Чарльз Мэнсон, ЦРУ и тайная история шестидесятых

Во время нашей первой встречи признаков подобной враждебности он не проявлял. Солнечным весенним днем Буглиози уделил мне целых шесть часов своего времени, пока возил меня по городу, показывая связанные с преступлением места, и наслаждался долгим обедом со мной в одном из любимых ресторанов. Его внимание мне льстило – передо мной все же сидел человек, сумевший упрятать в тюрьму одного из монстров двадцатого века. Позже я задамся вопросом о мотивах, стоявших за его великодушием.

За время работы в прокуратуре любой успевает нажить себе немало врагов, а Буглиози, как мне стало известно, нажил их даже больше, чем остальные, причем как в офисе окружного прокурора, так и за его пределами. Но, несмотря на то что ему когда-то угрожал смертью сам Мэнсон, он жил в доме, на удивление незащищенном, типичном для пригорода. Когда я приехал к ним в апреле 1999 года, Буглиози и его сорокатрехлетняя жена Гейл еще не до конца распаковали вещи. Приветствуя меня крепким рукопожатием, седовласый, худощавый и голубоглазый Буглиози извинился за стоявшие повсюду коробки. В гостиной горшки и вазы чуть не лопались от всевозможных видов цветов – живых, засушенных, искусственных.

Их кухня, украшенная любимыми безделушками Гейл с изображением петушков и курочек, могла бы сойти за декорацию для ситкома пятидесятых. Буглиози взял на руки лысого кота, тершегося о его ногу, и сообщил мне, что это редкая сиамская порода. Кота звали Шерлок, «потому что он вечно все разнюхивает». Гейл поставила перед нами тарелку с печеньем и две чашки чая со льдом.

Буглиози оказался тем еще собеседником. Он окатывал меня цунами слов, то и дело вскакивая со стула без всякой видимой причины. Хлопотавшая на кухне Гейл в сравнении с ним выглядела островком спокойствия. Я заметил, как она закатила глаза, когда ее муж заявил мне, что вышедшая в 1976-м экранизация «Helter Skelter»[22] стала «фильмом номером один в том году» и «получила самые высокие рейтинги в истории телевидения, пока не уступила первенство „Корням“[23]». По сути, Буглиози все эти тридцать лет выписывал один и тот же круг почета, так что его тезисы давно уже приелись. Заставить его свернуть с наезженной колеи было непросто. Возя меня по городу, он словно и не выходил из зала суда, где продолжал препираться с Мэнсоном. Порой казалось, что Буглиози чуть ли не дословно цитирует свою книгу. На первый взгляд, он был очень общительным и отвечал на вопросы с явной охотой, но все, что он говорил – на протяжении многих часов, – было давно известно.

По-прежнему надеясь нащупать оптимальный подход к материалу, я попытался осторожно вывести собеседника на тему подмеченных мной в «Helter Skelter» слабых мест. Прежде всего, как копы умудрились упустить из виду такое множество улик – почему они не раскрыли дело намного раньше? Буглиози в ответ, как и в своей книге, сослался на небрежную работу полиции. Не будь его, заявил он, копы вообще бы не раскрыли это дело.

Я попросил его рассказать о смотрителе Уильяме Гарретсоне, единственном выжившем в ту ночь на Сьело-драйв. Гарретсон жил в скромном гостевом домишке, расположенном на некотором удалении от главного дома. Его показания выглядели настолько неправдоподобными, что полиция Лос-Анджелеса поначалу сочла его главным подозреваемым. У Гарретсона тогда играла громкая музыка, которая, как он клялся, заглушила звуки убийств. Из-за своей стереосистемы он абсолютно не слышал жестокой бойни, хотя крики и выстрелы раздавались всего в шестидесяти футах[24] от окна его спальни. Буглиози признал правдивость слов смотрителя, хотя и неохотно. Полиция, напомнил он мне, проводила звуковые тесты, и их результат подтвердил показания Гарретсона [50].

Я перешел к Терри Мелчеру. Если Мэнсон хотел преподать ему урок, зачем тогда приказал убить людей, которые фактически не имели к Мелчеру никакого отношения, кроме того, что спустя некоторое время жили в том же доме? Мелчер не был знаком ни с одной из жертв в доме Тейт. Насколько я знал, он никогда не встречался ни с кем из них, даже мимоходом. Кроме того, по собственному признанию Буглиози, Мэнсон отправил своих последователей в дом на Сьело, прекрасно зная, что Мелчер там больше не живет.

Буглиози уклонился от ответов на эти вопросы, взамен рассказав об ужасе, который Мелчер испытывал во время судебного процесса и на протяжении нескольких лет после него – из опасений, что Мэнсон или кто-нибудь другой из «Семьи» по-прежнему желает его смерти. Не может ли он свести меня с Мелчером? Казалось, просто задав этот вопрос, я заставил Буглиози занервничать. Он заявил: мне будет трудно заставить Мелчера говорить. Позже, когда мне все-таки удастся выйти на Мелчера, я пойму почему.

Ближе к концу нашего многочасового разговора, когда солнце уже садилось за горизонт, я спросил Буглиози, не может ли он поделиться со мной информацией о случае, который раньше не становился достоянием общественности, – последний проблеск журналистской надежды. Судя по его нахмуренным бровям, он задумался над этим всерьез. Я достал из сумки книгу «В ожидании солнца» Барни Хоскинса, рассказывающую о музыкальной индустрии Лос-Анджелеса. Я взялся читать ее, готовясь к написанию статьи – из-за большого количества полученных отказов у меня образовалось больше свободного времени, чем я ожидал, – и хотел, чтобы Буглиози взглянул на подчеркнутый мной фрагмент. По утверждению Хоскинса, в доме Тейт было снято несколько садомазофильмов, а какого-то наркоторговца однажды на вечеринке связали и выпороли против его воли [51]. Другие источники, включая вышедшую в 1971 году книгу Эда Сандерса «Семья», приводили похожие факты, однако Буглиози почему-то пренебрег возможностью включить в «Helter Skelter» столь сочный эпизод.

Буглиози выглядел так, словно увяз во внутренней дискуссии. Выдержав длинную паузу, он попросил выключить диктофон. «Не подписывай это моим именем, – начал он. – Просто скажи, что сведения поступили из очень надежного источника». (Позже я объясню, почему рассматриваю сказанное как записанное на пленку.)

Вступив в дело, Буглиози узнал от детективов, что они нашли на чердаке дома на Сьело-драйв одну видеокассету. По словам полицейских, кадры, явно снятые Полански, запечатлели, как Шэрон Тейт принуждают к сексу с двумя мужчинами. Сам Буглиози эту кассету не видел, но сказал тогда детективам: «Верните ее туда, где нашли. Роман достаточно настрадался. Ничего хорошего из этого не выйдет. Только навредит ее памяти и причинит ему лишнюю боль. Они оба жертвы».

Слова Буглиози показались мне дешевыми понтами, тем более что он сам уже сообщал о большей части этого эпизода раньше. В «Helter Skelter» он написал: копы нашли кассету, на которой Роман и Шэрон «занимаются любовью», а потом незаметно вернули ее в дом [52]. Полански забрал ее вскоре после этого, во время уже упоминавшегося визита с Джулианом Вассером и экстрасенсом. Он «поднялся по лестнице на чердак», пишет Буглиози, «нашел возвращенную полицией Лос-Анджелеса видеокассету и, по словам одного из присутствовавших копов, сунул ее в карман» [53].

Чем больше я думал об этом, тем больше ужасался, насколько отвратительной была сама идея такой видеозаписи. Рефрен «Дико живешь – дико умрешь» обрастал новыми подробностями. Вскоре мне пришла в голову мысль: если Полански заставил Шэрон переспать с двумя мужчинами и снял это на видео, разве такое не может считаться супружеским насилием? «Роман – псих,– признал Буглиози.– Он заставлял ее делать это». Так там было изнасилование? Если Буглиози говорил правду – «если» тут под большим вопросом, как я вскоре узнал, – запись повышала шансы Полански стать подозреваемым, и, следовательно, полиция должна была сохранить ее в качестве улики.

Я надеялся, что смогу подтвердить историю Буглиози. Это была единственная новая информация, которую мне удалось раскопать. Я настолько торопился продолжить работу, что не заметил в признании Буглиози одной существенной неувязки, на осознание которой мне потребовалось целых шесть лет. Он никак не мог велеть полицейским вернуть пленку обратно на чердак. Офис окружного прокурора поручил ему заняться делом Тейт только 18 ноября 1969 года – через несколько месяцев после того, как Полански 17 августа впервые вернулся в свой дом после убийств [54].

На ранних стадиях расследования полиция могла связаться с людьми вроде Буглиози только для получения ордера на обыск. Если Винсент узнал о пленке от детективов еще в августе – и если именно он, как он утверждал, велел вернуть ее в дом, – значит, его участие в полицейском расследовании потребовалось гораздо раньше, чем он заявлял. Возможно, повод был пустяковым, а может, это было нечто, о чем, как он полагал, следовало молчать ради защиты репутации знаменитостей. Правду мы никогда не узнаем, поскольку он раз и навсегда решил скрыть это от своих читателей. И хотя тогда я не увидел эту нестыковку, в будущем мне еще не раз доведется сталкиваться с подобным. Когда я, наконец, все пойму, это полностью изменит характер наших с ним отношений.

Уродство и чистота

«Helter Skelter» начинается знаменитой фразой: «Как потом скажет один из убийц, ночь выдалась настолько тихой, что почти было слышно, как позвякивает лед в шейкерах для коктейлей в домах людей, живущих дальше по каньону». Первая половина книги, описывающая ход полицейского расследования, нагнетает ужас прямо с этого предложения. После признания Буглиози я начал искать в ней другие неувязки. Если автор исказил одну деталь дела, мог ли он изменить что-то еще? Этот вопрос будет преследовать меня на протяжении всей работы.

Департамент полиции Лос-Анджелеса создал две отдельные опергруппы: одну для расследования убийств в доме Тейт и еще одну – по делу Ла-Бьянка. Несмотря на схожесть этих случаев, полиция, как упоминалось ранее, пришла к выводу, что Ла-Бьянка стали жертвами подражателя. В конце концов, что может быть общего у обитателей роскошного дома на Сьело-драйв в Беверли-Хиллз и живущей в пригороде пары из Лос-Фелиса?

Организованное полицией дознание станет крупнейшим расследованием убийства в истории Лос-Анджелеса. Группе по делу Ла-Бьянка по большей части удавалось оставаться в тени: пресса не проявляла особого интереса к ее работе – во всяком случае, до тех пор, пока убийца Шэрон Тейт оставался на свободе. На другом конце города место преступления на Сьело-драйв, напротив, превратилось в балаган. Департамент полиции Лос-Анджелеса привлек к расследованию двадцать одного сотрудника. Над стоящим на вершине холма домом кружили вертолеты. У въездных ворот круглосуточно дежурили охранники.

Детективы, не мешкая, задержали своего первого подозреваемого. Едва проснувшегося Уильяма Гарретсона, единственного выжившего в ночной бойне, вытащили из гостевого дома без рубашки и босиком, затолкали в патрульную машину и отвезли прямиком в штаб-квартиру, где ему зачитали права и предъявили обвинение в пяти убийствах. Гарретсон, которому было всего девятнадцать, не смог толком объяснить, почему ничего не слышал ночью, и ссылался лишь на то, что у него работала стереосистема. Проведя за решеткой следующие три дня, он оказался на первых полосах газет по всему миру. В итоге полиция пришла к выводу: Гарретсон просто недалекий паренек, оказавшийся не в том месте не в то время.

В те же первые сутки после убийств детективы из группы по делу Тейт получили наводку. Один из друзей погибших заявил нескольким людям, что знает, кем были убийцы. Уверенный, что из-за такой осведомленности его непременно убьют, он пустился в бега. Этим человеком был Витольд Качановски, художник, тоже польский эмигрант, попавший в компанию Тейт благодаря своему соотечественнику Войтеку Фриковски. Полиция разыскала его через менеджера Романа Полански. Купившись на обещание круглосуточной полицейской охраны, Качановски согласился дать показания [55].

По его мнению, Фриковски торговал наркотиками, имея дело с немалым числом профессиональных преступников и прочих сомнительных личностей. Одним из них был человек по имени Харрис «Пик» Доусон, который на недавней вечеринке угрожал убить Фриковски. Помните, как Сьюзан Аткинс кровью Шэрон Тейт написала слово «свинья» на входной двери дома на Сьело? Качановски думал, что это было не «Pig», а «Pic», как в имени Пика Доусона.

Полиция сочла его показания заслуживающими доверия, тем более что следователям было известно о другой ссоре в доме на Сьело, случившейся весной во время организованной Тейт и Полански прощальной вечеринки. (Переехав в этот дом 15 февраля, пара к концу марта уже планировала отправиться в Европу, где им предстояло по отдельности работать на разных съемочных площадках большую часть лета.) На устроенную в честь их отъезда вечеринку, куда собралось более сотни людей, заявились трое незваных гостей, которые повели себя настолько агрессивно, что Полански пришлось их выгнать. Это были Том Харриган, Билли Дойл и Пик Доусон [56].

В надежде расспросить Полански об этой троице полиция с нетерпением ожидала его возвращения из Лондона, запланированного на вечер 10 августа, на следующий день после обнаружения тел. Накачанный сильными успокоительными, Полански вылетел в Лос-Анджелес в сопровождении своего давнего продюсера Джина Гутовски и двух друзей, Уоррена Битти и Виктора Лоунса [57]. В аэропорту он незаметно проскользнул к ожидавшей его машине через боковой выход, пока Гутовски зачитывал собравшимся представителям прессы заявление от его имени.

Глава «Парамаунт пикчерз» организовал для Полански апартаменты на территории студии – в месте, где он мог бы укрыться от любопытных глаз прессы, а также от убийц, если бы им пришло в голову явиться и за ним тоже. Однако, прежде чем отправиться в «Парамаунт», Полански ненадолго заехал на парковку ресторана «У Дэнни», чтобы тайком переговорить с Качановски [58]. В книге Буглиози «Helter Skelter» об этом не говорится ни слова. СМИ также никогда не упоминали это событие. История показалась мне интригующей.

Переговорив с Полански на парковке возле ресторана, Качановски сел к нему в машину и отправился в «Парамаунт» вместе с режиссером; беседа продолжалась всю дорогу до места. Прибывших тем вечером на студию полицейских не пускали к Полански, пока он не закончил переговоры [59]. Буглиози не счел описанное заслуживающим упоминания и сообщил лишь, что «Полански доставили в апартаменты на территории студии „Парамаунт“, где он и оставался в уединении под присмотром врача. Вечером полиция провела с ним краткую беседу, но на тот момент он не смог сообщить, у кого из его знакомых мог быть мотив для убийств» [60].

В беседе со мной друзья Полански Лоунс и Гутовски подтвердили состоявшуюся возле «У Дэнни» тайную встречу. Оба заявили, что это был всего лишь простой обмен информацией между двумя давними приятелями. Тем не менее Полански во время проверки на детекторе лжи в полиции Лос-Анджелеса полностью отрицал даже знакомство с Качановски [61].

Почувствовав, что в этой истории может скрываться нечто большее, я разыскал Качановски, который, как и многие другие связанные с жертвами люди, прежде не говорил об убийствах с журналистами. К моему удивлению, во время нашей телефонной беседы он с легкостью согласился обсудить со мной это дело. Да, подтвердил он, встреча возле ресторана «У Дэнни» действительно состоялась, однако, несмотря на кажущуюся подозрительность, в ней не было ничего сверхсекретного. Полански задал ему пару вопросов об участии Фриковски в наркоторговле, он на них ответил. Качановски также подчеркнул: высказанное им подозрение – будто Фриковски пал жертвой Пика Доусона – отправило полицию в многомесячную погоню по ложному следу, которая так ни к чему и не привела.

И все же, как нетрудно догадаться, Фриковски в последние месяцы перед убийствами, похоже, по уши вляпался в грязные дела. Я узнал, что на Сьело-драйв тогда было очень неспокойно – куда более тревожно, чем об этом писал Буглиози [62]. После отъезда Тейт и Полански в доме с их согласия поселились Фриковски и Эбигейл Фолгер, и все сразу пошло наперекосяк. Пара то и дело устраивала вечеринки. На них приглашали всех подряд. Компании собирались все более буйные, а наркотики становились все тяжелее. Кроме марихуаны и гашиша, гости в изобилии потребляли кокаин, мескалин, ЛСД и МДА. Последний тогда был новым и почти неизвестным публике синтетическим веществом. Фриковски испытывал к нему особую страсть.

Доусон, Дойл и Харриган, та же троица, которую выгнали с вечеринки в середине марта, теперь стали в доме постоянными гостями, иногда оставаясь там на несколько дней. Именно они привозили туда большую часть наркоты. К июлю эти трое, имевшие славу международных контрабандистов, захватили весь лос-анджелесский рынок МДА, благо вещество производилось в родном городе Дойла и Харригана – Торонто. Фриковски рвался войти с ними в долю. Наличных у него почти не водилось – его девушка, наследница кофейной империи Фолгер, по части финансов держала его на коротком поводке, – но он все же договорился со своими новыми друзьями о сделке, выбив себе статус посредника между ними и Голливудом.

Вскоре после нашего разговора по телефону Качановски приехал в Лос-Анджелес. Я встретился с ним у его друга, на заднем дворе дома, расположенного в Западном Голливуде. Красивый мужчина с резкими чертами лица, густыми черными волосами и проницательными голубыми глазами, он говорил с сильным акцентом, сохраняя сдержанный, задумчивый вид. Часы показывали всего около трех дня, а он уже открыл бутылку красного вина и налил каждому из нас по большому бокалу.

Качановски был последним из друзей Фриковски, кто видел его живым. За несколько часов до убийств он встретился с ним в своей галерее. Он даже собирался заехать той ночью в дом Тейт, но слишком устал и передумал. Фриковски позвонил ему около полуночи, вероятно, всего за несколько минут до прибытия убийц, и попытался уговорить все-таки приехать.

Теперь он показывал мне большой конверт, набитый призрачными приметами прошлого, включая авиабилет Фриковски до Соединенных Штатов, датированный 16 мая 1967 года, и рекомендательное письмо, написанное для него Полански на фирменной бумаге «Парамаунт». Эти артефакты, казалось, переносили Качановски в другое время. Шестидесятые, по его словам, никак не выходили у него из головы.

«Я могу закрыть глаза и с легкостью представить, что на дворе все еще 1969 год. Я слышу голоса людей, я вижу их лица», – сказал Качановски. Его потрясло, как в Голливуде того времени развеялись привычные приметы класса и статуса, когда «самое неприглядное уродство перемешалось с абсолютной чистотой». Такое размытие границ стало неизбежным результатом политики открытых дверей, на которую все они подписались в конце десятилетия. «Самые примитивные, необразованные люди» получили возможность одеваться и вести себя как гениальные художники. «И ты был не в состоянии точно понять, кто есть кто. Перед тобой мог быть Мэнсон или великий поэт, а различить их ты не мог».

Продолжая эту мысль, Качановски вспомнил, что в доме на Сьело, где он иногда зависал в гостях у Фриковски по нескольку дней кряду, появлялось «много странных людей». «Я им не доверял, – сказал он о гостях. – Они так свободно там разгуливали». Он спрашивал Фриковски, кто эти люди, но ответ всегда был невнятным – друзья вон того парня или знакомые знакомых такого-то. Именно поэтому после убийств Качановски решил, что понимает, кто их совершил, – та самая группа наркоторговцев, которых Буглиози мимоходом упоминает в книге «Helter Skelter».

«Помню, Войтек рассказывал мне, как они выгнали Пика Доусона с вечеринки, – произнес Качановски, делая очередной глоток вина. – Они велели Пику Доусону собрать свои манатки и свалить оттуда к черту». Качановски вспомнил и другую гулянку, за несколько недель до убийств, когда ему самому пришлось выставлять из дома двух очень пьяных парней. «Стоя с другой стороны ворот, они смотрели на Войтека и меня и ругались: „Вы, сукины дети, мы вернемся и убьем вас“».

Эффект от устраиваемых Фриковски на протяжении нескольких месяцев вечеринок имел свойство накапливаться. Качановски за это время повидал так много пугающих персонажей, что, когда его друга нашли мертвым, решил, что в преступлении виновен кто-то из них. Он задавался вопросом, не сталкивались ли Фриковски или даже Полански или Себринг с Мэнсоном либо его последователями. Беспокойство и сомнения продолжали его мучить. Он по-прежнему не исключал возможность убийства из мести: в деле оставался еще кто-то, весьма близкий к жертвам, за память о которых цеплялся до сих пор. Пока я сидел напротив Качановски, замысловатая красочность мотива Кавардака и все сопровождавшие его панические заголовки, казалось, растворились в послеполуденном смоге.

Я рискнул спросить, какой главный вопрос он бы задал Фриковски, будь тот еще жив. Не отрывая взгляд от вина в бокале, Качановски тихо ответил: «Ты хоть раз встречался с кем-то из тех, кто пришел тебя убить?»

«Выигрывает тот, кто умирает, имея больше всех игрушек»

Закончив съемки в своем последнем фильме «Один из тринадцати» (также известном как «12 + 1»), Шэрон Тейт в июле 1969 года, будучи на восьмом месяце беременности, вернулась на Сьело-драйв. Она хотела родить ребенка в доме, который так любила. Однако Полански, обещавший тоже приехать к тому времени, свое возвращение отложил. Поиск подходящих мест для съемок его следующего фильма затянулся. Заверив супругу, что непременно вернется к моменту родов, Полански попросил своего старого друга Фриковски остаться в доме вместе с Фолгер, чтобы составить компанию Тейт.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 Правильное, но менее распространенное произношение – Бульози. Здесь и далее по тексту будет использоваться более известный вариант фамилии. (Примеч. редактора.)

2

 «Man in the Mirror» – сингл 1988 года, выпущенный в рамках седьмого студийного альбома Майкла Джексона под названием «Bad». В припеве песни о бедах и жестокости мира говорилось о том, что нужно «начать с человека в зеркале» и изменить себя, чтобы мир стал лучше (здесь и далее – примеч. перев.).

3

 Уолтер Лиланд Кронкайт-младший (1916–2009) – американский тележурналист, получивший наибольшую известность как бессменный ведущий вечернего выпуска новостей на «Си-би-эс» на протяжении девятнадцати лет. В период наибольшей популярности в 1970-х и 1980-х годах Кронкайт, согласно опросам общественного мнения, был человеком, которому американцы доверяли больше всего. Именно от него средний американец узнавал о важнейших событиях, таких как убийство президента Кеннеди, высадка на Луну и т. п.

4

 190,5 см.

5

 Англ. New Age, буквально «новая эра» – общее название различных мистических течений и движений, в основном оккультного, эзотерического и синкретического характера, чьих сторонников объединяло ожидание «великого преобразования», наступления новой эпохи, которая должна прийти на смену современной культуре. Нью-эйдж достиг наибольшего расцвета на Западе в 1970-х годах.

6

 Фильм «День дельфина», снятый по научно-фантастическому роману Робера Мерля «Разумное животное» (1967), в результате вышел на экраны только в 1973 году. После того, как Полански из-за убийства жены отказался от проекта, режиссером стал Майк Николс.

7

 Англ. Dutch door – тип двустворчатой входной двери, разделенной по горизонтали на две равные части. Изначально такие двери устанавливались в помещениях для содержания лошадей и домашнего скота, но впоследствии стали использоваться как дизайнерское решение в стиле кантри.

8

 Авантюрная комедия 1969 года, снятая по мотивам романа «Двенадцать стульев» (1928) советских авторов Ильфа и Петрова. Тейт сыграла торговку антиквариатом Пэт, своеобразную женскую версию Остапа Бендера.

9

 Медный духовой инструмент басового звучания с таким же диапазоном, как у тубы.

10

 Изданный в 1966 году роман американского автора, написанный в жанре «новой журналистики» на основе реальных событий, произошедших 15 ноября 1959 года, когда два молодых человека, Перри Смит и Ричард Хикок, убили семью Клаттеров в Холкомбе в штате Канзас.

11

 Сборник эссе американской писательницы и сценаристки, вышедший в 1979 году и объединивший ее тексты, ранее опубликованные в таких журналах, как «Лайф» и «Эсквайр». На русском языке не издавался.