Багровое пространство. Книга 2. Дроны

– Мы и сейчас имеем с ним дело! – просто и обыденно ответил Снегин.

Филипп даже закашлялся.

– Как же я сразу не понял, – он старательно подбирал слова. – Вы из особой клиники? Больны душами?

Гости запротестовали:

– Нет! Мы – абсолютно здоровы и душой, и телом, и все это у нас есть, мы не арестанты какие-нибудь, впрочем, последнее неважно… это так – для информации, и наши новые носители тоже сильны и быстры…

– Ну, по человеческим меркам… абсолютного здоровья не бывает, – возразил физик, зевнул, и поглядел на часы.

– В самом деле? – Роман пришел в крайнюю степень изумления.

А Снегин, вдруг ощутив полное слияние с носителем, понял почему бородач смотрит на часы, и поспешил вернуться к делу.

– Мы – отличны от вас, и отличны довольно существенно. Но я обещаю, что наши поиски не коснутся жизни этой планеты даже на малую толику. И потом… мы расплатимся с вами!

– А как фамилия вашего психиатра? – уточнил Филипп, сообразив, что гости считают себя пришельцами с другой планеты.

Виктор тряхнул вихрастым чубом.

– Это мэтр…

– Кто? – не понял Ветров.

– Я вам представил его как Романа Миль…

– Вы? – брови Ветрова поползли вверх. – Что же вы сразу не сказали? – Он склонился над схемой. – А позвольте узнать, чья это разработка? Я еще не встречался с подобным принципом…

Гости смутились, потому что не были готовы произнести имя изобретателя. Да это ничего бы и не дало.

– Изобретатель засекречен. Что вас еще смущает, землянин?

– У меня много вопросов! – ответил Филипп. – Будет ли налажено серийное производство? Кто заказчик? Как будете расплачиваться? И это далеко не все!

Виктор Снегин поднял руку, останавливая поток вопросов.

– Прибор нужен один! Изобретатель свихнулся! Чтобы лечить изобретателя, прибор и понадобился! Расплатимся любой валютой. Поэтому сообщите какой вам предпочтительнее. На Земле их много…

Ветров, немного обескураженный потоком ответов, вдруг так щедро полившемся из гостя, машинально показал на деньги, что лежали на соседнем столе, забытые его сослуживцем в очередной раз. Уж очень был рассеян его сосед по кабинету. Это была новая стодолларовая купюра, и откуда только они у него берутся?

Гости утвердительно кивнули, внимательно рассматривая образец.

– Заказ официальный? – спохватился Филипп.

Мильштейн отрицательно покачал головой.

– Не скажу, что я от этого в восторге, – заметил физик. – То есть вы предлагаете мне халтуру?

– Именно! – обрадовался Снегин, уже имевший в своем распоряжении память носителя. – Позвольте полюбопытствовать, какое у вас научное звание?

– Я еще учусь, и в следующем году буду защищать диплом магистра.

Гости покачали головой, как у них все неуклюже здесь! Молодой человек только учится и уже такой гибкий ум… В цивилизованных мирах такие, как Ветров, не сидят на разодранных диванах. Их снабжают всем лучшим для работы и жизни.

– Сколько понадобится времени? – уточнил Снегин.

– Двух дней будет достаточно, – пообещал Филипп. – Собрать это несложно.

Мильштейн широко улыбнулся.

– Мы не зря на вас надеялись, мастер-студент! – Он ткнул пальцем в доллары. – Тысячи таких будет достаточно?

Глаза Филиппа расширились.

– Более чем…

Гонорар воодушевлял, но Филиппу эта история с созданием индикатора вдруг перестала нравиться, когда была обозначена сумма. Да и гости вызывали весьма противоречивое впечатление, то внушая безграничное доверие, то безотчетную тревогу. Хотя почему безотчетную? Причин тревожиться было достаточно. Но уж очень интересен был принцип, по которому будет работать прибор. И любопытство Филиппа одержало верх над его осторожностью.

Два дня спустя Филипп Ветров, хрустя в кармане новенькими купюрами, шел быстрым шагом к кассе обменного пункта.

Его окликнул подпольный меняла, предложив обмен по более выгодному курсу. Физик помедлил, и согласился.

Глава третья

Двое рослых парней стояли у проходной. Заводские девушки сбавляли шаг, стараясь рассмотреть их получше. Но молодых людей не интересовало женское любопытство. Их внимание было отдано блестящему предмету, что лежал у одного из них на ладони.

– И здесь никого! – наконец, констатировал тот, что повыше.

– Что ж, мы это предвидели! – с удовольствием подтвердил другой. – Но проверить собственные выводы, а также работу прибора следовало.

Они еще раз оглядели территорию, убедились, что людской поток, текущий через проходную, иссяк, и зашагали прочь. Оба успели продрогнуть, пока занимались наблюдениями, и решили пробежаться, чтобы немного согреться. Через час хорошего бега взмокшие они добрались до знакомого кафе.

– Нашу миссию я начинаю воспринимать, как отпуск! – произнес Виктор, располагаясь за свободным столиком.

Роман пожал плечами, отер лоб и заметил:

– У меня отпусков не было. Сам знаешь он нам не положен! Но ощущение, что я отдыхаю есть.

Они заказали ужин, и приступили к обсуждению дальнейших планов. Увлекшись, Роман заговорил слишком громко. Виктор положил ладонь на его руку, тот его понял, и досадливо покачал головой.

Они с минуту разглядывали друг друга.

– Наши носители – одногодки, но ты выглядишь моложе меня, – заметил Роман.

– У вас не произошло слияния, как у меня. Вы до сих пор навязываете телу собственные свойства! И владельцу, скорее всего, не понравится, что вы сделаете с его телом!

Роман вздохнул, посмотрел на свои слегка дрожащие руки, и усилием воли отменил наложение своей сущности на доставшийся ему молодой носитель.

– Надеюсь, что все же и у меня получится… – со вздохом сказал он. – Мы здесь друзья, а не учитель с учеником, значит можем говорить друг другу ты, не так ли?

Виктор рассмеялся.

– Вы правы, мэтр! Но, к сожалению, я тоже остаюсь рабом привычек, и сам ни за что бы не посмел вам это предложить! Не по статусу.

– Тебя! – поправил Роман.

Виктор кивнул.

– Тебя.

– Роман! Виктор! Вот вы где прохлаждаетесь! А я думал, вы горы покоряете!

Вздрогнув от неожиданности, друзья уставились на симпатичного молодого человека, одетого в такую же куртку, как и они. После внимательного изучения незнакомца от его носков ботинок до верхней пуговицы, кое-как держащейся под воротничком рубашки у Виктора произошло медленное узнавание, как проявление фотографической пленки.

– Здравствуйте! – между тем церемонно поздоровался Роман, привычно соблюдая очередь по старшинству.

– Здравствуй Алексей! – уверенно подхватил за ним Виктор.

Алексей позаимствовал стул от соседнего столика и подсел к ним.

– Вы смотрите так, будто видите меня впервые! – обескураженно заметил он.

Виктор пожал плечами, не зная, что сказать по этому поводу.

А Алексей прищурился на Романа.

– А ты какой-то помятый! Перетренировка или женщина?

Глаза Романа сверкнули гневом.

– Падре… – начал, было, Виктор и осекся.

– Как? Падре? – Алексей сначала рассмеялся, потом, понизив голос, спросил: – Всю ночь молился что ли? Я, собственно, так и понял!

Роман мучительно обдумал слова Алексея, и сообразил, что запутался. Он взял стакан, отпил немного, и решил, что лучшим выходом из создавшегося положения, – будет предоставить разбираться со свалившимся на их голову «приятелем» опытному разведчику Виктору. Виктор что-то проговорил, но Роман не понял его. Заскучав под тарабарщину друзей за столом, он прислушался к разговору за соседним столиком. И неожиданно увлекся им. А Виктор, буквально на ходу придумывал историю, как они с Романом, последние часы их драгоценных жизней провели у двери старой районной больницы, полные беспокойства. Глядя на то как внимает ему Алексей Виктор вдохновился, и еще более усилил образность своего языка. Он сказал, что за обшарпанной, как и все на этом свете, дверью прятали от жизни Романову сестру – мученицу Марию. И что мученицей она стала потому, что ночью ее настиг, а, точнее сказать, постиг – не званный аппендицит. Снегин немного подумал и добавил, что аппендицит был еще и скоропостижный. Алексей, совершенно ошарашенный потоком такого странного красноречия, поцокал языком и выдал свою авторитетную оценку, что пить Снегину сегодня больше не стоит. Снегин кивнул. И Алексей, рассмеявшись, сказал, что он даже не предполагал, что у Виктора такое превосходное чувство юмора. И что зря считал его занудой, собственно, как и Романа, который вечно возится со своей сестрой Машкой. Виктор, слушая этот поток слов, тоже запутался и позволил себе лишь хохотнуть.

Алексей, хлопнув его по плечу, похвалил:

– Ты сегодня в ударе! – и сразу нахмурился. – Так вы из-за скоропостижного аппендицита здесь околачиваетесь?

Снегин кивнул, радуясь тому, как удачно выкрутился из положения.

– Пропал наш отпуск! Горным вершинам придется подождать. Роман остался, и я из солидарности составил ему компанию.

Алексей задумчиво смотрел на него.

– Ты не замечаешь одной важной вещи! Того, что Романова Мария влюблена в тебя с детства, а она девчонка бедовая и привыкла своего добиваться!

Виктор заморгал, не зная, что ему ответить. В сущности, это не касалось его, впрочем, как и носителя. А Алексей, отодвинувшись от стола вместе со стулом, встал и кивнул миловидной девушке за соседним столиком, которая уже выражала все признаки нетерпения.

– Извините, парни! Меня ждут!

– Не преувеличивай! Мария – еще ребенок! – возразил с опозданием Виктор, ибо только теперь перед ним проявился образ девушки вместе с суждением носителя о ней.

– Она так не считает! – бросил через плечо Алексей.

Виктор проводил его глазами и вспомнил о мэтре.

Оказывается, тот времени зря не терял. Он обнаружил еще одну пару. Конечно навскидку, без прибора это было неточно, и они не могли быть теми двумя, что были нужны, ибо эти двое – были мужчиной и женщиной. Снегин не стал доставать прибор и просто прислушался, чтобы узнать, что именно так заинтересовало Романа. Оказывается, разговор шел об армейской службе. Мужчина развлекал свою спутницу, рассказывая о своих похождениях. Впрочем, подобными историями занимало женщин большинство мужского населения Вселенной.

– …Через два месяца нас посетил энергичный майор, – продолжал рассказывать мужчина. – Совершенный живчик! Лысенький, с брюшком, глаза смотрят цельно, как и у всех армейских. Во-от… и предлагает поступать в Военное Училище. Нам повезло, это он так выразился, что нам повезло… и на нашу часть, пришла разнарядка, не на одного, а на троих отбывающих службу! И парней, которые чувствуют призвание к этой самой службе, возьмут в училище без экзаменов. Пока он это говорил, во мне сквозь покров неведения стали пробиваться ростки того самого призвания, о котором упомянул агитатор, и которое до сих пор ничем себя не проявляло. Я вызвался в числе трех. Нам дали добро, но с условием, что мы непременно достроим солдатскую столовую до отъезда, и еще поставим начальству обязательный ящик коньяку. С ремонтом столовой начальству мы угодили, а вот ящиком не обеспечили! Откуда у солдат такие деньжищи? Так и уехали… Неделю я с удовольствием провалялся на полке вагона, глядя в окно с другими «по призванию». Потом проходил комиссию. Не знаю почему, но на это ушел месяц. Впрочем, мы не торопились, и даже способствовали задержкам: то насморк, то прыщ на пятке… Еще помню, что мы долго заполняли тесты. Но, наконец, я и мои спутники были зачислены на курс! Через два месяца, я почувствовал, что мне невмоготу! В горы хочу! Надышаться кристально чистым воздухом! Любоваться на матушку Землю с высоты птичьего полета стремлюсь всеми фибрами своей истосковавшейся по воле души, потому что на цельные взгляды военной братии у меня началась аллергия! Кстати сказать, командовал нами бравый полковник Чеппель, который буквально за десять дней до нашего появления был переведен из дисциплинарного батальона к желторотому молодняку, то есть к нам – школярам. Что творил, страшно вспомнить! – Мужчина энергично махнул рукой. – Рожа красная… но не о ней сейчас речь. Так вот, пошел я в учебную часть к нашему капитану, и говорю: так, мол, и так, я понял, что армейская жизнь – не для меня, и что исправить ошибку лучше теперь, чем жалеть всю жизнь, что занимаю чужое место. Капитан внимательно посмотрел на меня, и, к моему изумлению, вызвав секретаря, приказал оформить необходимые бумаги, и чтобы быстро, чтобы через пару дней и духу моего здесь не было. Капитан поверил мне, но смотрел брезгливо. Вздумай он меня уговаривать, я бы остался, и сломал себе жизнь. И так выдали мне сопроводительные документы и билет. И я уехал. Но на обратном пути тормознул в одном местечке, чтобы попробовать попасть в армейскую сборную по баскетболу. Мне один товарищ присоветовал, еще в училище. Назад-то было страшно, без коньяка отбыли! Мой рост убедил всех, и отрекомендовался я тоже, как надо. Посмотреть тренеру нового игрока в тот момент было некогда. И я проболтался какое-то времени в казарме спортсменов. Потом попал на дежурство в столовую, а после сразу выехал вместе с командой на встречу с местным клубом, чтобы привыкать. Но на разминке беглого взгляда тренера оказалось достаточно, чтобы понять, что я – самозванец. Чуть заметным кивком тренер с ловкостью жонглера усадил меня на скамью, где я и обосновался на время состязаний. Впрочем, служить на скамье запасных игроков я тоже был рад! Было на что посмотреть: ребята отлично играли! А после меня вернули в родную часть, в которой я и остался до конца службы. Но мне и тут повезло! Тот, кому мы не поднесли перед отъездом ящик, получил повышение, и уехал в столицу. В конечном счете, я проездил четыре месяца. На Родину полюбовался сквозь прокопченное окно вагона, со всей скрупулезностью изучил собственное здоровье, где-то с месяц с два проходил в школярах, в болельщиках побыл, и даже познал дисциплину красного Чеппеля. А служба тем временем шла… До сих пор удивляюсь, как удачно я провел время за поисками своего призвания…

– И вспомнить приятно! – улыбнулась женщина.

На вид ей было лет тридцать, впрочем, возраст земных женщин Снегин определял с трудом.

– Вот еще пример… – подхватил ее спутник.

Виктор тронул Мильштейна за плечо. Тот скинул его руку и буркнул:

– Не мешай!

Но Снегин проявил настойчивость:

– Что ты нашел в них? Обычная болтовня.

– Мне интересно, как устроена здешняя жизнь. Да и мужчина – любопытный субъект! Признаться, даме, что водил самого себя за нос, да еще обманывал других ради собственной праздности… – Он неожиданно переменил тему: – Даже не знаю, кто из нас свободнее.

Роман погладил пустой стакан и вопросительно посмотрел на Виктора. Тот улыбнулся.

– До сих пор не знаю, как обращаться. Что предпочтительнее ты или вы? Давайте договоримся так: я буду говорить вам «ты», когда в беседе участвуют другие люди. А сейчас, пожалуй, мне проще говорить вам – вы. Так вот. Несмотря на отсутствие слияния с носителем вы слишком быстро входите во вкус, мэтр, и, глядя на вас, я начинаю бояться, что адепт нам откажет!

– У нас в запасе есть один аргумент! – заметил Роман.

– И какой? – заинтересовался Снегин.

Мильштейн не ответил. И Снегин повторил выпивку в надежде, что спутник станет разговорчивее под воздействием градусов.

– Вы говорили о свободе, мэтр… – напомнил он. – В чем же здесь она состоит? В необязательности в отношении долга? Да разве в этом – свобода?

Роман, углубившись в себя, не ответил.

– Впрочем, – добавил Снегин, – в этом есть определенная смелость – признаться, что был нечестен в отношении долга! Ведь это вовсе не означает, что он не станет спасать жизнь, если ее должно будет спасать. Ибо в воинской игре самое главное – отвоевать право на жизнь для тех....

Снегин заметил, что Роман его не слушает. Играя полуопустевшим стаканом, он не отрывал взгляда от женщины, что сидела напротив «вояки». Виктор снова тронул его за плечо. Священник, вынырнув из своих глубин, ощутил в себе перемену, которая непостижимым образом превращала природного священника, (а он им и был), в уязвимое существо перед плотью. Метаморфоза, происшедшая с его носителем, оказалась ему по вкусу. Мэтр произвел тщательную интроспекцию: в теле бродили соки. Сделав глоток, он с упоением наблюдал, как тепло напитка разливается по возбужденному телу… телу – крепкому, отзывчивому… Он буквально споткнулся о пристальный взгляд Снегина, который естественно понял, почему так трудно священнику оторвать от незнакомки взгляд.

Снегин, словно опасаясь, что мэтр его перебьет, торопливо заговорил:

– Я тоже хочу остаться. Несмотря на мой обширный опыт, мне еще нигде не было так хорошо! Долг, предназначение… – Он сухо рассмеялся. – Да я готов послать все к черту, лишь бы прожить отмеренное мне время в роли обычного человека здесь на Земле, и.... – он тихо добавил: – возможно пошлю!

Виктор говорил с несвойственной ему горячностью, колорит местных реалий проник в его душу уже достаточно глубоко. Слияние вышло на славу!

Роман, несмотря на схожие желания, был ошеломлен, услышав подобное от дрона. Он и сам только что думал о предательстве, но никогда не признал бы этого вслух!

Он мелко затряс головой, повторяя за Снегиным глухим старческим голосом:

– И о долге, и о назначении, и, кстати, о том, где ты приобрел эту самую опытность, я не позволю тебе забыть! Ты и сам знаешь, что нельзя! Иначе, зачем… – священник замолчал, потеряв мысль от волнения.

– Вот именно, зачем!? – как эхо, повторил за ним Виктор. – А с голосом, мэтр, вы переиграли! Он не идет вам здесь. Не в интонациях мудрость, а в смыслах, да и старость не равна зрелости.

– Вышло случайно! – пролепетал Роман. Он взял себя в руки и сказал твердым голосом: – Все! Покончили с наваждением! Пора заняться делами. Самые перспективные претенденты от нас недалеко. И прямо сейчас что-то там строят.

В глазах Виктора погас огонь, но он кивнул, соглашаясь.

– Вот и славно! – одобрил Роман. – С них и начнем!

Он поднялся и, подражая Алексею, отодвинул ногой стул, и тот опрокинулся с грохотом. Огромные глаза женщины, которой он только что любовался с таким наслаждением, уставились на него, не мигая. Что-то было в них знакомое. Странный холодок пробежал по его спине, священник неловким движением поднял стул и устремился к выходу. Виктор, повинуясь шедшему из глубин его души импульсу, склонился перед незнакомкой в поклоне. Глаза ее спутника нехорошо блеснули. Снегин резко выпрямился, пробормотал извинения, и отправился догонять падре.

Разгоряченные, они стояли на улице. Холодный ветер постепенно возвращал их к реальности.

Роман первым открыл рот:

– Два квартала к северу, и мы на месте. Но не пешком! – поставил он условие. – Холодно.

– Естественно, – согласился Виктор. – Иначе зачем было брать машину?

На автомобильной стоянке, что приютилась под окнами кафе справа от входа стояла их юркая машина. Они взяли ее на «Прокат» еще вчера, и оставили здесь. Ибо предпочитали бег. Они забрались в салон, и машина послушно тронулась с места. Перед поворотом на автостраду, Снегин оглянулся. Его сердце учащенно забилось: большеглазая красавица провожала их задумчивым взглядом.

Глава четвертая

Друзья распахнули дверь, и отпрянули. Такого «грязевого скопления» им еще не доводилось видеть ни в одном доме Земли! Везде валялся мусор. Все было припорошено белесым налетом: стены, ступени лестницы, их перила, и даже почтовые ящики.

Роман, смирившись, что придется идти среди покрытых пылью декораций, пробрюзжал:

– Постарайся не задевать стен и перил.

Снегин в ответ только хмыкнул.

Осторожно ступая по ступенькам, они добрались до нужной двери, за которой оглушительно дробил молот, что-то сыпалось, падало.

– Да как они еще живы при этаком шуме? – подивился Виктор.

– И почему в старом доме все еще идет стройка? – подхватил Роман. – Куда проще построить новое!

– У них это называется ремонтом, – чихнув, пояснил разведчик.

Он взглянул на спутника. И от удивления разинул рот: пока они добирались до места, священник помолодел. Из-за этой женщины в кафе? Впрочем, какая разница? В любом случае, это к лучшему!

В квартире что-то завизжало особенно противно, когда Снегин решился, наконец, постучать в дверь.

– Так они нас не услышат! – проорал он.

Роман согласился, и тоже чихнул. Смачно сплюнув, он пробормотал:

– Как при таком шуме можно погружаться в медитацию?

Виктор спрятал улыбку, чтобы не задеть чувств своего учителя. Здесь на Земле Священник Высочайшего уровня временами говорил, как сущий ребенок.

– Мой дорогой учитель, в отличие от дронов, большинство людей вообще не уделяют время медитации. Да и молитвы их не регулярны. Они у них обычно случаются как-то… вдруг. Хотя есть и особые группы, которые каждый день…

– Вдруг? – перебил пораженный Роман. – Как это? И когда это вдруг наступает? Как они угадывают его?

Снегин хохотнул.

– Когда дела идут плохо, тогда и молятся! Многие из землян вообще убежденные еретики, немало среди них и материалистов! Таких, как они, во Вселенной еще поискать надо! И я склоняюсь к мысли, что в этом разнообразии и заключается магия планеты. Вот как-то так, святой отец!

– Тебе виднее! – пробурчал Роман. – Ты опытнее в разведке. Но не забывай, я здесь – не Святой Отец, а обычный мужчина! – он брезгливо огляделся. – А ты своим обращением сбиваешь меня с настроения. Я очень стараюсь не выходить из своей приземленной роли, а ты все время напоминаешь мне о бремени моего сана.

Взгляд Снегина потеплел. Как ни старался учитель, стиль его языка все равно выдавал в нем священника. Роман понял, о чем думает Снегин, вздохнул, и с неудовольствием осмотрел дверь. Сообразив для чего предназначена кнопка слева, он слегка нажал на нее. Эффекта не последовало. Тогда он яростно вдавил ее, и долго не отпускал. Потеряв терпение, он забарабанил в дверь обоими кулаками. Теперь реакция последовала. Но зашевелились в квартире соседей. Из ее двери высунулась седая голова старушки, но оценив габариты буянов, ее сразу словно вантузом втянуло обратно.

Роман всплеснул руками.

– Безобразие! Даже на волосах цемент!

– Это называется сединой, падре, – поправил Снегин. – У пожилых людей волосы теряют цвет.

– Спасибо, что просветил! – пробурчал Роман и кивнул: – Вот-вот! Лучше зови меня – падре или мэтр. Это меня не смущает.

– Принято, – согласился Снегин, и пнул дверь.

Грохот прекратился. Послышались приближающиеся шаги, и дверь, наконец, открылась. На пороге стоял невысокий плотный мужчина. Его вид смущал. Такого безобразного рванья, что было на нем надето, они еще не видывали. Сквозь дыры проглядывала серая кожа. Впрочем, под цементом кожа могла оказаться другого цвета.

– А я думал мне показалось! – скороговоркой проговорил человек, оглядываясь назад.

– Снегин, – по-военному сдержанным кивком представился гость.

– Роман Мильштейн, падре… – подхватил священник.

Оборванец с удивлением воззрился на «падре».

– Странная смесь…, впрочем, мы вольны, выбирать свой путь, согласно своим убеждениям. Максим! – представился человек.

– Вы действительно так думаете? – полюбопытствовал Мильштейн. – Что путь выбирается согласно убеждениям?

Максим широко улыбнулся.

– Всю свою сознательную жизнь!

– О! – вырвалось у священника. – Сознательную…

Максим поднял бровь, и перевел взгляд на Снегина.

– Мы интересуемся ремонтом! – быстро сообщил тот, пока его спутник не оседлал любимого конька.

Человек приветливо кивнул и посторонился, приглашая войти.

Гости переступили порог, и с любопытством оглядели доступное взгляду пространство. Они в восхищении замерли. За стеклянной дверью уже готовой комнаты цвета были такими теплыми, что ласкали, как солнце, выглянувшее из-за туч после дождя. Тот, кто придумал это, несомненно обладал даром художника. Он будто приоткрыл истинную реальность бытия, которая прорывалась здесь сквозь одурманивающую завесу обыденности. Гости переглянулись. Неужели те самые? Если так, то им повезло!

Строителей и правда было двое. Общительный Максим казался уверенным, жестким, готовым в любой момент защищать все и вся. Другой был застенчив. Глаза его смотрели на мир так, будто он не жил, а молился. Оба подходили манерами и характером. Максим прошел в готовую гостиную, приглашая проследовать за ним. И явно гордясь результатом, стал рассказывать, как непросто было скрыть то, что окна выходят на северную сторону. Просторная гостиная и впрямь была хороша, линии изламывались, соединялись, разбегались в стороны, взмывали и падали. Но во всем этом была восхитительная простота и гармония. А цвет гостиной был особой находкой! Он играл, манил, дарил созерцающему чудо и еле уловимую загадку, которая вот-вот будет разгадана.

– Даже слишком хорошо! – прошептал Роман.

Снегин посмотрел на него с беспокойством, как бы его набожный напарник не начал молиться.