Дорога в Оксиану. Трэвел-блог английского аристократа. Италия. Персия. Афганистан

Вечером пришло известие о том, что в тюрьме скончался Теймур Таш39, это случилось позавчера в десять часов вечера, после того как его лишили всех удобств и спального места. Я лишь был в одно время с ним в Москве в 1932 году и нахожу это горестным, те, кто знали и любили его как всемогущего визиря, крайне поражены произошедшим. Но правосудие здесь – личное дело правителя, его вполне могли забить до смерти на публике. Марджорибанкс управляет этой страной с помощью страха, самый большой из которых – страх королевского сапога. Кто-то может возразить, что это делает ему честь в век оружия, способного уничтожать на расстоянии.

Тегеран, 7 октября. – За содействием в своих путешествиях я наведывался к разным людям, включая Махмуда Джама, министра внутренних дел, Мустафу Фатеха, управляющего поставками англо-персидской нефтяной компании, и эпиграфиста Фараджоллу Базла. Затем чаепитие у Мирзы Янца, было многолюдно, разговор шёл на английском, греческом, армянском, русском и персидском. Главным гостем стал Эмир-и-Джанг, брат военного министра Сардара Асада и один из великих бахтиарских40 вождей. Он подарил дочери хозяина дома кукольную мебель с позолотой и плюшем. В восторг пришли все гости, звучало «Вау!» на английском и «Вах!» по-персидски.

Шир Ахмад, афганский посол, похож на тигра, переодетого евреем. Я обратился к нему с просьбой:

– Если ваше превосходительство даст мне позволение, я надеюсь посетить Афганистан.

– Надеетесь посетить Афганистан? (Тигриный рык) О ЧЁМ Р-РЕЧЬ! Р-РЕШЕНО! Вы посетите Афганистан НЕПР-РЕМЕННО.

По его словам, из Герата в Мазари-Шариф действительно есть дорога.

Тегеран, 10 октября. – В шести милях отсюда в городе Рее есть рифлёная башня-мавзолей, нижняя часть которой выполнена в сельджукском стиле, ещё одна башня расположена дальше, в Варамине, она меньших размеров, но более изящная. Как мы обнаружили, у этого сооружения есть крыша и жилец. Его занял любитель опиума, который отвлёкся от приготовления обеда, чтобы рассказать нам, что эта башня, построенная 3000 лет назад, теперь служит ему домом. Мечеть в Варамине датируется XIV веком. Издалека она напоминает разрушенное аббатство, Тинтерн, к примеру, но вместо шпиля здесь купол, который вырастает из восьмиугольного среднего яруса над квадратным помещением для молитв в западной части. Сложенная вся из простого кирпича цвета кофе с молоком, прочного и неприхотливого, в правильных пропорциях, мечеть выражает идею важности внутреннего содержания, а не внешнего блеска, чего никогда не бывает в мавританской и индийской фасадной архитектуре. Внутри находится михраб41 с лепниной, выполненной в той же техники, что и Гонбад Алавиан в Хамадане, но рисунок, несмотря на то что сделан в более поздний период, грубый и неясный.

В мечети к нам подошёл человек, одетый, как портовый грузчик, впрочем, так одевается большинство персов при нынешних законах о роскоши. На его запястье сидел крапчатый серо-белый сокол в кожаном клобучке. Он вырастил его, выкрав из гнезда.

Мы ужинали с Ганнибалом, чей род, как и Пушкина, происходит от арапа Петра Великого, и таким образом он приходится кузеном некоторым английским королевским особам. Сбежав от большевиков, он стал персидским подданным и теперь живет жизнью более персидской, чем сами персы. Слуга, нёсший в руках бумажный фонарь высотой в три фута, провел нас к его дому по лабиринтам старого восточного базара. Другими гостями были каджарский42 принц, сын Фармана Фармы43, и его жена, выросшая в Гонконге. Они, будучи больше англичанами, чем сами англичане, были смущены тем, что им приходилось есть буквально с пола. Дом был крохотным, но его миниатюрная башня-ветролов и затонувший дворик44, создавали ощущение пространства. Ганнибал в настоящее время занят созданием библиотеки Фирдоуси, в честь тысячелетия поэта в следующем году.

Затонувший дворик мечети Ага Бозорг в Кашане: Photo bymostafa meraji onUnsplash

Зенджан (5500 футов), 12 октября. – Мы пытались и всё ещё пытаемся добраться до Тебриза на грузовике. Пока путешествие идёт не по плану. Грузовик должен был выехать в четыре. В половине пятого нас посадили на извозчика и отправили на другую автостоянку за заставой Казвина. В пять часов здесь нас попытались усадить в разбитый автобус, всем видом демонстрируя, что никакого грузовика тут вообще никогда не было. Поэтому мы взяли автомобиль напрокат, но перед отправлением решили вернуться на ту стоянку, где договаривались о грузовике, и потребовать задаток. Это вызвало бурю возмущений. Тем временем подъехал наш грузовик, водитель автомобиля пригрозил обратиться в полицию, если мы его бросим. Мы не стали отказываться от его услуг.

На следующее утро в Казвине мы наняли другого водителя. Он отказался опускать верх, поэтому, когда машина неслась по ухабам на скорости сорок миль в час, мой лоб врезался в деревянную балку. Пришлось хорошенько ткнуть его в спину. Машина остановилась как вкопанная лошадь. Мы велели ехать. Он послушался, но плёлся теперь со скоростью десять миль в час. Мы попросили ехать быстрее. На короткий промежуток это подействовало, но затем он снова сбавил скорость.

Кристофер: Быстрее! Быстрее!

Водитель: Как я могу вести машину, если вы все меня бьёте?

Р. Б.: Поезжай!

Водитель: Как я могу вести машину, если ага45 меня не уважает?

Кристофер: Веди осторожно. У нас нет к тебе претензий, но нас не устраивает твоё опасное вождение.

Водитель: Увы, как я могу водить? Ага ненавидит меня. О, я несчастный.

Кристофер: Ага тебя уважает.

Водитель: Нет, ведь из-за меня у него разбита голова.

И так на протяжении нескольких миль, пока мы не подъехали к посту полиции. Тут он остановился, сказав, что должен подать жалобу. Нам оставалось только одно: опередить его. Мы выпрыгнули из машины и направились к полиции. Это обеспокоило нашего водителя, потому что было очевидно, раз мы с такой решительностью ищем полицию, то они будут на нашей стороне, а не его. Он предложил ехать дальше, и мы согласились.

Случившееся наглядно нам показало и предупредило о том, какой сковывающий ужас испытывают персы даже при намёке на физическое насилие.

Оставляя милю за милей позади, мы ехали по прямому пути между параллельными горными цепями. Купол Султанеи возвышался над пустыней. Чтобы добраться до него, нам пришлось разрушить целую ирригационную систему. Здесь мы увидели другую Персию. Всего несколько миль от главной дороги, но тут уже не носили современные шляпы Пехлеви, их заменяли стародавние шапки в форме шлема, которые изображены на рельефах в Персеполе. Большинство жителей говорили на турецком. В чайном домике мы съели пиалу местного творога, курута, с лавашем, размером с шатёр, и пошли в мечеть.

Купол Султанеи, мечеть Олджайту в городе Султанее (Сольтание): Photo by Sahand Rezvan on Unsplash

Это примечательное здание было достроено при монгольском правителе Олджайту в 1313 году. Яйцевидный купол высотой около 100 футов стоит на высоком восьмиугольнике и окружён по углам частоколом из восьми минаретов. Кирпич розовых оттенков. Но минареты изначально были бирюзовыми, как и трилистники, обведённые лазуритом и сверкающие вокруг основания купола. На фоне плоской пустыни, зажатый среди глинобитных домов, этот исполинский памятник Монгольской империи свидетельствует о той могущественности Центральной Азии, которая при Сельджукидах, монголах и империи Тимуридов отразилась в великолепных образцах персидской архитектуры. Безусловно, это парадная архитектура: прототип Тадж-Махала и сотни других святынь. Но он по-прежнему дышит силой и содержанием, тогда как его последователи добиваются лишь внешнего изящества. В нём есть дерзость настоящего изобретения; изящество приносится в жертву идее, и в результате, каким бы несовершенным он ни был, представляет собой триумф мысли, несмотря на технические ограничения. Такова большая часть великой архитектуры. Здесь повод вспомнить о Брунеллески46.

Маленькая гостиница называется «Гранд Отель – Таун Холл». Мы там почти не были, поскольку Хусейн Мохаммад Ангорани, местный представитель англо-персидской нефтяной компании, пригласил нас на ужин. Он принимал нас в длинной белой гостиной с великолепно расписанным потолком, даже двери и окна были покрыты белым муслином. Обстановка состояла из двух бронзовых кушеток с атласными подушками-валиками и стоящих кругом жёстких диванчиков в белой обивке, перед каждым из которых стояло по маленькому столу, накрытому белой скатертью, с вазами угощений – дынями, виноградом и сладостями. Посреди зала, на полу, устланному двумя слоями ковров, стояли три высокие масляные лампы без абажуров. К нашим услугам был седобородый дворецкий в бежевом сюртуке, к которому хозяин дома обращался «ага».

В нашем рекомендательном письме было упомянуто, что мы бы хотели посетить Султанею. Если мы вернемся этой дорогой, сказал хозяин, он отвезёт нас на своей машине. Не будет ли это затруднительно для него? Нет, он ездит в Султанею каждый день по делам или для занятий спортом. Вообще-то у него там есть дом, в котором он мог бы нас принять. По своей наивности я принимал все эти любезности за чистую правду. Но Кристофер разбирался в тонкостях восточного этикета лучше. После обильной трапезы, во время которой мы ели руками, дворецкий проводил нас обратно в нашу тесную каморку в «Гранд Отель – Таун Холл».

Я сижу на улице у гостиницы, ибо согреться тут можно только в лучах утреннего солнца. Пафосный старик в клетчатом твиде, с важностью британского премьер-министра, только что подошёл и назвался Рейс-и-Шоса. Это означает «капитан шоссейных дорог», другими словами – управляющий окружной дорогой. Он сопровождал англичан в Баку, где наградой за его помощь стала большевистская тюрьма.

Тебриз (4500 футов), 15 октября. – В Зенджане нам наконец-то удалось пересесть на грузовик. Пока Кристофер фотографировал меня сидящим на заднем сиденье, подошёл полицейский и предупредил, что фотографировать запрещено. Водителем был ассириец из окрестностей озера Урмии, а рядом с ним сидела школьная учительница, тоже ассирийка, возвращавшаяся с миссионерской конференции в Тегеране. Она угостила нас айвой. Они очень заинтересовались моим знакомством с Маром Шимуном и посоветовали помалкивать об этом в Тебризе, там сейчас происходят гонения на христиан, а женский клуб миссис Кокран в Урмии закрыла полиция. Задумавшись об этом, они вместе запели гимн «Веди, добрый свет», кстати, она разучила его слова с водителем, чтобы он не пел то, что обычно любят петь за рулём. А я сказал, что предпочёл бы шофёрские песни. Ещё она, оказывается, убедила его снять голубые чётки с крышки радиатора – по её выражению они были суеверием «этих мусульман». Надо признать, я её весьма удивил, когда сказал, что такие чётки распространены среди православных христиан. Тогда она призналась, что и сама подвержена суевериям: однажды в гостиной отца её мужа бес, назовём его Мехмет, у которого была обычная жена из мира людей, через неё предсказал мировую войну. Она называла себя библейским работником, интересовалась, курит ли большинство людей в Англии или нет, и никак не могла понять, почему врачи не запрещают табак и алкоголь, а вместо этого позволяют подобное и себе.

Я начал сочувствовать персидским властям. Миссионерство – дело благородное, но как только они обращают в свою веру или находят местных христиан, оказывается, что их деятельность не столь полезна.

Кристофер в это время читал в кузове грузовика, где вместе с ним ехали тегеранец, исфаханец, два погонщика мулов и помощник водителя.

Тегеранец: О чём книга?

Кристофер: Об истории.

Тегеранец: Какой истории?

Кристофер: Об истории Рума47 и соседних с ним стран: Персии, Египта, Турции и Франкистана48.

Помощник водителя (открывая книгу): Ya Ali! Что за иероглифы!

Тегеранец: Ты можешь это прочитать?

Кристофер: Конечно. Это мой язык.

Тегеранец: Прочти нам.

Кристофер: Но вы не понимаете этот язык.

Исфаганец: Неважно. Прочти немного.

Погонщики мулов: Вперёд-вперёд!

Кристофер: «Тот факт, что римский понтифик воздвиг в самом сердце Франции трибунал, откуда обрушил свои проклятия на короля, может вызвать недоумение, но оно исчезнет, как только у нас сложится объективное представление о короле Франции одиннадцатого века.»

Техерани: О чём это?

Кристофер: О Папе.

Тегеранец: А кто это?

Кристофер: халиф Рума.

Погонщик мулов: Это история халифа Рума.

Тегеранец: Помолчи! Это новая книга?

Помощник водителя: Она наполнена праведными мыслями?

Кристофер: В ней нет религии. Человек, написавший это, не верил в пророков.

Тегеранец: Верил ли он в Бога?

Кристофер: Возможно. Однако он отвергал пророков. Он сказал, что Иисус был обычным человеком (все согласились), и что Мухаммед был обычным человеком (все приуныли), и что Заратустра был обычным человеком.

Погонщик мулов (говорит по-турецки и не очень хорошо понимает): Его звали Заратустра?

Кристофер: Нет, того, кто это написал, звали Гиббон.

Хором: Гвибун! Гвибун!

Тегеранец: Есть ли религия, которая говорит, что Бога нет?

Кристофер: Думаю, нет. Но в Африке поклоняются идолам.

Тегеранец: А много ли таких в Англии?

Дорога шла в горы, к огромному ущелью, приведшему нас к реке Золотого пловца. По легенде этим пловцом был пастух Леандр, ради встречи с любимой ему приходилось переплывать реку, пока она не построила поистине прекрасный мост, по которому переправились и мы. Рядом с нами резвилось стадо газелей. Наконец мы выехали на азербайджанское нагорье – серые просторы, напоминавшие зимнюю Испанию. Мы проехали Миану (об этих местах рассказывают, что здесь обитают жуки, кусающие только чужеземцев) и остановились на ночь в уединённом караван-сарае, во дворе которого на привязи сидел волк. В Тебризе полиция запросила у нас по пять фотографий (их у нас не было) и выдала бланк для заполнения:

Я нижеподписавшийся:

Роберт Байрон

Кристофер Сайкс

Подданство:

английское

английское

и занимающийся профессией:

художника

философа

заявляет, что прибыл:

13 октября

13 октября

в сопровождении:

джинна

книги Генри Джеймса

и т. д.

В Тебризе есть свои отличительные черты: вид на роскошные красочные горы, к которым подходят лимонного цвета предгорья; вполне приличное белое вино и скверное пиво; несколько миль великолепных базаров с кирпичными сводами и новый городской парк с бронзовой статуей Марджорибанкса в накидке. Здесь есть два памятника старины: развалины знаменитой Голубой мечети с мозаикой XV века и цитадель, гора маленьких искусно сложенный красно-коричневых кирпичей, которая выглядит так, будто когда-то была мечетью, и если эти предположения верны, то это была одна из самых больших когда-либо построенных мечетей. Все, за исключением официальных лиц, говорят только на турецком языке. Торговцы раньше были богаты, но их разорила вера Марджорибанкса в плановую экономику.

Кирпичные своды Гранд-базара в Тебризе: Photo by Idin Ebrahimi on Unsplash

Мераге (4900 футов), 16 октября. – Мы приехали сюда сегодня утром за четыре часа, пейзажи по дороге напомнили мне ирландский Донегол. Вдалеке показалось озеро Урмия, полоса серебристо-синего цвета, а за ним горы. Квадратные башенки с голубятнями придавали деревням вид крепостей. Повсюду раскинулись виноградники и рощи рябины, которую здесь называют санджук, с узкими серыми листьями и жёлтыми гроздьями.

Пейзажи вокруг Мераге, Иран, остан Восточный Азербайджан: Photo by Alirad Zare on Unsplash

Сам по себе Мераге не интересен. Широкие прямые улицы прорезают старые восточные базары и лишают город характера. Ребёнок с длинными кукольными ресницами говорил по-персидски и провёл нас к нужным сотрудникам, а те, в свою очередь, показали нам изящную многоугольную башню XII века, известную как усыпальница Матери Хулагу49 (Гунбад-и Кабуд), из сливово-красного кирпича с узорами и надписями. Этот приятный старинный материал, как бы перенесённый из английского сада на службу текстам Корана и сверкающий синей инкрустацией, удивительно эффектен и красив. Под крышей проходит фриз с куфическим письмом50, ниже которого по всему периметру видны отверстия для голубиных гнёзд.

Куфическое письмо на башне Гунбад-и Кабуд: Photo by Yassin Mohammadi on Unsplash

Photo by Yassin Mohammadi on Unsplash

У нас возникла идея отправиться отсюда прямо в Миану, отсекая таким образом две стороны треугольника с вершиной в Тебризе. Мы проедем по неизвестной, по крайней мере в архитектурном плане, местности – на карте здесь почти ничего не отмечено. Оказалось трудно достать лошадей. Мы согласились на цену одного владельца, но, как выяснилось, наше решение застало его врасплох, он недавно потерял жену, и некому было присмотреть за детьми в его отсутствие. После часа убеждений он согласился. Но потом, увидев лошадей, мы сами решили отказаться. Хозяин гостиницы ищет других. Надеемся выехать завтра вечером. Мы переняли местную традицию – откладывать дела на конец дня.

Тас Канд51 (около 5000 футов), 17 октября. – Я очень старался правильно записать название этого места, хотя это не столь важно, поскольку оно состоит из одного дома и находится всего в фарсахе от Мераге. Сейчас нас будет интересовать фарсах (парасанг у Ксенофонта). Принято считать, что фарсах равен четырём милям, но в широком употреблении у него нет точного значения, этот термин употребляется к расстояниям от трёх до семи миль.

Наши овчинные тулупы и спальные мешки расстелены в верхней комнате. В незастеклённом окне проглядывают вершины тополей и последний проблеск неба, напоминающий о зиме… Вспыхивает спичка, фонарь освещает неровности глинобитной стены, в окне становится темно. Полицейский Аббас склонился над жаровней, разогревая в щипцах кубик опиума. Он предложил мне попробовать – напоминает картофель. Погонщика мулов, что сидит в углу, зовут Хаджи Баба. Кристофер всё ещё читает Гиббона. Курица и лук томятся в котелке. А я, смотря на всё это, размышляю о том, что надо было быть предусмотрительнее, отправляясь в такое путешествие, и запастись едой и средствами от насекомых.

Должностные лица из Мераге слышали о Расатхане, что значит «звёздный дом», обсерваторию, но никто никогда не видел её. Она была построена при Хулагу в XIII веке, и её наблюдения были самым передовым вкладом ислама в астрономию до тех пор, пока Улугбек не изменил календарь в начале XV века. Выехали рано, преодолев гору на полном скаку, мы оказались на равнине, где к разным холмам с четырёх сторон света вели прямые мощёные дорожки, пересекающиеся под прямым углом. Эти дорожки, по нашим предположениям, помогали в астрономических вычислениях, холмы оказались грудами разрушенных зданий. Если это и было целью нашей поездки, то где пропадала остальная часть группы, глава города, шеф полиции и военный комендант, которые ехали впереди нас? Пока наши сопровождающие скакали повсюду, пытаясь их разыскать, мы стояли у края склона, обозревая великолепные просторы и озеро Урмию вдалеке, и ожидали, с долей сомнения, что наши ищейки появятся из укрытия тополей у подножия горы. Неожиданно пропавшие объявились внизу на склоне, на полпути от нас, буквально под нашими ногами; мы спустились к ним, ведя лошадей, и заметили, что в скале есть полукруглая ниша, а в её центре находится вход в пещеру. Этот вход изначально мог быть естественного происхождения, но его искусственно расширили.

Внутри пещеры мы обнаружили два алтаря, один обращён ко входу, на юг, а другой – направо, или на восток. Каждый был высечен прямо в скале и представлял собой своего рода пьедестал с остроконечным сводом. За алтарём, справа на стене, высечен грубый михраб, направленный в сторону Мекки. По обе стороны от алтаря в углублении были входы в два туннеля. Они переходили в маленькие камеры, в стенах которых были ниши для ламп, а затем шли дальше, но были слишком забиты землёй, чтобы мы могли пройти. Интересно, сообщялись ли они раньше с обсерваторией наверху, и если да, то велись ли наблюдения при дневном свете. Говорят, на солнце со дна колодца видны звёзды.

Пока я фотографировал внутри пещеры, думая, какими скучными покажутся снимки другим, Кристофер нечаянно услышал, как шеф полиции шёпотом говорил военному коменданту: «И зачем британскому правительству понадобились фотографии этой пещеры». Вероятно, они решили, что мы работаем на власти.

Лошадей, пригнувших задние ноги, спускали с крутого уклона в деревню у подножия. Мы скользили за ними, здесь, в доме местного главы, для нас уже приготовили фрукты, чай и арак.

Когда мы выезжали из города этим вечером, я заметил ещё одну башню XII века сразу за воротами, опять же из старого кирпича земляничного цвета, но квадратную и установленную на основании из гранёного камня. Три из сторон башни разделены на две арочные панели, выложенные из кирпича твидовым узором. Углы башни скрыты полукруглыми колоннами. На четвёртой стороне одна большая панель, украшенная куфическими надписями и синей инкрустацией, обрамляла дверной проём. Внутри башни оказался пологий свод, поддерживаемый четырьмя глубокими, но очень низкими выступами. Здесь не было никаких орнаментов, да они и не нужны, достаточно было идеальных пропорций, чтобы создать такое классическое, объёмное совершенство, лиричное и в то же время строгое, открывающее европейцу новый архитектурный мир. Чужеземный гость воображает, что открыл нечто особенное, каковы бы ни были другие красоты азиатской архитектуры. Удивительно найти подобное совершенство не только в Азии и говорящее совершенно на другом архитектурном языке.

Саома (около 5500 футов), 18 октября. – Этим утром Аббас и погонщики мулов пребывали под сильным воздействием опиума, поэтому вовремя мы не выехали. На замечания они только смеялись нам в лицо. Ведут они себя гнусно, а в стране, где хорошие манеры ценятся превыше всего, нет нужды терпеть подобные выходки. Поэтому вечером, когда они начали усаживаться в нашей комнате, я их прогнал, вместе с кальяном, самоваром и всем остальным. Это смутило Кристофера, он сказал, что здесь так не принято, и в доказательство поведал мне историю, как он однажды останавливался у вождя бахтиаров и бесспорно шокировал его просьбой выставить слуг за дверь, когда хотел поговорить с ним наедине. Я ответил, что у меня тоже есть свои традиции, и одна из них – не испытывать неудобств из-за дыма или присутствия погонщиков, которых я же и нанял.

Сегодня мы проехали пять фарсахов на одной чашке творога, а деревянные сёдла были настоящей пыткой. Вскоре после Тас Канда дорога пересекала прекрасный старый мост, три арки которого, чередуясь с двумя маленькими над каменными опорами, были из насыщенно красного кирпича. Затем мы поднялись на холмистое нагорье, обширное, обнажившееся и хмурое глубокой осенью. Местами было перепахано, и открывалась плодородная почва, но для земледелия пригодна вся местность, эти земли могли бы обеспечить больше населения, чем сейчас. Это была первая большая деревня. Посреди неё стоит массивная каменная плита с примитивной опорой, на которой жители отжимают масло.

Мы заняли лучшую комнату в доме старосты деревни, однако пахнет в ней, как в конюшне, поскольку комната находится именно над ней. Есть настоящий камин, вдоль недавно побеленных стен расположены ниши, в которых хранится домашняя утварь, кувшины, чаши, оловянные кружки, некоторые из них наполнены смесью лепестков роз и трав. Никакой мебели, только ковры. Вдоль стеновых панелей навалены груды подушек и одеял, покрытых старомодным ситцем. До мировой войны эти ситцы изготавливались в России специально для рынка Центральной Азии: на одной из подушек-валиков изображены пароходы, ранние автомобили и первый аэроплан в цветочных виньетках на алом фоне. Выглядит это ярко и чисто. Но только что на мою руку прыгнула блоха, и я в ужасе от предстоящей ночи, я боюсь не за себя, меня никогда не кусают, а за Кристофера, для которого блохи представляют нешуточную угрозу.

Нам принесли чашку парного молока. По такому поводу мы выпили виски за здоровье коровы.

Говоря на персидском, азербайджанцы произносят к как ч, а когда нужно произнести ч, то говорят ц.