрела она.

Почему сильфы не могли выбраться сами?

Было ли дело в железе или материи иной?

Эфирные создания, вездесущие, как воздух,

Они жили по законам, что не объяснить.

Могли делать все, о чем люди мечтали,

Но того, что под силу человеку, не могли.

Летиция морок сбросила будто впервые,

И осознала неестественность всего вокруг.

Какую сказку для себя она представила,

И каково в ней в действительности жить.

Жестокость Барона фей все еще терзала,

Но была ли Летиция марионеткой их?

Бежать ли ей и из-под их чар вырваться?

Или действовать и возмездия избежать?

Меж гневом и ужасом она сделала выбор:

И поступила так, как боялась больше.

Разрушила лабораторию, отпустив сильфов.

Лишь чтобы они исчезли, хотела она тогда.

Сильфов освободив, Летиция бежала,

Боясь узнать, что будет с местом тем,

Однако на винтовой лестнице остановилась:

Удерживаемая историями живших у фей.

Некоторые спустя много лет возвращались,

И все, кого они знали, уже были мертвы.

Другие рассыпались в прах, едва ступая

На родную землю – время нагоняло их.

С чувством безнадеги она вниз вернулась,

Путь в монастырь ей был теперь закрыт.

Ее знания о мире навсегда перевернулись.

В беспомощности вечной ее ждала судьба.

Заглушив свой внутренний крик книгами,

Беспокойный ум Летиции большего искал.

Истину, которая потрясет бытия основы,

Откровение, что установит порядок иной.

В море слов не должна была Летиция

Дать буйным идеям ее разум пожрать.

Но ее истина все еще не была найдена,

И новые страницы продолжали манить.

Усталость, до сих пор не приходившая,

Начала возвращаться и брать свое.

Летиция читала до изнеможения

Стараясь как можно больше охватить.

Она не знала время, что ей осталось,

Но знала, на что стоило потратить его.

Для нее не было другого наслаждения,

Чем сила слова, цветущая в ее устах.

Боялась спать, ведь нельзя доверять снам.

И если сейчас она провалится в мир грез,

То не сможет понять: она вернулась, или

Все – лишь продолжение цепочки снов.

Силой старалась она удержать сознание,

Заставляя себя прочитанное понимать.

Но поток мыслей и растущий вес знаний

Все же не смогли утомление перебороть.

Однако в ту ночь унесла с собой Летиция

Небольшую победу и не видела снов.

Не могли даже благодарные сильфы

Влезть в ее голову своим волшебством.

Летиция просыпалась медленно и тяжко.

Дурманящий аромат цветов окутывал ее.

Он витал в воздухе, густой и удушливый,

И рядом не было видно настоящих цветов.

Ее тело в роскошную постель погружалось,

Мягче, чем кровать в доме Барона была.

Летиция могла бы продолжать нежиться,

Но осознала, что пошевелиться не могла.

Полупрозрачная вуаль ее глаза застилала,

Которые ни протереть, ни снова закрыть.

Но было что-то умиротворяющее в этом

Состоянии, что к преображению вело.

Жизнь была подобна потоку сознания,

Текущему сквозь настоящее присутствие.

Самых возвышенных глубин познания

Достичь обычными средствами нельзя.

Летиция поддалась неопределенности,

Прислушалась к чувствам, узнала себя.

И когда она вспомнила произошедшее,

С ее внимательных глаз спала пелена.

Летиция всех дам и господ разглядывала,

Что временами склонялись над лицом ее.

Некто сделан из дерева, некто – из золота,

Все были похожи на людей, но не совсем.

Летиция не могла наверняка убедиться.

Слишком быстро сменялись лица их.

Они обеспокоенно переговаривались,

Неразборчиво, на неизвестном языке.

Летиция пыталась выяснить, кто они,

Почему у них странные глаза и голоса.

Однако на ум ей ничего не приходило,

Кроме одного, что вечными были они.

Летицию бесконечностью ожидания

Эта навязчивая мысль начала пугать.

Но вскоре толпа игриво расступилась,

Без сомнений, перед Королевой Фей.

Она плыла к ней, изящная и неземная,

Излучающая красоту, грацию и мощь.

Ее взгляд был острее раскаленной пики,

Мудрость и коварство таила улыбка ее.

Королева Фей над Летицией склонилась,

Звонким шепотом легко развеяла сон.

На волшебное царство глаза ей открыла,

Изменив ее реальность, дав вздохнуть.

Власть над телом и чувствами вернула

Разуму Летиции, что стала понимать

Отдающиеся эхом слова Королевы:

«Лето, до чего же долго я искала тебя».

Лето… имя, звучащее в древних текстах,

Похожее на имя, что родителями дано.

Настоящее имя называть не следовало,

Имея дело с дивными, вспомнила она.

Лето, больше не Летиция, беспомощно

Переживала рождение новой части себя.

Часть, оставшаяся в прошлом, трепетала.

Боясь судьбы игрушки непостоянных фей.

Но в руках Королевы Фей не было угрозы,

В неподвижности безмятежность была.

Лето, больше не чувствуя себя прежней,

Без сопротивленья это имя приняла.

Когда одно заклятье другим сменилось,

Лето пыталась, но сути не могла найти.

Смятение затуманивало ее восприятие:

Какие чувства принадлежали только ей?

Что из того, что казалось ей понятным,

Снова будет перевернуто Королевой Фей?

Краем глаза окинула двор дивного народа,

Пытаясь в их лицах ожиданья прочитать.

Ведь если предназначено ей это место,

Она не будет жить так, как раньше жила.

Однако не сможет смириться, если феи

Похитили ее, чтоб она им детей принесла.

Придворные восхваляли ее прибытие к ним,

Как некое чудо, что Королевой сотворено.

Королева Фей от нее глаз не отводила,

Ответила властно, остановив хор хвалы:

«Настоящее чудо еще сотворит Лето —

Искусства и воинственности мать».

Лето сомневалась, но ей нравилась идея

Метафорической прародительницей стать.

Королева Фей вывела Лето во двор замка,

Где такие яркие и смелые феи собрались.

Лето стать одной из них предпочла бы,

Но была ли для этого места она рождена?

Некогда подменышем ее называли соседи.

Ее семья, приложив усилия, опровергла то.

И все же, когда люди говорят «подменыш»,

Может, «сородич» – слышится для фей.

Королева считала, Лето им помочь могла,

Все потому, что она – человеческое дитя.

Ее волшебницей из рода людей считали,

Сама Лето не питала заоблачных надежд.

Людьми не истребленные, но изгнанные феи

Были заперты в землях погибели и мечты.

Они рассказали, как хотят назад вернуться,

Через проход, что откроется человеку лишь.

«Нам не бывать собой вдали от родины,

Однако в твоей сущности хранится ключ.

Ты освободила тончайших, стены разбила,

Ты сможешь привести нас в Страну Фей».

Лето на ликующую толпу оглянулась.

Свою миссию среди них осознала она:

Направить эти заблудшие души к покою,

Или падших ангелов вернуть на небеса.

Серая пустота перед Лето расстилалась,

Не обещая просвета в предстоящем пути.

Феи радостно на край света ее отправляли,

Вечно блуждать в поисках забытых врат.

Лесной Рыцарь ее немую мольбу услышал

И через чащобу вызвался ее сопровождать.

Посадил ее на коня и строго принес клятву,

Что на дороге доблести не оставит ее.

Рыцарь леса, хранитель зеленого царства,

Был так же суров и щедр, как его земля.

Он дал понять, что нарушений не терпит,

Но чтящим законы верен без конца.

Он оставил охрану древних деревьев,

Ради того, чтобы порядок сохранить.

Защитить Страну Фей от грядущего хаоса,

И дорогу Лето от неверных троп оградить.

Лето и Лесной Рыцарь скакали по лесу,

Кручам заросшим и цветущим лугам,

Но охотно покинуть чарующее место,

Лето не могла понять желанья фей.

Непокорные деревья вились волнами,

Их корни конские ноги ловили в сеть.

Лесной Рыцарь насквозь пролетал их,

Но Лето выпутываться приходилось самой.

В эти моменты она любовалась зеленью,

И гадала, что эти густые заросли таят.

Но Лесной Рыцарь далеко впереди был,

Лето лишь чудом могла поспевать за ним.

Ей хотелось познать суть пышного леса,

Приобщиться к таинству и величию его.

Но феи шептали о недостижимом мире,

Где мечты исполнялись, и сияли цветы.

Этот лес был во власти земных законов,

Лето раем представляла Страну Фей,

Что лежал за двойной радугой в поле —

Божественным знаком, ведущим на небеса.

Они спешились перед мрачной пещерой,

Лесной Рыцарь меч в руки Лето вложил.

Меч, ему от Королевы Фей доставшийся,

Зачарованный, чтобы перемены нести.

Меч, выкованный для женской хватки,

Терпеливо истинной воительницы ждал,

Что пробудит его силу, с ним чары развеет,

И одолеет самую могущественную тварь.

Лето, с оружием войны была незнакома,

Не умела обращаться с изящным клинком.

Сердце билось от сомнения и страха:

Ее вера не позволяла ей жизни лишать.

То мало значило для Рыцаря Лесного.

Как дерево гибкое выпрямлялось всегда,

Продолжая тянуться к цели, как к солнцу,

Он, двигаясь вперед, преграды огибал.

Говорил он ей: «Лишь невинная дева

С помыслами чистыми сможет победить

Чудовище в пещере, однако, знать должна:

Грань между героем и чудовищем тонка».

Молвил Рыцарь: «Здесь мы разделимся.

Как в заколдованную пещеру войдешь ты,

Я не смогу прийти на помощь, ибо оттуда

Ни один мужчина не возвращался живым».

Рыцарь покинул Лето у заросшего входа,

Обещая ждать, сколь бы ни длился ее поход.

Пусть она вернется в иное время и место,

Лес вездесущ и вечен, он дождется ее там.

Слабо утешало, что ей не грозит опасность,

Ибо женщина из человеческого рода она.

Что мнили о них существа вне времени?

Какую силу они углядели в хрупкости ее?

Ответы поджидали в пещере погибели,

Где мог быть спрятан ход в Страну Фей.

Лето услышала голосов далекое эхо,

Навсегда потерявшихся где-то в ней.

В пещеру, пропитанную древней силой,

Она ступила туда, куда Рыцарь не смел.

Последние врата, оставленные человеком,

Бессердечное чудовище охраняло их.

В глубине пещеры, среди россыпи цветов,

Пробивающимся света лучом озаренная,

Нимфа божественной красоты сидела одна

На груде костей, но не была чудовищем.

Отчего она заливала кости росой слез?

Была ли она жертвой, пленницей мрака?

Или раскаяние переполняло глаза ее,

Когда она смотрела на потерянные жизни?

Лето не могла примириться с легендами

О чудовищах в облике прекрасных дев,

Они насилие над невинными одобряли,

Давали повод отродьями женщин назвать.

Но также они о женской силе напоминали,

Смиренной лишь к естественности своей,

Первозданной дикости, очерненной веками,

Неудержимой, что еще могла вдохновлять.

Лето выронила меч, в Нимфе мощь почуяв,

Запретную мощь, какой так не хватало ей.

Меняя свою историю, Лето меч отбросила,

Согласная, чтоб за ослушанье мир убил ее.

Лето испытывала пугающее притяжение,

К Нимфе невольно приближалась пока.

Болезненно осознавала причину, почему

Ни один мужчина из пещеры не ушел.

Феи выбрали отправить ее напрасно,

Ведь она подвластна чарам Нимфы была.

Не могла противиться ее обольщению,

Ей было мало восхищаться лишь издалека.

У Нимфы было все, о чем мечтала Лето,

Но сама она не стремилась стать такой.

Она жаждала нежно стереть ее слезы,

Умолять сделать с ней, что пожелает та.

Но в объятиях Нимфы, Лето понимала,

Что нашла бы бесславную кончину лишь.

Ее обезличенные кости бы упали в кучу,

С последней памятью исчезла бы душа.

Пока она не зашла далеко слишком,

Лето сопротивляться была должна,

Ради всего, что еще могла совершить,

Ради всех фей, рассчитывающих на нее.

«Ты здесь, чтобы спасти мой садик?», —

Цветочная Нимфа спросила, гостью увидав.

Лето стояла перед ней, не как остальные,

Ошибочности порыва своего стыдясь.

Сырой запах мертвых растений развеял

Ее нежданно вспыхнувшую страсть.

В ловушку для мужчин Лето попалась,

Но женская суть все равно спасла ее.

Нимфа видела в ней подругу и помощницу,

И Лето сохранить свою добродетель могла.

В глазах, полных слез, проблеск надежды,

Затмил горечь сожаления в сердце ее.

Неважно, чего она жаждала в наваждении,

Неважно, чего Лесной Рыцарь ожидал.

Не став жертвой Нимфы, ни ее убийцей,

Она найдет чудище, причинившее ей боль.

«О чем ты горюешь? – Лето спросила,

Робко ища лицо Нимфы под сенью волос. —

Расскажи, что случилось с твоим садом».

Пришло время ответить на несчастный зов.

«Я пришла в пещеру, от тревог подальше, —

Цветочная Нимфа Лето вглубь повела, —

Наполнила ее приносящими тепло цветами

И удовольствия жизни в холод и тень.

Цветам не нужны нежные лучи солнца,

Когда их освещает моя негаснущая любовь.

Не нужно небо, чтобы в дожде купаться,

Когда есть прохлада моих льющихся слез.

Мы процветали в тишине, прохладной

Но о моем приюте известно стало потом.

Ко мне приходили, чтобы никогда не уйти,

Однако молва обо мне продолжала расти.

Так пришел Чародей не чтобы насытить

Мой чудесный сад, а чтобы его отравить.

Он создал свой сад, бесплодный и гниющий,

Паразитом пирующий на моих корнях.

Он сеет разложение своей злой улыбкой,

Только ради того, чтобы овладеть мной.

Пусть мои корни срослись с этим местом,

Но я все равно никогда не отдамся ему».

Чародей покосился на Лето с ухмылкой,

Его вкрадчивость пробирала до костей.

«Нимфа лишь следует своей природе,

Как цветы манят мух, завлекает жертв.

В пещере ее саду не хватает света солнца,

Потому она должна его кровью поить.

Ее тело не может быть цветущим вечно,

Потому ей нужно плотью его кормить.

Она – распустившаяся трупная лилия,

Питающаяся втянутыми в бездну ее».

«Нет, мой цветок для тех опасен,

Кто приходит, пытаясь сорвать его».

«Только для глупцов нетерпеливых,

Падких на соблазны, что силой берут.

Бросаясь в пекло, никогда не знаешь,

Сколько сможешь выдержать его жар.

А медленный шаг лишь боль продлевает.

Но неправда, что безвредного пути нет.

Если вкусить ее нектар добьешься права,

Он будет слаще, чем лилейника бутон».

Лепестки цветов, когда-то яркие и нежные

Испорчены ядом из прогнивших недр.

Красавица, хранящая дар смертельный,

Бессильна, чтобы вперед атаковать.

Чародей не переступал границы рока,

Свои поступки обеляя, измором брал.

Пытавшаяся за Нимфу заступиться

Лето против него еще беспомощней была.

Чародей глянул на нее с пренебрежением,

Сказал: «Ты – тоже прекрасный цветок.

Для тебя место в моем саду найдется».

Дал знак, и разверзлась под ногами земля.

Лихорадочно Лето цеплялась за корни,

Те сплетались вокруг и тащили ее вниз.

Прежде чем стремительно на дно рухнуть,

Последние слова Чародея расслышала она.

«Кем была твоя мимолетная знакомая?

Единственной дружеской формой жизни,

Способной говорить?» Не ответила Нимфа.

Или до той глубины голос ее не достал.

С тяжелым ударом Лето приземлилась,

И погрузились в почву корни под ней.

Она среди гигантских цветов оказалась,

За ее спиной белоснежная лилия росла.

Лето почувствовала связь с ней, словно

Лилия проросла из самого ее существа.

Жизнь цветка изящества и непорочности

Ей обещала лишь нескончаемую нужду.

Она станет зависимой от воды и света —

Немного цветку нужно, чтобы не увясть.

Однако она будет привязанной к месту,

В глухой каверне, где их не добыть самой.

Ей выделят малость, чтоб не дать умереть,

Только если она не позволит о себе забыть.

Отныне как попрошайка упиваться будет

Всем, что как должное принимала она.

Она – цветок в увядающем саду Чародея,

Откуда будет тщетно пытаться сбежать,

Пока не исчезнут последние воспоминанья,

Какой ее жизнь за пределами сада была.

Лето услышала шепотки из-под цветов,

Призывающие ее быть жестокой и смелой,

Двигаться, чтобы среди толпы выделяться,

Заставить преклоняться в восхищении всех.

«Предупреждай всех, – они направляли, —

Что ты смотришь на них как на пример.

Как своих ненавидь чужих возлюбленных, —

Советовали. – Даже если больно, кричи».

Девушки под каждым цветком сидели,

Лето видела: чахли и увядали все они,

В тени цветка колючего и неприхотливого,

Что, разросшись, нежные растения душил.

Леди Чертополоха возненавидела Лето:

В красе белой лилии угрозу видела она.

Уверившись, что в чистоте и молодости,

Та помешает ей над всеми процветать.

Лето знала связь меж игрой и наказанием,

Непоколебимая в сострадании своем.

Не участвовать в спектакле зависти —

Единственное, что она сделать могла.

Леди Чертополоха извести Лето желала.

Жизнь по сокам корней могла прочесть ее,

Но не что та отказалась быть жертвой,

Без сил, поклялась подавленной не быть.

«Отдай мне красоту, которую не ценишь, —

Тщетно она условия свои навязывала ей, —

И я не стану затмевать тебя так сильно».

Но Лето лишь мрачно отвернулась от нее:

«Дома меня красивой никогда не считали,

Однако я себя любила именно такой.

Не важна внешность, ибо красивые лица

Никого не должны достоинства лишать».

«Покорись, я найду убийц твоих родителей».

«Зачем? Я знаю, они уже наказали себя.

Боялись прикоснуться ко мне, в надежде,

Что я раскрою истинное лицо или пропаду.

Я слышала, одного из них после казнили.

Остальные последующее обращение мое

К вере небесной благим знаком признали,

К становлению человеком верным путем».

Против всего сада Чародея Лето стояла,

Отказывающаяся делать, что велели ей.

Леди Чертополоха презрительно шипела:

«Никогда не поздно отказаться от себя».

Но Лето знала: все от нее этого хотели,

Только честные обещания не пленяли ее.

Сад походил на монастырь в устройстве,

Однако создан был, чтобы порабощать.

Небесная любовь давалась безусловно,

Но бесконечные правила навязала всем.

Вера была превращена в слепое послушанье,

Заповеди утратили изначальную заботу ее.

Но порядки сада Чародея создавались,

Чтобы стравливать женщин между собой.

Лишь потому, что он не получил желанное,

Его жадность стоила свободы остальным.

В мольбе об избавлении Лето воздела руки,

Сотрясая землю, привыкшую не отпускать,

Чем причинила всем обитательницам сада