Месть Кощеевой иглы

– Сама себе ее распиши, – твердо ответила Ярослава. – Никто, кроме тебя, не может решить, какой ей быть.

Пожилая женщина, баба Анисья, сидела на бревне и наблюдала за происходящим, качая головой. К ней подошла ее соседка, баба Агафья.

– Что, Анисья, не по нраву тебе нынешнее веселье? – спросила Агафья.

– Веселье-то веселье, да не к добру это все, – проворчала Анисья. – Больно уж разгулялась молодежь. Забыли про Марену, про уважение к старшим.

– Да ладно тебе, Анисья, – успокоила ее Агафья. – Молодость – она такая. Пусть радуются, пока есть возможность. Зима придет – навеселятся еще вволю.

– Зима… Зима – это время подумать, что сделали не так, – вздохнула Анисья. – Время вспомнить, что жизнь – не только праздники, но и труд, и забота.

Ярослава вздрогнула от неожиданного прикосновения. Жрец стоял рядом, его лицо, обычно исполненное торжественности, сейчас было усталым и мягким. Его слова, тихие и доверительные, застали ее врасплох.

– Убери здесь все, остатки костра в то же болото кинь, откуда мы пришли и помолись. Стар я уже, чтобы с молодежью утра дожидаться.

Девушка удивилась, она всегда сторонилась магии и всего, что с ней связано. Боялась неведомой силы, которая, как поговаривали, могла подчинить волю человека.

– Но… жрец, почему я? – испуганно прошептала она, пытаясь высвободить свою руку из его хватки. – Я… я не знаю, как убирать костер. И я боюсь… боюсь молиться Марене, – она оглянулась за подмогой к подругам, но и их след уже простыл. Они тоже боялись мощи Велеса, – Жрец, я помогу тебе, чем смогу. Но сама я… я не хочу ничего делать, тем более идти в темноте и тумане по болоту. А ежели Кощея повстречаю – погубишь ты меня.

Жрец покачал головой, глядя на нее с легкой укоризной.

– Марена – не только тьма и смерть, Ярослава. Она – и перерождение, и мудрость. Она может помочь тебе с твоим выбором, с твоими думами. Я вижу, что ты терзаешься сомнениями, что тебе тяжело сделать выбор. Помолись ей, Ярослава. Не бойся. Она может дать тебе то, что ты ищешь.

Он замолчал, выжидающе глядя на нее. Ярослава чувствовала, как между ними нарастает напряжение. Она не хотела, боялась, но жрец смотрел на нее так проницательно, словно видел ее насквозь, знал о ее внутренних терзаниях, о ее нежелании покориться судьбе.

– Но я не умею молиться Марене! – взмолилась она. – Я… я не знаю, что говорить.

– Не нужны сложные слова, Ярослава, – ответил жрец. – Просто скажи ей, что ты хочешь. Открой ей свое сердце, выскажи свои сомнения и страхи. Она услышит. И помни, что главное – это искренность. Марена не терпит лжи.

Жрец отпустил ее руку и отошел на шаг.

– Я не буду тебя заставлять, Ярослава. Выбор за тобой. Но подумай о моих словах. Иногда, чтобы найти свой путь, нужно заглянуть в самую темную бездну.

И тут из-за покосившейся изгороди вынырнул Добрыня. Он был одет в нелепый, цветастый колпак, украшенный бубенцами, и огромные, стоптанные лапти. На шее болтался какой-то музыкальный инструмент, похожий на волынку, но сделанный из тыквы и сушеной змеиной кожи.

– Эге-гей! Ярославушка! – прогрохотал он, приседая в глубоком поклоне, отчего бубенцы на колпаке зазвенели, как стая встревоженных птиц. – Чего это ты тут у нас загрустила, словно кислая капуста в бочке? Небось, опять с этим старым хрычом, жрецом, беседу ведешь? Он тебе, случаем, не напророчил трех козлов в мужья?

Ярослава невольно улыбнулась. Добрыня всегда умел разрядить обстановку.

– Добрыня, не до козлов сейчас, – ответила она, вздыхая и пряча лицо.

– Эх, что-то тут не так. – сказал Добрыня, когда на лице Ярославы снова появилась расстерянность. – Ну да ладно, скажи мне, красавица, что надо старику? Я мигом все улажу! Может, ему пива принести? Или, может, он хочет послушать, как я на своей волынке играю? Хотя, боюсь, он тогда точно кони двинет!

Ярослава покачала головой.

– Дело не в пиве и не в твоей музыке, Добрыня. Жрец говорит, что нужно искренне попросить Марену… Но я не знаю, что говорить. Я боюсь.

Добрыня вдруг перестал дурачиться. Он подошел ближе, заглянул Ярославе в глаза, и в его взгляде не было ни капли шутовства. Только искренняя забота.

– А чего бояться, Яра? Марена – она ведь тоже часть жизни. Без нее не было бы и рождения. Она просто забирает тех, кто уже свое отжил. Поговори с ней, как с другом, если жрец советует. – он снова ухмыльнулся и подмигнул, – И помни, даже если ты пойдешь в самую темную бездну, я буду рядом, чтобы вытащить тебя оттуда за уши! Ну, или за косу, если за уши не получится!

С этими словами Добрыня снова принялся шутовски подпрыгивать, издавая нестройные звуки на своей тыквенной волынке, но Ярослава чувствовала, что теперь ее страх немного отступил.

Пока Добрыня успокаивал Яру, Велес принялся за работу, собирая угли и складывая их в корзину. Ярослава стояла, не двигаясь, словно парализованная. Слова жреца продолжали звучать в ее голове. Она боялась, но в то же время чувствовала, что он прав. Она должна сделать это. Должна перебороть свой страх и попытаться найти ответы в молитве к Марене.

Наконец, собравшись с духом, она подошла к жрецу, забрала у него корзину и отправила домой, заверив, что со всем справится.

Девушка оглядела поляну. Веселье постепенно стихало. Многие уже спали, свернувшись калачиком у костра, другие, пошатываясь, разбредались по домам. Ярослава почувствовала внезапную волну одиночества.

Молча, сосредоточенно, она собирала поленья, тушила угли, чувствуя, как дрожь постепенно покидает ее тело. Работа занимала ее мысли, отвлекая от страха и сомнений.

Закончив с уборкой, Ярослава взяла корзину с остатками костра и направилась к болоту. Болото – мрачное, таинственное место, окутанное легендами и страхами.

Добравшись до трясины, Ярослава высыпала угли в темную, зыбкую воду. Взметнулись клубы пара, смешиваясь с ночным туманом. Она опустилась на колени на сырую землю и закрыла глаза.

– Марена, богиня перерождения, я стою перед тобой в страхе и смятении. Я не знаю, какой путь мне выбрать, что мне делать дальше. Помоги мне. Укажи мне дорогу. Дай мне смелость принять свою судьбу, какой бы она ни была.

Она долго стояла в тишине, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего не происходило. Только ветер шелестел в деревьях, и квакали лягушки в болоте. Ярослава открыла глаза, разочарованная и испуганная. Неужели ничего не получилось? Неужели Марена не услышала ее? Разочарованная девушка повернулась и побрела обратно в сторону деревни.

Глава 4

Зима окутала пушистым одеялом, усмирила буйные летние краски, приглушила звуки. Деревня погрузилась в сонное состояние, пронизанное запахом дыма из печей, потрескиванием поленьев в очагах и тихим шепотом зимней вьюги. Это было время отдыха, время душевных разговоров и неспешных дел. Время, когда Яра наслаждалась минутами спокойствия, словно драгоценными камнями, зная, что они не будут длиться вечно.

Ярослава любила зиму. В это время она находила отдохновение от летних забот, могла посвятить себя тому, что ей по душе, и просто наслаждаться обществом своих подруг. Чаще всего они собирались у Миланы, чья мать была известной мастерицей по прядению шерсти. Под тихий звон веретена девицы коротали вечера, рассказывая друг дружке всякие истории, обмениваясь новостями и мечтами.

– Вот, говорят, князь Мирослав совсем потерял голову от нашей Ярославы, – шептала Любава, лукаво поглядывая на подругу. – Все ходит вокруг да около, словно лис вокруг курятника!

Милана хихикнула, добавляя:

– Не зря же он ей самый красивый платок подарил! Хотел, наверное, сердце растопить.

Ярослава отмахнулась от них, словно от назойливых мух.

– Да бросьте вы, девочки! Никакой Мирослав меня не интересует. Только время зря тратит.

– Да как же так? – удивилась Любава. – Князь, красавец, богатый… Любая бы на твоем месте уже давно в княжеском тереме жила!

– А мне терем не нужен, – твердо ответила Ярослава. – Я хочу сама решать свою судьбу, а не быть княжеской игрушкой.

И это была чистая правда. Ярославе претили ухаживания Мирослава. Ей казалось, что он видит в ней лишь красивую картинку, трофей, которым можно похвастаться перед другими князьями. А ей хотелось, чтобы ее ценили за ум, за душу, за то, что она есть на самом деле.

– Князь же тебе как конфета, а ты ее отпихиваешь. Ну и дура! – проговорила Милана и показала язык подруге.

Девушки дружно расхохотались, а Ярослава лишь закатила глаза.

– Ладно, ладно, уговорили! Буду я думать о князе… Когда рак на горе свистнет! Лучше расскажите, что нового в деревне? Слышала, у Ивана корова отелилась, да не бычок, а телочка? Вот радости-то будет!

И разговор перетек в обсуждение деревенских новостей. Шептались о свадьбе, о новом урожае, о чудаковатом старике Тихоне, который уверял, что видел в лесу говорящего зайца. Все это помогало отвлечься от мыслей о князе и просто наслаждаться вечером в компании верных подруг.

Зимой, когда полевые работы заканчивались, Ярослава часто помогала отцу в его мастерской. Он был кузницом, создавал удивительные вещи – от простых ложек и мисок до сложных идолов и украшений для домов. Ярослава с удовольствием работала в мастерской отца, продовала товары и училась у отца мастерству.

– У тебя талант, дочка, – говорил Мирон, глядя на ее работу с гордостью. – Руки у тебя легкие, и глаз наметанный.

Но, как бы Ярослава ни старалась избегать Мирослава, судьба, казалось, нарочно сводила их вместе. Однажды, возвращаясь домой из мастерской отца, она столкнулась с князем на узкой лесной тропинке.

Мирослав был одет в дорогую соболью шубу, на его пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями. Он выглядел как гость из другого мира, чужой и непонятный в этой заснеженной глуши.

– Ярослава, – сказал он, слегка поклонившись. – Рад тебя видеть. Гуляешь одна в лесу? Не боишься волков?

– Волков я не боюсь, – ответила Ярослава, стараясь держаться уверенно.

– А что же ты тогда боишься? – лукаво спросил Мирослав, приближаясь к ней. Ярослава сделала шаг назад.

– Я никого не боюсь, князь Мирослав. Просто… мне пора. До свидания.

– Постой, – остановил ее Мирослав, протягивая ей руку. – Позволь мне хотя бы проводить тебя до деревни. Я волнуюсь за твою безопасность.

Ярослава колебалась. Отказать князю было бы невежливо, но оставаться с ним наедине ей совсем не хотелось.

– Оставь это, князь. Пути наши не пересекаются и не пересекутся никогда. В деревне много девиц, – она слегка подняла подбородок, глядя ему прямо в карие глаза, – Которым польстит твое внимание. А я… Я трава полевая, что солнцем обдута и ветром исхлестана. Не место мне в княжеских хоромах, князь.

Князь хмуро сдвинул брови. В его глазах мелькнула досада, быстро сменившаяся холодным любопытством. Он привык, что его желания исполняются, а отказ встречает впервые.

– Неужели нет ничего, что могло бы изменить твое решение, Ярослава? – спросил он, в его голосе послышались металлические нотки. Ярослава вздохнула. Она знала, что князь не из тех, кто легко отступает.

– Ничего, князь. Я ценю твое внимание, но сердце мое свободно и не желает быть занятым кем-либо, кроме… – она запнулась, – кроме самой свободы.

Мирослав, чуть скривив губы, словно откусил от кислого яблока, продолжал сверлить Ярославу взглядом.

– Время – ценный ресурс, княжна. Не стоит его тратить на ветер, – процедил он, явно намекая на то, что ее отказ – это не просто каприз, а дерзкая глупость.

И тут, словно из-под земли, вырос Добрыня. На голове у него красовался нелепый венок из высушенных полевых цветов, а в руках он держал огромную бутафорскую дубину, вырезанную из тыквы. Он подошел, пританцовывая, и запел фальцетом, что-то невразумительное о любви и репе:

– Любовь, как репка, в землю вросла! Тянуть ее надо, чтоб жизнь не прошла! Кто репку тянуть не умеет, тот в девках навек просидеет!

Князь Мирослав нахмурился еще сильнее. Его лицо стало почти багровым.

– Что это такое? – прорычал он сквозь зубы.

Добрыня прекратил свое пение, резко поклонился и подмигнул князю:

– А это, княже, я! Добрыня, шут деревенский! Приветствую тебя, свет очей наших! А чего это ты тут с нашей Ярославушкой беседуешь? Небось, сватов засылаешь?

Мирослав скривился так, словно его заставили выпить уксус.

– Уберите это немедленно, – приказал он одному из своих телохранителей, стоящих за спиной.

Но Добрыня, словно предвидев такой поворот событий, подскочил ближе к Ярославе, обнял ее за плечи и начал причитать:

– Не трожь её, не трожь, злой боярин! Она еще молода, неопытна! Ей еще коз пасти, горшки лепить, хороводы водить! Не порть девке жизнь! Она ж у нас, как ягода спелая, как цветочек нежный!

Ярослава не могла сдержать улыбку, хотя и понимала, что Добрыня сейчас ходит по тонкому льду. Князь Мирослав был известен своим крутым нравом и не терпел неуважения.

– Довольно, – рявкнул князь, и телохранители сделали шаг вперед. – Я не собираюсь тратить свое время на глупые шутки.

Он повернулся к Ярославе, в его глазах читалось явное раздражение.

– Хорошо, Ярослава. Я дам тебе подумать. Но помни, что я редко предлагаю что-то дважды. – Он бросил на Добрыню презрительный взгляд. – А тебе, шут, я советую следить за своим языком. Он может привести тебя к большой беде.

С этими словами князь развернулся и, сопровождаемый свитой, ушел, оставив Ярославу и Добрыню одних. Добрыня, проводив его насмешливым взглядом, отпустил Ярославу и облегченно вздохнул.

– Ох, чуть в кашу не попал! – прошептал он, вытирая пот со лба. – Этот Мирослав, он как грозовая туча, только и ждет, кого бы молнией поразить! Ну что, Яра, жива, цела? Не сильно тебя этот князь напугал?

– Да нет, Добрыня, не сильно, – отозвалась Ярослава, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Скорее, утомил. Не понимаю, чего он ко мне пристал?

– Ну, ты у нас девка видная, – усмехнулся Добрыня, почесывая тыквенной дубиной затылок. – Да и не только видная… Характер у тебя – огонь! А князья такое любят, чтобы кровь кипела. Только этот Мирослав… Он, знаешь, из тех, кто любит, чтобы этот огонь только для него горел.

Ярослава поморщилась.

– Не люблю я его. И не хочу я для него гореть. Свобода мне дороже.

– Ну, это ты ему так и скажи в следующий раз, – подмигнул Добрыня. – Только, может, без этой… как ее… искры в голосе. А то он ведь может обидеться и… на репку тебя заставить работать!

Ярослава рассмеялась, и напряжение немного отпустило.

– Спасибо, Добрыня, что выручил. Ты всегда знаешь, как поднять настроение.

– Всегда рад услужить, красавица! – Добрыня выпятил грудь и шутовски поклонился. – А куда ты теперь? Домой? Или, может, гулять пойдем? Я тут слышал, в соседней деревне медведь на ярмарке танцует…

Ярослава покачала головой.

– Нет, домой не хочется. Пойду к Велесу.

Добрыня нахмурился.

– К Велесу? К этому старому ворчуну? Зачем он тебе сдался? Он же вечно брюзжит, словно старая бабка на печи. Да еще и такой противный, что мухи от него дохнут.

– Мне он не кажется таким уж плохим, – возразила Ярослава. – Просто он… прямой. И мудрый. Он видит то, чего другие не замечают. А мне сейчас совет нужен.

Добрыня вздохнул.

– Ну, если тебе так нужно… Только смотри, не задерживайся там долго. Этот Велес… от него один негатив исходит. Ну да ладно, если уж решила… Так и быть, провожу тебя. А то мало ли что… Вдруг этот князь опять решит тебя украсть. Или, что еще хуже, Велес тебя в лягушку превратит.

– Не превратит, – улыбнулась Ярослава. – Он ко мне хорошо относится.

– Да? Ну, тогда, может, он меня в принца превратит? – Добрыня мечтательно закатил глаза. – А что, был бы я тогда князю Мирославу конкурентом!

С этими словами, Добрыня, все еще шутовски пританцовывая и что-то напевая себе под нос, пошел рядом с Ярославой в сторону окраины деревни, где в покосившейся избушке жил Велес, жрец, которого не любила почти вся деревня, но к которому тянулась душа Ярославы. Ей казалось, что в его угрюмом молчании и острых замечаниях было больше правды, чем в сладких речах других.

Многие боялись жреца, говорили, что он обладает огромной силой, что его взгляд может сжечь, а слово – проклясть. Но Ярослава не чувствовала страха рядом с Велесом. Она видела в нем мудрого старца, хранителя древних знаний, человека, близкого к природе и богам.

– Бабушкины сказки, – фыркнула Ярослава, когда Любава как-то попыталась отговорить ее от походов к Велесу. – Взгляд сжечь… словом проклясть… Ну, хорошо хоть не съесть! Велес просто старый и ворчливый, вот и пугает всяких трусих. А мне он всегда рад.

И это была правда. Велес, хоть и слыл угрюмым и отшельником, всегда с нескрываемой радостью встречал Ярославу. Он чувствовал в ней ту самую искру, о которой говорил, родственную душу, понимающую его без лишних слов.

Переступая порог его хижины, Ярослава каждый раз ощущала особую атмосферу – запах сушеных трав, воска, старого дерева и чего-то еще неуловимого, магического. В хижине царил полумрак, свет проникал лишь сквозь небольшое окно, освещая полки с книгами, амулетами и колдовскими травами. В центре комнаты стоял большой деревянный стол, заваленный свитками, перьями и чернильницами.

– Здравствуй, Велес, – говорила Ярослава, скидывая с плеч платок, покрытый инеем. – Не помешала?

Добрыня, переминаясь с ноги на ногу за спиной Ярославы, с любопытством оглядывал убранство хижины. На его лице играла озорная улыбка

– Ну, здравствуй, дедуля! – прогрохотал он, войдя в избушку. – Не ждал гостей? А вот и я! Добрыня, шут деревенский, весельчак и балагур! Принес тебе… ну, ничего я тебе не принес, но хорошее настроение – это тоже подарок! А что это у тебя тут? Травы? Книжки? Амулеты? Небось, приворотное зелье варишь, чтобы баб молодых соблазнять?

Велес, чей и без того хмурый взгляд стал еще более тяжелым, смерил Добрыню презрительным взглядом с головы до ног.

– Добрыня… – процедил он сквозь зубы. – Твоя глупость затмевает даже свет солнца. Иди лучше поколоти дрова во дворе. А то скоро совсем замерзнем.

Добрыня поперхнулся воздухом, его улыбка мигом увяла.

– Дрова? Мне? Да я же шут! У меня руки не для дров, а для балалайки!

– Тем лучше, – отрезал Велес. – Пока будешь дрова колоть, можешь на них играть. Глядишь, и польза какая-то будет. А теперь – вон! И чтобы я тебя тут больше не видел! Не умеешь вести себя прилично – нечего тут шляться.

Добрыня обиженно поджал губы.

– Ну и ладно! – буркнул он себе под нос. – Зато у меня шутки смешнее!

С этими словами он развернулся и, демонстративно топая ногами, вышел из хижины, оставив Ярославу и Велеса одних. Снаружи послышался глухой звук ударов топора.

Ярослава виновато посмотрела на Велеса.

– Прости его, Велес. Он просто… хочет развеселить.

– Развеселить? – усмехнулся Велес. – Он умеет только раздражать. Впрочем, его присутствие помогло очистить воздух.

Он снова повернулся к Ярославе, и в его глазах появилось тепло.

– Здравствуй, Ярослава. Твое посещение всегда мне в радость. Как ты переносишь зимнюю стужу?

– Не жалуюсь, – улыбнулась Ярослава. – Зато есть время для себя, для размышлений… Вот и решила навестить тебя, мудрости набраться.

Велес усмехнулся, его лицо покрылось сетью морщин.

– Мудрости не наберешься, как воды из колодца. Ее нужно самому добывать, через опыт, через знания, через ошибки.

Он предложил Ярославе присесть на лавку у печи, и она с удовольствием приняла его приглашение. Велес заварил травяной чай, и они долго сидели молча, наслаждаясь теплом и тишиной.

Ярославе нравилось молчать с Велесом. Ей не нужно было придумывать темы для разговоров, не нужно было бояться сказать что-то не то. Велес понимал ее без слов, чувствовал ее настроение и готов был всегда выслушать и дать мудрый совет.

– Что тревожит твою душу, Ярослава? – спросил Велес, прервав затянувшееся молчание.

Ярослава вздохнула.

– Князь Мирослав… Не дает прохода. Хочет замуж. А я не хочу… за него.

Велес кивнул.

– Сердцу не прикажешь. Но и от судьбы не убежишь. Может, он и неплохой человек, этот Мирослав?

– Может, и неплохой, – согласилась Ярослава. – Но он не видит во мне человека. Видит лишь красивую куклу, которую можно поставить на полку и любоваться. А я хочу, чтобы меня ценили за то, что я есть на самом деле.

Велес внимательно посмотрел на Ярославу.

– Твоя душа ищет свободы, Ярослава. И это хорошо. Но свобода требует ответственности. Ты должна помнить об этом. И всегда слушать свое сердце, даже если оно ведет тебя в самые темные уголки.

– А если я ошибусь? – с тревогой спросила Ярослава. – Если сделаю неправильный выбор?

– Ошибки – это часть жизни, – ответил Велес. – Не бойся ошибаться. Бойся не учиться на своих ошибках. И помни, что даже из самой темной бездны можно найти выход, если верить в себя и не терять надежду.

Ярослава внимала каждому его слову, впитывая мудрость старца, словно губка. Она знала, что Велес всегда говорит то, что нужно услышать, даже если это не то, что хочется.

В конце разговора Велес протянул Ярославе небольшой амулет из дерева.

– Возьми это. Он защитит тебя от зла и поможет принять правильное решение.

Ярослава с благодарностью приняла амулет. Она чувствовала, как от него исходит тепло и сила.

– Спасибо, Велес, – сказала она. – Ты всегда мне помогаешь.

– Не я тебе помогаю, а ты сама себе, – возразил Велес. – Я лишь направляю тебя на верный путь. А выбор всегда за тобой.

Потом Велес рассказывал ей о древних богах, о силах природы, о тайнах мироздания. Ярослава слушала его, затаив дыхание, впитывая каждое слово. Она чувствовала, как знания Велеса наполняют ее, делают ее сильнее и мудрее.

– Ты особенная, Ярослава, – говорил Велес. – В тебе есть искра божественного огня. Не дай ей погаснуть.

Его слова звучали как пророчество, как наказ. Ярослава и сама чувствовала нечто необъяснимое внутри, силу, которая дремала, ожидая своего часа. После встречи с князем, слова Велеса приобрели особый смысл. Угроза князя висела в воздухе, но вместе с тем появилось и понимание – она не должна сдаваться, не должна позволить князю сломить ее дух. Искра, о которой говорил Велес, должна гореть ярче, чтобы осветить ей путь в наступающей тьме.

– Но как мне не дать ей погаснуть, Велес? – спросила Ярослава, с тревогой глядя в его мудрые глаза. – Князь хочет… он хочет завладеть мной.

Велес вздохнул, его лицо помрачнело.

– Княжеская власть – это лишь тень истинной силы. Твоя сила – внутри тебя, Ярослава. Она в твоей связи с землей, с предками, с богами. Читай знаки, слушай свой внутренний голос, и он укажет тебе верный путь. И помни, – он положил свою костлявую руку на ее плечо, – Знание – это оружие, мудрость – это щит.

Велес достал из своей котомки небольшой мешочек, перевязанный кожаным шнурком.

– Возьми это, Ярослава. Внутри – травы, собранные в ночь Купалы. Они помогут тебе сохранить ясность ума и укрепить дух. Но главное – не бойся. Страх – самый опасный враг.

Ярослава с благодарностью приняла мешочек. От него исходил тонкий, пряный аромат лета, словно законсервированное воспоминание о теплых днях и цветущих лугах. Она прижала мешочек к груди, чувствуя, как его тепло согревает ее изнутри.

– Спасибо, Велес. Твои слова всегда придают мне сил.

В этот момент дверь хижины распахнулась, и на пороге возник Добрыня, весь красный и запыхавшийся. В руках он держал поленья, сложенные аккуратной поленницей.

– Все, дедуля, – выпалил он, – дрова я твои доколотил! Могу и еще, если надо! Только дай передохнуть немного!

Он прошел к печи, которая к тому времени почти потухла, и принялся ловко подбрасывать дрова. Огонь вспыхнул с новой силой, озаряя лица присутствующих.

– Ну вот, теперь хоть согреемся, – пробормотал Добрыня, вытирая пот со лба рукавом. – А то тут, как в склепе…

Он перевел взгляд на Ярославу и Велеса, которые молча смотрели на него.

– Эм… ну я это… все. Пойду, Ярославу домой провожу. А то вдруг опять князь этот нагрянет, да в мешок ее посадит.

Добрыня быстро поклонился и выскочил из хижины, оставив за собой шлейф запаха свежесрубленного дерева и пота. Ярослава усмехнулась, глядя ему вслед.

Велес вздохнул, его лицо снова помрачнело.

– Добрыня… Он как сорока, вечно лезет не в свое дело. Но… – он помолчал, словно подбирая слова, – в его бесхитростности есть и своя ценность.

– Я знаю, – отозвалась Ярослава. – Он мой друг.

Велес кивнул.

– Иди, Ярослава. Зима – время испытаний. Но после нее всегда приходит весна. Помни об этом.

Ярослава поклонилась Велесу и вышла из хижины. На улице ее уже ждал Добрыня, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу. Он тут же подхватил ее под руку и повел в сторону дома, продолжая что-то весело рассказывать о своих приключениях.

В руках Ярославы был мешочек с травами, подаренный Велесом. В ее сердце – слова жреца, полные мудрости и предостережений. И рядом – Добрыня, ее верный друг, готовый всегда прийти на помощь, пусть даже и с тыквенной дубиной в руках. Она чувствовала, что, несмотря на все трудности, она не одна, и что вместе они смогут преодолеть любые препятствия. А пока… пока просто нужно добраться до дома, где ее ждал отец и где ей предстояло принять непростое решение, касающееся ее будущего.