Князь Владимир. Феникс. И тени Руси

– А я люба? – Засмеялась девушка.

– Ты – моя жизнь.

– Откуда знать тебе?

– Так сердце мое говорит. А оно еще ни разу меня не обманывало. Будешь моей женой?

Девушка вдруг стала очень серьезной и печальной.

– Мой век дольше твоего. Что буду я делать, когда ты, простой смертный, уйдешь в иной мир к праотцам?

Добрыня провел рукой по ее рыжим волосам, покрывшимся инеем и, не сводя с нее глаз, сказал:

– Клянусь тебе своим мечом, быть достойным мужем, чтоб не пожалела ты о прожитом со мной времени, а сохранила его в сердце своем огнем согревающим. Не знаю, сколько времени нам будет отмерено, если примешь ты мое предложение, но разве даже один день подле того, кого любишь, не стоит целой жизни?

Девушка улыбнулась и слегка пожала плечами. Глядя на него, она почувствовала жгучую боль в сердце и тоску. Не противясь своему порыву, положила ладони и голову на грудь Добрыни и вздохнула.

– Будь по-твоему.

Добрыня достал из кармана красную шелковую ленточку, которую ему в карман положила сестра, прежде чем он ушел в лес. Она просила завязать ее на сосенке, чтобы загаданное желание сбылось. Он забыл об этом, а сейчас вспомнил. И достав ленточку, обвязал ее вокруг безымянного пальца девушки, скрепив тремя узелками.

– Как тебя величать, душа моя?

– Веста.

– А меня Добрыня.

Больше они не разлучались, пока не пришла страшная беда.

Послание от Ярослава

Князь подъехал к городским воротам, которые стражники распахнули перед ним, поклонившись до земли. Не глядя на них, сопровождаемый дружинниками Владимир въехал в город и пришпорил коня. Быстро миновав центральную площадь, подъехал он к деревянному терему, отличавшемуся от обычных домов величественным внешним видом.

– Данила! – Крикнул князь, соскакивая с коня, и кидая поводья подбежавшему стременному. – Дай ему водицы.

Стременной, юноша лет пятнадцати, светловолосый и улыбчивый, одетый в коричневый добротный кафтан, принял поводья и, отвесив поклон, послушно повел Твердомира в конюшню, похлопывая его по поджарым бокам, и попутно проверяя подпругу.

Быстро взбежав по лестнице, князь вошел в просторную горницу, где его встретил Добрыня Ярославович.

– Здрав будь, великий князь Владимир Властиславович!

– Гой еси, Добрыня Ярославович! – Отвечал князь на приветствие старого друга, обнимаясь с ним сердцем к сердцу.

– Гонец тебя дожидается. Послание от князя Ярослава привез.

– Знаю. Идем в светлицу, поговорим. Пусть зовут гонца.

Расположившись на широкой лавке, поставленной вдоль стены у окна, князь пригласил жестом Добрыню присесть подле себя.

– Как княгина Ольга? – Спросил Добрыня. До него дошли слухи о том, что в последнее время княгиня все реже покидает светлицу и каждый день к ней приходит приезжий лечец из Византии, потчевавший ее разными снадобьями, которые не оказывали  никакого целебного эффекта на здоровье молодой жены князя.

Владимир хотел было ответить, но внезапное появление гонца прервало их разговор. Упав на колени посреди комнат, юноша протянул скрученный пергамент.

– Послание Великому князю Владимиру от князя Ярослава. Лично в руки.

Добрыня взял пергамент и передал его Владимиру.

– Ступай, – сказал он гонцу.

Не переставая кланяться, посыльный попятился задом и исчез за тяжелой дубовой дверью.

– Плохо княгиня. Напасть за напастью. Чем я так …

Он не закончил, погрузившись в чтение. Добрыня стоял подле него, склонив голову и ждал.

– Ярослав едет, – задумчиво произнес Владимир. – Садись. Не стой. В ногах правды нет.

Добрыня снова опустился на скамью.

– Что тебя так тревожит, князь?

– Гусляр пропал.

– Знаю.

– Варг приходил на прошлую Луну. Говорит, чует недоброе. Беспокоился о Златославе.

– А ты что?

– Просил быть поблизости от него. Чутье никогда еще не подводило его. И не доглядел.

Добрыня пригладил окладистую бороду, раздумывая над словами князя.

– Что ты думаешь обо все этом?

– Думаю, князь, что надо готовиться к войне. Слишком долго мы живем спокойно. Тебе ли не знать, что зло никогда не отступится от наших земель. Как говорил твой дед, можно проиграть войну, но нельзя опоздать на нее. Этого никто не простит.

Владимир посмотрел на Добрыню. Старый друг никогда ему не лгал, всегда говоря то, что на уме и сердце. Рядом с ним, ему было спокойно. Он знал, что мог положиться на него во всем.

– Значит, надо идти к Яге.

– Надо, – согласился Добрыня. – Она хранительница меча-кладенца. Может старая ведьма даст трав для княгини. Может посоветует что. Ты бы послушал ее.

– Вредная она баба.

– Это потому что люди ее не любят. Как случится беда какая, в нее пальцем тычут, а подойти боятся. Думают, проклянет.

– Дети стали пропадать. Ночью из люлек кто-то их забирает.

– Ты же не думаешь, что это она?

– Нет, – честно признался князь. – Но люди думают на нее.

– Как бы не нашелся заводила, который соберет толпу и учинит расправу над Ягой.

– Надо поставить стражников в лесу недалеко от ее избушки.

– Сделаю, князь.

Добрыня поднялся со скамьи, глядя в распахнутые ставни на двор, на льющийся красный свет заходящего солнца, на залитое кровавыми бликами вечернее небо.

– Погоди, – остановил его Владимир. – Скажи, ты же не из народа долгожителей, что живут высоко в горах?

Знал Добрыня, к чему ведет князь, и о чем хочет спросить. Но нечего ему было ответить князю, потому что он и сам не знал, отчего никак не умрет и по какой причине не берет его никакое оружие. Он бы и рад, да жизнь вцепилась в него мертвой хваткой. Ни конца ни края этой пытке. Те, кого любил, оставляли его один за другим, отходя в мир иной. А он все жил, неся в своем сердце тяжкое бремя. Бывало, придет он в березовую рощу, где встретил впервые Весту, постоит-постоит да и закричит, призывая ее. А потом рухнет на землю и лежит, глядя на небо, моля богов забрать его душу, чтобы с высоты небес смог он наконец разыскать любимую, исчезнувшую бесследно и навсегда.

– Твой отец, князь, Властислав Всеславович, спрашивал меня о том же. Если бы я знал, скрывать не стал. Сказал бы, как есть. Но я не знаю.

Владимир поднялся и обнял старого друга, прижав его к сердцу.

– Пойдешь со мной к Яге?

– Провожу. Но идти ты должен один. Как и всегда.

– Феникс давно не объявлялась, – потупив взор, как бы невзначай, заметил князь.

Добрыня улыбнулся и похлопал его по плечу.

– Она верная, князь. Если будет нужна, сама придет. Как всегда.

– Да, – согласился Владимир, чувствуя, что предает княгиню, думая о Фениксе. – Значит, грядет битва?

– Да. И в этот раз соберется войско несметное. Зло давно готовится нанести нам поражение. Его смрад распространяется по земле нашей. Шаг за шагом подступает оно все ближе.

– Ничего, выстоим. Встретим врага у ворот.

Глаза Владимира горели яростным огнем. Добрыня кивнул. И два воина обхватили друг друга за запястья.

– Я с тобой, князь, до конца.

– Знаю.

Наваждение

Выйдя от князя, Добрыня передал приказ командиру дружинников, ожидавшему на высоком крыльце, охранять избу Бабы-Яги от возможных людских нападок, расставив ратных в лесу, а сам направился прямиком к своему терему. День был долгий. Чувствовал Добрыня усталость во всем теле и думал только о том, как бы скорее добраться до дома, скинуть с себя кафтан и сапоги и растянуться на кровати, укрывшись легким, лоскутным одеялом. С мечом Добрыня никогда не расставался. Даже ночью держал при себе, сжимая твердой рукой рукоять, украшенную выгравированными славянскими узорами и символами. Отец всегда говорил, что сила воина в его мече, и если воин потеряет свою честь, то и меч предаст его. Добрыня никогда не забывал об этом, храня честь себе, а верность стране.

Ночь выдалась душная. Распахнув ставни, скинул богатырь с себя одежду и омылся свежей, колодезной водой. Он знал, что не сможет сомкнуть глаз, пока первые, слабые, предрассветные блики не забрезжат на горизонте, но тело его, после целого дня проведенного в седле, требовало отдыха. Откинув покрывало, прилег он на прохладные простыни и тяжело вздохнул, думая о князе Владимире и сгущающихся над княжеством сумерках. Чувствовал он, как и многие другие, что подбирается зло со всех сторон. Сколько детей пропало за последнее время? Только сегодня доложили ему о двоих исчезнувших. Люди боятся. Стали заменять младенцев в колыбелях обувью отца – сапогом или валенком с правой ноги, чтобы отпугивать злых духов.

Варг и тот сам не свой с предыдущей Луны. Говорит, учуял дух чужой в лесах. А в ночь, когда пропал гусляр, кто-то его с пути сбивал, водя по лесу кругами, иначе не упустил бы Златослава. И у Ведьминой горы творится неладное. Конь туда не идет и трава не растет.

Да и крепкий русский дух нечисть не отпугивает. Дух, обладающий мощной защитной силой, переданной предками и долговечным русским родом.

– Надо бы с воеводой Святополком Игоревичем завтра поговорить, – произнес вслух Добрыня и закрыл глаза. И только закрыл он их, как услыхал знакомый голос, зовущий его по имени. Вскочил богатырь с постели, занеся руку с мечом над собой, и замер от изумления, увидев перед собой Весту. Опустилась рука, державшая мечь, ноги подкосились и рухнул он на кровать, не веря своим глазам.

– Что это? – Спросил он, вытирая рукой выступивший холодный пот со лба.

– Я это, душа моя. Твоя ненаглядная, – ответила ему девушка, выглядевшая точь -в-точь как та, которую он потерял много лет назад. – Или позабыл ты меня?

Добрыня хотел было кинуться к ней, заключить в объятия, расцеловать, но что-то остановило его. Веяло от этой самозванки холодом и мертвечиной. Посмотрел в ее глаза и рассмеялся.

– Поди прочь, нечистая. Или окачу тебя водой колодезной.

Девушка звонко рассмеялась и ласково молвила: – Не думала я, что ты так меня встретишь. Добрынюшка, посмотри мне в глаза повнимательней и скажи, я это или нет?

Добрыня, повинуюсь ее голосу, заглянул в глаза зеленые и помутнился рассудок его.

– Иди за мной, – позвала она богатыря.

И Добрыня пошел не помня себя. Очнулся он только у Ледяного озера. Огляделся по сторонам. Никого нет. Один он в лесу сидит на берегу и в воду глядит, а там на самом дне лежит Веста и смотрит на него широко раскрытыми глазами. Вскрикнул он в ужасе и хотел было кинуться в озеро волшебное, которое забрало бы душу и силы, оставив его бродить по свету безумным мертвяком, но опомнился. В руке его по прежнему был зажат меч. Взмахнул им Добрыня и пронзил воду, развеяв видение. Понял он тогда, что была это купалка-чертовка, завлекавшая его на погибель. И подумалось ему, что зло подобралось еще ближе, чем казалось до этого и страшная битва вот-вот начнется.

– Хотите князя нашего без подмоги оставить, забрав тех, кто верен ему? – Угрожающе произнес он. – Не бывать этому!

Сказав, Добыня сжал кулаки так сильно, что костяшки захрустели. Развернулся и побежал сквозь лесную чащу в княжескую резиденцию, чувствуя беду.

Тревоги князя

Оставшись один после ухода Добрыни, Владимир не мог найти себе покоя, расхаживая по светлице взад и вперед. Сердце в широкой груди его билось так сильно, словно пробежал он не одну версту. Много разных мыслей роилось в голове, бередя душу, но жарче всех обжигала одна, которую он так и не смог прогнать с тех самых пор…

Князь Властислав вошел в светлицу сына твердой поступью, неся на плече боевой меч самосек. Глянул на сына горящим взглядом из под сдвинутых бровей и улыбнулся.

– Что, Владимир, готов?

Владимир только закончил одеваться, облачившись в синюю рубаху и легкую кольчугу, сквозь которые вырисовывался сильный торс воина, побывашего не раз в боях. Отец с гордостью смотрел на него, радуясь, что именно он будет рядом с ним в этой битве.

– Готов, – ответил Вдадимир, глядя на отца с почтением.

– Оружие и броню погрузили в возы и лодьи.

– Твердомира оседлали?

– Идем, – рассмеялся отец, похлопав сына по плечу. – Он пуще тебя в бой рвется.

Спустился князь со старшим сыном во двор, где ждал их младший княжич Ярослав. Завидев брата с отцом, кинулся к ним со всех ног.

– Владимир, – ухватил его за рукав рубахи. – Почему меня не берете?

Владимиру было на тот момент семнадцать лет. Ярославу пятнадцать. Росту Ярослав был невысокого, но крепкий в отца и упрямый. Как-то князь сказал, что слишком уж голова у него горячая, а рука слабая. Мать Ярослава умерла от неясной хвори прошлым летом, оставив сына на попечение старшего брата, в котором тот души не чаял, подражая ему во всем и ловя каждое слово, стараясь походить на него.

Владимир ласково потрепал Ярославав по голове и крепко обнял.

– А на кого княжество останется? – Строго спросил он. – Погоди еще одну зиму. Как приду с войны, снова буду учить тебя на мечах сражаться.

Ярослав упрямо склонил голову и хотел было возразить что-то, но отец остановил его:

– Не упорствуй. Не в этот раз, – отрезал он, сурово глядя на сына. – Княжество на тебе.

Владимир любил брата всем сердцем, но понимал, что Ярослав не создан для войны. Не было в нем отваги и безрассудной храбрости. Еще в детстве, сражаясь на деревянных мечах с отцом,  Владимир стойко выносил удары. Бился из последних сил, пока не падал наземь в изнеможении. И даже тогда, не выпуская меч из маленьких рук, защищался как мог. Отец смеялся, приговаривая: – Хороший воин будет!

Ярослав был совсем другой. Получив удар, всегда терялся и начинал отступать, размахивая мечом в разные стороны до тех пор, пока отец не сбивал его с ног.

– Вставай, – говорил князь. – Сражайся, сын.

Ярослав повиновался, но быстро терял силы и в конце концов тренировка заканчивалась.

Простившись с братом, Владимир вскочил на коня и вместе с отцом впереди войска  отправился в поход.

Славная была та битва. Выступили полки князя против Османского хана и его солдат, пришедших завоевывать земли русские, ведомые Кащеем Бессмертным. Бились ровно семь дней не на жизнь, а на смерть. Меч-кладенец в руках князя разил противника без устали, отрубая по две головы одним ударом. Казалось, закончились силы у врага, поредело вражеское полчище, но не тут-то было. Кащей поднимал мертвых заклинанием и те снова шли в бой, наделенные удвоенной силой. И тогда, отправил князь сокола своего за подмогой к Фениксу.

Когда седьмой день подходил к концу, выбившиеся из сил солдаты князя начали падать на землю от усталости и полученных в бою ранений. Остались только самые стойкие, во главе с князем Властиславом, Владимиром и Добрыней. Был там и Варг в обличие волчьем. Нещадно рвал когтями и клыками противника. Был и гусляр Златослав. Пели его гусли, лишая сил нечисть, пока струны не порвались.

Кащей же, обернувшийся огромным черным вороном, носился над полем брани и насылал вихрь с громом и градом, предвкушая победу. В тот самый момент сумеречное небо озарилось огненным светом. И увидели все птицу Феникс. Расправленные крылья ее были как языки пламени, красное с золотым оперение ослепляло, а глаза сверкали как кристаллы. Запела птица, и ее победная песня вселила страх в сердца нечистые и придала мужества и сил чистым душой воинам, предвещая их победу. Взмахнула она крыльями, и полегли мертвяки-марионетки, уползая под землю, прячась от огня безжалостного. Взмахнула еще раз крыльями, и полетели огненные перья-стрелы в Кащея. Взвыл Кащей от боли и растворился во тьме, рассыпавшись по земле черным пеплом.

Спустилась Феникс на землю и, ударившись о нее грудью, обернулась красивой девушкой с горящим взглядом черных как ночь глаз. Владимир как увидел ее во плоти, так в сердце его и загорелся огонь. Ни о чем больше не мог думать, кроме как о ней.

– Почему не позвал раньше, князь? – Укоризненно спросила Феникс.

– Думал, сами одолеем, – признался Властислав. – А теперь столько убитых, что и не счесть.

Феникс огляделась. Тела погибших воинов, изувеченные, залитые кровью, лежали одно на другом. Мечи с запекшимися на них внутренностями и кишками валялись подле тел. Вышедшая из-за туч луна осветила поле битвы и мертвенно белые лица, навсегда застывшие в ночной тишине. Они победили, выстояли, но не было радости и ликования. Слишком многие не вернутся домой.

Феникс и князь Владимир

В следующий раз Владимир увидел Феникс спустя год. Приехала она по приглашению князя в земли княжеские, чтобы держать совет по поводу доходящих слухов о том, что Змей Горыныч собирает войско и нечисть всякую подле себя. Поговаривали, что ищет он царя Кащея, канувшего в небытие после битвы с князем Властиславом.

В тот год лето стояло жаркое. Палящие лучи Солнца не давали продыха, наполняя воздух липкой духотой, от которой невозможно было укрыться даже в тереме княжеском. Дождавшись вечера, когда легкий ветер принес долгожданную прохладу, Владимир отправился к реке, чтобы искупаться. Скинув с себя всю одежду, нырнул он в воду, пронзая ее как стрела и наслаждаясь прикосновением к коже. Набрав воздуха в легкие и задержав дыхание, погрузился он в самую глубь, отдавшись увлекающему его течению. Проплыв приличное расстояние, вынырнул и радостно рассмеялся. Владимир любил плавать. Вода давала силы, освежала, разгоняла кровь в венах.

– Неужто русалку изловить хочешь? – Услышал он веселый голос и обернулся. Прямо перед ним была Феникс. Совершенно нагая, как и он, с мокрыми волосами и сверкающими как звезды на ночном небе глазами. Дыхание у Владимира перехватило при виде ее. Хотел он ответить что-то, но слова не шли. Вместо этого, смотрел он на девушку и улыбался.

– Ты, никак, потерял дар речи, княжич? – Дразнила она его. – А давай, кто быстрее до того берега доплывет? – Предложила Феникс.

– И что тогда?

– Там и будет видно.

Если бы знал Владимир, что гордая неприступная птица, так же как и он, полюбила его с первого взгляда. Поплыли они до противоположного берега, бередя спокойную водную гладь, смеясь как дети, уходя под воду и вновь выныривая на поверхность. Пока плыли, солнце почти село за край земли и все вокруг погрузилось в вечерние сумерки. Владимир первым достиг берега, но выходить из воды не стал. Феникс подплыла к нему и снова рассмеялась: – Пойдем на берег. Песок еще теплый, – и, нисколько не смущаясь, выскочила из воды.

Упырь и Ольга

Владимир обдумывал слова Добрыни о проникающем на его землю зле. Он и сам это чувствовал. Особенно в те ночи, когда луна была полная. Охватывало его тогда волнение и тревога. Будто просыпалось в нем что-то рвущееся наружу. Думал он и о княгине Ольге, отдалившейся от него. Последнее время не покидала она светлицы своей, не радовала  улыбкой и нежным взором. Тут же вспомнились ему матушка и мачеха, которые перешли в мир иной к праотцам так скоро и стало ему не по себе. Вышел он из комнат и, пройдя по длинному коридору, остановился у двери, за которой находилась Ольга. Помедлив немного, толкнул дверь и вошел в светлицу.

Княгиня лежала в постели укрытая одеялом несмотря на духоту и зной, которые не стали меньше даже с наступлением вечера. Белое лицо ее было бездвижным и казалось мертвым. Владимир подошел и присел на край кровати. Прислушался. Казалось, Ольга не дышала. Прикоснулся князь рукой к ее руке, покоившейся поверх одела, и тутже отдернул, ощутив ледяную холодность. Склонился над женой, проверяя, дышит ли. Но не услышал. Дотронулся до плеча и позвал по имени. Вздрогнула Ольга  и приоткрыла глаза. Посмотрела на него удивленно и безрадостно.

– Свет очей моих, князь Владимир, – произнесла она,  слабо улыбаясь.

Владимир поправил одеяло, плотнее укутывая ее. Провел рукой по щеке и справился о здоровье.

– Не терзай себя волнениями. Со мной все хорошо.

Владимир крикнул девку-горничную, вышедшую из светлицы, когда он пришел и попросил принести горячего кипрея с медом.

– Отдыхай, душа моя. Я еще зайду к тебе.

В полночь князь проснулся  в своих комнатах от того, что замерз. А еще ему почудилось, будто услышал он звук хлопающих ставен. Поднялся с постели Владимир, взял меч и направился в комнату жены. Сразу вошел он внутрь, заметив легкое свечение, пробивающееся из под двери. И как зашел, так и замер на месте в ужасе.

Ставни распахнуты настежь. Луна освещает комнату. Княгиня Ольга в белой срачице висит в воздухе подле кровати. Из небольшой ранки на шее капает кровь, стекая на грудь. Глаза ее закрыты. Алый рот оскалился. Позади княгини Владимир разглядел существо, чье лицо осталось сокрытым в тени. Одной рукой оно держало княгиню за шею, обхватив длинными тонкими пальцами. А вторая рука обвилась вокруг ее талии. Существо сверкнуло глазами на князя и отбросило Ольгу на кровать. Белые клыки, испачканные кровью, блеснули в свете луны.

– Упырь, – выдохнул князь, крепче сжимая рукоять меча и бросаясь на кровососа. Но не успел даже коснуться твари. Исчезла она, словно ее тут и не было. Подул ветер сквозь открытые ставни, задул свечу и летучая мышь вылетела в окно из светлицы. Опустился Владимир рядом с Ольгой на кровать, обнял ее, крепко прижав к сердцу.

– Слово даю, не дам тебе умереть.

– Владимир, свет очей моих, – услышал он ее слабый голос и почувствовал прикосновение острых клыков к могучей шее своей. Оттолкнул князь жену, смотрит на нее, а у той глаза горят огнем недобрым и ухмыляется она, точно как та тварь.

Не мешкая, связал ее Владимир, позвал дружинников и приказал, чтобы глаз не смыкали, сторожили комнаты княгини и терем княжеский.

– Если же хоть одна тварь внутрь проникнет, жизнями своими ответите.

– Не бойся, князь, комар не пролетит мимо нас, – ответили они.

Выбежал Владимир во двор, чтобы отдать приказ Твердомира седлать и налетел на Добрыню.

– А ты чего здесь? – Удивился он, глядя на старого друга, возникшего перед ним в одной рубахе с мечом в руке.

– Что случилось? – Только и спросил Добрыня.

– Беда.

– Княгиня?

Не говоря ни слова, вернулись оба в терем и поднялись в светлицу Ольги. Увидев ее, лежащую на кровати со связанными руками и ногами, белую, словно жизнь оставила, Добрыня все понял.

– Чеснок пусть несут и полынь. А вокруг терема солью круги насыплют.

Когда кровать Ольги обложили чесноком и полынью, начала она задыхаться.

– Уберите это, – взмолилась она и заплакала.

Дрогнуло сердце у Владимира. Велел убрать чеснок.

– Езжай к Бабе-Яге, князь. Может она снадобье для княгини приготовит. И меч пора доставать из ножен.

На том и простились.

– Пусть твой путь предки славные охраняют, – произнес Добрыня на прощание и вернулся в дом сторожить Ольгу.

Кащей Бессмертный

Холодные залы дворца, спрятанного от глаза путника уходящими ввысь горами, осветились светом факелов, которые несли мертвяки, восставшие из могил и призванные черным колдуном – Царем всех мертвых. Застывшие лица марионеток с остекленевшими белесыми глазами повернулись на звук тяжелых шагов, эхом разносившихся по замку. Выложенный из камня пол дрожал под поступью могучего колдуна. При его приближении мертвяки застыли, устремив невидящий взор в пустоту, раболепно согнув колени и сложив холодные руки на груди.

Черный колдун тем временем спустился по лестнице с верхних этажей и, глядя прямо перед собой, прошел мимо услужников, не удосуживая их своим вниманием. Черный шелковый плащ, усыпанный драгоценными каменьями, сверкал и переливался в свете огня, отбрасываемого от стен факелами. Металлические сапоги, доходящие ему до колен, позвякивали, соприкасаясь при ходьбе. Длинный меч, вставленный в позолоченный ножны, висел с боку. Войдя в залу, окинул ее великан мрачным взгляд и взошел на свой трон, высеченный из черного камня. На спинке трона того сияли рубин, изумруд, сапфир, алмаз и черный бриллиант. Белый и черный кристаллы символизировали слияние начала и конца. Сливаясь, указывали на то, что нет двух алмазов – есть лишь Один изначальный Бриллиант. Земные звезды, украшавшие трон, не имели цены и равных им по чистоте и красоте не было на свете. Но обладать ими мог только тот, кому под силу было обуздать их магию. Если же человек прикасался к камням тем, рожденным в Царстве темном слиянием реки, чьи воды сводили с ума,  и огнем, поглощающим души, лишался в тот же миг он и души и разума, оборачиваясь в темное безликое создание, единственной целью которого было служить своему новому повелителю.

Медленно взобравшись на трон, обратился к одному из прислуживавших ему мертвяков громовым голосом:

– Были вести с земли русичей?

Распластавшись на холодном полу, прислужник трижды ударился лбом об пол и сообщил:

– Все идет по плану, повелитель. Гусляр в плену темных чар. Больше он не воин. Княгиня обвенчалась с упырем…

– А что князь? – Прервал его колдун.

– Поехал к Яге.

– Не допустить! Я бы эту ведьму раздавил, – прошипел он, сверкая глазами, – да нужна она пока. Если не удастся дух Добрыни сломить, Яга докончит дело.