Клуб анонимных цариц

Но, как бы она себя ни настраивала, теперь все происходящее видится Вике в другом свете, и она чувствует себя жалкой клоунессой, что выступает на потеху толпе, и потому, когда на сцене один из аниматоров, жонглирующий шариками, вдруг роняет все, она испытывает острую жалость. Морщась от отвращения к себе, Вика резко поднимается, оставив на столике бокал с недопитым сухим вином, и уходит в номер. Подойдя к лифту, она слышит, как телефон в сумочке издает короткий мелодичный звук. От Арсения приходит сообщение, что он прилетел, уже заселился и где-то через четверть часа готов быть у нее.

«Что я делаю? – думает Вика. – Торадзе меня убьет!»

Но ее уже раздирает желание скорее встретиться с Арсением. Вика ускоряет шаг и влетает в номер. У нее есть несколько минут, чтобы привести себя в порядок, и она торопливо перебирает наряды, но самое роскошное платье нужно погладить, а на это нет времени. Она остается в том легкомысленном цветастом платьице, что было на ней вечером, поднимает трубку и заказывает в номер пошлый набор любовников: клубнику и шампанское.

Артемий, которому она открывает дверь, с порога подхватывает ее на руки и сразу волочет в постель, роняет на спину и забирается сверху, как голодный орангутанг. Вика даже смеется, ей нравится его несдержанность. Волосы лучшего тренера всех времен и народов слегка влажные, а лицо сохранило усталость от перелета. Может, потому он и не держится долго, как обычно, но ее это не заботит. Развалившись поперек кровати, она ест невкусную кисловатую клубнику, пока он, уставший и довольный, копается в телефоне, разбирая сообщения.

– Что мы делаем завтра? Отправимся в поход по достопримечательностям или останемся валяться на лежаках у моря? – спрашивает Вика.

– А ты что хочешь?

– Я бы повалялась. У нас всего два дня, нужно ведь как-то совместить и пляж, и постель, – произносит она и ловко засовывает ему в рот клубнику. Артемий раскусывает ягоду, смеется и прижимает Вику к себе.

– Да тут особо нечего смотреть. Можно вечерком, если есть желание, взять машину напрокат и поездить по окрестностям… Хотя, погоди, вечером я не смогу.

– Почему это? – вскидывается Вика, хотя никакой ревности не чувствует и в помине. Ну куда он от нее денется? – У тебя свидание?

– Что-то вроде, – отвечает Арсений, и она чувствует, что он напрягся, а голос стал мрачным. – Нужно кое с кем встретиться и кое о чем поговорить.

– Я могу пойти с тобой, – предлагает Вика.

– Не надо. Неизвестно, насколько это затянется, к тому же я не хочу, чтобы нас видели вместе. Там будет человечек, который наверняка знает, кто ты такая. Учитывая, что я должен быть сейчас в Анкаре, мое появление тут никому особо не понравится. Спонсоры хотят результатов.

– И как там с результатами? – презрительно спрашивает Вика. Идея тренировать фигуристов из Турции кажется ей дикой, они никогда не показывали результатов, у них не было ни школы, ни каких-то примеров, на которые стоило равняться, но кто ее мнение спрашивал? – Что твоя команда мечты?

– Безнадежна, – криво усмехается Солнцев и перекатывается на живот. – Уровень наших юниоров. Они даже искренне не понимают, почему я запрещаю им жрать, особенно на ночь, почему заставляю день и ночь выполнять простейшие фигуры. Это все очень непрофессионально, не понимаю, на что они вообще рассчитывали, какая-то пародия на фигурное катание, как индийский Терминатор, просто стыдобища. Межмышечная координация вообще отсутствует напрочь, их как по объявлению на остановке набрали, не знаю, кто вообще их так тренировал. Вчера я погнал их в зал, так они там даже половину программы не выполнили и расхныкались. Господи, да у меня любая наша девчонка в двенадцать лет может больше, чем эти возрастные дяди и тети с округлыми пузиками. Они какие-то все угловатые, тяжелые, будто топором рубленные. Говорю: ноги, ноги делайте живо лежа, вы приземляться будете с выбросов, нужно четырехглавую мышцу бедра прокачивать… Ты, кстати, в зале сегодня была?

– Была, – хвастается Вика. – С утра. И побегала, и гантельки потягала, и поплавала.

– Молодец, – хвалит Солнцев, а потом критически посмотрел на полупустую миску с клубникой. – А углеводы на ночь это…

– Плохо, – заканчивает Вика. – Потому я не взяла сливки… Я не понимаю, зачем ты вообще их тренируешь, если нет шанса?

– Так денежка, Викусь, – смеется Солнцев. – Ну и мне на какое-то время надо было из страны свалить. И кое-какие мои дела нужно порешать, я и без того все откладывал. У тебя послезавтра вечером самолет?

– Да, почти ночью. А ты не можешь свои завтрашние дела перенести?

– Не могу, – уже с ноткой раздражения отвечает он и, хотя она не пытается расспросить, продолжает: – Иначе мне снова придется переназначать встречи, а они и без того довольно неприятны. Лучше уж поскорее отделаться от них, чтобы было больше времени на нас.

Они снова занимаются любовью, а затем вместе отправляются в душ, который, несмотря на звездность отеля, брызгает во все стороны. Мокрые и голые, они прижимаются друг к другу, глядя в большое зеркало. Лампочки в ванной довольно тусклые, но Вика, думая о том, как влюблена в этого крупного мужчину за своей спиной, чувствует себя отчаянно молодой. А вот он, несмотря на свою еще неплохую форму, уже давно таковым не кажется. И в свете сегодняшних мыслей в голову Вики приходит мрачная мысль, что ее сегодняшнее счастье скоротечно и они непременно расстанутся. А если нет, то как пара скоро будут выглядеть смешно.

У него звонит телефон. Поглядев на номер, Артемий накидывает халат и торопливо выходит на балкон, с шумом задвигая за собой раздвижную дверь. Вике требуется несколько минут, чтобы вытереть волосы, а потом она, не утруждаясь тем, чтобы одеться, проскальзывает через весь номер и останавливается перед дверями. Солнцев не видит ее, скрытую плотной шторой, а она успевает услышать последние слова, что он говорит в трубку телефона:

– Конечно, я буду ждать… Никто не узнает… Все для тебя, моя царица.

* * *

У меня выдалось очень тяжелое дежурство. Часа три я спокойно продрых в кабинете, велев не дергать по пустякам, но в напарниках оказался лейтенант Даня Литухин – новое приобретение убойного отдела, опер головастый, но очень суетливый. Он поднял меня в четыре утра на убийство. Дело казалось простым. Два алкаша, муж с женой, что-то не поделили, после чего супруг дважды ударил благоверную ножом и преспокойно уснул. Недобитая жена смогла выползти на лестничную клетку, где ее и нашли возвращающиеся с вечеринки соседи. Простое дело обернулось мордобоем, поскольку разбуженный забулдыга пришел в ярость и набросился на нас с кулаками. В тщедушном тельце пожилого алкоголика скрывался лев, который, к моему удивлению, раскидал нас с Литухиным и успокоился только после того, как получил прикладом в лоб. Остаток ночи мы зализывали раны, удивляясь, что вообще позволили тщедушному мужичку так с собой обойтись.

– Это просто элемент неожиданности, – сказал Литухин и поморщился, подбитая скула не давала нормально говорить. – Никто ж не ожидал увидеть в этом дохляке мастера кунг-фу.

– Если тебя это утешит, думай так. Но никому не рассказывай. Иначе нас замучают зачетами по боевой подготовке, – предрек я. – Он мне две пуговицы оторвал, придется теперь в магазин ехать, запасных-то нету.

– У тебя еще вон кровь на шее, – подсказал Литухин. – За ухом.

Я прикоснулся пальцами к голове и с неудовольствием почувствовал, как обожгло кожу. Чертыхнувшись, я пошел в туалет, где долго разглядывал длинную царапину, которая явно нуждалась в дезинфекции. Вернувшись в кабинет, полез в аптечку в поисках перекиси.

– Тебе Лебедева звонила, – сказал Литухин. – Попросила не уходить, она едет к нам.

Я поморщился. Вряд ли можно было считать визитом вежливости появление моей подруги из Следственного комитета Агаты Лебедевой. Если она, презрев утренние пробки, мчится к нам, а не наоборот, угощения явно не будет. Агата не любит лишних перемещений, как правило, по служебной необходимости мы встречались у нее. Скорее всего, случилось что-то из ряда вон выходящее.

В кабинет Агата ворвалась, словно буря, где-то через полчаса, одетая в элегантный синий костюм, с забранными в хвост волосами. Обычно на работу она одевается чуть небрежнее, я частенько видел карандаш в ее волосах. Как и многие эффектные от природы красавицы, она старательно делала вид, что ее не слишком заботит собственная внешность. Сейчас же Агата явно уделила внешнему виду больше времени, что обычно соответствовало каким-то официальным визитам. Но случались дни, когда она выходила в свет в совершенно сногсшибательном виде. Агате шли вечерние платья и броские украшения. Я спешно отогнал мысль, что видел ее вообще без одежды, и вяло улыбнулся. Агата прямо с порога оглядела меня и скривилась.

– Привет. Я надеялась, ты выглядишь получше. Ты что, дрался сегодня?

– Да, – признался я. – Попался мне тут какой-то недоделанный шаолиньский монах. Тебя каким ветром принесло в такую рань?

Агата покосилась на Литухина, который уже навострил уши. Я скорчил ему рожу, и Данил, разочарованно вздохнув, удалился. Агата проводила его взглядом.

– Помнишь дело хоккеиста Романова? – спросила она. Я помнил. Совсем недавно нам пришлось расследовать убийство восходящей звезды хоккея, которое стоило нам немало нервных клеток. Несмотря на то что убийцу мы нашли в рекордные сроки, после довольно долго пришлось отбиваться от нападок спортивных чиновников, журналистов, политиков, которые на первых порах очень активно защищали человека, хладнокровно убившего молодого парня. Непривычное общество спортивной элиты, в которое мы вынужденно погрузились, оказалось весьма враждебным и зловредным. Мне пришлось полегче, а вот на Агату спустили всех собак.

– Пару дней назад в Турции был убит бывший замминистра спорта Арсений Солнцев, – рассеянно сказала Агата. Я нахмурился.

– Ну, это уж точно не наша территория.

– Не наша, – согласилась она. – Однако к делу подключился МИД, шефу позвонили и попросили «посодействовать». Расследование, понятное дело, будет в основном проходить на территории Турции, но и от нас потребуются кое-какие усилия.

– От нас – это от кого?

– От нас с тобой. Как это ни прискорбно. В МИДе были в курсе нашего прошлого расследования, потому потребовали, чтобы именно мы занялись этим делом. Это такой идиотизм! Солнцев даже прописан был в другом районе, почему бы этим не заняться местным? Но, видишь ли, нас рекомендовали как спецов, которые разбираются в спорте, а дело, по мнению шефа, весьма деликатное.

– То есть оно пованивает? – уточнил я. Агата пожала плечами.

– Я мало что знаю о Солнцеве, это не криминальная личность. Но какой-никакой чиновник, пусть бывший, чемпион мира по фигурному катанию в далеком прошлом, не помоечный бомж. Шеф обещал, что от нас требуется лишь первичная информация, которую следует передать в Интерпол. Но мне в это слабо верится. Солнцева зарезали в курортном Сиде, и по непонятной причине местные считают, что это не какая-то там пьяная драка. Перед отъездом из страны Солнцев вновь вернулся к тренерской работе. И знаешь, где он тренировал своих подопечных?

Вопрос Агаты прозвучал настолько зловеще, что я моментально догадался.

– В спорткомплексе мадам Торадзе?

Агата кивнула. С бывшей спортсменкой, а ныне супругой миллионера, главой пафосного спорткомплекса Софико Торадзе мы столкнулись во время убийства хоккеиста Антона Романова. Торадзе не показалась нам приятной дамой и всячески затрудняла работу, скрывая детали и выгораживая причастных к преступлению. Сама мысль, что нам вновь придется иметь с ней дело, не радовала. Судя по кислому лицу Агаты, она тоже думала именно об этом. Львиная доля всех прилетевших ей проблем шла именно от мстительной Торадзе. Раскрытие убийства и задержанный преступник по непонятной причине вяло шли в зачет, а вот то, что Агата и я потревожили покой миллионеров, очень взбудоражило начальство. Агату едва не спихнули с должности, пожелав перевести куда-то в глухомань. Отбиться ей удалось с огромным трудом.

– Тогда понятно, почему на это дело решают кинуть нас, – мрачно сказал я. – Нас уже не жалко, к тому же мы, вполне возможно, выработали некий иммунитет против яда этой гюрзы.

– Меня это абсолютно не греет, – призналась Агата. – Своих дел хватает, почему я должна заниматься убийством, которое произошло черт знает где? Да еще в столь унизительной роли сборщицы первоначальной информации? Я же не сопливая стажерка. Все это я спросила у шефа, на что мне и сообщили: я в курсе дела, ведь я расследовала убийство Романова. Странная какая-то логика, насквозь дырявая. Что же, если я нашла убийцу хоккеиста, то и того, кто укокошил тренера фигуристов, запросто найду?

– Судя по тому, что ты здесь, отбрехаться не удалось?

– Не удалось, – призналась Агата. – Все решил какой-то звонок сверху, где четко потребовали поставить нас на это дело. У нас появились поклонники, Фомин. Поздно вечером я уже беседовала с новым министром спорта, который клятвенно обещал нам всяческую поддержку. Пока я была там, удалось опросить бывшую секретаршу Солнцева. Она в рыданиях и заверениях: ее шеф был просто чудо, все его любили и обожали. Это вся информация. Министр подтвердил, что он от убийства по колено в шоке, кому мог помешать этот прекрасный человек – непонятно, заверил, что поддержка будет на самом высоком уровне. Не знаю, как это поможет при беседе с Торадзе, но избежать визита к ней не удастся.

– Боишься?

– Не боюсь. Но до смерти не хочется вновь заниматься отписками и ходить к начальству на ковер из-за ерунды. У меня одна жизнь, и хотелось бы провести ее несколько иначе. Я не верю, что все так всполошились просто из-за того, что Солнцев был очень хорошим человеком.

– Кроме должности Солнцева и того, как он был убит, что тебе уже о нем известно? – спросил я.

– Вдовец, трешка в центре, ездил на пижонском двухместном «мерседесе». В гараже еще «лендкрузер», так что с деньгами все было в порядке, – ответила Агата. – Пара штрафов за превышение скорости, ничего серьезного. Детей не имел, не судим, двойное гражданство, второй паспорт канадский. На его имя зарегистрировано ООО «Альтаир спорт интернейшнл» и ИП. Выписки по счетам пока нет, так что насчет его финансовых операций сказать ничего не могу, как и о его личной жизни. Копаться не было времени, меня огорошили новостями не далее как вчера в обед, и все это время я провела в унылых попытках отбиться от этого дела.

– А что случилось с его женой?

– Стас, я без понятия. Надо выяснять. А может, и не надо. Да нет, надо, конечно. Прости, меня почему-то уже заранее тошнит от всего. Это омерзительно, когда тебя используют вот так, внаглую, неудивительно, что у меня нет ни малейшего энтузиазма. Надо побывать у него на последнем и предпоследнем месте работы, квартиру осмотреть, гараж, машину, ну и поискать даму сердца, он еще вполне молодой мужик был, сорок восемь лет, не жил же бобылем после смерти жены. Словом, все как обычно. Отрабатываем связи, контакты, телефонные номера. Но это потом.

– А сейчас что?

– А сейчас мы с тобой поедем к мадам Торадзе и пообщаемся с ней на предмет нашего покойничка, – обрадовала меня Агата. – Я понимаю, ты с дежурства, но одна я к ней не сунусь, там явно чем-нибудь нехорошим кончится. А я и без рукоприкладства с миллионершами в черном списке.

Софико Торадзе ждала нас в своем кабинете. Войдя в приемную, я ожидал увидеть там роскошную секретаршу, которая понравилась мне во время прошлого визита, но теперь на ее месте сидела какая-то линялая блондинка с лошадиным лицом и нездоровой кожей, покрытой толстым слоем тонального крема и пудры. Она неохотно поднялась с места и проводила нас в кабинет, хотя мы и сами бы легко нашли дорогу. Я скосил глаза на ее монитор. Блондинка играла в шарики, расставляя их по три в ряд. Невероятная занятость.

Торадзе с безукоризненной прической, взбитой кверху, элегантным макияжем, одетая в дорогой черный костюм, восседала в своем кресле, словно царица на троне. В ушах хищно сверкали массивные бриллианты, и я невольно вспомнил прошлую историю ее ограбления, которое мы не смогли доказать. Она не поднялась навстречу и присесть не предложила. На наше «добрый день» также не ответила.

– Я вообще разговариваю с вами исключительно по просьбе министра, – сразу предупредила она. – Не ждите от меня какого-то хорошего отношения после того, как вы растрясли по всему городу мое грязное белье.

– Под грязным бельем вы подразумеваете убийство? – любезно спросила Агата. Торадзе поджала губы.

– Что вам нужно?

Агата без приглашения уселась за стол и нахально закинула ногу на ногу. Я сел рядом.

– Нас интересует Артемий Солнцев. А точнее, всё, что вы можете о нем рассказать.

Торадзе потянулась к дорогому портсигару, вытянула из него тонкую, как веточка, сигаретку и прикурила, выпустив клуб дыма, пахнущего вишней.

– Мне сказали, что Артемия убили? – спросила она. Агата кивнула. – Печально. Он был талантливым тренером и спортсменом, многого бы добился, если бы не та травма. Здесь он возобновил занятия после четырехлетней паузы. Вы же знаете, что он работал в министерстве? С ним было приятно иметь дело, он разбирался в вопросе, понимал, что такое фигурное катание, насколько это престижно для страны и как это недешево. Лед стоит дорого, уважаемые господа полицейские.

– У него были враги? – спросил я. Торадзе покачала головой.

– Не уверена, я не слышала. Завистники, возможно, наша среда довольно токсична. Кто-то делает карьеру, кто-то нет, у Солнцева все получалось. Но какого-то яркого конфликта не помню. Если что и было, то не у нас.

В прошлый раз она пела ту же песню. Вокруг все хорошие, добрые и честные, хотя убийца сидел прямо через стенку. Так что принимать ее слова на веру мы не спешили.

– У него был здесь кабинет? – спросила Агата. – Мы бы хотели его осмотреть.

– Нет, Солнцев не был штатным тренером, – отрезала Торадзе. – Он оставлял одежду в раздевалке, как все. Приходил, тренировал своих девочек, уходил. Если ему нужна была приватность, он брал ключи от конференц-зала или любого другого свободного помещения.

– Он работал только с девушками?

– Сейчас да. Раньше он тренировал пары.

– А что вы можете сказать о его личной жизни? – спросила Агата. Торадзе передернулась, будто увидела насекомое, и неприязненно процедила:

– Ничего. Я не интересовалась.

– Почему же? – притворно удивилась Агата. – Он такой видный мужчина и к тому же свободный.

Торадзе моментально вскипела.

– На что вы намекаете?

– На то, что личная жизнь свободного и обеспеченного мужчины всегда становится предметом обсуждения, а вы же руководитель организации, к тому же женщина, не слепая, не глухая, – льстиво пояснила Агата.

Торадзе не купилась на ее тон.

– Я ничего не знаю о том, с кем он спал, если вас это интересует, – зло произнесла она. – Вас же это интересует, верно? И ничего больше. К тому же Солнцева убили в Турции, я вообще не понимаю, какое отношение имеет к этому наш спорткомплекс. Это все печально, конечно, но здесь вам нечего делать.

– Мы просто проверяем все варианты, – сказал я.

– Проверяйте их в других местах и не суйте нос, куда вас не просят, – грубо ответила Торадзе. В этот момент она стала почти некрасивой.

– Мы бы хотели пообщаться с его ученицами, – сказала Агата, сделав вид, что не обратила внимания на ее грубость.

Торадзе встала.

– Список у секретаря. А сейчас прошу меня извинить, очень много дел.

Нас столь бесцеремонно выставили вон, что мы даже опешили. Секретарь, явно предупрежденная, без лишних слов дала нам листок бумаги с тремя именами. Я вежливо поблагодарил ее и лучезарно улыбнулся, чем, кажется, вызвал бурную реакцию, поскольку она покраснела, пробурчала что-то под нос и едва не села мимо стула. Агата смотрела на мои кривляния с усмешкой.

– Фомин, ты, оказывается, Казанова. Я даже думала, ты начнешь ей руки целовать. Тебе надо остепениться, семью завести, детишек.

Агату иногда заносит, и она может позволить себе хамский выпад, часто довольно обидный для постороннего, если бы он ее слышал, но, как правило, она высказывает свое мнение вполголоса. Хотя достаточно посмотреть с укором, чтобы вернуть ее на землю с небес. Вот и сейчас, натолкнувшись на мой осуждающий взгляд, она благоразумно сдержалась и оставила при себе мнение о внешности секретарши и моей личной жизни. У нее самой-то не особо складывались отношения.

– Была такая мысль, – скромно признался я. – Вдруг придется возвращаться, а так какой-никакой, а контакт.

– Думаешь, придется? – засомневалась Агата.

– А ты думаешь, нет?

– Надеюсь. Дело мне официально не передали, я вообще не представляю, у кого оно. Распоряжение начальства поводить носом я выполнила. Торадзе права: Солнцева убили на территории другого государства, я даже отдаленно не могу представить, в чем должна заключаться моя помощь в расследовании.

– То есть домой к нему мы не поедем и фигуристок опрашивать не будем?

– Стас, я не вижу в этом смысла, кроме голого энтузиазма. Это, если припрет, и на твоего Литухина можно спихнуть, пусть практикуется в допросах свидетелей. У тебя что, мало своих дел?

Своих дел у меня хватало, так что спорить я не стал. Однако в машине я пару раз поглядывал в зеркало и видел, что Агата хмурится и о чем-то сосредоточенно размышляет. И мне казалось, я знаю о чем. Я хотел ее приободрить, мол, не переживай, но не успел. Ее телефон зазвонил, и Агата после сухого «да?» несколько минут слушала своего собеседника, а затем отключилась и повернулась ко мне.

– Похоже, я еду в Турцию, – мрачно сказала она.

– Ну, нормально, – одобрил я. – Только почему ты? Ты разве знаешь турецкий? Вряд ли тебе придется там загорать и ходить по сувенирным лавкам.

– Представь, я знаю турецкий, – огрызнулась Агата. – Я же все детство прожила в Казахстане, ходила в турецкую школу. Правда, от недостатка практики я позабыла почти все, английский знаю лучше, все-таки была практика. Шеф вспомнил наше старое дело и решил, что я – идеальная кандидатура для взаимодействия с Интерполом. Дословно это звучало так: стой, кивай и не отсвечивай. Так что завтра я улетаю и оставляю хозяйство на тебя.

Предстоящая командировка Агату не обрадовала, а я вот был бы не против поездки с возможностью искупаться в море, которого я не видел уже лет десять. Мне не понравилось напряжение в ее голосе, как будто она сама боялась отпустить работу, за которую цеплялась как за средство от тоски, и расслабиться. Недавняя смерть отца подкосила мою подругу гораздо сильнее, чем мы ожидали, но она отказывалась это признавать, становясь более жесткой и безжалостной. Мне хотелось верить, что тяжкие времена миновали и она пережила ту страшную ночь, когда боль заползла в ее сердце и свернулась калачиком на долгие месяцы.

Я отвез Агату на работу и занялся своими делами. Вечером она позвонила и скорбным голосом сообщила, что неофициально нам придется помочь в расследовании, так что, пока она будет в отлучке, я должен поискать информацию на Солнцева.

Вечером я приехал домой чуть позже обычного и почти сразу понял, что творится нечто неладное. У подъезда с собакой на поводке вышагивала мама, и, судя по тому, что наш старенький спаниель с места не двигался и умоляюще глядел на хозяйку, а мама нарезала вокруг него круги, они давно уже нагулялись. Кажется, оба с облегчением выдохнули, когда я подошел ближе. Такому поведению было лишь одно объяснение.

– Она наверху? – раздраженно спросил я, не здороваясь.

– Стас, я тебя умоляю, не накидывайся на нее сразу, – жалобно попросила мама. – Отец заперся в комнате, у меня тоже нет сил. Попробуй вправить Лерке мозг, только без лишнего рукоприкладства.

– Что она сделала?

Мама вздохнула. Пес покосился на нее и тоже вздохнул. Похоже, ситуация никому в семье не нравилась.

– Подралась с проректором. Ее выгнали из института и общежития. И, возможно, еще заявление накатают. Завтра я съезжу в институт, попробую поговорить, но, судя по тому крику в телефоне, все серьезно. Лерка ему нос сломала.

– Ясно, – сказал я и вытащил поводок у нее из руки. – Пойдем домой?

– Иди, – бессильно ответила мама, – я до магазина дойду или… не знаю, еще куда. Нет сил домой идти и ее видеть.

Дома я сразу разулся, потащил собаку в ванную, вымыл ей лапы и отпустил восвояси. Пес доплелся до подстилки и упал на нее без сил. Я скинул куртку и прошел на кухню, где брякала посуда и бухтел чей-то ненатурально бодрый голос, мельком увидев в гостиной табор сумок и узлов. Моя сестра Лерка сидела за столом, пила чай и таращилась в телефон, где шло что-то занимательное. На меня она посмотрела с испугом, но тут же с вызовом подняла подбородок, упрямо стиснув губы.

– Привет, – спокойно сказал я. – Что на ужин?

– Голубцы, – настороженно ответила Лерка. – Положить?