Пропавшие без вести. Хроники подлинных уголовных расследований

Вообще же Адам Смит не был уверен в том, что видит. У него не имелось оснований считать, что он наблюдает именно драку, а не, скажем, дружескую возню подвыпивших мужчин. Кто разберётся в этих русских традициях, может, у них принято в начале апреля окунать любимого дядюшку в грязь и навоз, верно?…

В общем, поначалу Адам Смит не придал особенного значения увиденному, однако через несколько часов произошло нечто такое, что вызвало его настоящую тревогу. Он увидел въезжавшую на пригорок телегу, которой управляли Пит Крохмальный и его сын Пол, а в телеге… лежало бесчувственное человеческое тело. По словам свидетеля, телега, обычно использовавшаяся русскими для перевозки скошенной травы, не имела задней стенки, поэтому человеческое тело было хорошо заметно. По словам Адама, его супруга Джулия в эту минуту находилась рядом с ним и видела то же самое. Что и подтвердила при разговоре с Бэтсоном.

Стори Бэтсон. Участие детектива Бюро расследований Северной Каролины в раскрытии исчезновения Пола Крохмального принесло ему широкую известность.

Куда же брат и племянник пропавшего без вести Пола Крохмального увезли бесчувственное тело?

На выяснение этого немаловажного вопроса детективу пришлось затратить ещё пару недель. Стори Бэтсон исходил из того, что убийцы вряд ли решились бы прятать труп на чужой территории – они либо избавились от него на своём участке, либо сделали это где-то не ничейной земле. Каждый из этих вариантов имел свои плюсы и минусы, но житейский опыт подсказывал Бэтсону, что преступники не стали бы увозить труп в лес, расстояние до которого составляло почти 4 км. Тело в телеге не было замаскировано, значит, его транспортировка на большое расстояние не планировалась.

Разъезжая по округе и разговаривая с соседями Пита Крохмального, детектив познакомился с некоей Анной Данадыгой (Anna Danadyga), русской крестьянкой, чья ферма находилась у дальней от жилого дома Крохмальных стороны участка. Бэтсон на несколько дней поселился на ферме Данадыги, объясняя это необходимостью ремонта своей автомашины. Он заплатил гостеприимной вдове небольшую сумму и выполнил в счёт оплаты проживания несколько её поручений. Детектив быстро завоевал расположение Анны, которая, возможно, даже стала вынашивать на его счёт определённые далеко идущие планы.

В общем, в середине июня во время вечернего распития спиртных напитков женщина неожиданно разоткровенничалась и рассказала Бэтсону о необычном инциденте, произошедшем то ли 4 апреля 1936 года, то ли на следующий день. Началось всё с того, что её соседи Крохмальные – отец и сын – проехали через боковые ворота в ограждении в телеге, внутри которой лежало человеческое тело. Через некоторое время отец и сын развели на своём участке большой костёр, что само по себе выглядело крайне странно. Поскольку дома в сельской местности отапливались дровами, просто так костры [да тем более большие костры!] никто не жёг. Однако Крохмальные не только разожгли костёр, давший большое пламя, но и принялись сжигать в нём что-то очень вонючее. Ветер сносил дым на участок Анны, что вызвало её крайнее неудовольствие.

Крохмальные развели огонь на значительном удалении от своего жилого дома – более 250 метров – кроме того, между костром и домом находился небольшой лесной клин. То есть семью Крохмальных огонь и вонь не беспокоили, а вот Анна очень разволновалась из-за того, что пламя может перекинуться на её участок. И потом этот неприятный запах…

В общем, Анна решила сделать замечание Питу, мол-де, не по-соседски себя ведёшь, если хочешь какую-то падаль сжечь, так сжигай рядом со своим домом, а не возле моего… Женщина решительно направилась на территорию соседа, но тут ей преградил дорогу Эрвин Уилльямс (Ervin Williams), муж старшей из дочерей Пита Крохмального. Мужчина держал в руках винтовку, он заявил Анне, что не позволит ей пройти мимо него к дому Пита, если женщине нужно поговорить с владельцем фермы, то пусть идёт по дороге в обход. По словам Анны, она в первую минуту даже не поверила своим ушам – Эрвин говорил какую-то совершеннейшую дичь. Идти в обход, если вот она – тропинка – ты, мальчик, вообще, в своём уме?! Данадыга решила пренебречь словами Эрвина и продолжила движение, но тогда мужчина пригрозил, что убьёт её.

Может быть, это было преувеличение… может быть, вообще шутка… но именно в ту минуту и в том месте женщина не рискнула проверять серьёзность сказанного. Анна уверяла, что не знает, что же именно Крохмальные сжигали в том костре, но они явно не хотели, чтобы это увидели посторонние. Именно по этой причине Эрвин Уилльямс до самой ночи дежурил с винтовкой у костра.

Наверное, никогда ещё у Анны Данадыги не было столь внимательного слушателя. Стори Бэтсон остался под сильным впечатлением от эпического сказания про вонючий костёр, а потому в ближайшую ночь, вооружившись револьвером и электрическим фонариком, он отправился на прогулку по территории фермы Пита Крохмального. Разумеется, детектива интересовала не ферма вообще, а тот её участок, что находился рядом с фермой Данадыги и был отделён от жилого дома кустами и деревьями.

Внимательно осмотрев грунт, Бэтсон обнаружил обширный участок выжженной земли, имевший диаметр около 2,5—3 метров. Не вызывало сомнений, что когда-то давно на этом месте разводили большой костёр, от которого осталось много углей и не полностью прогоревших дров. Детектив поворошил костровище ботинком и сразу же заметил необычные кусочки, которые никак не могли быть горючим материалом – больше всего они напоминали раздробленные кости.

Чрезвычайно довольный сделанным открытием, Стори Бэтсон покинул Сейнт-Хелену и доложил руководству о проделанной работе. На основании его доклада окружной прокурор Джон Барни (John Burney) оформил ордера на аресты Пита Крохмального, Пола Крохмального-младшего и Эрвина Уилльямса, а также на обыск фермы, принадлежавшей Питу. 18 июня 1937 года вся трое были заключены под стражу. Отца и сына Крохмальных отправили в тюрьму округа Нью-Гановер (New Hanover), а Уилльямс был помещён в тюрьму округа Пендер.

18 июня 1937 года были арестованы лица, обвинённые в убийстве и сожжении трупа Пола Крохмального-страшего – его племянник Пол Крохмальный-младший (фотография слева), родной брат Пит Крохмальный (фотография в центре) и Эрвин Уилльямс, зять Пита (снимок справа).

Обыск жилого дома и надворных построек на ферме Пита Крохмального ничего ценного для следствия не дал. «Законники» не нашли ничего такого, что можно было бы связать с преступлением – ни следов крови, ни сколько-нибудь крупных денежных сумм, ни вещей исчезнувшего без вести Крохмального-старшего. А вот осмотр старого костровища, обнаруженного Стори Бэтсоном во время ночной вылазки, позволил собрать большое количество костных фрагментов различного размера – самые большие из них достигали 15 см. Общее количество костных фрагментов превысило 80 штук, они не помещались ни в одну стандартную коробку, поэтому для их перевозки был использован снарядный ящик из-под патронов для артиллерийского салюта.

Правда, в дальнейшем с местом обнаружения этих костных фрагментов приключилась странная метаморфоза. Костёр был следствием забыт, и вместо него стала фигурировать большая топка под баком стерилизации молока. По-видимому, криминалисты проконсультировали прокурора, и тот понял, что сжечь человеческое тело в костре чрезвычайно сложно – топка под стерилизатором подходила для этого намного лучше. И потому официальная версия обвинения претерпела некоторую корректировку.

Только после этого в средства массовой информации были переданы первые сообщения об исчезновении Пола Крохмального-старшего и расследовании, проведённом правоохранительными органами штата Северная Каролина. Сенсацией эта история не стала, всё-таки иммигрант из России – это не тот человек, чья судьба привлечёт к себе ажиотажный интерес американцев, но своё место в газетных публикациях того времени она нашла.

Одна из первых более или менее подробных статей о расследовании исчезновения Пола Крохмального-старшего в номере от 1 июля 1937 года в газете «The daily independent». Заголовок гласит: «Тайна найденных в округе Пендер костей может быть решена».

Нельзя не сказать о том, что помещение Пита Крохмального и Пола-младшего в тюрьму соседнего округа явилось совсем не случайной мерой безопасности. В округе Пендер в то время происходили довольно странные и прямо-таки тревожные происшествия, которые наводили на мысль о существовании некоей мощной силы, явно противопоставлявшей себя властям округа и штата. Летом 1935 года – то есть за 2 года до описываемых событий – в округе Пендер подверглись жестокому избиению 4 фермера. На них напали некие вооружённые всадники в белых капюшонах, скрывавших лица, которые под угрозой оружия сначала связали потерпевших, а затем уже нанесли побои руками и ногами. Избитые не были ограблены. Нападение можно было бы признать выходкой «Ку-клукс-клана», однако потерпевшие являлись белыми мужчинами и ни в чём незаконном никогда не обвинялись. Между тем «Ку-клукс-клан» обычно проявлял себя в тех случаях, когда в неких резонансных преступлениях власти обвиняли чернокожих. Самое интересное заключалось в том, что потерпевшие фактически отказались от сотрудничества с правоохранительными органами, заявлений о причинении ущерба здоровью не подали и отделались отговорками, из которых следовало, что они ничего о причине нападения не знают. Хотя в этом вопросе они явно лукавили и что-то знали, но говорить на эту тему не пожелали.

А в июне 1936 года таинственные всадники в белых капюшонах вывезли в лес и подвергли порке кнутами некоего 40-летнего фермера Монро Фаулера (Monroe Fowler), его жену Каролину и их 18-летнюю дочь Инес. По словам потерпевших, люди в капюшонах потребовали от них прекратить общение с «другими женщинами», причём все трое заявили, что не понимают, что имеется в виду. По их словам, аналогичный запрет на «общение с женщинами» они должны были передать 2-м семьям, жившим по соседству. «Законники» тянули с расследованием целый месяц и всё никак не могли выйти на след таинственных обладателей белых капюшонов. В конце концов, мать и дочь получили от неких неизвестных им людей «добрый совет» покинуть штат ради спасения собственных жизней. Семья немедленно собрала вещи и уехала из Северной Каролины, после чего служба шерифа округа Пендер 16 июля с немалым облегчением расследование инцидента закрыла. Начальник полиции штата Генри Джинс (H. G. Jeans) заявил, что не видит оснований для возобновления расследования, поскольку заявители уехали.

В ночь на День Благодарения [26 ноября 1936 года] фермеры Уилльям Инмэн (William Inman) и Джесси Кокс (Jesse Cox) также были похищены группой неизвестных им вооружённых лиц в белых капюшонах, вывезены в лес и подвергнуты порке кнутом. Похитители называли себя «христианами» и «мстителями» («The Vigilantes»). Мужчины подали заявление в службу шерифа, и шериф Расс (Russ) заверил газетчиков, что идёт по следу… правда, след этот его никуда не привёл, и к лету 1937 года расследование выдохлось.

Имели место и иные инциденты такого рода. Иногда в местной прессе появлялись довольно любопытные объявления, в которых некий местный житель оповещал неопределённо широкий круг лиц о том, что он усвоил урок и изменит собственное поведение. «Законники» предполагали, что за каждым таким объявлением стоит некая «воспитательная работа», проведённая «мстителями» посредством похищения и порки, но «перевоспитанные» жалоб не подавали, и никаких юридических последствий такого рода случаи не влекли.

Журналисты, проводившие самостоятельные расследования необычной практики воспитания общественного сознания посредством порки нарушителей [или мнимых нарушителей] порядка, связали деятельность таинственных «мстителей» с «преподобным» Джорджем Хантом (George H. Hunt), так называемом «пастором» секты «примитивных баптистов». Хант в то время был очень популярным в Северной Каролине проповедником сектантского вероучения и занимал «пастырские» места сразу в 5-ти приходах. Подражая, по-видимому, древнегреческому аскету Диогену, а может быть, просто из желания демонстрировать окружающим собственную «святость», Хант ходил босиком в рванине и демонстративно пренебрегал удобствами цивилизации. Впрочем, возможно, в его подкастрюльном пространстве бульонилось вовсе не тщеславие, а настоящая душевная болезнь – судить нам сейчас об этом сложно. Как бы там ни было, «преподобный» Джордж Хант не без удовольствия порассуждал перед журналистами на тему «воспитания народа». Он одобрил практику самосуда и заявил, что «мстители» делают благое дело. Но добавил, что не одобряет использование капюшонов, поскольку добрым людям не следует скрывать лица.

Американская глубинка середины 1930-х годов.

В общем, в те дни и месяцы в Северной Каролине особо ретивые граждане с упоением занимались «воспитанием народа», и в этой обстановке угроза линчевания отца и сына Крохмальных представлялась отнюдь не иллюзорной. По этой-то причине их и спрятали от греха подальше в тюрьме соседнего округа Нью-Гановер.

30 июня 1937 года в городе Бурго, административном центре округа Пендер, началось предварительное слушание дела по обвинению отца и сына Крохмальных, а также Эрвина Уилльямса в убийстве Пола Крохмального и последующем уничтожении его тела. Процесс вёл судья Блэйк (A. C. Blake). Подсудимые не отказались от дачи показаний, что следует признать довольно необычным для суда по столь тяжкому обвинению, чреватому для подсудимых смертной казнью.

После довольно продолжительной и конфликтной процедуры отбора жюри присяжных процесс начался 19 июля 1937 года.

Обвинение выглядело очень весомо и даже солидно, насколько такое определение уместно в отношении юридического документа. Мотив преступления был сформулирован с безукоризненной убедительностью, а представленные свидетели весьма достоверно показали этапы реализации преступного замысла.

Весьма ценным приобретением для окружного прокурора оказался Сэм Ингрэм (Sam Ingram), работник почты в Бурго, чьи показания стали настоящим восклицательным знаком под всем обвинительным заключением. Ингрэм был тем человеком, кто в начале апреля 1936 года оформил абонентский ящик для Пола Крохмального-старшего. В этот ящик на протяжении полугода приходили письма с чеками по 100$. Эти письма получал Пол Крохмальный-младший. Ингрэм, впервые увидевший в отделении почты незнакомого молодого человека с ключами от абонентской ячейки, встревожился. Почтмейстеру казалось, что эту ячейку абонировал пожилой человек [старшему Крохмальному, напомним, исполнилось 67 лет, так что зрительная память Ингрэма не подвела!]. Ингрэм остановил Крохмального-младшего и спросил, откуда у него ключи от ячейки… А молодой человек спокойно ответил, что эта ячейка арендована на его имя и… предъявил изумлённому Ингрэму удостоверение личности. Почтмейстер сверился со своими записями, убедился в том, что ячейка и в самом деле абонирована Полом Крохмальным, и решил, что его бес попутал!

И на протяжении последующих месяцев молодой Крохмальный вынимал конверты из абонентской ячейки уже без недоверчивых вопросов со стороны Сэма Ингрэма.

Сильное впечатление на присутствовавших в зале произвели допросы 2-х свидетелей, неизвестных до того широкой публике. Ими оказались пожилые русские супруги Ник Жураво (Nick Zuravio) и его жена Анастасия (Annastasia). По-видимому, их настоящая фамилия звучала как «Журавлёв» или как-то похоже, но для слуха американцев подобное слово было совершенно чужеродным и потому супругам пришлось обрезать фамилию до нелепого «Жураво». Они совсем не говорили по-английски, и по этой причине их допросы в суде проводились через переводчика.

Ник заявил, что видел сожжение человеческого тела в топке под большим стерилизатором молока. По его словам, тело туда поместили отец и сын Крохмальные. На вопрос судьи Эла Блэйка, лично беседовавшего с Ником Жураво, чьё тело подсудимые засунули в печь, свидетель ответил, что это был «старик Крохмальный». Интересно, считал ли Ник стариком самого себя – а он являлся одногодкой убитому Полу Крохмальному – хотя вопрос такого рода следует, конечно же, признать риторическим. На вопрос о роли в происходившем Эрвина Уилльямса свидетель ответил, что тот на протяжении многих часов выполнял обязанности часового, не позволяя никому входить в сарай, в котором находился стерилизатор. Поясняя свою мысль, Жураво сообщил суду, что Уилльямс был вооружён винтовкой, и всем окрестным жителям он был известен как человек грубый, жестокий и злонравный. В общем, из него получился хороший часовой!

Анастасия, дававшая показания после своего мужа, сообщила суду, что не видела сожжения трупа «старика Крохмального», но слышала рассказ мужа об этом. По её словам, «Ник пришел домой поздно ночью 4 апреля 1936 года бледный, задыхающийся и дрожащий, и рассказал ей, что видел кремацию» (дословно по стенограмме: «Nick came home late on the night of April 4, 1936, pale, gasping and shaking and told her of seeing the cremation»). Продолжая своё повествование, женщина добавила, что в ту ночь чувствовала «ужасающую вонь» («horrible odor»). Отвечая на вопрос о причине недонесения властям об известном ей преступлении, Анастасия заявила просто и бесхитростно – семья Крохмальных очень многочисленна и опасна, их все знают, и с ними лучше не связываться. Она обсуждала с мужем Николаем – то есть Ником Жураво – вопрос о возможном обращении к шерифу с заявлением о преступлении, но, подумав хорошенько, от этой мысли они отказались. Дескать, нас убьют – и никто не найдёт, вернее, никто даже искать не станет.

Что ж, логика железная – не поспоришь!

Показания иных важных свидетелей обвинения – Анны Данадыги, Джулии и Адама Смит – изложены выше. Эти люди также выступили в суде и присутствовавшие в зале репортёры сошлись в том, что общий ход процесса ничего хорошего обвиняемым не сулит.

29 июля в суд был доставлен ящик с костями, собранными на месте костровища на участке Пита Крохмального. С этого момента начались неприятные для обвинения открытия. Защита оспорила идентификацию костей, как принадлежавших человеку, и представленные ею эксперты – антрополог и ветеринар – убедительно доказали их происхождение от… коровы.

Газетные публикации последней декады июля 1937 года, посвящённые обзору судебного процесса над убийцами Пола Крохмального-старшего.

В тот же день Эрвин Уилльямс и Пол Крохмальный-младший заявили о невозможности собственного участия в убийстве Пола Крохмального-старшего 4 или 5 апреля 1936 года по причине наличия alibi. В начале апреля того года они работали на стройке в Бурго. Это был довольно лукавый довод, поскольку стройка эта находилась всего в 6 км от места убийства, но в данном случае значение имела непоколебимая категоричность заявлений, сделанных обвиняемыми. Пол Крохмальный-младший утверждал, что никогда не бывал в почтовом отделении в Бурго, свою идентификационную карточку почтмейстеру Ингрэму не предъявлял и, вообще, никогда с ним не встречался. Убедительности этого утверждения очень поспособствовало то, что ранее Ингрэм не опознал Пола в зале суда. Получалось, что обвинение не доказало получение денег именно племянником убитого, а то, что приходил некий молодой человек и показывал карточку – так это был кто-то неизвестный с поддельным документом!

На следующий день – 30 июля, в пятницу – дал показания Пит Крохмальный. Брат пропавшего без вести довольно бодро и без пауз – хотя и с сильным акцентом – рассказал суду, что не понимает причины полицейского расследования, мол-де, по его мнению, Пол-старший жив, здоров и спокойно тратит денежки, вырученные от продажи дома, в каком-нибудь солнечном штате вроде Техаса или Калифорнии. Любимого старшего брата он – Пит Крохмальный – не убивал, и тот вообще ему был как отец, поскольку росли они без отца. Что же касается фрагментов костей [якобы человеческих], то в апреле минувшего 1936 года на его участке за лесом действительно была сожжена туша коровы, павшей от чумы. Это обычная практика для любого фермера – Пит Крохмальный сжигал туши умерших животных как до апреля 1936 года, так и после. В общем, выступил Пит хорошо, очень бодро и без пауз. На хитрые вопросы прокурора Барни, призванные загнать Пита в тупик, тот отвечал, не задумываясь и не выбирая особенно выражений. Он заявил, что в последний раз видел старшего брата Пола в середине дня 4 апреля 1936 года, когда тот, бодро перепрыгнув через дренажную канаву по периметру его – Пита Крохмального – участка, отправился в лес на интимную встречу с некоей женщиной, жившей неподалёку.

Фамилию этой женщины он не знал, но она точно существовала, а любимый старший брат всегда интересовался женщинами, причём любого возраста – от девочек-малолеток до опытных, искушённых во всех смыслах бабушек… Ну, вот такой он был человек – грешный, любил женщин!

После заключительных выступлений представителей обвинения и защиты и последующего наставления судьи присяжные заседатели вечером 30 июля удалились в совещательную комнату. Они заявили, что будут готовы вынести вердикт до полуночи, но затем переменили решение и передали судье, что их можно не ждать и расходиться. Минуло 31 июля – и вердикта не последовало. Это был хороший знак для подсудимых – чем дольше совещаются присяжные, тем выше вероятность оправдательного решения! Длительные прения – это всегда признак несовпадения мнений, а для подсудимых это хорошо!

Наконец во второй половине дня в воскресенье 1 августа присяжные сообщили судье, что готовы огласить вердикт. Судья прибыл в здание суда, туда же были доставлены подсудимые. В 17:45 был оглашён вердикт жюри присяжных, из которого следовало, что все обвиняемые признаются полностью невиновными в инкриминируемых им обвинениях. Все обвиняемые немедленно были освобождены из-под стражи и отправились домой.

Впрочем, нельзя исключать того, что они сначала отправилась в бар, а потом домой… Но это неточно!

Газетное сообщение о сенсационном завершении судебного процесса по обвинению Эрвина Уильямса, Пита и Пола-младшего Крохмальных в убийстве и сожжении тела Пола Крохмального-старшего.

Это был очень интересный во всех отношениях вердикт, и можно было бы многое сказать о логике людей, за него голосовавших. Но все эти рассуждения следует признать вторичными на фоне главного вопроса: так где же Пол Крохмальный-старший? что же с ним стало?

Конечно же, он был убит. И произошло это 4 апреля 1936 года и примерно так, как это описал детектив Стори Бэтсон в своём докладе начальнику полиции штата Джинсу. Однако доказать это в суде не удалось, и произошло это во многом в силу тех же самых причин, что мы видим в «деле Адольфа Лютгерта». Это очень необычное преступление, связанные с ним расследование и суд во всех деталях рассмотрены мною в очерке «1897 год. Таинственное исчезновение жены чикагского „колбасного короля“», опубликованном в сборнике «Американские трагедии. Хроники подлинных уголовных расследований XIX – XX столетий. Книга IX». Я не стану сейчас углублять в его пересказ – это невозможно просто в силу ограничений, накладываемых на формат данного повествования – но сразу сообщу один из важнейших и интереснейших, с моей точки зрения, выводов: правоохранительные органы при расследовании исчезновения жены Лютгерта увлеклись фабрикацией улик, что, по их мнению, должно было гарантировать успех обвинения в суде. Однако эта фабрикация была раскрыта, что позволило защите Лютгерта спасти ему жизнь.

В сборнике «Американские трагедии. Книга IX» размещён очерк, посвящённый «делу Адольфа Лютгерта», крупного чикагского предпринимателя, убившего в 1897 году жену и полностью уничтожившего её труп. Ввиду крайней сложности доказывания вины обвиняемого правоохранительные органы решились на масштабную фальсификацию улик. Это мало помогло прояснению картины случившегося, но запутало расследование и в конечном итоге позволило спасти жизнь убийце.

«Дело Лютгерта» в каком-то смысле оказалось знаковым и спровоцировало появление подражателей. Это интересный криминальный феномен, о котором я хочу написать в отдельном очерке. Он так и будет называться: «Подражатели Лютгерта» [видите, уже заголовок придумал!], я планирую разместить его в ближайшем сборнике «Американские трагедии. Книга XI». Попытки убийц совершить «идеальное» преступление, то есть такое, за которое невозможно уголовное преследование просто напросто в силу формальных правовых ограничений, представляются автору очень интересной темой исторического исследования. Причём темой, совершенно неизвестной современникам…