Карл Великий

Верный духу своей расы и пренебрегая, ввиду высших интересов цивилизации, подавлением восстаний христианских провинций запада и юга Галлии, Пипин посвятил все свои усилия сначала покорению язычников за Рейном. Эта жестокая германская война, которая стоила франкам двадцати пяти лет труда, в конечном итоге не принесла им никакого нового и устойчивого политического установления. Однако, в высшем порядке исторических соображений, она имела capitalное значение: она знаменует начало возмездия за роковые вторжения V века, открывая железом путь евангельской проповеди в самое сердце варварства и давая Церкви ее первые территориальные завоевания в этом направлении.

До этого времени христианство, даже в период своего первого быстрого распространения при обращённых императорах, не выходило за пределы Рейна и Дуная. Миссионеры кельтского происхождения, ирландские монахи и прелаты франкской Галлии, смогли лишь вернуть утраченные позиции в древних римских провинциях, захваченных ордами с Севера. Христианству потребовалось всё это время (со времени вторжения), как отмечает Озанам, чтобы восстановить границы, которых оно уже достигло в своих первых проповедях, вернуть города, в которых Цезари воздвигли базилики, города, епископы которых заседали на соборах в Арле, Сардике и Аквилее. Все эти усилия привели лишь к восстановлению разрушенного наследия римской цивилизации. Теперь же предстояло продолжить это дело, укрепиться в Великой Германии, куда проникали Друз, Марк Аврелий и Проб, но не оставили там ничего долговечного, и которую сенат так и не решился превратить в провинцию. Этот шаг стал необходимым для самой безопасности христианского общества… Нужно было перейти границы Римской империи или уступить, как это сделали они сами: ведь судьба завоеваний такова, что они не могут остановиться, не отступив рано или поздно56.

Кельты, ученики святого Колумбана, вступили в контакт с германцами континента.

Вот яркое оправдание амбиций, даже узурпации, если угодно, Пипина Геристальского: он собрал все силы своего народа, чтобы возобновить цивилизаторскую миссию, возложенную на завоевателей Галлии, и которую национальная династия становилась всё менее способной осуществлять. Именно к этим экспедициям конца VII века и к системе христианской колонизации, начатой там последовательно знаменитым прадедом Карла Великого, следует отнести дело объединения Центральной Европы, осуществлённое на время и с такими благоприятными последствиями основателем Священной Римской империи.

Что особенно характеризует новую эру религиозной пропаганды, открытую победами Пипина Геристальского, так это более прямое и постоянное вмешательство папства в апостолат среди неверующих. Изолированный волной великих нашествий в сердце урезанной империи, глава католицизма, как только буря утихла, вновь взял на себя инициативу обращения варварских народов, находившихся за пределами сферы влияния древних епископских городов, которые устояли. Именно так святой Григорий Великий девяносто годами ранее привёл в лоно Церкви англосаксов, народ миссионерский, чей характер склонял их к смелым и трудным предприятиям, а общность происхождения, сходство обычаев и языка делали их гораздо более подходящими для этой задачи, чем…

Действительно, именно Великобритания, ставшая островом Святых, отправляет на правый берег Рейна первых пионеров Евангелия, вслед за победоносными франками и под их защитой. Благодаря договору, навязанному Пипином герцогу фризов, святой Виллиброрд с двенадцатью спутниками занимает эту территорию и водружает там знамя креста, которое он будет твёрдо держать в течение сорока лет. Посланный в Рим к папе Сергию от имени герцога франков, он выступает посредником между Святым Престолом и героем в организации этой новой христианской провинции57; он возвращается оттуда с паллием и основывает епископство Утрехт, первое, созданное на земле, лишённой римских традиций (696 год). С этого момента языческая Германия была покорена, и путь для апостолата святого Бонифация был открыт.

В 713 году Тевтония, снова покоренная, наконец позволила своему победителю вздохнуть свободно. В тот год, как говорят анналы Меца, князь Пипин не был вынужден вести армию за пределы своего княжества. Однако укрепление его власти внутри самого княжества, которое все еще не имело никакой системы внутренней организации, представляло для его старости достаточно сложную задачу, тем более что немногие достижения, полученные в этом отношении за последние двадцать пять лет, оказались под вопросом.

В беспрецедентной ситуации, созданной победой при Тестри, Пипин, чтобы смягчить переход, не счел нужным сразу отказаться от титула своей прежней должности майордома. Но, поскольку ему больше не подобало лично подчиняться меровингскому королю в выполнении подчиненных функций, он передал исполнение этих обязанностей одному из своих верных людей по имени Нордберт, своего рода заместителю майордома, который с тех пор представлял его в Нейстрии. Теодорих и его старший сын, Хлодвиг III, провели свои темные и бездеятельные правления под опекой этого чиновника, пока Пипин вел свои великие экспедиции за Рейн.

С приходом к власти Хильдеберта (695 год), после смерти Нордберта, герцог франков решил разорвать слабую связь, которая, казалось, все еще держала его в зависимости от наследственной монархии. Он официально провозгласил майордомом своего сына Гримоальда, тем самым возведя свою собственную власть в личное и абсолютное право, основанное только на его гении и славе.

Управление Гримоальда, молодого человека с мягким и миролюбивым характером, встретило в Нейстрии тем меньше трудностей, что Пипин сумел привлечь на свою сторону традиционных противников своей семьи и австразийского влияния, женив своего старшего сына, Дрогона, герцога Шампани, на дочери бывшего майордома Варатта, вдове Бертария, побежденного при Тестри. Пятнадцать лет спустя, после окончания германской войны, другой брак укрепил непрочный союз, заключенный тогда с самым грозным из недавно покоренных врагов за Рейном. Молодой майордом Гримоальд, в свою очередь, стал зятем герцога фризов Радбода. Это, по сути, единственная уступка Пипина тевтонству.

Если он сумел использовать браки своих детей для реализации своих политических планов, то известно, как двойной союз, который он сам заключил, стал, напротив, источником гражданских unrest, а также домашних огорчений. По примеру Пипина Старшего, он выбрал свою жену среди романского населения Южной Галлии. Аквитанка Плектруда, его ревностная спутница и, возможно, вдохновительница в его делах христианской пропаганды58, родила ему двух сыновей, о которых шла речь выше, Дрогона и Гримоальда. Однако этой первой привязанности, дважды священной, ему оказалось недостаточно. Будь то из-за амбициозных соображений низшего порядка или из-за того, что он, вопреки своей набожности, поддался бурным порывам своей варварской природы, он позволил себе подражать полигамным нравам, слишком распространенным в высших кругах франкского общества, и особенно при дворе Меровингов. При жизни Плектруды он взял вторую жену, красивую и знатного происхождения, как говорят хронисты, по имени Альпаида, которая должна была стать матерью Карла Мартелла.

Это первое публичное нарушение такого рода великих принципов христианской морали, которое история отмечает в потомстве святого Арнульфа и Пипина Старшего. Эта ошибка чуть не имела самых пагубных последствий даже в политическом порядке, выбросив главу австразийской аристократии за пределы традиций его семьи. Действительно, роковая ситуация, в которой она оказалась, несомненно, больше, чем природная порочность характера, сделала Альпаиду на время, при по крайней мере пассивном соучастии герцога, противницей духовенства и, следовательно, цивилизаторской работы, которую символизировало в некотором роде правление Пипина Геристальского. Разрыв с Церковью, вызванный увещеваниями и осуждениями смелого прелата, даже перерос в святотатственную войну и закончился кровавой драмой, напоминающей худшие дни преследований Брунгильды. Епископ Маастрихта Ландберт (святой Ламберт), ставший ненавистным наложнице, отказав ей в почестях, полагающихся ее незаконному положению, вскоре погиб, убитый родственниками и сторонниками оскорбленной женщины (708 год)59.

Смерть святого привела к результату, которого при жизни не смогли добиться его усилия. Пипин, потрясенный таким преступлением, сразу же отверг спутницу60, чье влияние оказалось столь великим и роковым. Он вернул Плектруду; но суровые искупления его заблуждений должны были омрачить его старость.

Дрогон, его старший сын, умирает примерно в это же время. Гримоальд, второй, мягкий, но малоэнергичный, казался мало пригодным для того, чтобы нести тяжелое наследие управления франками. И, по горькой иронии судьбы, опальная жена Альпаида родила ему еще одного ребенка, по имени Карл (Карл, на романском языке), уже сильного и доблестного, в котором оживали все черты отцовского гения. Невинная жертва чужих преступлений, обиды Плектруды и кровь Ландберта были достаточны, чтобы отстранить этого молодого человека, когда катастрофа, плохо объясненная в истории, еще больше углубила пропасть недоверия, отделявшую его от его естественной семьи.

Пипин заболел (714 год) в своей вилле Юпиль, близ Геристаля и Льежа, и Гримоальд поспешил из Нейстрии к нему. Возможно, сыновняя любовь была не единственным его мотивом, и он хотел быть готовым, если отцовское наследство откроется, противостоять попыткам сторонников Карла. Событие вскоре доказало силу и дерзость его врагов. Однажды, когда он молился за здоровье старого герцога в базилике, воздвигнутой в честь святого Ламберта на том самом месте, где епископ был убит, удар меча, нанесенный неизвестной рукой, сразил его насмерть перед гробницей мученика. В отсутствие свидетелей это новое злодеяние было повсеместно приписано виновникам первого. Молодой Карл был заподозрен самим Пипином в соучастии в убийстве, столь выгодном для его амбиций, и его опала стала с тех пор необратимой61.

Вместо того чтобы обратиться к сыну Альпаиды и в отсутствие законных наследников покойной, герцог усыновил шестилетнего ребенка, тоже бастарда, которого Гримоальд родил от наложницы до женитьбы на дочери Радбода. Именно этого бастарда, названного Теодоальдом, он выбрал для представления своего княжества в Нейстрии, как это делали ранее Гримоальд и Нордберт, с титулом и в необычайно уменьшенной должности мэра дворца. Но он едва успел предусмотреть этот род лейтенантства, очевидно, рассчитывая на грядущее возвращение собственных сил, что позволило бы ему и дальше осуществлять верховную власть, как смерть настигла его (16 декабря 714 года). Как единственный автор и гарант внутреннего умиротворения франкских государств, дело всей его жизни исчезло вместе с ним. Два года анархии и гражданской войны должны были поставить под сомнение все политические и моральные достижения, с таким трудом завоеванные правительством доблестного герцога. Меровингский король оказался не у дел, и не осталось ни одного реального авторитета, способного остановить ужасающее расчленение империи.

V

Ослеплённая амбициями, Плектруда сначала попыталась сама занять вакантный суверенитет, добившись передачи юному Теодоальду, находившемуся под её опекой, политического наследия её мужа. Владение сокровищами Пипина позволило ей привлечь, хотя бы временно, на свою сторону австразийских леудов, и её первым актом власти стало заключение в тюрьму в Кёльне, с их помощью, сына Альпаиды.

Этот акт насилия был столь же противозаконным, сколь и противоречащим национальным интересам. Чисто почётный титул, которым был наделён Теодоальд, не предполагал, особенно учитывая его возраст, такого расширения полномочий, к которому он внезапно был возведён. Что касается прав по рождению, то бастард Гримоальда имел их, несомненно, ещё меньше, чем бастард Пипина на наследование последнего. Карл, впрочем, был единственным, кто мог выполнить обязанности, связанные с этим наследованием, и чтобы соображение такого рода, столь важное в представлениях того времени, не склонило голоса в его пользу, австразийской аристократии нужно было быть крайне недальновидной и продажной.

Многочисленная группа верных сторонников собралась вокруг юного майордома, чтобы отправиться с ним ко двору короля Дагоберта III. Но при первых слухах об этом походе нейстрийцы восстали. Если они и приняли или смирились с личным превосходством Пипина, они не допускали, чтобы семья Арнульфингов таким образом удерживала власть, подобно принципу монархического наследования, и присваивала себе право назначать, наряду с бездеятельными королями, бездеятельных майордомов. Новая Брунгильда недолго ждала наказания за свою дерзкую затею. Атакованная нейстрийцами в лесу Куиз (близ Компьена), её армия была разбита наголову. Очень немногие из её сторонников избежали резни, а её внук, на которого она возлагала все свои честолюбивые мечты, вскоре после этого умер.

Победители возвели на пост майордома одного из своих, человека энергии и таланта, по имени Рагенфред, из Анжу. Какой бы мудростью ни обладал этот вождь, народная страсть увлекла его далеко за пределы оборонительной позиции, которую узурпация Плектруды могла законно внушить западным франкам. Он хотел дать своим соратникам удовлетворение от мести, и поскольку национальное чувство было столь же притуплено у него, как и у большинства других вождей аристократии, он не колебался призвать против Австразии поддержку традиционных врагов франкской расы и религии. Он заключил союз с языческими племенами Фризии (нынешняя Голландия), с которыми согласовал совместное вторжение. Пока победители из леса Куиз продвигались через Шампань и Арденны в старое рипуарское королевство, фризские отряды с другой стороны нарушили его границу к северу от Рейна под предводительством своего герцога Радбода. Впрочем, этот набег не имел никакой политической цели. Австразия, охваченная анархией, оказалась не в состоянии защитить свою независимость или территориальную целостность. Но ни Рагенфред, ни Радбод не стремились ни к её расчленению, ни даже к лишению её автономии. Особенно последнее решение шло вразрез с устремлениями партии Рагенфреда; ведь Нейстрия теперь сражалась за дело сепаратизма. Единственным результатом экспедиции стал грабёж захваченной территории и выкуп старой Плектруды62. После этого каждая из армий, насытившись добычей, вернулась на родину, оставив Австразию свободной устраивать своё внутреннее управление по своему усмотрению. Леуды Запада, кажется, боялись не меньше затруднений от господства над австразийцами, чем унижения от того, чтобы быть под их властью.

Однако альтернатива была неизбежной, и государственное объединение франкских земель стало программой, которая отныне определяла усилия любого, кто претендовал на политическую роль. Рагенфред упустил этот первостепенный интерес; другой поднялся, чтобы утвердить и поддержать его: это был Карл Мартелл.

В крахе удачи Плектруды он внезапно обрёл свободу, неизвестно каким образом. Возможно, соратники его отца по славе сами освободили его, поняв, хоть и с опозданием, что только в нём была вся их надежда. Они, по крайней мере, единодушно встали под его знамя (716). Эта храбрая, но едва организованная группа сначала бросилась в погоню за фризами, национальным врагом, чужеземцами. Карл, побеждённый в первой стычке, не пал духом. Радбод продолжал отступление, и австразийский герой обратился против нейстрийцев, возвращавшихся домой через Арденнский лес. Он застал их врасплох у Амблёва, близ Мальмеди, и нанёс им тяжёлое поражение63.

Менее чем через год он смог снова отправиться в поход во главе армии, полностью готовой к борьбе. Весной 717 года он выступил из Геристаля, пересек Шарбоньерский лес и вторгся в Камбрези, где его ожидал Рагенфред, расположившийся лагерем у Винчи, близ Кревкёра. Король Нейстрии Хильперик II, преемник Дагоберта III, находился в центре своих войск. Карл, у которого забота об общественном благе преобладала над национальными обидами, сначала попытался добиться результата, ради которого он взялся за оружие, путем переговоров. Его послы предложили королю соглашение на следующих условиях: возвращение всех франкских провинций под единую монархическую власть, под скипетр Хильперика; назначение Карла майордомом этого объединенного королевства со всеми полномочиями, которые принадлежали его отцу. Ответ Хильперика, продиктованный Рагенфредом, не мог быть сомнительным: анжуйский вождь заявил, что он полагается на суд Божий и что исход завтрашней битвы покажет, кому должно принадлежать управление королевством. Карл вновь одержал победу (21 марта 717 года) и преследовал разбитых нейстрийцев до Сены64. Тем не менее, он не смог реализовать свой план. Слишком много элементов сопротивления оставалось в Нейстрии, и ему пришлось продолжать опираться исключительно на Австразию. Из-за отказа принять программу национального объединения и поражения, к которому привел этот отказ, Хильперик, король сепаратистской фракции, в глазах победителя при Винчи был повергнут двойным падением. Поэтому он назначил ему не соперника, а преемника в лице Хлотаря IV, малоизвестного Меровинга, чье происхождение не было доказано.

Нейстрийская партия, желая сохранить свою автономию и, возможно, даже создать в своих интересах единство, провозглашенное майордомом Австразии, начала искать мощного союзника. Плохо поддержанный северными варварами в 716 году, Рагенфред обратил свои взоры на юг и призвал герцога Аквитании Одона. Этот человек, происхождение которого неизвестно и которого апокрифические документы65 незаслуженно связывали с Меровингской династией почти до наших дней, находил в интересах своего княжеского положения достаточные причины для противодействия восстановлению австразийской гегемонии, даже без необходимости быть подстегиваемым семейными обидами.

Соперничество франков было лучшей гарантией независимости романских народов. Таким образом, через год после битвы при Винчи сильная нейстро-аквитанская армия собралась на Эне, недалеко от Суассона, чтобы снова испытать судьбу в этом суде Божьем, который Рагенфред уже однажды призывал, но не подчинился ему. Несмотря на их численность, солдаты Хильперика снова были разбиты, и на этот раз победа восточных войск стала решающей. Рагенфред, едва избежавший катастрофы своих сторонников, понял, что его политическая роль окончена, и бежал в свои анжуйские владения. Тем временем Одон переправился через Луару, уводя с собой, как ценного заложника, бедного короля Хильперика.

Смерть Хлотаря IV, наступившая незадолго до этого и как нельзя кстати, позволила Карлу завершить свою победу и закрепить ее результаты искусным маневром. Став хозяином всей монархии и вдохновляясь примером своего отца после Тестри, он провозгласил королем под своей властью самого Хильперика. Таким образом, он примирил все заинтересованные стороны, как династические, так и национальные интересы, стараясь щадить самолюбие побежденных и уважать приобретенные права. С этой целью он оставил Рагенфреду, даже после последующего восстания, владение графством и подтвердил договор, заключенный между Одоном и нейстрийским правительством, согласно которому провинции за Луарой образовывали практически независимое государство. Фактически, с этого времени франкская Галлия управлялась двумя герцогами, наделенными всеми прерогативами суверенитета: герцогом франков и герцогом аквитанцев.

Если Карл не продвинулся дальше в реализации своей централизаторской политики, то это потому, что восстановленная Меровингская империя должна была противостоять внешним опасностям, гораздо более серьезным, чем те, которые возникали из-за неполной ассимиляции ее административных разделений.

Четыре года анархии после смерти Пипина позволили вассальным народам Германии сбросить иго Франции и даже безнаказанно атаковать ее северные границы, оставшиеся без защитников. Карл в серии искусных экспедиций вернул к покорности швабов, баваров и фризов и оттеснил в свои пределы суровый саксонский народ, который распространился на Тюрингию. К 734 году вся Германия была окончательно покорена.

В промежутке времени в сердце Галлии произошло самое славное военное деяние предка Карла Великого. Битва при Пуатье (732 год) спасла Европу от мусульманского ига и сохранила западное христианство, если не от полного разрушения, то по крайней мере от ослабления, последствия которого были бы катастрофическими для человечества.

Менее чем через столетие после проповеди Магомета его яростные последователи уже распространили свою кровавую миссию за Пиренеи. Войдя в Испанию в 711 году, арабы восемь лет спустя захватили Нарбонну. Вся Бургундия подверглась их опустошениям, и наконец, в 732 году, эмир Абд-ар-Рахман, сосредоточив все свои силы на западе, затопил Аквитанию своими фанатичными ордами и расширил свое господство до берегов Луары. Одо, раздавленный волной вторжения после двенадцати лет героической борьбы, бросился искать поддержки у герцога Карла, своего врага и победителя накануне; ведь мир, заключенный между ними в 720 году, был нарушен в 731 году, и успехи австразийского вождя над южными христианами облегчили успехи мусульман. Общая опасность сблизила двух соперников. Тогда уже не было места старым спорам из-за амбиций и вражде между народами; все провинции католического мира, от Средиземного моря до Рейна и Дуная, смешали своих воинов в легионах, которые Карл повел за собой к Луаре осенью того же года.

Он встретил арабские отряды близ Тура: это был один из самых значительных моментов в истории человечества. Ислам столкнулся с последним оплотом христианства: после вестготов – галло-васконы; после галло-васконов – франки; после франков – больше никого. Это не были англосаксы, изолированные на своем острове; это не были лангобарды, слабые правители истощенной Италии; это не были даже греко-римляне Восточной империи, которые могли бы спасти Европу; Константинополь с трудом спасал себя самого! Современный хронист, Исидор Бежский, не ошибался: он называл франкскую армию армией европейцев. Если бы эта армия была уничтожена, земля принадлежала бы Магомету66.

Карл получил там свое прозвище Мартелл (Молот), разбивая неверных, как молотом. Гигантские усилия германо-романских народов, которые он поднял, и которые его гордый пример не переставал вдохновлять во время этой восьмидневной битвы, наконец получили свою награду. Оттесненная медленно до Пуатье, армия захватчиков решила отступить. Франция была освобождена, и навсегда, от мусульманского господства.

Этот кризис ярко продемонстрировал необходимость единства и дисциплины во франкской империи. Одо, в награду за свое спасение, с тех пор признал сюзеренитет своего освободителя. Хунальд, сын Одо, который сменил его в 736 году, попытался освободить свое наследственное княжество; но Карл поспешил с мечом в руке и заставил его принести присягу на верность. Бургундия, нетерпимая к любому регулярному правительству и раздробленная на множество независимых владений, также была приведена к покорности в год, последовавший за битвой при Пуатье. Таким образом, когда король Теодорих IV, преемник Хильперика II, умер в 737 году, Карл Мартелл, который не стал утруждать себя его заменой, оказался прочно утвержденным во главе государства, наиболее монархически организованного, чем когда-либо управлял меровингский король.

Но усилия, которые привели к политическому и военному восстановлению Франкской империи, в свою очередь, из-за своей интенсивности, вызвали огромный социальный кризис, и в тот самый момент, когда Карл Мартелл, победитель неверных, казалось, стал спасителем христианской цивилизации, она едва не погибла из-за последствий этой победы. Подвиги этого великого военачальника, обеспечив превосходство австразийцев над Нейстрией и военной аристократии над королевской властью, вновь изменили облик страны. Восточные франки обосновались как завоеватели в городах Запада и Центра, до этого мирно управляемых королевскими чиновниками, и повсюду наблюдались насилия, характерные для варварского нашествия, сопровождаемые политическими переворотами. Битва, которая спасла Галльскую Церковь, дорого ей обошлась: её владения были розданы в качестве феодов воинам. Карл, раздражённый требованиями своих вассалов, раздавал им епископские посохи и аббатства. Майнцская кафедра последовательно занималась двумя солдатами, Герольдом и Гевилибом, его сыном: первый погиб в бою с саксами; второй, вооружившись, бросил вызов убийце своего отца, зарубил его мечом и без угрызений совести вернулся к служению у алтаря. Подобные предводители не были способны обуздать духовенство; беспорядки больше не встречали сопротивления. Последние следы реформы, осуществлённой святым Колумбаном, исчезли; и, если верить Хинкмару, христианство на какое-то время казалось упразднённым, а в восточных провинциях были восстановлены идолы.

С другой стороны, греческие ереси, защищаемые на юге Германии готами и мерулами, возрождались из пепла. Арианство вновь появилось в Баварии. Африканские монахи принесли туда манихейские учения. Там можно было встретить епископов без кафедр, священников без миссии, постриженных рабов, сбежавших из поместий своих господ, развратных клириков, которые выходили из своих пьяных оргий, шатаясь, чтобы идти читать Евангелие народу. Другие приносили в жертву быков и козлов богу Тору, а затем шли крестить детей, неизвестно во имя какого божества. Ирландец по имени Клемент бродил по берегам Рейна, таща за собой наложницу, проповедуя заблуждения, выступая против учения Отцов Церкви и традиций Церкви. Другой еретик, по имени Альдеберт, заставлял читать перед собой письмо Христа, принесённое ангелами, хвастался своими чудесами, сам раздавал свои реликвии. Толпа, увлечённая его молельнями, которые он возводил в свою честь, покидала церкви и больше не слушала голоса пастырей67.