Голова

Интуиция меня не подвела.

Не успел я обойти и половину палат, как меня поймала Анна Владимировна, схватила за рукав и безапелляционно оттащила в сторону, как портовый буксир.

– К вам посетитель, Михаил Николаевич!

– Какой посетитель? Больной, на приём? – с надеждой спросил я, глубоко в душе понимая – скорее всего, нет.

Анна Владимировна покачала головой.

– Жена Головы пришла, Надя. Хочет вас видеть.

– Ты можешь не называть его так, а? – не сдержавшись, немного повысил голос я.

– Жена Романа Олеговича пришла, – терпеливо повторила сестра, не обращая внимания на мой тон.

У меня что-то натянулось внутри.

– Где она?

– В приёмном покое сидит.

– Скажи, пусть зайдет минут через десять.

Я отправился обратно в кабинет. И зачем я сказал через десять минут? Наверное, попытка подготовиться как-то, но как? К чему тут можно подготовиться?

Время безжалостно чеканило минуту за минутой. Я побродил по кабинету, прибрал на столе, сдвинул, потом раздвинул шторы. Посмотрел на часы – стрелки, словно чувствуя моё состояние, перепрыгнули восемь минут.

Я сел в кресло и закрыл глаза.

Через некоторое время в дверь постучали.

– Войдите! – громко сказал я. Скрипнула дверь, и на пороге моего кабинета появилась невысокая светловолосая женщина. Она замерла прямо у двери, будто не решаясь пройти дальше. Под её глазами залегли глубокие тени – было сразу видно, что этот человек провел полную тяжких мыслей бессонную ночь.

– Здравствуйте… – голос, тихий, едва различимый, показался мне знакомым… Впрочем, вряд ли мы с ней когда-то встречались.

– Проходите, не стойте на пороге, – я жестом пригласил её сесть, стараясь сохранить деловой тон. Она робко прошла внутрь и осторожно присела на край кресла, которое по сравнению с её хрупкой фигурой показалось огромным и грубым.

Я вспомнил фотографию Романа Головы, которую видел в медкарте, и попробовал представить их вместе. Наверное, симпатичная была пара. Гармоничная как минимум.

– Я вас слушаю! – чувствуя себя довольно глупо, сказал я. Кажется, это она собиралась меня слушать, а я… что я должен был ей сказать?

Повисла неловкая пауза.

– Что с моим мужем? – просто спросила она.

Хороший вопрос. Если бы я ещё знал, как на него отвечать.

– Состояние стабильное, – чувствуя себя идиотом, несущим полную чушь, начал я. – Операция прошла хорошо, он должен прийти в себя… – я придвинул к себе планшет и бросил на него короткий взгляд, – послезавтра во второй половине дня. До полного выздоровления, согласно данным планшета на моём столе, пройдет два месяца, – я посмотрел на нее и попытался улыбнуться, но в итоге, наверное, получилось не очень.

Она молчала, на лице не дрогнул ни один мускул. Только чистые голубые глаза, наполненные болью, почти не мигая, смотрели на меня.

Я отвел взгляд, сделав вид, что рассматриваю бумаги, лежащие на столе – при том, что передо мной в данный момент лежала только пачка чистых белых листов, на которых я иногда задумчиво выводил ручкой хаотичные узоры.

Мне было ужасно не по себе. Что, интересно, она знает про операцию? Наверняка какие-то слухи о произошедшем до неё уже дошли… В этой деревне подобного рода вещи всегда разлетались со скоростью света – и никакого интернета не надо.

Знает ли она уже, что от её мужа осталась одна лишь голова? А телом теперь ему будет служить тело его лучшего друга? Я вздрогнул, ужаснувшись этой мысли, собрался с силами и снова посмотрел в глаза сидящей напротив меня женщине.

Она пристально глядела на меня. Но взгляд её был пустым, отсутствующим. Как будто она раз за разом перемалывала внутри своего сознания какую-то мысль, которая никак не могла ничем разрешиться.

– Скажите, доктор… – губы у посетительницы задрожали. – А это правда, что… – она запнулась. – Что… – видимо, сидящая передо мной женщина никак не могла подобрать нужных слов.

Я понял, что надо брать ситуацию в свои руки.

– Случай, конечно, очень нетипичный, – стараясь говорить медленно и убедительно, как учили нас в университете, начал я. – Действительно, повреждения оказались очень и очень существенные. Но мы приняли своевременные меры, опять же, сильно повезло, что донорский материал… – я чуть было не ляпнул «по счастливой случайности», – оказался в нужные сроки и в нужном месте. В общем, пока что рано делать выводы. Но ситуация в целом под контролем, – выдохнул я, заканчивая свою пустую и бестолковую речь.

– Очень сложный случай… – я подумал и продолжил говорить. – Вы приходите, наверное, через пару дней, тогда уже будет всё более-менее понятно. А пока постарайтесь не нервничать – выпейте валерьянки и попробуйте как-нибудь отвлечься.

– Да как тут отвлечёшься! – она уронила лицо в ладони и горько заплакала. Худые плечи вздрагивали, волосы упали вниз, закрыв лицо.

А я по-прежнему сидел как изваяние за столом, чувствуя себя совершенно ужасно. Груз ответственности за произошедшее придавил меня неподъёмной плитой.

Женщина в кресле передо мной перестала плакать, убрала руки от лица и снова стала смотреть куда-то в одну точку перед собой.

– Хотите, выпишу вам рецепт на успокоительные?

Посетительница помотала головой.

– Спасибо, не стоит, – она шмыгнула покрасневшим от слёз носом. – Наверное, вы правы. Надо немного подождать.

– Совершенно верно, – я почувствовал некоторое облегчение. – Давайте надеяться, что всё будет хорошо. Скоро вы сможете увидеться с вашим мужем.

Она посмотрела на меня взглядом, в котором отчетливо читалось – зачем вы мне врёте, доктор, вы же сами знаете, что ничего хорошо не будет?

Ну а что ещё я мог ей сказать? Что ваша жизнь теперь превратится в полный кошмар? Что вы теперь будете жить в одной квартире не с мужем, а с каким-то, простите, Франкенштейном, слепленным из головы вашего мужа и тела его умершего лучшего друга? Ведь друг, получается, умер, как ни крути, а тело его всего лишь стало донорской тканью.

А может, наоборот? Тело, если разобраться, намного крупнее головы, так что кто ещё в данной ситуации является донором – это большой вопрос.

– Я, пожалуй, пойду… – вернул меня обратно из печальных раздумий в кабинет голос посетительницы.

– Да-да, конечно, – я, стараясь скрыть облегчение в голосе, встал из-за стола. – Попробуйте успокоиться, сейчас от нас с вами уже мало что зависит.

«Ну да, мало», – пискнул в голове всё тот же самый противный внутренний голос. «Теперь уже, конечно, ничего не зависит. Пришил человеку чужое тело, а теперь – мало что зависит, ну-ну…»

Женщина молча кивнула и встала. Медленно прошла к двери, перед самым выходом обернулась, внимательно посмотрела мне ещё раз в глаза и вышла, больше ничего не сказав.

Как только за ней закрылась дверь, я шумно выдохнул, вернулся за свой стол и рухнул в кресло. Тело гудело – я понял, что во время этого, казалось бы, обычного и вполне безобидного разговора я был напряжён, как струна.

Я посмотрел на часы. Надо было срочно чем-то себя отвлечь.

Остаток дня я провёл, разбирая накопившиеся на столе бумаги. Это было непросто – я никак не мог сосредоточиться, цифры рябили и скакали в глазах, и, не дожидаясь конца рабочей смены, я с раздражением отодвинул от себя оставшуюся почти той же по высоте стопку и стал собираться домой, задумав по пути посетить ту самую новую пивную, до которой так и не смог добраться накануне. Но перед этим решил всё-таки заглянуть в реанимацию.