Не возомни себя Богом

На экране появилась видео с изображением камерного спального района, где небольшие двухэтажные домики выстроились в ряд вдоль безлюдной двухполосной дороги. Небольшой хэтчбек Мирбис Канари с визгом шин выскочил из гаража одного из таких домов. В углу кадра было отмечено время – 6:10. За рулем был Чарльз Фердинанд. Он мчал, выжимая из своей машины, все, на что она была только способна. Первая камера начала бить тревогу уже в 6:13, она показала превышение скорости, не пройденное техническое освидетельствование автомобиля, зашкаливающий уровень стресса и адреналина у водителя. При нормальных обстоятельствах это оранжевый уровень угрозы, но у Фердинанда был еще статус потенциально опасного члена общества, с запретом на возвращение в ряды вооруженных сил, поэтому уровень его угрозы для общества уже был окрашен в бордовый цвет. В 6:15 ближайший наряд полиции, располагавшийся в пяти километрах от правонарушителя, отправился на перехват. В 6:17 к нему присоединился второй экипаж полиции, в 4 километрах от преступника. В это время дороги были загружены всего на десять процентов, поэтому убийца двигался на огромной скорости, насколько позволял его Мирбис, игнорируя правила движения и запрещающий сигнал светофора. В 6.22 его маленький автомобиль появился на записи в «Орандж Вэллей», небольшого благополучного района на окраине Нью-Петерсбурга, где однотипные одноэтажные дома, окруженные одинаковыми аккуратными, круглый год зелеными лужайками, мирно соседствовали друг с другом. Фердинанд буквально выпрыгнул из автомобиля, оставив дверь открытой и быстрым шагом направился к двери одного из таких уютных домиков. Алекс на несколько секунд остановил запись и увеличил картинку. В правой руке у Фердинанда был нож, который он держал обратным хватом. Воспроизведение продолжилось. Ветеран войны встал на крыльцо, и дважды коротко позвонил в старомодный звонок. 6:24 – дверь открылась. В дверном проеме возник мужчина, очевидно, жертва – Уильям Мун. Он был небольшого роста с редеющими волосами, одет в синюю футболку, домашние штаны и тапочки. Было видно, что он проснулся совсем недавно и был совершенно не готов, что смерть пожалует прямо к его порогу.

Мужчина приоткрыл дверь лишь на треть и уже собирался спросить, что нужно незнакомцу, как вдруг, сделав шаг назад, Фердинанд с неистовой силой вышиб входную дверь. От сильного удара Уильяма отбросило на несколько шагов назад. Повинуясь базовому природному инстинкту, несчастный пронзительно закричал и перевернулся на живот, пытаясь убежать. В этот момент убийца, вбегая в дом, споткнулся о порог и плашмя упал на каменный пол, от чего его нож выскочил из рук и отлетел в сторону. Пока Фердинанд подбирал нож, Мун уже поднялся и побежал вверх по лестнице на второй этаж.

Алекс переключился на запись камеры в доме, которая была направлена на лестницу под углом, сверху-вниз.

На последних ступенях убийца в падении вонзил нож в икроножную мышцу несчастного. Это выглядело ужасно. Мун верещал, словно терзаемое животное на забое, Фердинанд поднялся, выдернув нож из фонтанировавшей кровью ноги, оседлал свою жертву и стал со зверским остервенением раз за разом вонзать нож в спину Муна. На третьем или четвертом ударе Уильям замолчал. Фердинанд остановился на секунду, взял нож в левую руку и продолжил бить, но на этот раз удары стали приходиться уже в области, не защищенные ребрами. Спустя 20 секунд Чарльз встал на ноги, спустился до второй-третьей ступени и, направив острие ножа на себя, плашмя рухнул на него.

Лицо Алекса было сосредоточено. Ни единой эмоции за время просмотра ужасающего действа не отразилось на его лице, ни единый мускул не дрогнул.

Алекс отмотал запись на несколько секунд назад, перед тем как убийца переложил нож в левую руку и увеличил картинку. Рука Фердинанда находилась на лезвии ножа.

Алекс откинулся на спинку кресла и откинул голову назад.

– Что думаешь? – не своим голосом произнес детектив Вильсон. От жуткой картины у него пересохло в горле и сдавило гортань.

– Томас, дай мне пять минут, я хочу ознакомиться с другими материалами.

Алекс погрузился в просмотр материалов, но уже через очки Бэри.

Спустя непродолжительное время, молодой человек вновь заговорил:

– У этого Чарльза Фердинанда был очень высокий уровень владения холодным оружием, до Глобального военного конфликта он преподавал ножевой бой на протяжении восьми лет, причем не просто преподавал, а был инструктором для членов специальных подразделений. – Алекс так и остался сидеть в пол-оборота к Вильсону, и его взгляд был направлен куда-то вдаль. – А вот это орудие убийства. – с этими словами он вывел на проекционный экран изображение полностью окровавленного кухонного ножа с узким лезвием. – Это самый худший выбор, который можно сделать при убийстве человека. На экране опять появилось изображение убийцы, который сидит на уже мертвой жертве и держит нож за лезвие. – Видишь, вот здесь у Фердинанда соскальзывает рука, и он разрезает себе сухожилия сразу на трех пальцах, судя по отчету судмедэксперта. А слетает он у него потому, что бьет он в одно из самых защищённых мест, в область крепления ребер к позвоночнику. Все три удара разломали ребра и пробили легкое. Но не сердце, потому что сердце находится, с другой стороны. Потом он понимает, даже не понимает, а чувствует, что нож в руке он держать уже не может и берет его в левую руку.

Алекс прокрутил видео назад, в тот момент, когда Чарльз Фердинанд только подходил к двери.

– Обрати внимание, вот здесь он уже держит нож обратным хватом. Судя техникам, которые он в свое время преподавал, работе обратным хватом он уделял на порядок меньше внимания чем прямым, к тому же обратный хват не удобен при нападении. – он прокрутил видео опять вперед. – В тот момент, когда убийца бросился на нож и вывел изображение на внешнюю камеру, включив таймер. Спустя две минуты и пятьдесят две секунды на место преступления прибыла первая полицейская машина, из которой выскочили два человека в форме и, прикрывая друг друга, ворвались внутрь. Спустя еще минуту прибыла вторая машина полиции.

– У него было две минуты пятьдесят две секунды для того, чтобы скрыться с места преступления, но он этого не сделал. – Продолжил Алекс, находясь все в том же положении, – вместо этого, он не раздумывая бросился на нож. Итак, что у нас есть на данный момент: инструктор по ножевому бою использует нож, как будто видит его в первый раз в своей жизни. Это раз. Он привлекает к себе внимание уже через три минуты после выхода из дома, да так, что сразу дает всем понять, что он едет убивать кого-то. Это два. Он едет совершенно не подготовленным, как будто за пять минут до этого только встал с кровати, в шесть утра, самое неподходящее для убийства время. Это три. И он убивает, по сути, без очевидного мотива, человека, с которым не общался много лет. Это четыре. И что самое необычное, его кровь совершенно чистая, есть только следы медикаментов, но при этом в не превышающей нормы дозировке. – Алекс замолчал, как будто перебирая варианты. – Том, ты прав, выглядит так, как будто, он сошел с ума во сне, проснулся и побежал убивать первого попавшегося под руку человека. Кстати, на его постельном белье очень много следов пота, как будто он либо постоянно болеет, либо видит ночные кошмары.

– Да в том-то и дело, – живо подхватил Вильсон, – мы опросили всех свидетелей, но ситуацию это никак не прояснило. Абсолютно ничего необычного и тот, и другой жили совершенно обыденной жизнью, никак не пересекаясь.

– Что сказали в клинике, где Фердинанд проходил реабилитацию?

– Я направил неофициальный запрос, но врач, который может хоть что-то рассказать вернется в город только через 2 недели, поэтому пока по ним пусто.

Алекс взял со стола остывший кусок пиццы и откусил огромный кусок, закинув ногу на ногу. Этот кусок он ел жадно, как будто последние 10 минут высосали из него все силы.

– Томас, дай мне какое-то время подумать, давай вернемся к твоему расследованию через пару дней.

Томас Вильсон вышел на улицу. Это был первый день за две недели, когда солнце наконец показалось сквозь тучи и озарило мрачные улицы Рейнфола. В этот миг он ощутил, как будто в душе сквозь омертвевшую почву его жизни пробивается маленький зеленый росток.

Глава 3. Алекс: Книжный червь

Лейтенант Томас Вильсон протиснул свое крупногабаритное тело в дверной проем, как будто специально спроектированный для худосочных детей. Зал библиотеки в детском интернате, построенном еще при президенте Баттоне был колоссальных масштабов, что и не удивительно, учитывая его фанатичное стремление повысить уровень грамотности населения страны. В этом колоссальном пространстве, как и подобает хранилищу знаний, царила гробовая тишина, но не по причине установленных таким образом порядков, а лишь из-за отсутствия учащихся, прозябающих на занятиях или прогуливающих их. Лейтенант твердой поступью, разрывая ткань тишины своими шагами, проследовал до самого конца зала. В углу, отгороженном массивной книжной стойкой от общего зала, сидел худенький мальчик, на вид лет двенадцати, сосредоточенно перелистывающий страницы толстой книги. На углу стола идеально выровненной стопкой громоздилось еще несколько, на верхней из которой бессмысленным набором слов было начертано: «Принципы построения сверх защищённых сетей».

– Привет, Алекс. – Вильсон произнес эти слова с таким же дружелюбием, с которым каждый день здоровается со своим сыном. – Я слышал ты сегодня не ходил на обед, поэтому принес кое-что перекусить.

Он положил на край стола бумажный кулек, на котором красовалось изображение содержимого – мясные мини-пирожки от тетушки Чао.

Мальчик, не отрывая взгляд от страницы запустил руку в пакет и сразу запихнул себе весь пирожок в рот.

– Как твои успехи? – Лейтенант аккуратно, словно боясь сломать, уселся на соседний стул и взял в руки верхнюю книгу.

Алекса как будто подключили к сети. Он положил книгу разворотом вниз и вскочил со своего стула.

– Пойдемте покажу, что я нашел. Мистер Вильсон, вы не поверите своим глазам, до чего я в итоге докопался. Можно сказать, что дело закрыто.

Это была их пятая встреча в стенах библиотеки за последние две недели и всякий раз мальчик поражал видавшего всякое лейтенанта скоростью своего ума и умением с легкостью жонглировать информацией. Он быстрой походкой, увлекая за собой Вильсона, направился в другой угол библиотеки, где прятался компьютерный зал.

Джонсон младший, не сбавляя скорости плюхнулся в компьютерное кресло и его тоненькие пальчики затанцевали по древней кнопочной клавиатуре как ноги чечёточника.

– Вуаля. – Наконец произнес он, освобождая место для того, чтобы лейтенант сам мог ознакомиться с результатами его работы.

Вильсон вытянул шею и, не сводя взгляда с монитора присел в кресло.

– Дружок, ты самый настоящий гений! – наконец произнес он и ласково потрепал мальчишку по голове. – Здесь вся доказательная база, вообще все, что только нужно! Ты понимаешь, что ты только что сам закрыл дело и при этом весьма непростое, скажу тебе честно!

По мальчику было видно, что своей работой он доволен на все сто процентов.

Они доели все пирожки прямо за библиотечным столом. Вильсон неожиданно оказался интересным рассказчиком и в течение практически целого часа вспоминал забавные истории из своего опыта работы в полицейском управлении, в то время как мальчик завороженно сидел напротив, раскрыв свой рот.

– Лейтенант Вильсон, вы еще придете? – Бросил Алекс в спину уходящему лейтенанту.

– Конечно дружище, мы с тобой раскроем еще не одно дело вместе.

Глава 3. «Тихое счастье»

Томас Вильсон раскинулся в тесном рабочем кресле закинув ноги прямо на угол рабочего стола. Массивная чашка под стать размеру его руки испускала прозрачный туман свежезаваренного кофе. Взгляд детектива был устремлен в потолок, словно там он пытался разглядеть ответы на новые вопросы, которые голосом шефа полицейского управления Брюса Фишера отчеканились в его мозгу с самого раннего утра.

На его до недавнего времени пустынной поверхности стола к бумажной версии отчета об убийстве Муна добавилась еще одна папка, совсем свежая, буквально пару часов назад дополненная отчетом судмедэксперта.

«Имя: Питер Форест.

Место работы: ГринФарма.

Причина смерти: передозировка наркотическими веществами.

Дата смерти: 15 октября 2041 г.

Время смерти: около 21:00».

Почему и это дело досталось ему? До пенсии оставалось каких-то четыре года, которые должны были буднично проползти перед его индифферентным взглядом в монотонном, можно даже сказать, медитативном перекладывании рабочих бумаг, с редкими дежурными объездами кварталов в компании Фленегана или Руфуса. Однако вместо этого на него цепляют второй труп подряд, с которым предстоит разобраться. И ладно это было бы убийство, но парень просто переборщил с наркотой, так почему просто не поместить всю эту папку сразу в архив.

Ответ крылся в одном слове: «ГринФарма».

Собственная служба безопасности крупнейшей фармацевтической корпорации Гранд-Монтаны с этого момента не спускает глаз с управления, а особенно с шефа Фишера. Именно поэтому дело по крайней мере должно отлежаться на столе какое-то время, а он теперь вынужден создавать иллюзию бурной деятельности в стремлении докопаться до правды там, где она очевидна.

Очевидно, что такого шума в газетах, как это было с Муном ждать не стоит, поскольку ГринФарма сразу изолировала дело от назойливых журналистов – не нужна им шумиха, когда дело касается их сотрудников. Он понимал, что нужно немного потерпеть и дождаться, когда эта волна схлынет и он сможет всецело посвятить себя другому событию, мощной волной всколыхнувшему весь город.

Осиным роем мысли вертелись в голове Томаса. Однако основным фоном для него сейчас оставался вопрос – когда же наконец объявится Джонсон и даст ему надежду.

Внезапно, телефон на столе нервно завибрировал, словно угадав желание Вильсона. Это было сообщение от Алекса.

«Том, надо встретиться. Это по поводу Фореста. Приезжай ко мне, как только появится возможность и будут результаты предварительного расследования. Алекс Джонсон».

Уже на следующий день, в дверь Алекса позвонил детектив Вильсон. Он не обманул и действительно принес две бутылки легкого пива. Дверь приоткрылась.

– Проходи, – раздался голос из глубины комнаты.

Все еще не доверяя домашней турели, Вильсон сначала толкнул дверь свободной рукой, заглянул внутрь и только удостоверившись, что барная тумба все еще барная тумба, прошел внутрь.

Алекс сидел в кресле, на том же месте, где Томас оставил его в прошлый раз. Складывалось впечатление, что парень даже не вставал с этого места. Та же одежда (хотя может быть вся одежда была у парня однотипная), немытая голова, недельная щетина, все это говорило о том, что молодой человек ведет крайне аскетичный образ жизни и не отличается аккуратностью, хотя в гостиной было чисто. Даже не чисто, а скорее пусто.

Алекс молча взял бутылку пива, протянутую Томасом, открыл ее и сделал три больших глотка.

– Давай как в тот раз, выводи все на экран и давай мне доступ. – без лишних любезностей он перешел сразу к делу. – на этот раз ему хватило десяти минут, чтобы заговорить вновь. Такой же спокойный и монотонный голос, как в прошлый раз. И вновь он говорил так, словно рассказывал сам себе, а не Тому.

– По этому Питеру Форесту часы сверять можно, вот что значит, государственный служащий. Хронология событий простая до безобразия. Жена с двумя детьми уехала в пятницу с утра к своим родителям, с которыми он не в ладах, поэтому, традиционно остался дома. Происходило это с регулярностью раз в месяц, тут вопросов никаких нет. Он удостоверился, что они покинули дом, заказал номер в мотеле Лунная пыль – лучшее, что можно найти из ночлежек в радиусе 20 километров от города, к тому же там принимают наличку, так что можно не светиться. Он берет машину в аренду, опять же за наличку, и отправляется сюда, в Рейнфол, где берет дозу «тихого счастья». – Алекс потер ладоши, – Хороший выбор, мистер Форест, видно, что ценитель. – Он повернулся к детективу. – Мистер Вильсон, а вы знаете, что такое «Тихое счастье»?

– Ну разумеется! Это легкий расслабляющий наркотик, мы таких наркоманов… – он осекся, вспомнив увлечение Алекса, но после секундной паузы продолжил, – даже за наркоманов не считаем. В свое время этот наркотик пришел на смену канабиоидам.

– Все верно, детектив. Он расслабляет, снимает напряжение, повышает ясность мыслей. Под этим наркотиком чувствуешь себя приятно, хочется созидать и не думать о плохом и полный срок выведения из организма всего 12 часов – не наркотик, а мечта военных и государственных чиновников. Не понимаю, почему его еще не разрешили повсеместно. Хотя вру, есть предположение. В ходе изготовления выделяется побочный продукт, на жаргоне Трипентин. И если «тихое счастье» расслабляет все тело, включая сердечную мышцу, то высокое содержание Трипентина может стать причиной обратного эффекта в результате которого последует остановка сердца. Но дело в том, что наш наркотик относится к так скажем категории высокого ценового сегмента, он дорогой и очень непростой в изготовлении. Если человек покупает его, платит за него большие деньги, но получает товар низкого качества, то все – больше в этом месте покупать не будут. За наркотиками такого уровня контроль строгий, потому что и аудитория требовательная. Так вот, несмотря на небольшие концентрации Трипентина в «тихом счастье», появляется он на ранних этапах синтеза и убирается простым центрифугированием. Если мы плохо убираем Трипентин, по у нас дальше идут побочные реакции, в результате которых образуется еще порядком десяти компонентов, которых в качественном наркотике не должно быть. После этих слов, Алекс вывел на голографический экран результаты лабораторного анализа «тихого счастья», которое принял Форест.

– Смотри, что у нас тут: в сумме менее 0,01 процента этих примесей, это очень мало. Такую концентрацию примесей может дать содержание Трипептина до полу процента. А у нас 9,1 процента.

– Это значит, что этот яд был добавлен в наркотик уже после того, как сам наркотик был произведен?

– Во-первых, это не яд, Трипентин широко используется в фармакологии, но именно вступая в реакцию с основным компонентом «тихого счастья» дает плачевный результат. Очень похоже, что он действительно появился там не из-за плохого качества изначальной продукта. А дальше эффект предсказуемый, Форрест пришел в номер, перекусил в номере, выпил вина, поставил себе приятную музыку, потому что «тихое счастье» без приятной музыки это деньги на ветер, сделал ингаляцию и через 10 минут его сердце остановилось.

– Ты видел заключение наших судмедэкспертов?

– Видел. И они ошибаются – это не несчастный случай. Я в этом совершенно уверен.

В комнате опять воцарилось молчание. Алекс был погружен в свои мысли, а Томас скорее ждал, когда его молодой товарищ решит ими поделиться.

– Том, ты знаешь, чем занимался наш наркоман-эстет последние пару недель? – сказал Алекс, но не дожидаясь ответа детектива, продолжил сам. – Он возглавлял вновь назначенную комиссию, по линии здравоохранения, задачей которой является углубленный анализ программы, по реабилитации ветеранов Глобального военного конфликта. Понимаешь, куда тянется паутина?

– В которой принимал непосредственное участие наша недавняя жертва, Ульям Мун! – в голосе детектива послышалось волнение.

– В точку! Причем курирует работу комиссию непосредственно сам сенатор Монтгомери Кулдридж, который как раз за здравоохранение отвечает. Алекс не сводил взгляда с того места, где еще пару минут назад пульсировал голографический экран.

– Откуда у тебя эта информация?

Алекс повернулся к Томасу и заговорил, не крепко сомкнув пальцы ладоней.

– Это ведь я написал тебе, а не ты мне, вот я немного и подготовился к нашей встрече… Сенатор Монти большая шишка, довольно странно, что он взялся лично курировать комиссию по расследованию. Это как Зевс решил спуститься с Олимпа и помочь подтереть задницу рабу. С другой стороны, это вполне объяснимо. Во-первых, сенатор Монти отвечает за программу национального уровня с очень помпезным названием «Национальная программа по повышению уровня благосостояния населения Гранд Монтаны», а во-вторых, несколько лет назад он совместно с Джонатаном Ридсом, владельцем и президентом корпорации ГринФарма перерезал ленточку по случаю открытия социального госпиталя, для лечения малоимущих слоев населения, который был построен полностью за счет средств ГринФармы.

– Ого, вот это поворот! – изобразил мину довольного удивления Вильсон. – То есть получается, что по какой-то причине, провалившись, Ридс решил разобраться, что же на самом деле пошло не так в его программе по восстановлению военных с посттравматическим синдромом?

– Пока все выглядит именно таким образом и, судя по всему, Ридсу крайне важно, чтобы сам сенатор лично курировал работу комиссии.

– Но только к этому сенатору мне не подобраться и на пушечный выстрел… Если только его каким-то невероятным образом не введут в число допрашиваемых. – Было видно, что Тому построение логических цепочек давалось не так легко, как его молодому товарищу – сказывались 50 проведенных на боксерском ринге боев в статусе любителя.

– С этим проблем не будет – все, что я тебе рассказал, – это официальная информация и они не откажутся от публично присужденных медалей, если в конечном итоге это дело будет раскрыто. Единственное, что тебе предстоит сделать, это подтянуть смерть Фореста к разряду убийства, а не какого-то несчастного случая, а для этого заставь думать своих судмедэкспертов головой, а не жопой для начала. Директор полицейского управления Брюс Фишер напряженно вглядывался в лицо детектива Вильсона, уперев узел плотно переплетенных пальцев в подбородок, пока тот методично раскладывал на его столе бумаги. Томас выстраивал паутину фактов, ведущую от «несчастного случая» с Форестом в сторону сенатора Монтгомери Кулдриджа и владельца одной из крупнейших фармацевтических компаний, мецената и миллиардера Джонатана Ридса. В течение последнего часа, ничем не примечательное дело перевернулось настолько, что у шефа Фишера на лбу проступили капли пота. Наконец, Вильсон замолчал. Словно очнувшись от оцепенения, довольно пожилой и полный директор полицейского управления, наконец потянулся за салфетками, лежащими на краю стола. Было видно, что этот жест на самом деле нужен ему для того, чтобы выкроить еще хоть пару секунд на размышления. Промокнув салфетками лоб, шею, щеки и затылок, он, наконец, взял разложенные на столе бумаги, сложил их в стопку и медленно, лист за листом стал изучать собственными глазами.

– Хорошая работа, Том. – Фишер, наконец оторвал взгляд от материалов дела и пристально посмотрел на Тома. – Я не буду у тебя выспрашивать, кто твои источники – это твое личное дело, но сейчас все выглядит так, словно мы откопали в груде мусора что-то большое – либо сундук с сокровищами, либо, что вероятнее, огромную бомбу. Но могу сказать точно, что не копать дальше мы уже не можем, поэтому если ты для начала хочешь растрясти этого сенатора, то у тебя есть все основания для этого. Единственное, о чем прошу, чтобы о каждом своем шаге докладывай лично мне. Ты меня понял? О каждом шаге, каждым!

Томас коротко кивнул, а в внутри у него уже раздавался бой боевых барабанов.

Глава 5. Дэвид: детство

Как и любому мальчику двенадцати лет, Дэвиду Агину хотелось больше времени проводить на улице в компании сверстников, благо погода стояла замечательная, а посевные работы уже подходили к концу. Его жизнь в общине была спокойна, предсказуема и понятна, точно также как у его отца и деда. Община была домом, кормила и защищала от внешнего мира, в качестве платы взымая со своих членов бесконечную преданность и беспрекословное подчинение правилам. Как и другие, еще сохранившие собственную идентичность сообщества христианских староверов, мормонов и других представителей религиозных обществ, Светлая горка была практически полностью изолирована от внешнего мира, как ментально, так и физически, словно полуостров находившаяся в месте слияния двух рек. Посевная площадь более 1000 гектаров и мягкий климат в сочетании с прекрасной плодородной почвой каждый год обеспечивали общину обильным урожаем пшеницы.

– Сегодня последний день посевных работ, Билли может взять тебя с собой. Ты хочешь принять участие? – Георг искоса посмотрел на Дэвида, тянущегося за хлебом через весь стол.

Дэвид на мгновение замер. В протянутой руке был зажат кусок белого хлеба.

– Конечно! – парень сел на место и его лицо озарила широкая улыбка. – Можно я тоже попрактикуюсь ближе к концу посева? – он с посмотрел сначала на Билли, а потом на отца.

– Давай только не сегодня. Техника сложная, для начала просто понаблюдай как брат управляет ей. – Отец толстым слоем размазывал масло по большому куску белого хлеба, как будто не замечая полный мольбы взгляд мальчика.