Девять жизней Гнидо Комига

– А теперь твоя очередь, Гнидо, – произнёс Лаврентий Иванович. – Подойди ко мне и дай свой палец!

Гнидо сильнее прижал задницу к лавке и спрятал руки за спину. Новое тело ему очень нравилось, а человек на Земле, это не длиннохвостая ящерица; отрезанный палец ни за что не отрастёт, если его отделить от общего тела, а вот у человека с Махериса любой орган, любая конечность – вырастит обязательно.

– Ну что ты медлишь? Или ты смеешь настаивать, что нашёл лучшую копию себя самого? – торжественно вопрошал Лаврентий Иванович. – Нет, парень, ты завладел только ничтожной оболочкой, которая без махерианских технологий может загнуться в любой момент! Или я был не убедителен? Может быть, мне нужно голову свою отрезать, чтобы ты понял?

– Ваши аргументы более чем убедительны, Старший, – признал Гнидо.

Было невозможно не согласиться с инспектором. Поскольку Винни Сук был настоящим махерианцем. Он не вселялся в землянина, он остался таким, каким родился ещё там, на Махерисе. Потому Старший и был главным среди всех колонизаторов. А Гнидо залез лишь в похожее на себя тело, которое было болезненным и слабым. Это тело могло умереть от лёгкого насморка или погибнуть от встречи с капотом чёрной «Волги». И непременно погибло бы…

Лаврентий Иванович достал платок, накрыл им обрубок. Платок сразу покраснел, пропитываясь кровью. Потом Старший смял платок и снова показал свою руку.

На зависть всем ящерицам Земли, палец отрос всего за несколько секунд. Он торчал вверх и шевелился, демонстрируя преимущества махерианцев над землянами.

– Ты, Гнидо Комиг, преступник, отбывающий своё наказание под моим присмотром, – спрятав платок в карман, сказал Старший. – Тебя отправили сюда исправляться. Твой долг приносить пользу Махерису и подчиняться приказам и моим, и своего куратора, а не придумывать новые правила… Напомни мне, каков твой срок пребывания на Земле?

– Девять жизней, – ответил Гнидо.

Старший посмотрел на Ксантусию Сахарон.

– Какой твой срок, Лидочка?

– Девятнадцать жизней, – охотно ответила кураторша.

– А сколько тебе осталось, Ксантусия Сахарон? – сыпал вопросами Старший.

– Девять уже зачислено, значит… ещё десять жизней. Арифметика здесь простая.

Старший инспектор кивнул, а затем неожиданно и громко вскрикнул:

– Встать!

Гнидо послушно поднялся с лавки.

На всякий случай, Николай Петрович тоже подпрыгнул; представление с отрезанным пальцем произвело на него грандиозное впечатление. Ещё в детстве его любимый дедушка удивлял одним фокусом с пропажей и появлением большого пальца в ладони, но сегодняшнее действо – было куда убедительней.

– Ты знаешь, Гнидо, как звали рыжего парня? – спросил Старший. – Где он, родился, сколько ему лет, кто его родители, где он учился или работал? А если его уже ищут? Папа, мама или соседи по общежитию написали заявление в органы, а далее запущен всесоюзный розыск, и вся милиция на ногах. Ты вообще представляешь, на что способна советская правоохранительная система? Что это за махина? И после этого ты спокойно расхаживаешь по улицам? Да тебя все старухи у подъездов давно срисовали!

– Я виноват, Старший. Я совершил ошибку. И мне ничего неизвестно о рыжем парне,– честно признался Гнидо. – Но тело… оно виделось мне таким родным. Я не смог удержаться. Поймите меня!

Лаврентий Иванович кашлянул. Он никогда не был озлобленным крючкотворцем. И во всех правил есть свои исключения.

– Запомни, Гнидо… тебе выпала великая честь защищать интересы Махериса на Земле. И ты обязан прожить свои девять жизней с полной отдачей и максимальной пользой. Твоя жизнь может оказаться подобно жизни мотылька-однодневки, а возможно, ты проживёшь целый век в одном теле, а затем следующий век и снова в одном теле. Всё и многое зависит от сложности обстановки, а также от упрямства наших врагов. Но на Земле только я решаю, когда поставить галочку в графе «следующая жизнь». Это тебе понятно, Гнидо Комиг?

– Так точно, Старший! – громко ответил Гнидо, будто он солдат на плацу.

Лаврентий Иванович пожевал губы. Парень оказался с характером. С ним придётся нелегко. Но ничего… сладим.

– Гнидо, если ты хочешь скорее вернуться на Махерис, в твоих интересах получать особо опасные задания. Поскольку встреча с чужими может существенно сократить твоё пребывание на Земле.

Старший покосился в сторону Ксантусии Сахарон.

– Помнишь в 62-ом случилось жуткое нашествие чужих под Тверью? Подскажи, как называется тот незабвенный посёлок?

– Разве такое забудешь, Иваныч? – хмыкнула кураторша. – А посёлок называется «Большое Завидово».

Именно в те тяжёлые месяцы обострения конфликта между чужими и махерианцами Ксантусия заслужила доверие Старшего инспектора Винни Сука, который отправил её на, казалось бы, невыполнимое задание. Меньше чем за месяц она трижды теряла только что обжитые тела, и каждая смерть означала сокращение срока её пребывания на Земле. Но какой ценой?

– Всего за несколько дней я четыре раза сменила оболочку, словно переодевалась из джинсов в платье и обратно, – вспоминала Ксантусия. – Время было тревожное… Так вышло, что мне пришлось через многое пройти. Но мы справились. Хотя помучили меня чужие как подопытную мартышку! Меня били. Меня резали на куски! Там такое творилось!

– Да, и мы справились! – подтвердил Винни Сук.

А руки Ксантусии затряслись. Она еле-еле достала из сумочки сигарету, жадно закурила и сказала дрожащим голосом:

– У меня такое чувство, будто во мне снова свербит и ворошится этот огромный, шершавый… но такой сладкий…

Кураторша сжала зубы. На её лбу и миловидном лице выступили злые венозные сплетения.

Старший пожалел, что напомнил о тех днях.

– Курение, это дурацкая привычка. Не дыми в мою сторону… И прошу, Лидочка, прости ты меня! Зря я вспомнил о тульском нашествии, – корил себя Старший.

Глаза Ксантусии наполнились слезами. Даже бессмертные люди из далёкого космоса – остаются людьми, улетев от Махериса на миллионы световых лет. И даже безжалостная маньячка Ксантусия Сахарон, которая убивала мужиков, словно мух на окне – не стеснялась слёз. Она помнила боль утраты, потому что в те дни с ней погибал и воскресал любимый махерианец, наказание которого закончилось с потерей всех жизней. И он навсегда покинул Землю, отбыв наказание полностью. Но какой ценой?

– Ладно, Лидочка… ещё раз прости меня, – продолжал извиняться Старший, но Гнидо показалось, что Лаврентий Иванович напомнил о том времени совершенно осознанно.

– Ничего… ничего… – выпустила табачное облако Ксантусия и бросила сигарету на пол, точно к отрубленному пальцу инспектора.

Лаврентий Иванович покачал головой, достал окровавленный платок, наклонился и подобрал окурок вместе с частью своего пальца. И снова спрятал платок в карман.

– Всё верно, бережёного бог бережёт, – разрядил обстановку Николай Петрович, вспомнив, как тоже собирал разную хрень.

Старший инспектор внимательно посмотрел на землянина. Он снова стал строгим и немного саркастичным начальником.

– Ума не приложу, что же с тобой делать? – размышлял Лаврентий Иванович; затем будто его осенило, вскрикнул: – Может, тебя пришить по-тихому? И делу конец.

Николай Петрович яростно замотал головой:

– Не надо меня убивать! Я готов служить Махерису! Я даже очень хочу служить Махерису!

Лаврентий Иванович медленно кивнул, проникновенно заглядывая в глаза землянина.

– Это похвально, что хочешь служить. Но чем ты можешь быть нам полезен?

Вопрос был действительно сложный. Находящиеся в комнате, все как один, задумались.

Николай Петрович тоже искал выход… или скорее, вход в тайный круг инопланетных шпионов. Ксантусия загибала тонкие пальчики, мысленно перебирая возможные варианты. Старший инспектор внимательно смотрел на землянина и тоже думал. Дристан активно морщил лицо и практически рвал на себе длинные волосы, никак не находя ответа. А Гнидо скромно предложил:

– Он будет нашим связным. Обычным связным. Ну то есть мальчиком на побегушках! Таким взрослым мальчиком, чтобы сбить чужих со следа.

– Точно! – завопил Дристан. – А ещё можно его использовать втёмную! Можно послать на задание, в один конец – он ведь не махерианец. И пусть Николая схватят чужие… его не жалко!

Ксантусия покачала головой.

– В плену он долго не протянет. Всех сдаст, – серьёзно сказала кураторша. – Нам ещё повезёт, если быстро сдохнет.

Лаврентий Иванович не согласился.

– Не сдаст.

Он запустил руку во внутренний карман пиджака и достал маленький металлический шарик, похожий на шарик от подшипника.

– Да ладно! – восхитился Дристан. – У тебя есть взрывная змейка?

– У меня есть много чего, – важно ответил Старший и положил шарик на ладонь.

Шарик сначала перекатывался, затем замер.

Лаврентий Иванович взял его аккуратно двумя пальцами.

– Подойди ко мне, Николай.

Николай Петрович сделал три неуверенных шага.

Старший вытянул руку, приложил шарик ко лбу Николая, как вдруг шарик ожил, развернулся и превратился в сороконожку, которая на коротеньких ножках побежала по переносице и шустро нырнула в левую ноздрю.

– Придержи его, Дристан! – резко сказал Лаврентий Иванович.

Здоровяк рванул с места и схватил сзади за плечи Николая. Хватка Дристана была железной, словно это не человек, а робот, с планеты разумных машин.

– Готово! – обрадовалась Ксантусия. – Теперь точно никого не сдаст!

От ужаса Николай Петрович вытаращил глаза и заорал, будто его уже вовсю пытали чужие.

– У меня что-то ползает в голове! Какого хера?! – орал он. – Отпустите меня, собаки страшные? Дайте мне уйти, твари поганые!

Гнидо почему-то развеселился. Николай Петрович был таким забавным землянином. Он так нервничал и смешно боялся обычной взрывной змейки.

– А почему он сказал собаки страшные? – не разжимал хватку Дристан.

– Потому что он в панике, – ответил Гнидо и сразу обратился к землянину, как к другу: – Николай, змейка не причинит тебе вреда. Сейчас боль пройдёт, Николай. Сейчас змейка найдёт себе место в твоём черепе, и ты успокоишься. Не бойся.

Мелкие и крупные капли пота выступили на лице Николая Петровича. Чтобы попасть в круг инопланетных шпионов, он подвергался себя страданиям и невероятной опасности. К тому же было очень больно.

Но вдруг боль отступила.

Дристан перестал сдерживать землянина, и Николай задышал спокойно.

– Вот так, вот так… – поддерживал Гнидо. – Змейка не опасна, друг. Змейка – лишь предохранитель, оберегающий нас от ужасных мучений.

– Мучений? – переспросил Николай. – Каких ещё мучений?

– Обычных и очень жестоких, – сказал правду Гнидо. – Чужие с нами не церемонятся.

Дристан скривил лицо, будто вот-вот заплачет. Он подошёл к Николаю и обнял его.

– Теперь ты с нами! От души поздравляю тебя! – хлопал по спине своими огромными ладонями Дристан. – Теперь ты в безопасности, землянин!

– Да что здесь происходит? Объясните мне, наконец! – вопрошал Николай Петрович.

Лаврентий Иванович по-доброму усмехнулся.

– Это твоя страховка, землянин. Но ты не волнуйся, поскольку взрывная змейка взрывается только тогда, когда боль становится нестерпимой. И если ты порежешь кожу ножом или даже отрубишь случайно палец, то змейка не сработает. А вот когда тебя станут пытать чужие, она обязательно взорвётся и разнесёт твою голову на тысячи кусочков, чтобы ты не страдал. Представляешь, как тебе повезло?

– Ему-то повезло, а вот мне… нет, – снова достала из сумочки сигарету Ксантусия Сахарон и закурила. – Если бы в 62-ом у меня была такая змейка, да разве б я страдала сегодня?

– В те годы с финансированием миссии возникли невероятные сложности. Не хватало элементарных вещей, – сказал Лаврентий Иванович. – Но сейчас взрывных змеек хватает. Вы, кстати, обращайтесь, если надумаете запустить в свой череп железного гада, – предложил он махерианцам.

Лаврентий Иванович посмотрел на часы. Время было за полночь.

– Осталось решить один вопрос, – сказал он и ткнул пальцем в грудь Николая. – Ты готовься к переезду, землянин. Оставаться на прежней квартире нельзя – ни тебе, ни Гнидо. Все соседи сойдут с ума, видя ваше преображение. А всеобщее помешательство нам ни к чему.

– А моя жена? – поинтересовался Николай Петрович. – Как же моя любимая Машенька?

Для Старшего инспектора Земли не существовало неразрешимых проблем. Тем более он уже знал, что Николай проживает с сожительницей Марией Витальевной Тимирязевой.

– Не волнуйся. Не бросим твою женщину, – пообещал Старший. – Так что, собирай вещички, завтра переезд…

Глава 7

Глава 7

Новая двухкомнатная квартира была в самом центре столицы. До Красной площади идти пешком пять минут. Квартира была обставлена югославской мебелью. В большой комнате стоял цветной телевизор. Была приличная кухня. В коридор проведён домашний телефон.

Мария Витальевна не могла налюбоваться видами из окна и деловито снимала трубку, долго обдумывая, кому бы позвонить. Но так и не придумав, она в десятый раз спрашивала у мужа: за что ей досталось такое богатство, откуда на неё свалилось безмерное счастье и почему в центре плохо ходит общественный транспорт?

Николай Петрович выкручивался, насколько хватало фантазии, и твердил как заклинание:

– Это бабушкино наследство. Это её квартира. И моя бабушка первый спутник запускала, а не трамвай.

Мария Витальевна не верила словам мужа, впервые слыша о всемогущей бабушке, но не настаивала на правде. Хотелось порадоваться свалившемуся с неба счастью и не думать о возвращении в захламлённую однушку, которая, по словам Николая Петровича, всё также числилась за ним как за единственным хозяином.

Он так и говорил:

– Если тебе что-то не понравится, Маша, давай переедем обратно.

На что Мария Витальевна отвечала:

– А вот хрен тебе, Николай!

Гнидо же поселился отдельно, в однокомнатной квартире, которая располагалась в том же доме, только в соседнем подъезде. У Лаврентия Ивановича оказались большие связи. Как человек, приближённый к власти, он мог разместить вчерашних алкашей и рыжего парня – прямо за стенами древнего кремля. Но причин для столь масштабных перемен всё-таки не было. Хотя… кто его знает, как всё сложится далее.

Квартира Гнидо тоже была обставлена. Можно сказать, по последнему писку техники. В довольно просторной комнате стоял японский телевизор, японский магнитофон и плюс японский телефон с автоответчиком. Старший уверял, что это чужие незаконно снабжают японцев знаниями, потому в бытовой технике островные азиаты впереди планеты всей.

Телевизор Гнидо включил только один раз и быстро выключил. Попал на выпуск новостей, где строгая дикторша с красным бантом-шарфом – монотонно рассказывала о работе узбекских комбайнёров, в гигантских количествах собирающих для страны хлопок.

А вот музыка Гнидо полюбилась сразу. Особенно его вдохновила кассета, где были собраны песни, посвящённые Октябрьской революции. В душе Гнидо был и оставался романтиком и бунтарём. Песня «А Ленин такой молодой…» – привела его в неописуемый восторг. А когда пришелец узнал, что вечно молодой Ильич лежит в саркофаге на Красной площади, то сразу рванул в мавзолей, не пожалев отстоять часовую очередь из приезжих, которые тоже жаждали лицезреть вождя мирового пролетариата.

Гнидо прошёл мимо товарища Ленина, с горечью вспоминая свой собственный саркофаг. Там, на далёком Марсе хранилось его тело. Но земное тело его вполне успокаивало. Потому не было слёз и душераздирающих криков.

«Это лучшее, что могло произойти со мной на Земле. Чудеса всё-таки случаются», – думал пришелец, рассматривая себя в зеркале ванной комнаты, где стояла японская стиральная машина.

И только он умылся, как в дверь позвонили. В гости к Гнидо пожаловали Ксантусия и Дристан. В руках у девушки было шампанское и пакет с апельсинами, копчёной колбасой и двумя килограммами шоколадных конфет. Дристан решил обмыть новоселье тремя бутылками пятизвёздочного армянского коньяка. Он не был пьяницей, но новоселье – это святое!

– Так себе квартирка, – завистливо осматривала однушку кураторша. – Моя на Полежаевской куда уютнее.

Но квартира Ксантусии всё же понравилась, но без язвительной реакции не обошлось. Потому что даже совершив путешествие на край света, махерианские женщины и даже махерианские женщины-маньячки – всегда остаются взбалмошными, капризными и притягательно загадочными.

– А я рад за тебя, Гнидо. Вот честно! – лыбился жемчужными зубами Дристан, положив глаз на японский двухкассетник.

Он уже пропустил пару стопок и был навеселе. Изучив магнитофон, Дристан нажал кнопку, включил «Бони М» и стал танцевать, отчаянно прыгая и поднимая руки вверх, при этом смешно дрыгая ногами. Этот танец он подсмотрел у балетных по телевизору. И если бы размеры комнаты позволяли размахнуться, Дристан обязательно изобразил настоящий Кабриоль или Па-де-сизо. Никто и никогда ещё не выдавал подобных танцев под «Бони М».

– Шикарно у тебя получается! – смеялся Гнидо, наблюдая за махерианцем.

– Зазырь, братан, а я ещё вот так могу! – заводился Дристан и прыгал ещё выше.

– Ты олень, что ли? Хватит уже скакать! – охладила пыл танцора Ксантусия Сахарон. – Лучше коньяка мне плесни, а то голова от вас кругом.

Дристан приземлился, благодарно поклонился куратору и послушно разлил коньяк по рюмкам.

– За дружную команду! – произнесла тост Ксантусия, уже научившись у землян не пить просто так, а пить со смыслом, сопровождая возлияние напутственными речами.

Она достаточно пожила на этой планете, чтобы понять – что алкоголь, это не только цирроз печени и рыхлые мозги, но и доверительная беседа, когда можно расслабиться и непринуждённо обсудить очень даже серьёзные темы.

А Гнидо распробовал коньяк. Ему понравилось. Шампанское тоже. Но Ксантусия настаивала не злоупотреблять. Дристан поддерживал своего куратора.

– Я серьёзно, братан… не налегай, – говорил Дристан. – Идёт коньяк мягонько, но с этим делом нужно быть осторожным. Перепьёшь – может башню снести. Твой знакомый Николай, живой свидетель деградации личности. Помни это.

Гнидо понемногу привыкал к местным речевым оборотам. Поехала крыша, колпак сорвало или у него не все дома – теперь сообщали Гнидо лишь о расстройствах сознания, а не о бытовых проблемах в квартире.

– Спасибо. Буду осторожен, братан! – благодарно отвечал Гнидо, но рюмку из рук не выпускал. Всё-таки Гнидо был бывшим зэком, а не монахом-отшельником. Хотелось залить за воротник или засыпать за воротник – как правильно говорить, Гнидо ещё не разобрался.

Но вообще-то, Ксантусия пришла в квартиру не случайно. Она хотела обсудить с новобранцем Комигом ряд задач, к которым вскорости Гнидо будет обязан приступить. Понимая, что визит кураторши можно считать рабочим, Гнидо первым заговорил о службе.

– Вот вы говорите чужие, – рассуждал он, пригубив коньяка. – А много ли чужих на Земле?

Ксантусия выпивала то шампанское, то коньяк. Не честила. Но напитки всё же мешала. Хотя травить организм вовсе не в её интересах. Тело досталось кураторше молодое, красивое. Где такое ещё найти? К тому же Старший инспектор мог обнулить годы жизнь, узнав, что махерианский колонизатор недостаточно бережно относился к земной оболочке.

Потому Ксантусия всегда закусывала и всем подряд не давала.

– Как бы странно это ни звучало, но чужие тоже считают Землю исключительно своей планетой. И это не условности и не блажь. Претензии чужих настолько искренни, что всё чаще рептилоиды прибегают к отчаянным мерам и нападают на махерианских колонизаторов. Вот тебе свежий пример. Буквально, двенадцать дней назад в засаду попал Дристан. Да-да, он попал в засаду!

– Нихрена себе! – удивился Гнидо и обнял по-дружески Дристана, чтобы поддержать. – На тебя напали, брат? Как же ты выкрутился?

– Если бы только напали… – хмыкнул Дристан. – Меня убили!

Гнидо не поверил.

– Да ладно, не заливай! Как это, убили?

– Выстрел в голову и темнота.

Гнидо округлил глаза, начиная завидовать.

– Получается, у тебя минус одна жизнь?

– В точку, братан! У меня минус одна жизнь! – заулыбался Дристан, хотя выстрел в голову принёс чудовищные страдания. Лучше бы в его башке взрывная змейка сработала.

Гнидо покосился на Ксантусию.

– Он серьёзно?

– Дристан говорит правду, – подтвердила кураторша. – Разрывной патрон превращает голову в пыль. А тело, конечно, осталось нетронутым. Так что, пришлось замараться. Я распилила кости на части, запихнула в мешок и в реку… Согласна, это очень грязная работа. Но что делать, Гнидо? Кто-то должен утилизировать отработанный материал. И почему бы не мне потрудиться? – не без удовольствия говорила Ксантусия.

Это удивительно, но за сотни лет привычка терзать мужские тела никуда не исчезла. Ксантусии, как и прежде, нравилось отделять от мужского тела разные организмы и складывать их в мешочки.

– Теперь понятно, зачем ты Дристана… то есть, всё что осталось от Дристана – разделала ножовкой, – кивал Гнидо и почему-то жалел кураторшу: – Наверное, устала… намаялась, пока пилила кости, – сказал он.

– Не без этого, Гнидо. Не без этого, – вздохнула Ксантусия Сахарон.

Возникла пауза.

Кураторша вспоминала, как смачно рвутся жилы и хрустят строптивые суставы. Дристан разбирался с англоязычными словами на кассете Си Си Кетч. Гнидо представлял, что рано или поздно ему придётся столкнуться с чужими. Он предполагал, что его тоже убьют, и придётся потерять это тело.

– Как в толпе можно вычислить чужого? – задался вопросом Гнидо. – По каким признакам можно понять, что в человеческом теле сидит ящер?

– Никак, – просто ответил Дристан, рассматривая кассету.

– Почему? Чужие ведь рептилоиды. Они должны от людей отличаться.

– Не должны, – сунул карандаш в отверстие кассеты Дристан и обрадовался: – Я понял, как можно её перематывать!

– Дай сюда! – забрала кассету и карандаш Ксантусия. – С тобой серьёзно разговаривают!

Дристан пожал плечами, посмотрел на ещё не распечатанную бутылку коньяка, потому что одна уже закончилась и сказал:

– Понимаешь, Гнидо… чужие – они ведь от нас совсем не отличаются. Две руки две ноги. И понять, кто скрывается под оболочкой, невозможно. Тело и тело… а в голове начинка. Чей в черепе разум, непонятно… А ещё мы думаем единообразно. Шутки у нас и проблемы одни и те же. И ненавидим мы друг друга с циничным отвращением, ничем не отличаясь. Вот такая махерианская петрушка получается.

Но почему-то Гнидо не верил, что между чужими и махерианцами совсем нет отличий. И был прав.

– А кто сильнее, мы или чужие? – задал простейший вопрос Гнидо.

Ксантусия съела шоколадную конфету и похвалила молодого колонизатора.

– Ты на верном пути, Гнидо. Потому что физически мы действительно гораздо сильнее чужих, даже находясь в неродной оболочке. Но мы ведь не соревнуемся, кто больше поднимет или быстрее пробежит стометровку. К тому же чужие неплохо вооружены…

Гнидо взял в руку бутылку коньяка и покачал её. Было не тяжело. Вес жидкости и стекла он чувствовал прекрасно, а вот огромной силы в себе не ощущал.

– Если мы гораздо сильнее, то получается, что чужие совсем хлюпики?

– Я сейчас ему продемонстрирую, – с ленцой сказал Дристан.

Он присел на стул и поставил локоть на стол.

– Бороться с тобой сейчас будем.

Борьба на локтях – это известное в махерианских тюрьмах развлечение. Гнидо никогда не был чемпионом, но бороться очень любил.

– Ну давай попробуем, – тоже поставил локоть на стол Гнидо.

Они схватились ладонями. Гнидо пытался занять выгодную позицию, перебирал пальцами, двигал руку ближе к себе, уменьшая рычаг. Но схватка оказалась короткой. Будто бы совсем без усилий Дристан прихлопнул руку Гнидо к столу и снова предложил.

– Может, ещё?

Бороться с Дристаном было бесполезно. Это факт. В нём жила какая-то нечеловеческая сила.

– Мы принимаем таблетки. Таблетки увеличивают нашу силу. К тому же со временем даже человеческая оболочка набирает мощи за счёт махерианского духа, – разъяснила Ксантусия. – И если бы ты свои таблетки не раздал, то сейчас боролся с Дристаном на равных. Но примерно через месяц, из вас победит тот, кто должен был победить на Махерисе. Потому что сущность берёт своё. Ибо главное в человеке, это его божественный дух!

Гнидо немного жалел, что раздал таблетки, но, как известно, миром правит любовь, потому он надеялся, что в итоге его доброта и милосердие окупятся с лихвой.

– Не переживайте, юноша, – улыбнулась Ксантусия и достала из своей сумочки стеклянный пузырёк, в котором хранилась уже знакомая таблетка. – Это тебе Иваныч передал. Пей на здоровье. Крепни.

– С алкоголем вроде нельзя, – заулыбался Гнидо.

– Тебе всё можно. Пей! – настаивала Ксантусия Сахарон.

Спорить с московским куратором не было необходимости. Она не враг. Осталось довериться старшему товарищу.