Клуб анонимных цариц

– Сам положу. Как жизнь и все такое?

Лерка глядела на меня с подозрением, не понимая, в курсе ли я ее ситуации, и если да, то как себя следует вести. Я плюхнул в тарелку три голубца и несколько ложек пюре, поставил тарелку в микроволновку и ушел переодеваться. Когда еда разогрелась, я, в трениках и майке, уселся напротив сестры и начал есть. Ожидающая скандала Лерка хмурилась, но, поскольку я молчал, она ринулась в атаку сама:

– Ты сегодня поздно.

– Я же в полиции работаю. У нас часто бывает ненормированный рабочий день, это называется взрослая жизнь и ответственность. Быть взрослым, знаешь ли, не только очень интересно, но и не очень.

– Ха, шутник, – фыркнула Лерка, с грохотом поставила чашку и с вызовом сказала: – Ну давай, начинай.

– Что начинать?

– Воспитывать. Ты думаешь, я не поняла, что тебе все рассказали? Я ж сестра мента, какие-никакие приемчики освоила. Мама ушла гулять с собакой и не вернулась, зато с собакой вернулся ты. Ни в жизнь не поверю, что свою версию событий она еще не рассказала.

– Рассказала. Но я могу послушать и твою. Только потом, пока я хочу просто поужинать.

– А если я не хочу ничего рассказывать? – запальчиво воскликнула она.

– Не рассказывай. Я не настаиваю. Не знаю точно, в чем там дело, но тебя вроде бы исключили из института. Не знаю, зачем так паниковать. Дело вполне житейское.

Лерка прищурилась. Мое равнодушие выбивало ее из необходимого состояния агрессии, в котором она, нападая, строила линию защиты до тех пор, пока это возможно, чтобы потом разразиться рыданиями и вызвать жалость. Я старался на нее не глядеть. Лерку было жалко. Поздний ребенок в семье, заласканная до безумия, не приспособленная к жизни, ершистая, истеричная и временами жалкая, она родилась, когда мне почти исполнилось восемнадцать. Родители от такого подарка судьбы просто ошалели и откровенно не знали, как себя вести. Так что когда я вернулся со службы в армии, то стал фактически Леркиной нянькой. Я ее купал, кормил, водил в садик и школу, и даже мой неудачный развалившийся брак, в котором я не нажил детей, от этой повинности не освободил. Лерка с завидной регулярностью влипала в истории, из которых ее приходилось вытаскивать с невероятной деликатностью, чтобы не разрушить ее хрупкий мир розовых пони. Мириться с действительностью сестра не желала. Недолюбленный ребенок, который сам выдумывает проблемы, чтобы обратить на себя внимание родителей, слишком равнодушных к своему позднему чаду. В прошлом году Лерку удалось запихнуть в Литературный институт, хотя я вообще не представлял, чем это поможет ей в жизни. Училась она со скрипом, постоянно конфликтовала с педагогами, и, видимо, текущая ситуация стала апогеем происходящего.

Я жевал и старательно отводил от Лерки взгляд. Хлопнула дверь, домой вернулась мама, заглянула к нам с немым вопросом в глазах. Я чуть заметно покачал головой. Мама ушла, а Лерка этот жест заметила и ехидно улыбнулась, довольная своим превосходством.

– Великие конспираторы, – ядовито рассмеялась она. – Что сейчас будет? Лекция на тему необходимости образования или примеры достойного поведения?

– Лекции не будет, – пожал я плечами. – Не хочешь учиться там – не учись. Тебе мое разрешение или одобрение не нужно. Ничего страшного. Что тебе дает этот институт, как ты применишь свои знания в жизни? Ерунда какая-то. Пойдешь ногти делать или ресницы, начнешь зарабатывать, снимешь хату и съедешь от нас.

Если мама нас подслушивала, то, наверное, упала в обморок. Но с Леркой не работали уговоры или угрозы, от них она начинала чудить еще сильнее.

– Умный какой, – фыркнула Лерка. – Ты-то после развода к папочке с мамочкой вернулся. Чего ж сам квартиру не снимешь?

– Мне казалось, ты всегда стремилась к самостоятельности, – сказал я. – Потому сразу и съехала в общагу. А я люблю мамины голубцы и котлетки, мне и тут хорошо.

– А вот возьму и буду делать ногти, и тогда ты подавишься своей фрейдистской чушью, – зло сказала Лерка. – Тоже мне психолог недоделанный. Думаешь, я не знаю, к чему ты ведешь? Сейчас начнешь заговаривать мне зубы, чтобы я разревелась и потащилась в институт с извинениями? Не дождетесь!

– Успехов, – равнодушно буркнул я, вытащил телефон и нашел в интернете запись с политическими дебатами, включив ее с середины. Двое политиков как раз перешли от аргументов к перепалке, публика в зале оживилась, надеясь, что разговорами все не ограничится и политики перейдут к рукоприкладству. Запись прервал звонок Литухина.

– Шеф, – обрадованно сказал он, – я тут краем уха слышал твой разговор с Лебедевой. Кажется, вы интересуетесь подноготной Артемия Солнцева?

– Данил, не томи, я ужинаю, – сказал я.

Литухин продолжил все тем же бодрым голосом:

– Мне фамилия показалась знакомой. И я позвонил своему дядьке, он в другом районе в операх ходил. Вы в курсе, что Солнцева тягали по делу об убийстве?

– Я вообще ничего о нем не знаю. Выкладывай, – приказал я.

– Ну, я мало что могу сказать. Дядька у меня уже пенсионер, и вот история с Солнцевым была его лебединой песней, после которой он уволился. Дядька как-то жаловался на семейном застолье, что эта история с Солнцевым ему всю душу вынула, я потому и запомнил. Если хочешь, я позвоню ему и договорюсь о встрече.

– Договорись, – согласился я. – Это не срочно, но буду очень благодарен.

Лерка уже допила чай и глядела на меня. Когда я отключился, она взяла чашку, налила чаю себе и мне и угодливо заглянула в глаза.

– Кто звонил? – спросила она. – Будешь конфетки?

– Литухин. Не буду, спасибо. Лимон порежь. Меня и Агату попросили о чем-то вроде неофициального расследования. Литухин нашел свидетеля.

– Мне нравится Агата, – сказала Лерка. – Она потрясающе мрачная, просто как Беллатриса Лестрейндж. И Литухин тоже нравится, он такой мордатый. Зато улыбка приятная, и голос – чистый секс. Ему бы рекламные ролики озвучивать, а не гопников по подворотням ловить… Он ко мне приставал. Лапал меня.

Я подавился чаем.

– Литухин?!! – проорал я сдавленным голосом.

Лерка покрутила пальцем у виска.

– При чем тут Литухин? Нет же. Костров.

Я никак не мог откашляться. Лерка с силой постучала мне по спине. Костров был проректором института, где училась Лерка. Я его видел пару раз мельком, впечатления он на меня не произвел: плешивый, с дефектом речи, жидкой козлиной бороденкой, а теперь, если верить слухам, еще и со сломанным носом.

– Ты бы хоть паузы делала, – еле смог выговорить я. – То есть Костров тебя лапал? Как это было?

Лерка передернула плечами.

– Наверное, «лапал» – слишком громко сказано… Хотя как это может быть еще сказано, когда его руки по мне шарят? Я пришла на зачет, а он погладил меня по попе. Ну я его и ударила. Автоматически, клянусь, а что мне еще оставалось делать? Терпеть? Нет, я ему вмазала. На рефлексе.

– Кулаком?

– Нет. Ладонью. Как ты учил. Открытой ладонью прямо в нос. Там что-то хрустнуло, я думала – очки. Но, наверное, нет. И кровища сразу брызнула. Так ему и надо, плешивому говнюку! Он начал орать, заявил в деканате, что я себя неадекватно вела, пришла неподготовленная, скандалила, он пытался меня успокоить, а я его ударила. Стас, что теперь будет?

Я промолчал. Лерка может и присочинить, за ней не заржавеет, но она и правда сестра мента, поэтому прекрасно понимает, что я все проверю и, если ее версия развалится, защищать ее никто не будет, даже я. Учитывая ее репутацию, поверить, что она могла ударить педагога, было можно. Но Лерка не имела привычки врать о важных вещах. Мысль, что какой-то мерзотный мужчинка прикасался к моей сестре, моментально взорвала мозг, я даже почувствовал, как зажгло темечко, но попытался взять себя в руки. Может, Лерка преувеличивает?

– Кто-нибудь видел, как он тебя трогал? – спросил я.

– Я последней выходила. Все видели только, как я выскочила из кабинета под его вопли. Стас, меня ведь правда отчислят?

– Разберемся, – пообещал я.

Глава 3

Селим попытался подавить зевок, чтобы подчиненные не видели, как он устал. Он уже накачал себя экспрессо, но привычка к кофеину делала свое дело: фальшивой бодрости хватило на пару минут. Он не выспался, был голоден и зол. Поздно вечером на Асию опять накатило, и она устроила ему безобразную сцену, едва он вошел в дом. Если в прошлый раз он действительно только вылез из постели любовницы, то сейчас проработал весь день и в собственных глазах был безгрешен. Скандал продолжился рано утром, стоило ему подняться с постели. Асия налетела на него с какими-то надуманными обвинениями, перебудила весь дом. Мальчишки вылезли из кровати и с немым осуждением смотрели на отца. Селиму хотелось ударить жену, но вместо этого он, не позавтракав, уехал на работу.

Нехир обещала быть с отчетом к десяти утра. К этому же времени прибыл и Карталь, так что Селим собирался выслушать обоих по делу убитого русского. И если до прихода подчиненных он еще как-то продержался, то, когда оба молча уселись за стол, Селим почувствовал, что просто засыпает. Удержав себя от соблазна сесть и уронить голову на сложенные руки, Селим кивнул Нехир, поднялся и отошел к окну.

– Мужчина получил два ранения в грудь, оба – односторонним лезвием. При первом ударе лезвие наткнулось на ребро рядом со срединной линией и скользнуло вдоль кости и проникло глубоко. Во втором случае лезвие вошло между ребрами в верхней левой части груди. Лезвие не дотянулось до сердца, так что если бы пострадавший вовремя обратился к врачу, то выжил бы. Смерть наступила от большой кровопотери и болевого шока.

– Ты так же думаешь, что убийца – не профи? – спросил Селим.

– Я уверена. Судя по направлению ударов и силе, это довольно невысокий и не слишком сильный человек, не разбирающийся в анатомии. Он подошел, ударил, и все. На месте осталась лужа крови, там, где русский упал на землю, а потом поднялся и пошел. Мне видится, что он позвал на помощь, ему не ответили, и он пошел на свет фонарей, и двигался, пока хватило сил, до самой улицы Сюмбуль. Даже если бы он остался на месте и перекрыл выход крови, шанс выжить был очень велик. Его убило движение. Лезвие вырезало в легком что-то вроде клапана, поэтому на вдохе воздух из легкого попадал в плевральное пространство, а на выдохе клапан закрывался и воздух оставался внутри плевры. Будь жертве оказана срочная медицинская помощь, могли бы спасти. А так воздух постепенно накапливался и начинал давить на органы грудной клетки. В конечном итоге приток крови к сердцу был перекрыт, и он умер.

– И сколько это длилось? – спросил Селим.

– Ну, это зависит от самых разных факторов, – ответила Нехир. – После того как его ударили ножом, он прошел какое-то расстояние, а значит, дышал чаще и глубже, что ускорило развитие пневмоторакса. Кроме того, лезвие оставило легкий надрез в одной из крупных вен в грудной клетке. Физическое усилие привело к тому, что легкий надрез превратился в разрыв, и постепенно развилось кровотечение, причем весьма значительное. Думаю, сознание он потерял примерно через тридцать – сорок минут после того, как его ранили, а скончался еще через сорок – пятьдесят минут. Ну, может, через час. Форма раны в поперечном сечении в сочетании с отсутствием кожной бахромы в точке удара дает основание полагать, что удар был нанесен лезвием с довольно острым концом. При этом ни кость, ни хрящ не были задеты. Если предположить стремительность нападения, я бы сказал, что удар мог нанести кто угодно: и крупный мужчина, и довольно хрупкая женщина, и даже подросток.

Нехир закрыла папку с отчетом и уставилась на начальника. Селим кашлянул. Ему померещилась собственная жена, в истерике хватающая нож и бьющая им его прямо в грудь. Тряхнув головой, он спросил:

– Значит, убийцей могла быть женщина?

– Безусловно, – кивнула Нехир. – Женщина или слабый, неопытный мужчина. Может, старик или подросток.

– Подросток бы запинал его ногами, но таких повреждений нет?

– Ничего такого, кроме нескольких ссадин, полученных при падении с высоты собственного роста. Как я уже говорила, жертва не сопротивлялась. Что даже странно, ведь уровень алкоголя в крови не более одного процента.

– Нападавший был быстр, как змея, – хихикнул Карталь.

Нехир не обратила на него внимания.

– Я проверила содержимое желудка. Незадолго до смерти он ел рыбу, картофель-фри, овощи и пил белое вино. Еще ел какие-то мучные сладости с высоким содержанием сахара.

– Это соответствует меню ресторана «Британия», – вмешался Карталь и вытащил из кармана блокнот. – Я расспросил официантов, Солнцев был в ресторане, заказав столик на двоих, и ждал даму, но она не пришла. Прождав полчаса, он заказал ужин: рыбу, картофель и пахлаву. Затем вызвал такси и поехал в бар. Там тоже пил вино. Бармен показал, что к русскому несколько раз подкатывали местные цыпочки, но он на контакт не пошел и явно кого-то ждал, а потом просто исчез. Бармен не заметил, как он ушел, охранник тоже. Я попросил показать видео с камер. Солнцев проторчал в баре около часа, действительно пообщался с парой шлюшек, но ушел один. Что интересно, перед уходом ему кто-то позвонил.

– Ты пробил звонок?

– Это виртуальный номер, зарегистрированный через интернет-платформу, и, скорее всего, не в Турции. С него Солнцеву звонили трижды, все разговоры были меньше минуты. Сообщений в мессенджерах много, большая часть с русских номеров, и переписка почти вся на русском, немного на английском, на турецком сообщения только от мобильного оператора. В день убийства он общался с несколькими людьми: русской женщиной Викторией Садовской, ханым Туаной Митхат, ханым Сонай Бояджи и ее мужем Ибрагимом Бояджи.

– Какая-то знакомая фамилия, – задумался Селим. – Кто эти люди?

– Ибрагим Бояджи – боксер-тяжеловес. Подавал надежды лет десять назад, хорошо выступал, но потом оказался замешан в крупных скандалах. Избил мужчину, пытавшегося преследовать его жену, журналиста, который расследовал этот скандал, двоих полицейских и с большим трудом избежал тюрьмы. Бояджи удалось откупиться. С Солнцевым они общались регулярно на протяжении двух месяцев.

– Ты сказал, что Бояджи избил поклонника жены? Она какая-то публичная личность?

– В юности она была фигуристкой, без каких-то особых титулов, ничего особенного, но потом победила на конкурсе красоты и прославилась. Снималась в кино и даже пыталась петь. Но потом со всем завязала и открыла спортивный комплекс. Именно в нем Солнцев и тренировал фигуристов, ту же самую Тауну Митхат, на которую делают самые большие ставки. Бояджи могут себе позволить быть меценатами, у них несколько строительных компаний, которые работают по всему миру, в том числе и в России. Солнцеву, кстати, принадлежат несколько объектов недвижимости, большая часть которых куплена у концерна Бояджи, в основном в курортной зоне и Анкаре. Это многолетнее знакомство. Я порылся на сайте компании и в фотогалерее нашел давнее фото Солнцева, на котором он стоит вместе с семьей Бояджи.