Огонь сильнее мрака

Перелистав в начало, Джон нашел на первой странице разрисованную цветными карандашами надпись:

Ширлейл Элисия Койл

Мой

ДНЕВНИК

Читать дневники, принадлежащие другим людям, нехорошо. Но еще хуже оставить в беде молодого отчаянного парня, который сейчас, может быть, рискует жизнью из-за Ширлейл Элисии – да и она сама, возможно, в опасности. Поэтому Джон, не стесняя себя, уселся на застеленную фиолетовым покрывалом кровать и стал просматривать записи. Написано было много, с полсотни листов.

Дорогой Дневник! Сердечно тебя приветствую и обещаю записывать все, что со мною происходит, Точно и Правдиво. Ведь для юной девицы столь Важно следить за собою и оглядываться на прожитые годы, чтоб усваивать опыт и не повторять Ошибок, кои…

…была ко мне очень добра. Она посоветовала лучше поискать жилье на Темброк-лэйн. Там, по ее словам, цены вдвое ниже, хоть и воздух с непривычки может показаться немного странным…

…и Как же я Рада получить эту должность. О, кабы все они видели меня сегодня, добившуя (зачеркнуто) добившуюся исполнения желаний! Они бы со злости языки проглотили! Ах, Маменька, как бы ты за меня радовалась. Ужасно, ужасно, что мы больше никогда не увидимся. И Папенька – он бы гордился своей Дочерью сейчас…

…оказалось, что молодой господин Мэллори нисколечко не похож на своего Злого дядю. Он такой душка, что просто сил нет. Его зовут Найвел… Ой, Дневник, я, кажется напишу сейчас что-то Очень Неприличное. Его зовут Найвел, у него голубые глаза и руки такие белые и сильные на вид… Ну вот, написала. Стыжусь ли я себя? Ни капли не стыжусь! В наш Просвещенный век женщина должна (зачеркнуто) имеет право…

…а потом мы целых полчаса болтали, как старые приятели! Неужели и он ко мне Неравнодушен?…

Джон приноровился читать стройный девичий почерк и листал страницы все быстрей. В основном Ширли писала о своем возлюбленном. Это было как раз то, что надеялся найти Джон, – информация о Найвеле, много информации, – но, к сожалению, невозможно построить следствие на описании голубых глаз, бездонных как море, и каштановых локонов, блестящих как шелк. Куда полезней было бы прочитать, например, о том, что Мэллори-младший предложил невесте сбежать в мир мечты, а на следующей странице найти план бегства – с расписанием действий, картой местности и схемой работы ИН-516.

…Н. пригласил меня в Ковентскую оперу. Начало в семь, и я решила, что прилично будет, если он за мною зайдет…

…О, какой он остроумный! И так стесняется иногда. Пожалуй, это хорошо, когда мужчина стесняется при даме. Не люблю развязных…

…Нынче он так смотрел, что не осталось сомнений. О, только бы поскорей разрешилось, только бы поскорей все разрешилось!..

…нашел какое-то удивительное Место под городом. Там сохранились довоенные постройки – а он ведь без ума от всех этих руин! Согласилась поехать с ним, и оказалось, верно, довольно интересно. Н. такой умница, столько знает о тех временах! Постоянно рассказывал что-то. Каюсь, я все ждала, пока он меня догадается Поцеловать, так что слушала плохо. Знаешь что, Дневник? Я, наверное, не дождусь (зачеркнуто) сама его поцелую!

Джон заложил страницу пальцем, расправил плечи и потер затекшую шею. Все эти любовные истории порядком его раздражали. Интересно, когда Ширли находила время столько писать? С утра до вечера крутилась в Научтехе, после службы встречалась с ухажером. Ночами, что ли, не спала? И ведь пишет так гладко, сразу видно: образованная девица. Он представил на минуту, что Джил ведет дневник, и усмехнулся. Да, это был бы очень короткий дневник.

…подарил такие милые-милые сережки…

…но этот его дядя все портит! Мне кажется порой, что он меня Ненавидит. Хотелось бы знать, за что…

…Ура! Ура!! Он сказал это, он наконец это Сказал!! Я так счастлива, дорогой Дневник, я так Счастлива!!!!

…теперь понимаю. А ведь Патти говорила, целоваться – неземное блаженство. Я-то раньше думала, что это довольно глупое занятие. Ох, я сама была глупая! Одно дело – целоваться с (густо зачеркнуто). И совсем другое – поцелуи Н…

На лестнице послышался какой-то шум. Джон поднял голову и с минуту вслушивался – кто-то спускался с верхнего этажа, бубня, сморкаясь и шаркая. Когда шаги затихли и дверь внизу глухо бахнула, выпуская неведомого шаркуна, Джон тихонько вздохнул. Записки почти кончились, а ничего полезного узнать так и не удалось. «Что ж, придется идти в полицию. Ладно, так и быть. Только сперва дочитаю – все равно две страницы осталось всего».

…Сегодня было довольно скучно. Гуляли с Н. в Минерал-парке. На мне была та самая пелеринка из лебяжьего пуха – Патти дала поносить. Мы гуляли, я развлекала Н. беседой, а он отчего-то был рассеян, молчал и только порой улыбался. Обратно шли мимо западных ворот, очень Красивых, там рядом площадь Тоунстед. Посреди площади еще стоит одна из этих старых зарядных Башен, страшно высокая. Н. вдруг оживился, схватил меня за руку и, указывая на шпиль, проговорил: «Смотри, смотри! Как же она прекрасна! Может быть, все, чего я хочу…» – и не закончил. Снова замолчал и до конца прогулки не проронил ни Слова. Он иногда бывает таким странным (зачеркнуто) грустным, но он очень душка!

Джон сощурился и внимательно перечитал запись. Площадь Тоунстед, значит?.. Есть там башня, а как же. Старая, высокая. «Не каждая годится… подходящих очень мало», – вспомнились слова Хитчмена. Дуббингские зарядные башни славились филигранной, искрящейся на солнце резьбой хрустальных стволов. Когда страна вылезла из послевоенного кризиса, уцелевшие после бомбардировок и беспорядков шпили были взяты под охрану; с верхушек срезали бесполезные провода, подножия окружили чугунными оградами, и башни объявили памятниками архитектуры. Тонкие, полупрозрачные, они тянулись в небо, словно гигантские одуванчики, – высотой в сотню ре, обхватом чуть толще мужского торса. Самой красивой в городе считалась Тоунстедская башня, древняя, с большим куполом. Неужели она – одна из «подходящих»? Неспроста ведь Найвел так волновался, когда ее увидел.

Джон сунул дневник за пазуху и вышел из комнатушки. Когда он уже взялся за ручку входной двери, то вновь услыхал шаги на лестнице и замер, пережидая. Взгляд его при этом блуждал по крохотной прихожей. Да, заработок у Ширли был невелик. Висело на вешалке твидовое пальто, ютились на низкой полке две пары туфель – чистеньких, лаковых, но уже основательно ношенных. Наверху гардероба, под потолком, лежал потрепанный жизнью саквояж, а рядом красовалась непромокаемая дорожная сумка. «Странно, – подумал Джон, – вещи все по местам. Ширли явно не собиралась в дорогу, тем более – в опасное путешествие. Похоже, наша парочка все-таки решилась на бегство внезапно. И времени на подготовку у них не было. Интересно, зачем такая спешка?»

На лестнице опять стало тихо. Джон вышел, огляделся и бесшумно затворил дверь. Нужно было торопиться.

Когда он подъехал к площади Тоунстед, пробило четыре часа. Ветер унялся, солнце загородилось бледными облаками и скупо роняло на город послеполуденные лучи. Расплатившись, Джон вылез из кэба и пару минут постоял, разглядывая площадь. Тоунстедская башня слыла одним из символов Дуббинга – вместе с Большим собором Хальдер, Замком Керстон и оперой. Башню знали лучше всего, может быть, потому, что, в отличие от собора, замка и оперы, она идеально вписывалась в вертикальный открыточный листок. Тонкий столб из резного хрусталя поднимался, казалось, под самые облака и там, наверху, расцветал ажурным куполом. Когда шел дождь, купол одевался призрачным ореолом из подсвеченных брызг, а в солнечную погоду бросал радужные отблески на мостовую и стены окрестных домов. Сейчас башня сияла ровным матовым светом – огромная, совершенная, неколебимая в поднебесье.

Памятник божественному могуществу.

Все историки сходились в одном: Хальдер Прекрасная не жалела волшебной энергии для подданных. Конечно, все знали, что богиня питала башни той же силой, которую выкачивала из людей, приходивших к ее алтарям. Но как, должно быть, здорово было колесить по стране на легком скоростном мобиле: чуть замедлит бег – правь к любому шпилю, заряди и езжай дальше. А волшебные лампы – без газа, без керосина! А скорые поезда! Эх, да что там…

Джон медленно шагал вокруг площади, вглядываясь в лица прохожих. Люди шли мимо, не обращая на сыщика внимания. Франты в клетчатом твиде и вонючие, хлопающие разбитыми башмаками оборванцы. Дородные матери семейств в необъятных пелеринах и курсистки с бантами на талиях. Мастеровые в куртках нараспашку и бледные, с огромными зрачками поэты, кутающие горла в бесконечной длины шарфы. Лакеи, разносчики, прачки, констебли, мальчишки, адвокаты, фонарщики – на Тоунстед было людно. На другой стороне площади виднелись распахнутые ворота в Минерал-парк, и оттуда слышалась механическая карусельная музыка.

Джон свернул, уступил дорогу паровому мобилю. Подошел ближе к башне. Подножие исполинского одуванчика было окружено решеткой, у самой земли виднелась небольшая пристройка – то был вход в подвал, в узловую камеру, о каких говорил Хитчмен. Джон принюхался: откуда-то доносился странный запах. Пахло, как пахнет в слесарных мастерских, – раскаленным железом, металлом, который жгли и плавили.

Вдруг дверь в подвал распахнулась, наружу выбежал человек. Ссутулившись, обернулся: взметнулись длинные, до плеч, волосы.

«Это же Найвел!» – подумал Джон.

В следующее мгновение раздался оглушительный взрыв, и его швырнуло наземь.

Нашарив ладонями мостовую, он подобрался и хотел было встать, но полетели какие-то ошметки, и пришлось закрыть голову руками. Закричали люди, глухо, как сквозь подушку, а потом грохнуло снова, и прямо у Джона перед носом приземлился мохнатый обрубок, в котором угадывалась лошадиная нога. Джон все-таки поднялся и сделал, шатаясь, пару шагов прочь. Вовремя: то место, где он только что лежал, словно бы взорвалось. Шваркнули осколки.

В ушах звенело. Он пригнулся и побежал. Наперерез Джону ковыляла, хромая, тетка с израненными руками. Поравнявшись с Репейником, она подняла голову и заорала без звука, глядя куда-то высоко. Джон обернулся и увидел, как медленно и величаво на площадь падает башня, как ее тонкий одуванчиковый стебель крошится, складывается, брызгает сверкающими отломками. Джон попятился, краем глаза уловил какое-то огромное движение. Успел повернуть голову, увидел, как рушится на парковые ворота купол – в распухающих клубах пыли и в мишуре белых разрядов.

Потом купол взорвался.

На площади будто возникло второе солнце, на миг высветив бегущих людей, опрокинутые мобили, лошадиные трупы. Длинные тени протянулись и пропали, Джона подняло в воздух, развернуло и бросило так, что он перекатился через себя. По спине простучала щебенка. Что-то упало совсем рядом.

Больше ничего не происходило, и Джон понял, что остался жив.

Он встал, переступил с ноги на ногу. Как ни странно, все было цело, только ныли ушибленные ребра и по-прежнему стояла в ушах звенящая тишина. У ног Джона шевелилось что-то живое, придавленное куском стержня башни. Это была лошадь – по крайней мере, частично. Окровавленная голова билась о камни, шея изгибалась, дергались передние ноги, а дальше лошадь кончалась, и начиналась рыба. Вместо крупа у лошади рос толстый, как бревно, чешуйчатый хвост, кончавшийся развесистым плавником. Из-под плавника торчала обросшая чешуей задняя нога с копытом. «Пристрелить, – лихорадочно пронеслось в голове, – чтоб не мучилась… Пристрелить…» Джон стал хлопать себя по бокам, забыв, что утопил револьвер в реке, но тут животное дернуло несколько раз головой, будто согласно кивая, и затихло.

Репейник кашлянул – пыль стояла в воздухе так густо, что была похожа на туман, – и побрел прочь. Ему навстречу попался отряд констеблей; неподалеку бежали, разматывая на ходу шланг, пожарные. Кто-то стонал, кто-то ругался, поминая мертвых богов. Пару раз пришлось обогнуть раскуроченные мобили: один был разбит вдребезги, все его детали превратились в золото – даже каучуковые шины. В сторонке над кем-то склонились доктора. Подойдя ближе, Джон увидел, что это был еще один мутаморф, только уже не лошадь, а человек. Руки и ноги его превратились в корявые сучья, покрытые зелеными листочками. Человек хрипел, доктора бранились меж собой, и Джон поспешил отойти. При этом он оступился и едва не упал: часть мостовой покрылась шерстью и мерно колыхалась, словно дыша.

Похоже, в башне действительно хранился огромный заряд магической энергии. И Найвел сумел его высвободить.

Джон стиснул виски ладонями. Слух не спешил возвращаться, звуки доносились будто издалека. «Надо искать, – тупо подумал Репейник. – Искать… Голова только пройдет…» Найвел и Ширли могли быть уже далеко, а могли лежать здесь, раздавленные хрустальными осколками или превращенные в чудовищ. «Надо искать», – подумал Джон с ожесточением. Он был весь в пыли, болели при каждом вздохе ребра, горели ссадины на ладонях.

Когда звон под черепом утих и раздававшиеся вокруг крики стали нестерпимо громкими, он отправился на поиски.

5

– …Вашего племянника не было ни среди мертвых, ни среди раненых. Ширли я тоже не нашел. Видимо, они успели убежать до того, как обрушилась башня. – Джон потер ушибленный бок. – Я сегодня же продолжу следствие.

Питтен задыхался. Лицо его было красным и мокрым, как давленный томат.

– Если надо… денег… – пропыхтел он, – то дам… сколько…

Джон пожал плечами:

– Пока дополнительных расходов не предвидится. Что мне нужно – так это сведения о башнях. Он ищет что-то особое. Хитчмен сказал, пригодных для зарядки башен мало, поэтому Найвел, скорей всего, управится очень скоро.

– Управится? – натужно выдохнул Питтен.

Репейник сжал губы.

– Или ему удастся зарядить шкатулку, или он погибнет вместе с Ширли. Вот что я имел в виду. В любом случае времени в обрез. Нужно понять, что было особенного в Тоунстедской башне, и как можно быстрей.

Мэллори-старший тонко застонал.

– У нас нет специалиста… по таким вещам, – с мукой сказал он. – Найвел, пожалуй, был… единственным.

– Тогда придется разбираться самостоятельно, – сказал Джон.

Они сидели у Мэллори в кабинете. Здесь все было огромным: монументальный стол с тяжелыми бюрократическими тумбами, бронированный шкаф до потолка, роскошные кресла, мерку для которых, очевидно, снимали с владельца кабинета – кресла могли вместить быка. Джон не стал заезжать домой, взял кэб сразу до Министерства. По приезде сначала пришлось толковать с охранниками: они держали Репейника на прицеле все время, пока переговаривались по слуховой трубе с Мэллори. Когда Джон поднялся в кабинет господина канцлера, то рухнул в кресло, не снимая плаща. При этом в воздух поднялось облако известковой пыли. В другое время Джону было бы стыдно за испачканную мебель, но не сейчас. Бок болел. Хотелось есть. Револьвер лежал на дне Линни. Вместо поисков вымогателя пришлось разыскивать какого-то проклятого юнца, который сбежал вместе с проклятой девчонкой. Все было плохо.

«Вентора мне надо, – подумал он вскользь. – Буду гаденыша ловить – один не управлюсь. Заеду в Гильдию, возьму кого-нибудь. Хотя что это я – кого-нибудь… Возьму Джил».

– Разбираться самостоятельно? – переспросил Мэллори в ужасе.

Джон потряс головой. О чем это он? Ах да…

– Раз нет специалиста, больше ничего не остается, – сказал он с нажимом. – Авось сумеем что-нибудь придумать. Есть у вас какие-нибудь материалы по башням? Справочники?

– Попробую провести вас в архив, – выдавил Мэллори. – Там, помнится, что-то было. Только придется халат накинуть. – Он мельком глянул на пыльного Джона и отвел глаза. – Правила…

– Да, – сказал Джон. – Да, конечно.

Они спустились на лифте в архив, где Джону первым делом выдали лабораторный халат. Архивариус – его звали Лирелл, Аугус Лирелл, – оказался нестарым еще мужчиной, совершенно лысым, в странного вида очках, левое стекло которых было обычным, прозрачным, а правое, темное, полностью закрывало глаз. Мэллори о чем-то долго с ним шептался, а Джон разглядывал бесконечные кипы бумаг, что лежали на бесконечных полках, уходивших вглубь бесконечного зала.

Наконец, архивариус наговорился с канцлером и, взмахнув рукой, повел Джона вдоль полок. Было холодно, грязноватый свет брезжил из окошек-бойниц с матовыми стеклами. Репейник успел пройти изрядно далеко, прежде чем сообразил, что Мэллори с ними нет. «Ах ты ж», – проворчал Джон. Он понимал, что толстяк и без того успел набегаться за день, что помощи от него в любом случае было бы мало, – но все равно почувствовал раздражение. «Бросил меня, бюрократ жирный. Ну и ладно, без тебя обойдусь».

– Здесь, – вдруг сказал звучным басом Лирелл и остановился.

– Что здесь? – спросил Джон. Архивариус поглядел на него, откинув голову. Правую руку он держал глубоко в кармане.

– Вы, добрый человек, зарядными станциями интересовались?

– В изве… ну да, – признал Джон.

– Так вот она, полка с данными по станциям. Выносить нельзя. Читать – прямо здесь. У вас допуск-то имеется?

– Имеется, – легко соврал Джон.

– Ну и ладно, – так же легко согласился Лирелл. – Читайте. А я пойду. Дорогу найдете?

– Найду. Прямо, затем… тоже прямо.

– Покричите, если что, – снисходительно посоветовал архивариус и, чуть скособочившись, удалился. Джон остался наедине с длинной полкой, забитой папками. Наугад вытащив одну, он прочел:

Зарядно-распределительное устройство 306

Расп. 52 15’ СШ 2 9’ ВД

Осн. в 432 г. до Н. В.

Выс. 64 р, обхв. 3/4 р, обхв. куп. 20 1/2 р

Глуб. залегания шахты 5 1/4 р

Остат. фон 78 Сп.

Описана д-ром фил. по маг. техн. Р. Пондлтоном

Отн. к безнкп. устр. маг. хар-ра. Имеет призем. участок РПД, снабж. центр. осевой констр. (тип С). Механ. пит. предполож. возвр. рода, классиф. 456 (по Тентону). Конвергенция НП-парам., со значит. экстрем. по нисход. оси., кардиоидн. искр., опис. след. набором формул…

Дальше по бумаге ползли бесконечные уравнения. Джон осторожно заглянул на следующую страницу, узнал, что Купольн. магич. конд-р оборуд. инерц. упр., разрядно-генер. класса 2, при порогов. знач. давления чар более 500 Нп (Кастермилл), закрыл папку и аккуратно поставил ее на место, проворчав под нос: «Умники гребаные».

Следующие полчаса жизни он потратил на то, чтобы понять, в каком порядке лежат материалы. Выяснилось, что ученые мужи во главу угла ставили местонахождение башен: папки были сгруппированы по городам и графствам. После упорных розысков удалось найти досье на разрушенную в результате эксперимента Найвела Тоунстедскую башню. Поглаживая отбитые ребра, Джон тщетно вчитывался в научную тайнопись, морщился, пытался расшифровать сокращения, но единственное, что ему открылось, – то, что «безнкп.» означало «безнакопительный».

Спокойно, спокойно. Башни, которые искал Найвел, могли отличаться чем-то простым, заметным непосвященному. Нечто сходное – в самых простых характеристиках, в высоте, объеме купола… Ну, или отличия лежат намного глубже, и ничего не выйдет, но попытаться все равно стоит, потому что это последняя возможность нагнать Мэллори-младшего и его невесту. Джон принялся вытаскивать бумаги охапками и сбрасывать их на пол.

Вернувшийся через пару часов архивариус нашел его ползающим на четвереньках в лабиринте открытых папок, разложенных на сером зашарканном паркете.

– Нашли, что искали? – осведомился Лирелл с заметным безразличием.

– Почти, – невнятно отозвался Джон. Глаза его слезились, в голове жужжало от заумных сокращений («доп. технол. рецирк. по ортогон. вект.»), но он кое-что выяснил. Тоунстедская башня была самой древней в Дуббинге. Больше того, оказалось, что ее возвели одной из первых в стране и постройкой лично руководила Прекрасная Хальдер. Башен такого возраста набралась дюжина, и почти все они лежали в руинах – если, конечно, Джон верно расшифровал «в наст. вр. разруш.». До нынешнего дня уцелевшими считались три штуки. Одна – в Линсе на Ноксвелл-плаза, другая – близ Кинли, на перекрестке старых торговых дорог, и третья – в Дуббинге, та, которую взорвал Найвел. Джону оставалось просмотреть каких-то два десятка папок, чтобы убедиться наверняка: больше таких старых башен в Энландрии нет.

Архивариус протянул руку и взял одну из папок.

– А, – проронил он, глянув на координаты, – это которую на открытках рисуют.

Джон поглядел на него снизу вверх. Лирелл вглядывался в буквы, шевеля губами. Только сейчас Джон заметил, что архивариусу попалась злополучная Тоунстедская.

– Что-нибудь знаете о таких устройствах? – спросил Репейник.

Лирелл наморщил лоб.

– Я-то? Нет, уважаемый, я по части старой энергетики не знаток. Моя специализация – массовые военные чары… Была раньше.

Он дернул головой, темное стекло очков сухо блеснуло. Правая рука его по-прежнему была в кармане, и только сейчас Джон заметил, что карман – плоский, пустой. Да и весь рукав был пустым, начиная от самого плеча.

– Вот есть у нас один парень, смышленый, – продолжал архивариус. – Канцлеров племянник, между прочим.

– Найвел, – подсказал Джон.

– Да-да, Найвел. Он частенько после службы ко мне спускается, идет сюда и сидит до рассвета. Я ему ключи оставляю, сам ухожу домой. Верите ли – недавно пришел утром, а он здесь. Всю ночь корпел. Усталый был тогда, но довольный. Я, говорит, кажется, открытие совершил, господин Лирелл. Какое, говорю, открытие, поделитесь, коллега. А он, счастливый весь, аж светится, отвечает: их всего три! Всего, говорит, три, представляете? И убежал сразу. Вот бы вам с ним побеседовать…

Лирелл пожевал губами и задумался, глядя в воздух. Единственный глаз его казался маленьким за толстой выпуклой линзой.

Джон принялся собирать папки.

– Уже две, – проворчал он под нос.

Лирелл кашлянул.

– Оставьте, – сказал он. – Я приберу, идите.

В кабинет Мэллори Джон заходить не стал, а спустился на улицу, вновь поймал кэб (потратив еще полтора форина – очень мило, учитывая, что предстояло собрать тысячу) и поехал в Гильдию. У него в голове зародился некоторый план, который вначале показался несбыточным, но за время поездки оформился и даже стал в известной мере привлекательным.

В любом случае нужна была помощь, в одиночку Джон бы не справился.

Приехав, он взошел на второй этаж, без стука вломился к Донахью. Шеф сидел за столом и задумчиво изучал какое-то письмо, держа его в вытянутой руке. При виде Джона он нахмурился и спросил:

– Ты почему в таком виде? Грязный весь.

– Башня упала, – сказал Джон.

– Слышал, – сказал с неудовольствием Донахью. – Уже во всех газетах. Твоих рук дело?

– Нет, – сказал Джон. – Это племянник Мэллори.

Донахью удивился.

– Он же исчез. Шкатулка там еще…

– Вот именно, – подхватил Джон, садясь за стол. – Никуда он не исчез. Ездит по стране со своей невестой, ищет старые башни, пробует зарядить эту самую шкатулку. Только что потерпел неудачу на Тоунстедской площади, сейчас может направляться в Линс. Там такая же башня. И еще одна в Кинли, на пустоши. Но Линс ближе, туда на поезде можно к вечеру доехать. А Кинли – это же Айренский остров. Сперва до Гларриджа добраться, до порта, потом на паром садиться… Словом, десять к одному, что он едет в Линс. Они едут, точнее. Вдвоем с Ширлейл.

– Линс, значит. – Донахью отложил письмо, вынул из стола пачку табака и стал набивать трубку. Репейник добавил:

– На площади куча народа покалечилась. Надо бы предупредить кого следует. В Линсе.

– Гонца послать туда? – нехотя предложил Донахью, разжигая трубку. Джон качнул головой.

– Не успеет. Вот если бы отправить весточку… ну, скажем, с голубем. Мол, так и так, башню надо оцепить. Поставить констеблей вокруг – не объясняя причин особо. Надо – и все. Сам бы отправил, да кто же мне поверит? Какой-то там сыщик…

Джон нарочито вздохнул и со значением посмотрел на начальство.

Шеф Гильдии всегда усваивал новую информацию очень быстро.

– Мне поверят, – сказал Донахью. – Тем более у тамошнего мэра должок передо мной водится. Где, говоришь, башня у них?

– На Ноксвелл-плаза, – сказал Джон. «Однако знакомства у Индюка, – подумал он. – Мэр Линса, надо же».

– Ноксвелл-плаза. – Донахью записал на бумажке. – Сейчас налажу связь, попрошу выставить охрану. Не то что наша парочка – мышь не проскочит.

Джон покивал. Человечки с яматской ширмы глядели узкими глазками, похожими на запятые.

– Голубя отправите? – уточнил он.

– Голубя, голубя, – раздраженно отмахнулся шеф.

– Отлично, – сказал Джон с удовлетворением. – А то, знаете, пользование магическими средствами коммуникации преследуется по закону…