Мальчик из будущего: Мальчик из будущего. Отрок. Новик

– Без проблем.

Билеты в кассе были, показав какие-то документы, воспитательница получила на руки билеты. Причем я не заметил, чтобы она их оплачивала. Повернувшись ко мне, она сказала:

– Отправление через тридцать минут, идем в зал ожидания, там продемонстрируешь свое творение.

Мы прошли в зал ожидания, надо сказать, не пустой, где я неторопливо снял чехол, немного поиграл, проверяя звучание, за это время начал собираться народ, после чего, ударив по струнам, спел веселенькую детскую песенку:

В каждом маленьком ребенке,И мальчишке, и девчонке,Есть по двести грамм взрывчаткиИли даже полкило!Должен он бежать и прыгать,Все хватать, ногами дрыгать,А иначе он взорвется, трах-бабах!И нет его!Каждый новенький ребенокВылезает из пеленокИ теряется повсюдуИ находится везде!Он всегда куда-то мчится,Он ужасно огорчится,Если что-нибудь на светеВдруг случится без него!(Г. Остер)

Играя, я смотрел на маленькую девочку лет трех, которая действительно была очень суетливой, многие, это замечая, улыбались, потому что песня была в тему. Девчушка же, засмущавшись, спряталась в складках материнского платья под смех зрителей. Закончив играть, я покосился на задумчивую воспитательницу и взял чехол, собираясь убрать гитару обратно, но она вдруг спросила:

– Это единственная песня, которую ты написал, или еще есть?

Слушатели, которые стояли рядом и не спешили расходиться, насторожились. Оп-па, мало того, что тут поет молодой певец, так еще и сам пишет. Интере-е-есно.

– Есть хулиганская. Тоже детская. И еще одна более взрослая.

– Давай с хулиганской.

– Без проблем.

Сделав гитарный перебор, слушая звучание, начал наигрывать и, весело улыбаясь, запел:

А я маленькая мерзость, а я маленькая гнусь!Я поганками наелась и на пакости стремлюсь.Я людей пугаю ночью, обожаю крик и брань,А я маленькая сволочь, а я маленькая дрянь…У меня четыре зуба – восемь шей,У меня большие губы – до ушей,Я диету соблюдаю много лет,Тараканов поедаю на обед…(Маслов С.)

Когда я закончил, слушатели начали рукоплескать. Непривычная для молодежи бодрая и веселая песенка привела в восторг, но и более взрослые слушатели восприняли ее спокойно. А воспитательница, надо сказать, все же дослушав песню до конца, быстро сказала с некоторой угрозой в голосе:

– Только попробуй ее в пионерлагере исполнить.

– Я постараюсь, – улыбнулся я так, что можно было понять, – еще как спою.

– Давай третью, она, надеюсь, более спокойная?

– Конечно. Мечты и желания семнадцатилетнего мальчишки.

Мудрые книжкиБрошены в стол, джинсы – под мышку,Встал и пошел.В школу сегодня – явно не в кайф,Значит, зажигаем драйв!Славный денечек, птички поют,Сяду в тенечке, пива попью.Пачка «Пегаса», вроде, цела,Значит, мамка не нашла.Ветер в голове, а я влюбленныйВо всех девчонок своего двора,В мире столько мест, где я еще ни разу не был.Ветер в голове, портвейн крепленыйИ песни под гитару до утра,А над головой распахнутое настежь небо…(Трофим)

В этот раз как народу, так и аплодисментов было больше. Песня немного была мной переделана, сейчас не то время, чтобы петь про совков или Каплан, но даже с монтажом прошла на ура. Встав, я раскланялся и громко сказал:

– Исполнял автор слов и музыки, воспитанник детдома Максим Ларин.

Я как тот хомяк, мое – значит, мое. А маэстро, которые и смогли создать эти шедевры, еще напишут. Никакими душевными терзаниями за воровство песен я не страдал. Глупость какая. Кто успел, того и тапки. Они свое в моем будущем получили.

– Время. У нас автобус, – напомнил я задумчивой воспитательнице.

– Последняя песня для тебя слишком взрослая. Это точно ты ее написал?

– Да, надо будет авторство оформить. Вы поможете мне с этим?

– Поможем. Думаю, директор обрадуется. У нас одна девочка, она уже повзрослела и покинула детдом, тоже песню написала, но спела ее другая певица, даже по радио выпускали и на пластинках. Если еще и твои песни знаменитыми станут, это хорошо для детдома.

– Конечно, – согласился я. – Если надо, я еще песни напишу. Даже политически правильные.

– А вот это ты молодец.

Убирая гитару в чехол, я кивал и улыбался подходившим слушателям, пожал пару рук, после чего, повесив гитару на плечо – у меня там был длинный ремень – и поблагодарив слушателей за их поддержку, заспешил за воспитательницей, действительно через десять минут автобус уходил, нужно поспешить. К моему удивлению, кондуктор, что проверял у нас билеты, прежде чем пропустить в салон автобуса, а также сам водитель мне были знакомы, они во время моего выступления стояли среди слушателей. Водитель это подтвердил, воскликнув:

– О, молодое дарование, с нами, значит, едешь?

– Я еду с сопровождающим, а она уже с вами, – уточнил я.

Жизнерадостно заржав, он подтолкнул меня ко входу, мол, заходи. Пройдя в салон, я увидел, что автобус был почти полон, мест свободных мало оставалось. Сел рядом с Ниной Андреевной, которая пребывала в тяжких раздумьях и, положив гитару на колени, грифом на плечо, спросил у нее:

– Нам долго ехать?

– Почти пять часов, Максим.

– Ого, это в какие же дали мы едем?

– Ржев, знаешь город такой?

– Но до него же километров двести пятьдесят?!

– Столько примирено и есть. Пионерлагерь находится именно там.

– А что, поближе ничего не было?

– Сейчас я понимаю, что нужно было оформлять тебя куда поближе. Но свободное место было только там, вот и приняла путевку. Там больше шестидесяти пионерлагерей, отличная природа, водоемы. Наши воспитанники там часто бывают, жалоб не было. Хорошие места.

– А для армии гибельные, – вздохнул я. – Ладно, посмотрим… Хм, даже интересно будет.

Автобус еще не торопился уходить. Осмотревшись, я попросил отлучиться по маленькой.

– Если водитель отпустит.

– Отпустит, – уверенно ответил я и передал гитару. – Посторожите.

С водителем проблем не возникло, он широкой рукой отпустил меня, сказав, что я особо могу и не торопиться. Время и в пути наверстаем. Меня действительно немного приперло, тут я не играл, поэтому быстро сбегав в отхожее место, на обратном пути завернул в буфет, где купил две бутылки воды, в дороге могут пригодиться, и вернулся обратно.

Автобус вышел в рейс практически вовремя, так что, не особо нарушая скоростной режим, мы покинули окрестности Москвы и, выехав на Ржевскую дорогу, направились к городу. Я дремал на своем месте, цепко держа гитару в объятиях, а воспитательница, достав небольшой блокнотик, что-то писала, изредка прерываясь и задумываясь, после чего продолжала. Заглянув, я обнаружил планы, графики и какие-то схемы. Пару раз мелькало мое имя. Смотреть было не очень удобно, но, похоже, пока у воспитательницы свежа память, она составляла список дел по моему возвращению, что будем делать и куда бежать. Регистрация песен, запись в школе и все такое.

Как оказалось, можно было не запасать воды. Автобус заезжал во все населенные пункты по пути, так что купить воду не было проблемой. В одном городке, в половине пути от Ржева, мы остановились на полчаса, пообедав в придорожном кафе. Пока Нина Андреевна сидела в салоне и охраняла гитару, я сбегал к киоску Союзпечати, где купил с десяток тетрадей, пачку конвертов, баночку с тушью, перья, карандаши и другие письменные принадлежности. Все мне это упаковали в плотную бумагу и перевязали бечевкой, оплатил шесть рублей семнадцать копеек. М-да. Бумага и писчие принадлежности нужны мне были для тренировок, такими я еще не пользовался, руку надо набить.

Естественно, Нина Андреевна поинтересовалась, что у меня в руках. Честно пояснив, что это, я был немного удивлен последующим вопросом. Мол, откуда у меня деньги? Ответил, что мне сунули их после озвученного репертуара в зале ожидания автовокзала. Крыть той было нечем, лишь спросила, почему я взял?

– Дают – бери, бьют – беги, – пожал я плечами, на что воспитательница только махнула рукой.

Дальнейший путь прошел без проблем, даже вспомнить было нечего. Я в кафе поел харчо, впервые попробовал это блюдо, поэтому обпивался водой, что-то с супом перемудрили, почему такой острый? До Ржева мы не доехали, сошли чуть раньше. Даже не у населенного пункта, а на перекрестке дорог.

– Далеко идти? – первым делом спросил я, когда автобус отъехал, вешая за спину гитару и беря сверток с писчими принадлежностями в левую руку, а бутылку с водой в правую.

– Нет, километра четыре. Там дальше деревня небольшая, Петухово. Рядом с ней и находится пионерлагерь.

– Ага, с названиями разобрался. Тогда идем, посмотрим, какое там житье-бытье.

– Может не понравится? – улыбнулась воспитательница.

– Не понравится, сбегу, – пожал я плечами. – Не вижу в этом проблем.

– Куда сбежишь? – даже остановилась Нина Андреевна.

Остановившись и обернувшись вполоборота, я спокойно пояснил:

– Не волнуйтесь, к началу сентября я вернусь, я же помню нашу договоренность. Нужно учиться, да и музыкой заниматься.

– А почему сразу в детдом не хочешь вернуться? – спросила воспитательница, она подошла ко мне, и дальше мы шли неспешным шагом.

– У вас есть мечта, Нина Андреевна?

– У всех она есть.

– У меня, как вы понимаете, тоже. Я мечтаю увидеть море. Поживу дикарем на берегу все лето и вернусь загорелый, с белоснежной улыбкой на лице и счастливый. К концу лета буду, обещаю. Да и куда мне идти?

– Ты это все-таки брось, на море он собрался, – немного возмутилась Нина Андреевна. – Веди себя как все. Кстати, ты пионер?

– Конечно. Только галстук так и не научился завязывать, мама это всегда делала.

– Хм, извини, что напомнила.

– Ничего, я сильный. Да и привыкаю уже, – вздохнул я, и добавил: – Когда я вырасту, то буду жить на берегу моря. Из окон моего дома будет вид на красивейшие закаты. В Адлер поеду, точно, в Адлер.

– Мечтатель.

Никаких попуток нам так и не попалось, пока шли. Дорога как была, так и оставалась пустой, лишь ветер гонял пыль. Впереди действительно виднелась деревня, но мы раньше свернули на укатанную полевую дорогу, дошли до брода. Но перешли речку через пешеходный мостик, что находился рядом с бродом. От речки до лагеря было всего метров триста, дошли быстро. Прошли ворота, детворы вокруг хватало, были и более взрослые ребята и девчата, чем я. Мы направились в сторону административного домика. Нас провожали взглядами, но не останавливали. Некоторые здоровались с воспитательницей, и та им отвечала, вот этих детей я рассматривал более внимательно, встречая такие же взгляды. Точно из детдома детвора.

Директор пионерлагеря оказался на месте, он появление нового воспитанника воспринял спокойно, радости в его голосе не было, правда, и огорчения тоже. Прибыл и прибыл. Получив документы на меня, он попросил воспитательницу остаться, а мне выйти. Мнение о лагере у меня еще составлялось, но в одном я был уверен однозначно, мне тут уже не нравилось.

Усевшись на ступеньки крыльца, положив рядом гитару, достал из кармашка в чехле леденцы и, открыв, бросил один леденец, липнувший к рукам, в рот. Убрать не удалось, маленькие набежали, второклашки, вроде. Леденцов мне было не жалко, раздал все, после чего убрал пустую баночку обратно, пригодится для мелочи. Для тех же иголок и ниток. Меня засыпали вопросами, так что сидеть было не скучно. Пока я отвечал на первый, мне успевали задать еще с десяток, пока отвечал на одиннадцатый, еще с три десятка. Ох, и тарахтелки. Пацаны еще ничего, а вот девчата ну очень любопытные. Узнав, что я из детдома, многие понимающе покивали, тут такие, как я, были. Про гитару спросили, ну, и остальное.

Спас меня директор, что вышел на крыльцо, следом за ним уже вышла Нина Андреевна. О чем они вели беседу, подслушать не удалось, благодаря пионерам и октябрятам, что стояли у крыльца, но судя по красному лицу Нины Андреевны, дошло до споров.

– Постройте отряды, – велел кому-то директор.

Пока вожатые командовали, я последовал за директором и встал рядом. Наконец ровными линейками встретились отряды. Хм, а детей тут хватало. То-то мне показалось, лагерь большой.

– Вниманию отдыхающих! – громким и, надо сказать, хорошо поставленным голосом сказал директор. Вокруг тут же наступила тишина, и дети стали слушать, о чем говорит местное начальство. – У нас появился новый отдыхающий. Это Максим Ларин из Московского детдома. Как вы знаете, многие из него здесь отдыхают. Прошу отнестись к новичку с пониманием, показать расположение, что у нас и где находится. Максима мы записали в шестой отряд. Вожатая, займитесь новичком. На этом все.

– А мне что, слово не дадут?! – возмутился я.

– А есть что сказать? – теперь во взгляде директора появился хоть какой-то интерес.

– А то как же, – сделав шаг вперед, я осмотрел толпу детей, выстроенную в квадраты отрядов, и громко стал рекламировать себя: – Максим Ларин, тринадцать с половиной лет от роду. Без меры обаятелен, девчата, держитесь…

– Ларин! – громким шепотом зашипела Нина Андреевна под хихиканье детей.

– Так я и не про школьниц, это же дети, ничего интересного. Я про вожатых… Так вот. Без меры шалун, но черту не перехожу. Умею играть во все игры. На гитаре тоже, пою и играю. Хорошо дерусь, второй разряд по боксу…

– Ларин, почему я не знаю?! – снова влезла Нина Андреевна.

– А вы не спрашивали, – мгновенно отрезал я. – Могли и понять по сбитым костяшкам на пальцах.

– Что еще я не знаю?

– Полгода греблей занимался, довольно успешно. Потом год восточными боевыми искусствами, в частности, джиу-джитсу и карате. Тайский бокс не особо понравился. Хотя два месяца изучал его. Год занимался спортивной стендовой стрельбой, но разряд не получил, раньше надоело и ушел. Вот в легкой атлетике – мой любимый спорт – бег на дальние дистанции. Не раз первые места занимал. Этот спорт мне очень интересен. Не раз помогал в жизни. Бывает такая ситуация, где спасают только быстрые ноги.

– Хорошо сказал, молодец, – усмехнулся директор. – Ты закончил?

– Да вы что, я еще и не начинал себя расхваливать…

– Считай, закончил. Отряды, разойдись. Евгения, займись новичком. Больно он шустрый, – напомнил вожатой директор и, подхватив за локоть немного растерянную Нину Андреевну, повел ее обратно в свой домик.

Меня почти сразу окружили дети, как из моего теперь отряда, так и из других, вопросы сыпались с разных сторон, но меня спасла девушка с пионерским галстуком на шее, по виду ей было лет шестнадцать. По мне, то уже вполне сформировавшаяся, личико чистое, а не как у ее соседки, в сплошных прыщах, вполне можно закрутить. Посмотрим, как сложится, и не свалю ли я отсюда раньше. Меня повели по лагерю к домику, где и жил наш отряд. Пока шли, у меня была возможность осмотреть сам лагерь. Кстати, вполне на уровне, новенькие казармы и другие строения, дорожки асфальтированы, везде разметки. Чисто и аккуратно, все как в сказке. То есть видимость счастья тут вполне на уровне, а как в реальности, посмотрим.

Толпой – вот им делать, что ли, нечего, кроме как меня сопровождать, мы прошли к нужному строению и зашли внутрь. Там мне указали на свободную кровать и выделили белье. Я сложил часть вещей в свою тумбочку и повесил над кроватью гитару. Тут был вбит крепкий гвоздь. Несмотря на то, что одноотрядники явно желали со мной пообщаться, вожатая отвела меня в одну из комнат в нашей казарме, кстати, это был читальный зал, ну, или нечто подобное. Дверь она заперла. Да еще подперла, чтобы сюда никто не смог проникнуть.

– Мне уже раздеваться? – завлекающим голосом спросил я.

Та густо покраснела и немного резко ответила, явно пытаясь меня осадить:

– Не думай тут о себе, наглый мальчишка. Я тебя для другого позвала, хочу знать, что за фрукт оказался в подчиненном мне отряде.

– Очень сладкий фрукт. Поверь, сорвешь, не пожалеешь.

– Может, хватит? – устало спросила та.

– Ну ладно, – уже спокойным голосом сказал я. – Что хотели? Только давайте быстрее, а то мне сейчас там гитару поломают. Вон, уже кто-то тренькать пытается.

– Мне нужно знать, что ты умеешь. В чем я на тебя как на пионера могу положиться.

– Хороший пловец, так что если за кем на пляже нужно присмотреть, например, за малышней, обращаетесь спокойно. Разнять драчунов – тоже без проблем. Боксировать я люблю. Если нужно отбить соперницу от любимого мужчины, тоже без проблем. Это так, мало ли такая услуга пригодится вам лично. Вожу машину, но не очень хорошо, показали, дали покататься, однако практики не хватает. Бегаю хорошо, но это вы уже слышали. Рисую так себе, не дано мне это, но писать умею красивым почерком. Вроде все. Если что не упомянул, скажите.

– Гитара?

– Владею неплохо, голос есть, как мне говорили. Тоже можно использовать, репертуар большой.

– Хорошо. Теперь давай я тебе расскажу распорядок в отряде. Что можно и что нельзя.

Выслушав, иногда согласно кивая, я поднял руку, когда вожатая закончила, и сказал:

– Хотелось бы сразу сообщить. Скорее всего, ночевать в отряде я буду редко.

– Почему?

Встав, я подошел к девице и, ткнув ей пальцем в ложбинку между грудей, достаточно серьезно и жестко сказал:

– Видите ли, Евгения Павловна, я уже состоялся как мужчина, и женщина у меня была. Мне понравилось, и останавливаться я не хочу. Дрочить под одеялом – это не мое, поэтому если не найду партнершу в лагере, поищу в деревне. Там, я уверен, сговорюсь, поэтому и сообщаю, меня ночами может и не быть. Не смотрите на меня так и не краснейте, поймите, это всего лишь физиологический процесс, такой же естественный, как справлять нужду, и даже полезный для здоровья. Хотя в СССР секса нет, у меня он есть, и бросать я это дело не собираюсь. Ни-ко-гда. Я надеюсь, понятно расставил акценты?

– Более чем, – оттолкнув мою руку, пыхтя, ответила красная как вареный рак вожатая, не зная, что мне сказать, она буркнула первое, что пришло на ум, – узнаю, что не ночевал в отряде, сообщу Евгению Олеговичу, нашему директору.

– Да мне без разницы.

Девушка привела себя в порядок, дождалась, когда краснота пройдет, и выпустила меня в общую комнату. Судя по хихиканью вокруг, ее вид никого не обманул. Заметив, что моей гитары на стене нет, я грозно обвел всех присутствующих взглядом и прямо спросил:

– Кто взял мою гитару без спроса?

– Старшие мальца прислали за ней, – ответил один из парней.

Ему было по виду как мне, да и большинству столько же. В соседнем помещении была уже комната девчат, тоже моих сверстниц, но почти все они были здесь, за малым исключением.

– Кто такие? – напрягся я, – похоже, сейчас будут разборки.

– Десятого отряда, там десятый класс. Взрослые уж, курят.

– Показывай, где они, – требовательно велел я ему.

– Ты куда это собрался? – заступила мне дорогу вожатая.

Прижавшись к ней, я взасос поцеловал ее, так же, как меня целовала Жаклин, и у меня крышу срывало. Оставив ошеломленную девушку стоять в коридоре, – похоже, репутацию я ей изрядно подмочил, – вышел из нашего строения, и быстрым шагом направился по дорожке к другому строению, через три от нас. Бежавший рядом сверстник быстро пояснял, кто там главенствует и верховодит.

– Не волнуйся. Не впервой с такими шакалами общаться. Сейчас зайду и вежливо попрошу его вернуть мою гитару. Мою вежливость в детдоме все знают.

Паренек не побоялся зайти за мной следом в комнату парней. Не останавливаясь, я направился к лохматому крепкому парню, который лежал в трусах и майке и тренькал на моей гитаре. Второй рядом сидел на соседней кровати и осматривал кармашки на чехле. Он повернулся, когда я подходил, кто-то из присутствующих в комнате возгласом предупредил его. Быстро сделав два шага, я оттолкнулся от пола, немного взлетев, и, вложив в удар кроме притяжения еще и свой вес, нанес ему в лицо удар правым кулаком. Мой коронный, как тренер по боксу говорил. Все, этот не соперник, в ауте, сполз на пол без сознания. Так же молча, ногой, причем стопой, приложив и свой вес, влепил в лицо второму, начавшему вставать с перекошенным от ярости лицом. Мотнув головой, причем был отчетливо слышен хруст челюсти, он откинулся на подушку. Я аккуратно забрал из его рук гитару, положив на соседнюю койку, и запрыгнув на кровать, стал с силой опускать стопу правой ноги на его лицо. Уже превратил его в кашу, когда меня оттащили в сторону другие присутствующие в комнате хозяева. Раздав несколько ударов, я освободил пространство вокруг себя. Мне тоже пару раз прилетело, ухо правое начало ныть. Зло осмотрел, кто меня окружает, и угрюмо сказал:

– Еще одна падла грабли к моим вещам протянет, я приду и как сейчас это сделал, вежливо попрошу вернуть, а труп в речке притоплю. Надеюсь, я понятно пояснил? Вопросы будут?

– Ты дурной, ты чего с Пашкой сделал?! – возмущенно спросил один из парней, с татуировками на руках. – Вернемся в детдом, мы тебе там покажем.

– Белые тапочки заказывайте, гопота приблатненная, – сплюнув, ответил я.

Подняв с пола чехол, я вернул все на место. Прошелся по карманам вырубленного под возмущенный ропот зрителей, мало ли что пропустил, нашел пачку денег и тоже прибрал. Будет арендной платой за гитару. Убрав внутрь свою драгоценность, застегнул и, закинув ее на плечо, направился к выходу. На меня смотрели угрюмо, но не тронули. В комнате было с десяток крепких парней, ну и пара дрищей, но мне никто не заступил дорогу и я, ухватив за локоть своего проводника, вышел наружу.

– Ну ты дал… – изумлено пробормотал тот, тряхнув головой, после чего неожиданно протянул мне руку. – Юра.

– Макс, – пожал я ему ладонь.

– Ты действительно боксер?

– В действительности у меня первый разряд, но я всем говорю, что второй. Это помогает в драке, все думают, что я не очень хорошо наношу удары, а в драке им неприятный сюрприз.

– Жестоко ты с Пашкой.

– Нужно сразу показать, что ко мне лучше не подходить. Сейчас я это продемонстрировал явно. Детдомовские только силу понимают. Они поняли. Кстати, где тут обувь можно помыть, а то она в крови? Да еще и на ногах брызги.

– Идем, покажу. Там у столовой кран наружу вывели и бочку поставили, там можно незаметно помыться. К умывальникам не пойдем, увидят еще.

Сходив к бочке, где я отмылся, мы вернулись в строение, а нас там уже ждали. Юра, как и я, отвечал уклончиво – я попросил не описывать того, что он видел, а они молчать будут. Слух, конечно, пойдет, вон, у медпункта нездоровое шевеление, но это только слух. Естественно, обустроиться мне не дали, за мной прибежала вожатая, а почти сразу следом вошли директор и Нина Андреевна, она еще не уехала. Выгнав всех жильцов из комнаты, кроме меня, директор подошел ближе и зло спросил:

– Ларин, ты что сделал с Сорокиным и Хлыновым?

– Вообще ничего не делал. А кто это? – искренне удивился я.

– Ты их избил и изувечил в соседнем здании.

– Вот вы о чем? – обрадовался я. – Но я тут ни при чем. Действительно, когда я проходил мимо этого здания, там дрались двое взрослых парней, я в окно видел. У одного лицо в крови было. В комнату я не заходил, и что было дальше, не видел.

– Но избил их ты.

– Свидетели есть? – коротко спросил я. – Что они сами говорят?

– Говорить они пока еще не могут, но другие указывают на тебя.

– Вы покажите, где они, эти другие, будьте уверены, скоро они скажут, что обманули вас.

– Угрожаешь, маленький наглец? – прошипел тот.

– Предупреждаю. Кто меня тронет, тот ответ и получит. Втройне. Это жизненный принцип.

Обернувшись, директор махнул рукой, сказав Нине Андреевне:

– Забирайте это чудовище, ему в моем лагере не место.

Он стоял ко мне спиной, поэтому не видел, как по моим губам скользнула довольная усмешка. Правда, воспитательница все испортила.

– Это ваша работа, перевоспитывать таких подростков. Я его не заберу. Раз он уже оформлен в ваш лагерь, занимайтесь им. Евгений Олегович, мальчик, конечно, не простой, но с ним вполне можно договориться, как я успела убедиться. Просто найдите компромисс, и все будут довольны.

«Блин, зря я ее дурой считал. Вполне умная баба», – подумал я.

– Значит, не заберете?

– Нет. Сами подумайте, как это отразится на вас, если вы в тот же день, приняв ребенка, тут же выгнали его. Причем ни за что. Ведь действительно, никто не тыкает пальцем в Максима и не говорит, что это он, а до вас дошли лишь слухи. Соседи пострадавших молчат. Предъявить мальчику нечего, он прав.

– Ладно, но контроль теперь за ним будет усиленным. Я уже вызывал скорую, сейчас должны приехать и забрать пострадавших. Это же ЧП, самое натуральное ЧП, – взмахнув руками, директор вышел из комнаты и покинул домик.

Вздохнув, Нина Андреевна, не обращая внимания на присутствующую вожатую, устало спросила:

– Как тебе тут, нравится?

– Да не особо. Дыра дырой.

– Только вот попробуй сбежать, – тут же зашипела воспитательница. И что они все на меня шипят?

– Посмотрим, но ничего не обещаю, – туманно ответил я.