Обратный билет не нужен

Занавески колыхались от дуновения ветра, тишину нарушали только часы на первом этаже, отмерявшие боем каждые полчаса, а также прерывистое сопение синьора Симонетти, происходившее, по всей видимости, из-за не вполне удобной позы.

После того, как часы пробили два раза, в коридоре послышался лёгкий шелест, производимый то ли сквозняком, то ли чьими-то приглушёнными шагами. Дверь спальни была только прикрыта, и, когда она открылась пошире, это можно было заметить не по звуку, а из-за возникшей в проёме нечёткой тени, тень проскользнула к кровати. Тишину нарушил выстрел, от которого подбросило кверху подушку на постели хозяина. Сразу же отворилась дверь громадного шкафа, и в лицо стрелявшему ударил свет от зажжённого фонарика. «Стой! Не стреляй!» – воскликнул синьор Симонетти, продолжая освещать постороннюю фигуру в комнате. Он, видимо, решил сам задержать стрелявшего вопреки тому, чему его учил Алекс накануне. Если бы хозяина не оттолкнул в этот момент спрятавшийся вместе с ним Алекс, тому было бы несдобровать. Но и рука стрелка похоже дрогнула, поэтому следующая пуля попала в ногу неосторожного сеньора. Заметались тени по стенам, и кто-то побежал вниз по лестнице, а затем хлопнула входная дверь. Во дворе пронзительно засвистели, со всех сторон сбежались полицейские, и Алекс, уложив стонавшего синьора Симонетти на диван и подойдя к окну, услышал, как комиссар полиции сказал кому-то: «Доброй ночи, синьора Мария. Вы арестованы по подозрению в убийстве и в покушении на убийство».

Вот так Алекс предотвратил новое преступление. Пришло время рассказать о том, куда он пропал и чем занимался всё это время.

***

После встречи с Марией в клинике Алекс, честно говоря, склонялся к версии, что происшествие с машиной и её пассажиркой не имело никакого криминального подтекста, а представляло собой трагическую случайность. Оставалось только проверить, насколько верны были сведения о давнем знакомстве Марии с этим самым Руджеро П.

И Алекс поехал на родину синьоры Марии, чтобы прояснить кое-какие детали об окружении юной Марии и подробности из детства будущей жены банкира. Сначала он опросил соседей. Те, не скрывая зависти, наговорили про семью Марии и про неё саму с три короба. Мол, девушка с самого рождения росла избалованной. Причиной, как обычно бывает, послужило то, что в семье она была младшей дочерью. При этом её сестра Реджина старше всего на каких-то три года, а какое разное отношение со стороны родни! Всё лучшее всегда доставалось младшенькой. Чем ещё это могло закончиться? Дошло, наконец, до того, что старшую сестру выгнали из дома, чтобы на неё не позарился богатый жених, которого родители сестёр прочили младшей. А ведь с кем только Мария знакомства не водила – местные бандиты все были от неё без ума. Но только появился на горизонте банкир, всех остальных тут же и отвадили. Отец Марии гонялся за шпаной с ружьём: он-то больше всех любил и баловал Марию. После соседей Алекс посетил родителей Марии, и там, разумеется, ему пришлось выслушать прямо противоположную версию. Про то, что это именно Реджина вела себя из рук вон плохо, расстраивала отца, а закончилось тем, что принесла в подоле ребёнка и от этого позора её и упрятали в монастырь, чтобы не прознали острые на язык соседи. Уж так родители старались для них обеих, а добром отплатила только одна – младшая, отрада и опора семьи. А Реджина мало того что согрешила, так ещё и бросила ребёнка, неизвестно где теперь её носит и с кем. Алекс сделал вид, что он фотограф из газеты и по заданию шефа редакции готовит фоторепортаж о семье так неожиданно ставшей знаменитостью синьоры Марии. Он попросил показать ему фото сестёр и остался вполне удовлетворённым тем, что услышал и увидел.

Пока Алекс рассматривал фотографии да разговаривал с матерью, отец сестёр бросился на почту и отправил Марии письмо с предупреждением о том, что откуда-то свалился к ним на голову сыщик и вынюхивает семейные секреты, уж не из-за того ли, что Реджина опять что-то натворила? Когда Алексу об этом сказали соседи, он тоже наведался на почту, но опоздал, письма уже забрала почтовая машина. Алекс не успел этому помешать. Значит, он раскрыт, и у него теперь каждая минута на счету, чтобы как можно быстрее разобраться во всех хитросплетениях дела, пока ему не дали по рукам за вмешательство в частную жизнь респектабельных граждан.

Поразительное внешнее сходство двух сестёр подсказало Алексу версию, которую требовалось немедленно проверить. Сразу по возвращении с родины Марии Алекс снова поехал в ту же ближайшую к месту аварии деревню и расспросил крестьян: не знают ли они поблизости от оврага или в самом овраге какого-то потайного склепа или пещеры? И тут один мальчик признался, что раньше в овраге была пещера, но недавно её завалили камнями, и остался только узкий проём между огромными камнями, в который мальчик боялся залезать один, да и взрослые запретили ему ходить в то место, где недавно «лежала искорёженная машина». Алекс поблагодарил мальчугана и отправился к пещере в одиночку. Похоже, после его последнего посещения в овраг никто не заглядывал, во всяком случае всё выглядело так, как и в прошлый раз. Алекс осмотрел большие камни, сложенные у края оврага, и, присмотревшись, обнаружил тесный проход между двумя камнями. С трудом протиснувшись между ними, Алекс всё-таки проник в пещеру, и там, в полной темноте, он как будто наступил на что-то, что при свете фонаря оказалось женской туфлей. Дальше проход расширялся, но идти по нему Алекс не рискнул, так как почувствовал удушающий трупный запах. Наконец-то у Алекса появились основания для обращения в полицию, и высланная по его наводке бригада обнаружила в пещере труп молодой женщины без верхней одежды, умершей совсем недавно.

Именно благодаря этой страшной находке полицейские зауважали Алекса и согласились помогать в реализации предложенного им плана.

Он попросил полицию подежурить около городского дома Марии, пока сам будет находиться возле её мужа на загородной вилле.

Когда жена получила письмо и свет в её доме погас, синьору Симонетти позвонили, и они вместе с Алексом приготовились к встрече. Оказалось, Мария прекрасно водит машину, даже по опасной ночной дороге она домчалась за полчаса.

Мария решила, что Алекс действует по поручению синьора Симонетти, который всё равно не успокоится, пока не выяснит судьбу пропавшей Реджины. Нужно остановить мужа. Она не могла и предположить, что её тайна уже раскрыта и что Алекс уже предпринял все возможные меры, чтобы она попала в ловко расставленные им сети.

***

Все необходимые полицейские формальности были соблюдены.

Комиссар привлёк к опознанию тела родственников жены банкира, и те признали в погибшей женщине её сестру, которая несколько лет скрывалась в монастыре вместе со своим ребёнком.

Затем допросили банкира и его жену, задержанную во дворе виллы сразу после неудавшегося покушения. Показания супругов Симонетти позволили восстановить недостающие детали и подтвердить догадки Алекса.

Банкир сознался в том, что замышлял избавиться от своей жены, так как встретил вновь её сестру, которую любил лет восемь тому назад. Альдо в то время имел репутацию богатого наследника и ловеласа. У Реджины от связи с ним родился ребёнок, о котором он не подозревал, так как родители отправили «распутную» дочь в монастырь, где она втайне и родила мальчика. Попытки Альдо разыскать Реджину не принесли успеха, а тем временем родители сестёр устроили так, чтобы на глаза синьору, в руки которого в то время уже перешло семейное дело, чаще попадалась Мария, и в результате младшая сестра «заменила» старшую. Встреча с Реджиной спустя столько лет показала, что чувства между нею и синьором Симонетти не остыли, а вспыхнули с новой силой, и тогда Реджина во всём ему призналась. Тогда же, кстати, Альдо и подарил Реджине дорогие серьги. Эти новые встречи происходили втайне от жены банкира, которой её сестра возжаждала отомстить за годы своего заточения в монастыре, да ещё и с ребёнком от любимого, обманом завлечённого младшей сестрой в хитро расставленные силки. По разработанному Реджиной и согласованному с банкиром плану, Реджина должна была встретиться с одним уголовником, когда-то давно, в другой жизни, ухаживавшим за Марией, и заказать ему убийство будто бы «бывшей любовницы» этого типа, а ныне жены банкира. На убийстве настаивала Реджина. Банкира больше бы устроило, если бы жена была публично опорочена и согласилась на развод добровольно. Убедить общество было бы не так уж и сложно, ведь в родном городке, например, многие помнили, что Мария с детства не стремилась выглядеть паинькой. Были наняты нечистоплотные агенты, организовавшие фальшивую переписку «любовников» и подстроившие их встречу в публичном месте, на которой некие «доброжелатели» сделали несколько снимков, попавших в руки банкира. Итак, налицо были измена жены, угрозы от любовника и опасность разоблачения. Чтобы заранее навести следствие на неверный путь, предприимчивая Реджина предложила поделиться этой версией с уже достаточно известным заезжим «сыщиком» Алексом, понимая, что Алекс, в отличие от полиции, не побежит никого арестовывать, но при случае подтвердит «непонятно откуда взявшиеся слухи». Она сама в образе жены банкира подсела к Алексу в исповедальню и рассказала об этих событиях будто бы от имени жены. Но немного переиграла, выдав своего ребёнка за плод тайного греха Марии, то есть в своём рассказе смешала эпизоды из жизни двух сестёр. Произошло это, скорее всего, под воздействием эмоций, с которыми Реджина не смогла совладать. Чтобы не вызвать недовольства со стороны банкира, она умолчала о допущенной ею слабости. Монахом, проходившим мимо исповедальни, оказался сам банкир, который и организовал эту «случайную» встречу, выследив Алекса и замаскировав Реджину под одну из «туристок». Если бы не сердечный припадок, который подкосил синьора при расставании с Алексом, тому, пожалуй, уже тогда показалось бы что-то знакомое в фигуре и походке синьора. После исповеди в соборе Монтепульчано в тот же день сестра встретилась с мошенником, и по плану они должны были отправиться на его машине в укромное место – на виллу, где их поджидал банкир. Мошенник так сильно задолжал своим подельникам, что, хотя никогда до этого не занимался «мокрыми» делами, на сей раз согласился сделать исключение. Но машина стеснённого долгами уголовника попросту не завелась, вот тогда и пришлось сообщникам арендовать для поездки другое авто.

Тем временем Мария начала подозревать неладное, хотя и не могла себе представить, что против неё готовится заговор. Кто-то из «добрых» соседей в родном городке настучал ей о том, что Реджина уже крутится возле её мужа. Не располагая такой агентурой, которую уже не в первый раз использовал синьор Симонетти, его жена в слежке за сестрой могла полагаться только на свои силы. У неё получилось застукать Реджину на очередной встрече с каким-то странным незнакомцем (который ей и самой до этого попадался на глаза – возможно, в одном из торговых центров, но она не узнала своего давнего ухажёра, так как не видела его много лет). Мария заметила, как они садились в машину, и последовала за ними, ещё не понимая, к чему это приведёт, и не строя конкретных планов. Но внезапно машина, которую она преследовала на безопасном расстоянии, начала вилять и неожиданно сорвалась с обрыва. Мария остановилась у обочины и прислушалась. Пыль осела, шум от падения затих, и наступила тишина. Других машин на шоссе в тот момент не было, и Мария поняла, что она единственная свидетельница происшедшего. Вдруг она услышала неясные стоны, доносившиеся со дна оврага. На всякий случай она отогнала свою машину в деревню, оставила её там в автомастерской под выдуманным предлогом, а затем пешком вернулась на трассу, на место аварии. Хватаясь за всё, что подвернётся под руку, обдирая локти и колени, Мария кое-как спустилась в овраг по корням огромного дерева, выросшего на краю оврага, и наконец ясно услышала, как стонет её сестра. Водитель погиб, а сестра выжила, но из-за полученных ран не могла подняться. Сёстры узнали друг друга. У обеих был настоящий итальянский темперамент – пока они довольны, они само очарование, стоит только рассердить их, и они превращаются в ядовитых фурий (а может, так себя ведут не только представительницы слабого пола солнечной Италии, а?). Мария сначала почувствовала жалость к старшей сестре, но, вспомнив о том, что Реджина подбиралась к её мужу, набросилась на раненую с упрёками. Реджина в ответ открылась, что они с Альдо и не расставались, а Марии всё равно суждено получить отставку. У мужа уже был готовый компромат на жену. Собраны свидетельства связи Марии со своим бывшим ухажёром-уголовником. Услышав про то, что Альдо и Реджина готовили для неё, Мария восторжествовала: «Наконец-то ты наказана за свои козни!» – «Я наказана уже тем, что у меня такая сестра». «Какая?» – Мария выпрямилась во весь рост. Реджина припомнила Марии все её прегрешения. «Ты мне завидуешь, ха-ха-ха» – заявила Мария презрительно. «Да уж тебе не позавидуешь, мразь» – прохрипела Реджина и бросила в Марию камень, но промахнулась. «Ах так?!» – жена банкира в порыве ярости метнула в Реджину камень побольше и попала ей прямо в голову. Реджина вскрикнула и затихла. Мария осознала вдруг, что у неё появился шанс избавиться от своей соперницы и заодно тем самым наказать мужа-предателя. Она ещё раз с размаху ударила сестру камнем по голове и оттащила её тело в пещеру среди обломков скал (напомню, что речь идёт о развалинах бывшей каменоломни). Там она переоделась в костюм сестры. Теперь Марии, перепачканной кровью Реджины и пылью от камней, оставалось только отыскать способ выбраться обратно на дорогу. Она прошла по оврагу в противоположную от деревни сторону до поворота, где овраг постепенно поднимался вверх, остановила встречную машину и попросила сообщить о происшествии в полицию.

И знаете, что сказал мне Алекс, когда он дошёл в своём рассказе до этого места? «Она в общем-то не плохая, она избалованная». И добавил: «Избалованный человек считает не себя частью мира, а мир частью себя. Поэтому он уверен, что имеет право делать с миром всё, что захочет».

Полиции Мария убедительно отрапортовала о том, что это именно она ехала с Руджеро П. в одной машине – благодаря её сходству с сестрой и костюму, её опознали очевидцы того, как мошенник брал авто в прокате, – но успела выскочить из машины ещё до того, как та достигла дна оврага. По её словам выходило так, что мошенник где-то её увидел, увлёкся ею, преследовал звонками, шантажировал, угрожая навредить родне и, наконец, заставил с ним встретиться. Но она не могла и предположить, что Реджина уже всё рассказала Алексу, и даже про ребёнка, которого родила не Мария, а Реджина от того же самого банкира, но родители отправили Реджину в монастырь, не зная от кого этот ребёнок, чтобы женить банкира на другой своей дочери без так называемого «багажа».

Марии после аварии оказали первую помощь, после чего её забрал муж. Это он постарался замять уже готовый разгореться скандал. За то, чтобы происшествие было освещено в печати в нужной трактовке, банкиру пришлось доплатить излишне ретивым репортёрам. Но его терзала загадка исчезновения Реджины, и в этом он не мог признаться никому, что ухудшало и без того нелёгкое его положение. Ему больше ничего не оставалось, как стараться сделать хорошую мину при плохой игре, и эта роль, как мы уже убедились, явно не стала его творческой удачей. Если судьбе было угодно оставить его с законной женой, то стоит ли ей противиться? Он решил помириться с Марией и даже отдал ей фотографии, сделанные агентами в ходе слежки.

Но всё окончательно рухнуло в результате второго визита Алекса к нему. Алекс предупредил его о возможном покушении и – как ему только это удалось? – убедил принять участие в поимке преступника. Они уложили в постель вместо банкира манекен. Только синьор Симонетти не мог себе и представить, что покушение на его жизнь готовит его собственная жена, а не вооружённые до зубов грабители по наводке мошенника Руджеро.

Жену банкира арестовали по обвинению в убийстве сестры и покушении на жизнь мужа. При ней обнаружили те самые фото, на которых она была запечатлена в компании с погибшим водителем, и пару фальшивых писем от тайных шантажистов. Их она намеревалась оставить возле постели мужа, чтобы инсценировать его самоубийство будто бы из-за разрушенной семьи.

Банкир, будучи формально непричастен к убийству, остался на свободе и пребывал в томительном одиночестве. Он разрывался между жалостью и яростью. Его не наказали, но он ощущал себя если не средоточием всех грехов, то уж точно соучастником, ибо, по его мнению, его собственная вина перевешивала все остальные. После объявления приговора он не спал несколько ночей, проведя их в диалоге со своей совестью. Тогда-то он и решил усыновить ребёнка Реджины – мальчика, очень на него похожего. На встречу с мальчиком в приют при монастыре приехал изрядно поседевший за последнее время и ещё хромавший после ранения мужчина. Увидев незнакомца, малыш сдвинул брови, и синьор Симонетти сделал то же самое, присев на корточки перед ним. И все заметили, насколько они похожи – отец и сын. И лицом, и фигурой. Как две капли воды, если не брать в расчёт разницу в возрасте.

Глава 3. Тень Люсиль

Визит Алекса к сэру Олдриджу ничего не изменил в настроениях обитателей поместья, хотя и заронил в их души кое-какие надежды на перемены. Да и распорядок дня не пострадал, так что внешне не было никаких признаков того, что хозяин готовился принять первое важное решение за много лет апатии и бездействия.

После обеда старый Олдридж долго ворочался в постели: его преследовали воспоминания. Ничего удивительного, ведь воспоминания есть главное сокровище и гордость большинства стариков. Будущее сэру Олдриджу ничего нового не обещало, ничем не манило. Даже за деньги. На них молодость не купишь, не вернёшь. Из верных друзей с хозяином осталась только неизменяющая ему память. Засыпая, он вызвал из этой памяти образ жены. Люсиль покинула его пятнадцать лет назад после внезапной и тяжёлой болезни. Ему тогда было уже пятьдесят восемь, а ей лишь сорок два. Хотя в то время ему казалось, что он всё ещё молод, раз пережил молодую жену. Они прожили вместе почти двадцать лет безоблачного и размеренного совместного существования. С её уходом он замкнулся, и ни одна из женщин не смогла вытащить его из трясины безразличия к себе и окружающим, в которую он всё больше погружался. Впрочем, если говорить честно, немногие и пытались. Ведь женщин в первую очередь отталкивает равнодушие, а копаться в душе хоть и богача, но грубияна и скряги никого не привлекает.

Уже во сне он увидел, как Люсиль прошла мимо него, сидевшего в тени на террасе, и улыбнулась ему загадочно-надменно, как умела только она. Как будто она знала о нём что-то такое, что он и не мог себе представить. Он внутренне напрягся и даже застонал сквозь сон. Олдридж всегда немного боялся своей жены. В отличие от него, сына разбогатевшего на бирже торговца, она имела аристократическое происхождение и классическое образование. Но значение её рода к тому времени осталось только на бумаге. Представительницы этой среды для того, чтобы выжить, всё чаще связывали себя браком с «новыми деньгами». Ему, особенно поначалу, бывало неловко перед ней за своё невежество и пришлось потратить много времени на чтение книг, пока она наконец не признала его достойным собеседником. Но это признание не принесло ему той радости, которую он ожидал ощутить от духовного сближения с женой. Из-за этого его периодически тянуло к привычной простоте: к друзьям детства, грубым и бесхитростным, а также к неискушённым девицам из народа. Ему хотелось ощущать превосходство над слабым полом, а с Люсиль у них сложилось в лучшем случае негласное соперничество. Он начал втайне изменять жене, сначала с одной, потом с другой наивной девицей, но Люсиль, благодаря своему уму и интуиции, быстро раскусила шашни мужа и провела с ним такую воспитательную беседу, причём ни разу не повысив голоса, что у него раз и навсегда отпала охота смотреть на сторону.

Господь не дал им потомства, и Люсиль сосредоточила все свои помыслы и заботы на муже, на его карьере, на его здоровье, а если и переживала по поводу отсутствия детей, то никогда не давала этим переживаниям выйти наружу. Казалось, она завладела не только им самим, всеми его тайными желаниями, но и секретами его столь запутанного бизнеса. За этими заботами она и позабыла о себе. И когда болезнь подступила, Люсиль пропустила тот момент, когда её ещё можно было остановить. Не помогли и деньги, заработанные мужем. «А раз на них нельзя купить ничего важного, – решил Олдридж. – То не стоит больше тратить на них свою жизнь». Без Люсиль он остался совершенно незащищённым против целого мира – чужого, ненасытного, наносящего ему удары исподтишка и причиняющего боль, и днём и ночью. Первое время он пробовал сопротивляться, огрызаться, делать жизнь окружающих невыносимой, но постепенно потерял интерес к бизнесу, к друзьям и развлечениям. В этот период жизни он мог не обратить внимание и на просьбы родственников. Не добившись от Олдриджа никакого сочувствия и понадеявшись только на свои силы, его сестра и братья со своими семьями поселились в разных концах Соединённого Королевства, да что там – земного шара, за пределами не только фешенебельной и расточительной столицы, но даже и соседних графств, а их подросшие дети старались держаться подальше от фамильных разборок и так ни разу и не появились у старика.

В это самое время начальник и бывший учитель Алекса и передал ему Олдриджа – сложного, но чрезвычайно важного для его конторы клиента. Алекса тогда не смутило отсутствие завещания у пожилого клиента – о чём ему сразу же сообщил сам Олдридж. В то время хозяин ещё был полон сил и, судя по всему, собирался прожить ещё сто лет. Он никогда не подпускал к своему делу даже родных братьев. Четыре брата сэра Олдриджа – Джеральд, Ричард, Фрэнсис и Лесли, да ещё и сестра Маргарет. «Осиное гнездо» – так он называл их. Что они понимали в вопросах бизнеса? На основании косвенных признаков у Алекса составилось представление о том, что родня Олдриджа так и осталась неотёсанной деревенщиной, впрочем, приметы невысокого происхождения иногда прорывались в речи и у самого старика. А теперь ещё прибавилось и это: «Не хочу, чтобы всё поделили между собой их отцы, такие же старики, как и я». В чём-то он был прав: молодых ещё можно чему-то научить, а старых уже не переделаешь.

Но сейчас в воспоминаниях старика, наполнивших его сон, его разборки с братьями отошли на дальний план. Он увидел, словно это было вчера, как познакомился с Люсиль Гордимер. Однажды в театре они, как нарочно, оказались соседями по ложе. Их представили друг другу, и сэр Олдридж не мог отвести от неё глаз весь вечер. А она при этом смотрела на сцену и лишь по окончании спектакля повернулась к нему, и одарила его улыбкой. Потом в памяти всплыло, как они поехали на море сразу после свадьбы, это был Лазурный берег; и как он однажды сильно, сильнее, чем когда-либо ещё, приревновал её. Приморская гостиница, голоногие мальчишки, торгующие альфеусами и лангустами, лепестки на воде, пристающие к днищам лодок, молодой художник, изобретающий рецептуру закатных красок, юная длинноволосая грация-ветреница, сводящая с ума бедного служителя муз. У неё маленькие ступни, после которых на песке остаются нечёткие лунки, мгновенно поглощаемые пеной, короткие икры и выглядывающие из-под юбки коленки в синяках, совсем как у мальчишек. Вставала она с солнцем, которое сразу впитывала своей каштановой гривой, непокорно взмывающей под облака при особенно резких поворотах головы и лишь изредка укрощаемой при помощи шёлковой ленточки и старого черепахового гребня. После завтрака она удалялась с художником в труднодоступные складки побережья, прыгала по камням, размахивая широкополой шляпой, забиралась в горы и кричала оттуда о своей любви к людям, морю, птицам. Художник брал с собой бумагу и угольком набрасывал очертания её полуоткрытых уст, чуть выступающего подбородка, пытался поймать этот взгляд зверька под распушённой чёлкой. Он рассказывал ей о полутонах, формах, об игре теней, показывал панораму вечерней бухты, а она умывалась в ручьях, гонялась за ящерицами, нараспев декламировала наполненные чувством стихи из синих поэтических сборников… Он восторгался этим нетронутым диким цветком, не смея даже в мыслях прикасаться к его сочному мягкому стеблю. Ведь её ждал и встречал в гостинице муж, который не любил, когда она опаздывала с прогулки. Во время её прогулок муж загорал у бассейна, вёл тоскливые переговоры в баре и в лобби. Чтобы жена не слишком скучала, нашли способного художника, который сопровождал её на прогулках, а потом запечатлел её образы на память. Перезимовав в Париже, в этом чреве Европы, ставшем для таких художников, как тот, кому позировала Люсиль, и Эдемом, и Меккой в одно и то же время, он на будущий год вновь посетил знакомые места на побережье, но ни там, ни в соседних городках чудесному видению более не суждено было повториться. А потом началась война, и англичане оказались заперты на своем острове. Мечта рассыпалась под умелой и опытной рукой сэра Олдриджа, сделавшего из своей жены, поклонницы богемы и вольных чудачеств, светскую даму, в чём художнику вскоре пришлось убедиться, когда Господь столкнул их на открытии разрекламированного художественного салона, где они оба входили в моду – он своими работами, она своей красотой и умом, в роскошном вечернем платье с глубоким декольте, опираясь на руку хмурого широкоплечего «бульдога». Её чёлка была аккуратно уложена, но её выдали серо-зелёные бездонные глаза, излучающие любопытство, как раньше – смущение. В самом центре внимания посетителей салона оказалась свежая работа модного художника – портрет обнажённой дамы, пробуждающейся на рассвете. Картина так и называлась – «После сна». Когда сэр Олдридж с супругой оказались напротив этой картины, лицо сэра побагровело: он узнал в изображённой на холсте даме свою жену. Люсиль тоже вспыхнула, но не от неудовольствия, а от неожиданности. Разумеется, супруги тут же ретировались, а вернувшись в гостиницу, муж закатил жене невероятный скандал, который потом больше уже не повторился, потому что Люсиль убедила сэра Олдриджа в том, что художник никогда не видел её обнажённой и, более того, никогда не прикасался к ней и что эта картина навеяна исключительно воображением художника. А если подобная истерика ещё хотя бы раз повторится, то сэр Олдридж потеряет супругу навсегда – она попросту уйдёт от него. Сэр Олдридж внял угрозам своей жены, и больше ему не пришлось видеть её разъярённой. А художник? Что оставалось делать художнику? Эти глаза, этот рот, это ставшее отныне чужим лицо, запечатлённое им на многочисленных эскизах, художник рвал в своей студии на огрызающиеся неровными краями куски, размазывая краски и уголь по мокрым щекам. Той же влажной и бессердечной ночью, что ссорились супруги, он страдал посреди жестокой северной столицы, окутанной мрачными облаками, похожими на куски рваной бумаги, плывущие по угольно-жёлтому небу и угольно-красной воде.