Красный Терем

Он был высок, молод, хорош собой и все улыбался. Черные гладкие волосы, подхваченные на лбу кожаной лентой, опускались ему на плечи. Но интереснее всего было то, что в его ухе блестела круглая золотая серьга.

Я еще никогда не видела, чтобы мужчины так носили украшения и это как-то особенно мне понравилось. Серьга очень шла тому купцу, придавала задорный вид и всякий раз, как он хохотал, она подпрыгивала и тряслась, бросая золотистые отблески на его смуглую кожу.

У стола толпились не только мужчины, но и женщины, задерживаясь на некоторое время, чтобы позубоскалить. Задерживались они там недолго, потому что там же стояли и Сторожевые, которые следили, чтобы разговор между покупателями и продавцами не заходил за пределы выяснения стоимости товара. Впрочем, Сторожевые могли бы и не рыскать среди деревенских. Насколько знаю, особо никому в голову не приходило расспрашивать чужестранцев о том, откуда они приехали и что видели. Деревенские как жили своей жизнью, так и будут жить дальше. Один житель сказал как-то:

– Здесь поселился отец моего отца. И я тут останусь и лучшего ничего быть не может.

Вот потому мне с нашими и тоскливо. Я не стала даже участвовать в этом веселом гулянии, и не присмотрела ничего, что могло бы привлечь. Здесь не было книг. Наверное, и быть не могло.

По велению Старейшин, мальчики и юноши постигали грамоту, изучая буквы и складывая их в слова, прилежно выцарапывали их на кусках бересты гвоздем или мелом на небольших железных листах. Только зачем? Они все равно не читают! Большое значение придавалось только умению охоты, рыбной ловли, разведению скота, умению пахать, сеять и сажать. Конечно, все это важно, но я уверена, что сама жизнь не может ограничиваться ведением одного лишь домашнего хозяйства.

На прилавке почти ничего не осталось. Все выглядели довольными. Каждый нашел то, что пришлось ему по душе. Женщины и мужчины похвалялись друг перед другом купленным, громко смеялись и благодарили купцов за привозное добро.

Смуглый купец поглядывал во все стороны, взвешивая на руке мешочек с золотым песком, что выменял у наших, и заметил меня. Увидев, как я смутилась, он широко улыбнулся. Круглая серьга так и сверкнула на солнце. Эх, как же он хорош!

Кто-то коснулся моего плеча. Все еще под впечатлением от незнакомца, я повернулась и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть.

– Ничего не купила, краса? – голос Владара привел меня в оцепенение. – Здравствуй! Побледнела аж. Что стряслось?

Я мотнула головой и принялась терзать кончик косы пальцами, перебирая в ней ленты.

– Не люблю я, Владар-кузнец, сборищ этих. Потому и уходить собиралась, – сказала, а голос предательски дрогнул.

– Нет, не собиралась, – неожиданно тон его изменился и сделался суровым.

Удивленно подняла на него глаза. Вот это он осмелел! Владар продолжил:

– Засмотрелась на кого?

Я вспыхнула, но пришлось ответить, что только на ряды смотрела, авось диковинку какую разглядеть удастся.

Кузнец криво усмехается.

– И что, нашла диковинку?

Почуяла я, что щеки вот-вот загорятся, так жарко стало. Наверное, заметил мой жених, будь он неладен, что интересуюсь чужестранцем. Но тут вспомнила, что мне о даре моем говорили русалки с Велеславой. Заставила тут же себя собраться с силами, да и пристально в глаза кузнецу как глянула! Решила, что если начну и вещи несусветные повторять, то откажется от затеи жениться на мне. Надо хоть опробовать, как на других женихах. Пусть и подольше придется повозиться – кузнец, он не лыком шит! – зато отважу нареченного.

– Не нашла, – ответила я с норовом и подняла подбородок. – Не нашла оттого, что нет товара такого здесь!

Кузнец прищурился и медленно оттеснил меня в сторону, заслоняя смуглого купца собой.

– Так не смотрела же толком ничего, а, Марешка? Я тебя здесь давно приметил, как явилась сюда. Ты даже вдоль рядов не прошла, а говоришь, что не по нраву все пришлось. А чужеземцы много чего навезли. Вон, все бабы наши довольные.

– Так то бабы ваши, – отрезала я. – А по мне товара не нашлось.

Владар замер, озадаченный.

– Чего же тебе надобно, краса?

Я хитро заулыбалась.

– Книги заморские. С картинками!

Владар только глазами захлопал. От гнева его и следа не осталось. Он даже расхохотался.

– Книги? На что тебе они, моя милая? Ты мне хоть одну нашу девку покажи. Разве ж одна читает? Да не по уму это вам.

Ах, не по уму? Лучше бы он того не говорил.

– Зря ты языком чесал, кузнец, как погляжу. Нечего было мне клясться, будто среди всех одну меня увидел. Только и горазды вы все, мужики…

Изобразила глубокую обиду и пошла прочь. А саму смех так и разбирает, еле его сдержала. Владар тут же меня догнал и остановил. Вид у него сделался серьезный.

– Говорил и слов не возьму назад. И верно, что ты другая. Вот стоишь передо мной, а я и рад. И когда улыбаешься или отвечаешь дерзко, вот как сейчас! Мне все равно… Пуще прежнего обнять тебя хочется, милая…

Снова жар от него пошел, а взгляд жадным сделался. Ну и напасть!

Я вовремя в сторону отскочила, чтобы не дотянулся он до меня, и напустила на себя серьезность, прямо, как он.

– Ты руки-то не распускай! Может, и невеста тебе, да не жена.

– Ничего, – ответил, ухмыляясь. – До осени недалеко.

– Вот и жди себе осень. А мне домой пора. Не обессудь.

Он поймал меня за руку и придержал, как тисками железными зажал кисть. Ох, ну что ему еще? Поглядела на него исподлобья, готовая привести в чувство. Но он был уже спокоен.

– Коли домой, так иди. Купцы – люди заезжие. Долго тут никогда не засиживаются. Некогда им.

Точно заметил, как я на того смуглого смотрела. Но сделала вид, что мне все равно.

– Мне-то что. Книг у них все равно нет.

Владар отпустил меня, будто нехотя, а сам глянул тяжело.

– Вот-вот. Так что не вертись тут, отец наверняка заждался. Ступай.

Так и хотелось ему сказать, что не его это дело, но подумала с ним лишний раз не связываться. Пошла быстрым шагом, чувствуя, что он в спину мне смотрит. Пока за домами не скрылась, не успокоилась. Досадно стало, что с купцом тем не поговорила. Что бы он мне рассказал?

Постояла немного поодаль, подождала, пока кузнец уйдет. Думала словом перекинуться с чужеземцнм, но оказалось, что его, как и остальных приехавших в деревню, в Красный Терем увели. Вот так всегда! Одни Старейшины с гостями заезжими имели право разговаривать обо всем. Хоть бы разок послушать, о чем они так долго беседуют.

Только подумала, а у самой мысль мелькнула молнией: а что, если подслушать разговор? И чуть пот не прошиб. Ну, чего учудила, любопытная. Если поймают – несдобровать. Не было еще такого, чтобы посторонние туда пробирались, а уж тем более – женщины!

Если и являлся кто на разбирательства или на суд, то в передней или у крыльца только все происходило. А сидели Старейшины в самом центре Терема, когда гостей принимали или что обсуждали без присутствия деревенских. Старейшинами становились мужчины в возрасте, пользующиеся всеобщим уважением и оказавшие услугу деревне. Глядишь, и Владар когда-нибудь свое место в Красном Тереме займет.

Стояла в раздумьях, а мысли так и мелькали тревожные. Как же гостей чужестранных в Красный Терем пускают, коли приходят они издалека? Почему им позволено заходить, а жителям деревни – нет?

На всякий случай убедилась, что кузнец ушел, а сама к Терему поспешила. Но тут же поняла, что глупо было надеяться вот так просто попасть внутрь. У крыльца стояли Сторожевые и тут же спросили, чего мне надобно. Сделала вид, будто только прогуливалась, а сама назад повернула. Забраться внутрь невозможно через окна, потому что они располагались слишком высоко, а утруждать себя возней с лестницей и того опаснее. Как бы объяснила, что мне понадобилось, если я подозрительно много и часто верчусь рядом, да еще и обманным путем пытаюсь забраться в Терем?

Делать нечего. Ушла ни с чем.

Дома приметила на столе окровавленную утиную тушку, отчего почувствовала приступ дурноты. Кровь убитых животных и птиц неизменно вызывает такие чувства, хотя отец часто оставляет тушки на столе, чтобы я приготовила из них кушанье.

Сама ни разу не прирезала ни одной курицы или кролика. Стоит вообразить, как нож вонзается в еще живое, трепещущее тельце, а кровь горячей струей брызжет на руки, как все внутри так и слабеет.

Кое-как справившись с собой, ощипала утку, опалила на огне и выпотрошила. Щедро смазала тушку густыми желтоватыми сливками с солью и отправила ее в печь. Оставалось сварить пшеничную кашу, а затем можно и передохнуть, пока снова не найдется какое-то дело.

Помешивала кашу в горшке, вспоминала красивый сон о русалках. Коли это правда и моей матерью была одна из них, значит, сила досталась от нее. Но ведь до сих пор я ничего не знала о ее жизни до того, как она поселилась в этой деревне. А она лишнего не рассказывала. Стало грустно и больно. Бедная матушка, так боялась за меня?

У кого сейчас можно разузнать? Разве что у знахарки. Я тут же подумала, что ей наверняка должно быть что-то известно, просто она молчит. Возможно, по той же причине, что удерживала матушку хранить тайну своего происхождения. Так печально, что отец и злые деревенские бабы ни разу не говорили слова доброго о ней.

Каша еще дымилась и ароматно благоухала маслом, но мне уже не терпелось бежать вон из дома по старому направлению. А коли я что надумала, так изведусь вся, пока не исполню того. Так и понеслась, все околицами, дворами, а потом и самым краем леса, даже не запыхалась. И вот он, знакомый низкий частокол, и та же старая яблоня и заросшая тропка, ведущая к дому Велеславы.

Старуха стирала в деревянной лохани, скручивая и выжимая льняное полотнище, которое позже натянет на узкий стол и примется водить по еще чуть влажной ткани нагретым гладким продолговатым камнем, чтобы разгладить. Я толкнула калитку, а Велеслава обернулась на звук моих шагов, улыбаясь.

– Не утерпела-таки, Марешка. Хорошо, что зла не держишь, – сказала она, глядя на мое разгоряченное лицо. – Сейчас как раз пироги поспеют. Такие, как любишь – ягодные. Присядь пока, я окончу сейчас.

Я кивнула послушно, понимая, что торопиться некуда. Пускай и решен вопрос со свадьбой, но лишний раз разговаривать об этом не хотелось.

– Ладно, – ответила, а сама все разглядывала полотно льняное, как оно качается из стороны в сторону на ветру.

Как начать разговор свой, как испросить, чтобы верный ответ получить? Думаю, а сама у цветка, что сорвала по пути, голубые лепестки обрываю. Тревожно мне. Как тут спокойною быть, если тайны жить мешают? Что уж там про свадьбу говорить. Так сердце и колотится…

Тем временем мы с Велеславой аккуратно развесили три полотнища на прочных пеньковых веревках, протянутых между деревьев. На ветру и солнце ткань высохнет скоро. Правда, ее вовремя снять нужно и отгладить еще чуть сырой, а не то глажка превратится в сущее наказание. Льняную ткань выровнять, ох, как непросто…

Я хмыкнула, понимая, что думаю о чем угодно, лишь бы унять волнение.

– О чем призадумалась, Марешка? – спросила старуха, не оборачиваясь, и выплеснула из лохани воду в огород. Вода разлилась среди кустов смородины и ручьями побежала к серому коту, что дремлет в траве, но он даже и ухом не ведет.

– С чего взяла? – а голос так и дрожит.

Велеслава вздохнула и опять рассмеялась:

– Да ты же сама не своя, как пришла сюда. На лице все и написано. Небось, снова о матери узнать пытаешься? – знахарка все спиной стояла, а тут как обернется и посмотрит пристально, будто в душу заглядывает. Но не гневом глаза горят, а лукавство в них светится.

Лицо так и вспыхнуло под пытливым взглядом Велеславы. Вот и мне смешно стало. Даже полегчало, что она сама все знает.

– Ничего от тебя не скроешь. Так и есть!

Тут не выдерживаю и бросаюсь к ней, оставив измятый цветок на лавке:

– Расскажи, ну… Расскажи! Сил нет терпеть. Удалось кое-что проведать, но я точно знать хочу! И батюшка ничего не рассказывает! Только ты помочь можешь. Вижу, что можешь! Все сделаю! Не томи только! Молю!

Старуха отвела взгляд, нахмурилась, перевернула и положила лохань на землю, чтоб обсохла. К двери направилась, все так же молча, будто раздумывала над моими словами.

– Заходи, – донеслось. – Что уж там… Поговорим.

Глава 4. Тайны дремучего леса

Вот как бывает! Порой не ожидаешь от жизни ничего необычного, несмотря на смутное предвкушение, и не ведаешь, что вот-вот случится нечто особенное. А когда вдруг открываются тайны, от которых голова кружится, то и представить не можешь, как жилось без них.

Я покинула дом знахарки только под самый вечер сама не своя. Велеслава проводила меня до калитки и напутствие дала:

– Ступай к себе, Марешка, не серди отца. Все образуется само собой.

Я не видела в ночной тьме ее лица, а только длинные белые волосы. Нащупала сухую руку, которую старуха прятала под фартуком, и с благодарностью ее сжала.

– Милая, добрая Велеслава! Спасибо! Теперь не так сильно тревожиться стану, как прежде. Да и за кузнеца идти уже не так страшно.

– Вот и хорошо, – ответила знахарка, пожимая мою холодную ладонь. – Замерзла что ли? – удивилась она. – Ночь такая теплая, хоть и после дождя, а ты как ледышка. Беги уж скорее, не задерживайся нигде.

– Иду, – послушно вздохнула я, откидывая тяжелую косу назад. – Может, зайду завтра после обеда, как батюшка уснет. А ты отдыхай, а то я тебя своими расспросами замучила.

– Пустое, – рассмеялась старуха. – Не бери в голову. За тебя только переживаю, как воспримешь мои слова. Вдруг обидела ненароком. Сердце у тебя чуткое, как и душенька. А еще ты мне как дочка или внучка, и я твоему появлению всегда рада. Гляди-ка, наступит срок, тебе свои знания передам. В этой деревне одна ты к этому способна.

– Ой ли, – сказала я с сомнением. – Кто ж ко мне лечиться-то пойдет или за советом, ежели шарахаются от меня? Сама знаешь, что не любят меня здесь.

– Поглядим, как срок придет, – упрямо твердила знахарка. – Выйдешь за Владара – он тебя беречь станет и никому не позволит о тебе дурное говорить. Вот посмотришь. А там и годы пройдут, поумнеешь, поймешь, что к чему.

Щеки мои так и вспыхнули румянцем. Хорошо еще, что старуха меня не видит.

– А такого ли ума мне надобно? – неуверенно произнесла я. – Да и думки про меня с кузнецом вовсе не радуют.

– Ничего, ничего, – Велеслава похлопала меня по плечу. – Беги уж, милая, завтра еще поговорим. Вон темень какая на дворе! Только смотри мне – не вздумай куда еще заходить. Нечего по околице шастать в одиночку!

Простившись со старухой, я поспешила мимо соседского частокола по тропинке. Было зябко по-прежнему, несмотря на то, что ночь и в самом деле стояла теплая. Я распустила косу, чтобы закутаться в волосы, а сама прибавила шаг, поглядывая по сторонам. Почти во всех домах горел свет в окнах, что позволяло видеть перед собой очертания дороги.

Мне хотелось скорее добраться домой, чтобы спокойно обдумать то, что узнала от знахарки. Еще и от отца попадет! Снова ворчать и попрекать станет. Но тут уж ничего не поделать. Зато если поселюсь у Владара, следить уже он за мной будет. Впрочем, еще неизвестно, чем мне житье это обернется.

Аж передернуло всю, как о скорой осени вспомнила. Кузнец-то не из терпеливых будет, вон как глядит. Невтерпеж ему жену в дом привести. Ох, тут и не знаешь где лучше. Что в доме родном плохо, что в чужом. Видать, здесь нигде мне места нет. А как бы хотелось поселиться отдельно, прямо как Велеслава. Никто ей не указ! Что хочет, то и делает. Замужем она мало была. Кажется, где-то я слышала, что муж ее помер через года два, как поженились они, а больше она замуж не выходила. Детей не завели, одни коты в доме.

Был еще филин одноглазый, а потом пропал, пока Велеслава другого не приручила. Вот того филина я помню. Еще когда была маленькой, приходила к ней с мамой, а он на жерди сидел, да головой вертел в разные стороны. Как завидит нас, так и заухает. Велеслава с матушкой так и переглядывались, когда филин тот с жерди слетал и ко мне на плечо садился, будто не боялся вовсе. А вот мне боязно было – все-таки птица дикая. Когти и клюв у него черные, острые. Если рассердится и вцепится в тело – беды не миновать. А все же вреда мне никакого не делал.