Очищение

– Здравствуйте. Андрей мой старый друг, несмотря на его молодой возраст.

Все заулыбались. Некоторое напряжение сковывающее всех, спало:

– Он назвал вас всех братьями, но я надеюсь, если сегодня мы придём к единому мнению, то станем ещё и соратниками, делающими общее дело. И дело это – восстановление чести и достоинства родного и, не смотря ни на что, любимого города. Нашего города, который брошен на произвол судьбы, отдан на откуп всякой разномастной сволочи, творящей на его улицах все, что им заблагорассудится и уверенной, что теперь так будет всегда. Они уверены в этом с позиции своей, никем не ограниченной власти, а все остальные граждане этого города, всегда отдававшие городу свой труд и свою любовь, с позиции своего бессилия. Они, наши граждане опустили руки и молчаливо позволяют каким -то нелюдям, захватившим власть и чувствующим себя полноправными хозяевами, как в нашем городе, так и во всей стране, прикрывшись законом, который и писан под них, творить всё то, что они творят. Разрешать захватывать наши улицы азиатским и кавказским пришельцам. Которым нет никакого дела, ни до местного населения, ни до его культуры и обычаев. Смотреть сквозь пальцы на братву обирающую коммерсантов, и убивающих недовольных. Не замечать чиновничий произвол. А что при этом делают простые граждане? Спрятавшись в кокон своего бессилия, единственное, что делают эти граждане когда-то гордого и непобедимого народа так это то, что заливают себя суррогатной водкой, убивая себя десятками тысяч на радость врагам захватившими бразды правления в стране. Вы только вдумайтесь в эти цифры,– ежегодно, десятки тысяч россиян (хотя я очень не люблю это слово) гибнет от пьянства, от нищеты, от этой веселой свободной жизни. И большинство с этим смиряется и молча идет на заклание этой новой власти, оболванивающей мнимой свободой и столь же мнимой демократией, абсолютно не понимая того, что за этими словами скрывается, какие понятия? Вот именно – понятия, по ним мы сейчас и живем, вернее нас заставляют жить, убаюкивая TV ложью о все большем процветании. Я не оговорился. Это не законы – это понятия, принятые среди уголовников всех мастей, тех уголовников, которых когда -то легендарный Глеб Жеглов сажал, тех кто сейчас у власти и сами десятками отправляют людей туда, где им самим самое место. За какие-то неполных десять лет, страна стала похожа на огромную тюремную зону, где дети совершенно искренне стали мечтать о том, чтобы стать килерами или проститутками. И все это смакуется, все подогревается СМИ, выдается за истинное проявление свободы и культуры. Вы всё это прекрасно знаете и без меня, на примере своего города. Где наши тенистые парки, наши фонтаны – гордость города, где праздничная молодежь по вечерам, где песни под гитару. И почему вместо этого каждый вечер по всем городским скамейкам пьяная и обкуренная малолетняя сволочь, не имеющая ни каких интересов стремлений и желаний, кроме как, самых грязных. И все это делается открыто, нагло – смотрите какие мы свободные! Наши родители всю жизнь были рабами, выпивали на кухнях, а мы свободные люди,– пьем, где хотим и когда хотим. Эта ли жизнь нужна нам, русским? О таком ли будущем России мы все мечтали в не таком уж и далеком девяносто первом, когда окончательно развалилась старая система и которую как старую отслужившуюся мебель нужно было заменить на новую. Чего не произошло. О таком ли будущем вы мечтаете для своих детей, глядя на этих спившихся нелюдей шестнадцати – восемнадцати лет, которым одна дорога – в могилу. Ведь ни наркомания, ни алкоголизм не излечимы, поверьте моим словам, как бы ни врали вам новые хозяева жизни. Они сознательно нас убивают. Убивают в нас гордость, честь, оплевывая нашу культуру и историю, то богатейшее наследие, которое дал миру русский человек своим трудом и умом. А мы, я не говорю о присутствующих, бессознательно подчиняемся ИМ. В пьяном угаре, в равнодушии к собственной судьбе, добровольно кладем голову на плаху созданную для нас.

Павел сделал паузу, с удовлетворением, про себя отметив, что люди, собравшиеся здесь, слушают его внимательно и заинтересованно. По сути, он говорил банальные вещи и сам это понимал, но их необходимо было сказать, что бы дать понять всем присутствующим представление о себе, о своих мыслях, для ознакомления с теми, кто его сейчас слушал, потому, что надеялся, что они станут его единомышленниками. Ведь он собирался брать на себя ответственность за их дальнейшие действия, за их ближайшее будущее и в конце концов за их жизнь. Они должны поверить в его искренность и честность, как перед ними, так и перед самим собой. И сейчас он держал перед ними своеобразный экзамен, на то, что бы быть достойным возглавить, может быть зарождающееся в эти самые минуты городское русское сопротивление бездушному механизму под названием «суверенная российская демократия».

Сидящим в зале и слушающим его молодым парням все больше нравился этот по сути незнакомый им человек, которого они видели мельком, да и то вряд ли обращали на него должное внимание. Им импонировало то, что он говорит, и говорит убежденно, спокойно, без излишних эмоций, которые выдавали бы, если бы он был, порывистый, нервный характер. Нравилась им и убежденность его в собственных словах, в вере в то, что он знает то, что говорит сейчас и то, что будет делать в дальнейшем. В нем ощущался настоящий лидер, способный вести за собой. Ведь даже их тренер, присутствующий здесь, которому они привыкли подчиняться как старшему, с не меньшим интересом слушал Павла Петровича, как уже мысленно называли они выступающего перед ними, того кто произносил сейчас свою первую для них речь.

– Несколько лет я жил в Москве, – продолжал Павел. – И поверьте мне на слово, нигде в мире нет такой столицы, где бы засело столько проходимцев и откровенной сволочи. Им всем абсолютно наплевать и на страну, в которой они живут и которую грабят и на коренной народ. Русский народ который при нынешнем режиме, – при их режиме, стремительно вымирает и деградирует. Происходит всё это под видом реформ, которые, якобы, так необходимы. Ведь в любом понимании реформа – это то, что должно вести к улучшению. Реформы же проводимые на территории России ведут к разрушению. Мы им, видно, не нужны. Им нужна наша земля, наши богатства, наша покорность. Кстати не нужно обольщаться на счет наших неисчерпаемых недр – природных богатств. Нашими они остались только номинально. Их уже давно через нынешнюю элиту прибрали к рукам заокеанские хищники, посадив на них выдрессированных и натасканных сторожевых псов, которые в одночасье стали олигархами.

– Ну и как же теперь быть, если все продано? – спросил один из спортсменов.

– А чье это все? Кому принадлежат все богатства, все недра земли русской? Нам – коренному населению. А у нас спросил кто-нибудь, хотим мы это все продать или подарить чужому дяде? Не спросили, не сочли нужным. А раз так, значит все это остается нашим, сколько бы за это не положили в свой карман столичные дельцы. А все эти новые владельцы там, за океаном. Вот и пусть там « владеют», а приедут к нам, пусть попробуют попользоваться «своим». Как у них это получится?

Присутствующие одобрительно зашумели.

– Только так будет, если все это захотят. Один в поле не воин. Вы это прекрасно знаете. Невозможно одному с голыми руками переть на кирпичную стену. Нас здесь уже собралось больше десятка. Мы уже сила. На самом деле нас больше, – Павел сделал паузу, дав понять аудитории, что именно он хотел сказать этими словами. – Но чем больше нас будет, тем большего мы добьемся. Я не собираюсь призывать заниматься политикой, лезть во власть. Всё это грязное и бесперспективное дело годное лишь для тех, кто хочет побольше хапнуть. Наша цель – это освобождение родного города. Очищение его от всякой мрази, которую нужно загнать в такое глубокое подполье, чтобы она побоялась высунуться. Проходимцы не должны разъезжать по улицам на своих «мерсах», не должны быть хозяевами этих улиц, этого, нашего города. Вы уже поняли, что со всем этим можно бороться и даже привлекать для этого бездействующую власть, которая сама того не сознавая, уже начала работать на нас, вернее на нашу идею.

В зале раздались недоуменные возгласы.

– Да, это патрули, о которых еще месяц назад вы здесь и не смели мечтать. Они уже охраняют вечерний покой города. Черные, – Павел усмехнулся – да и белые, уже не хозяйничают в центре нашего города, не ведут себя так, как вели себя раньше. Но это только первый этап. Я хочу, что бы вы поняли сразу и навсегда – мы, если мы будем вместе и за одно, не криминальная бригада, которая хочет установить свой порядок. Мы за настоящий порядок, который бы обеспечивал спокойную, человеческую жизнь в нашем городе. Методы, которыми нам придется бороться за наш город, будут отличаться от пустозвонной трибунной болтовни. Потому, что наши враги не боятся слов, им не страшны ни какие митинги протеста. Они понимают только две вещи – боль и страх. Так они действуют против честных русских людей, и так же мы действуем, и будем продолжать, я уже надеюсь с вашей помощью, против них. Вы все здесь взрослые люди и должны понять, без крови нам не обойтись, как бы этого не хотелось. И вы должны быть готовы к этому. Я думаю, – тут он сделал паузу, и добавил. – Еще есть время уйти.

Павел замолчал. Молчали и все остальные, обдумывая сказанное им. Все понимали, что одно дело митинговать, говорить правильные слова, «глаголом жечь сердца людей». И совсем другое дело идти на улицы и очищать их от мусора. И так же было хорошо понятно, что все их устремления, все их чистые помыслы и святую борьбу могут просто объявить махровой уголовщиной, и соответственно поступать с ними по закону.

Еще было время дать задний ход, если Павел Петрович открыто сказал про это. Это еще не будет предательством, не будет малодушием. Романтика и кровь вещи трудно совместимые. Но все находящиеся здесь в этот вечер поняли, что по – другому будет уже нельзя, просто не получится. На боль надо отвечать болью. Никто не встал и не вышел из зала.

– Вот и хорошо. Я рад, что не ошибся в вас. Теперь я бы хотел продолжить, раз уже упомянул о незваных пришельцах. И именно с них мы и будем начинать, вернее уже начали. А вы будете продолжать. Вы станете ударной группой нашей организации. На вас будет лежать решение силовых вопросов. А уж силы, – Павел улыбнулся, – вам не занимать.

– Это точно! – воскликнул кто-то деланным баском.

– Так вот мы будем воевать, именно воевать с этими непрошенными и никому не нужными гостями на нашей земле, которые хлынули на нее как стая саранчи, с теми, кто пытается, а кое-кто уже и диктует свои варварские азиатские законы. Вы видите, что творится в нашем городе, который все больше становится похож на кишлак. – В зале раздался ропот. – Вы недовольны? А кто позволяет все это, кто позволяет им осквернять нашу землю. Да мы сами или такие же как и мы с нашего молчаливого согласия. Что нам говорят по TV: «Приезд всех этих кавказцев и азиатов просто необходимость, что у нас слишком много земли, мы не в силах ее обрабатывать. Почему то раньше, при царской скажем, России, подобный вопрос не стоял. Большинство русских трудились на земле, всем ее хватало, а урожаи, полученные с земли, вывозили на продажу в другие страны. Была лишняя, с позволения сказать, необработанная земля, так она ждала своего часа, ждала, когда придет на нее землепашец, уходит ее заботливыми руками, и она даст ему свой щедрый урожай. И не было тогда у правителей России желания уступать ее кому не попадя. Это наверно потому, что тогда было Русское правительство. А нынешнее правительство, вдруг выражает глубокую озабоченность по поводу пустующих земель, и по поводу того, что у нас не хватает рабочих рук ее обрабатывать. Как же их может хватить, если наши радетели тихо – мирно своими реформами, сокращают население из года в год. – Закончил Павел фразу под недовольный гул своих новых соратников. – А кого пускают на эти, якобы пустующие земли? Хлеборобов? Скотоводов? Нет. Проходимцев, которые уже угробили собственные страны и теперь лезут на нашу священную землю. Так для чего же? Работать? Попробуй их заставь. Не для того они сюда лезут, что бы превратить русскую землю в цветущий оазис. Хотя и есть среди них и честные труженики, но много таких, кто едет в Россию не на заработки. Тогда зачем? В лучшем случае торговать дешевым ширпотребом, а в худшем – воровать и убивать. Что они и делают. С каждым днем их становится все больше. Если русский народ, не выставит на их пути заслон, не даст им достойный отпор, число этих пришельцев превысит критическую массу. И тогда кровь потечет по нашим улицам. Но это уже будет не их, а наша кровь. Кровь славянских рабов, урусов, как они называют нас. Хотите вы такую жизнь, хотите такое будущее? Хотите, что бы к вашим дочерям прикасались их волосатые руки? Нет? Тогда мы должны нанести предупреждающий удар и выгнать пришельцев вон из нашего города. Помните слова великого сына России графа Суворова – воюют не числом, а умением и это умение должно быть с нами. Тренируйтесь, теперь вы знаете, куда нужно применить вашу силу и ловкость. Беседуйте с людьми, осторожно, привлекайте их на свою сторону. Мы должны пробудить город от спячки. Но только еще раз повторяю, – осторожность; до поры до времени не раскрывайтесь. Никто не должен знать кто вы. И главное не наделайте глупостей не ввязывайтесь в какой-нибудь конфликт. Ждите приказа, я буду координировать все ваши дальнейшие действия. Помните, не вы одни состоите в организации, другие люди работают по своим направлениям, на своих участках борьбы.

– Павел Петрович! – Поднял для вопроса руку тренер Юрий Долгов, который все это время сидел молча. – Как я понимаю, мы, в данный момент, сейчас, здесь, не создаем политическую партию?

– Правильно. Нам ни нужна, ни партия, ни политика. Все партии занимаются только одним – болтовней и демагогией, мечтая лишь о том, как пробраться в верховную власть. Каждая партия по-разному. А нам не нужна власть. Я имею в виду открытая власть. Ни власть, ни известность. Наша сила будет как раз в том, что бы быть как можно более незаметными. А наши дела будут говорить за нас самих. Болтологией и демагогическими лозунгами действуют те, кто хочет известности и славы. Никогда такие «действия» не изменят положение в стране. Что они проповедуют? Непротивление злу насилием. Покаяние, человеколюбие. Все это хорошие, но в данном случае лишь красивые слова, которыми просто обезоруживают нас, лишают зубов, гордости. Твердя с утра до вечера, что русский народ самый миролюбивый, самый добрый, самый терпеливый. Что он все вынесет, все вытерпит, всех простит, и, в конце концов, воспрянет. Но видели ли вы, когда – нибудь что бы восстал забитый, безвольный полутруп, тот, в который превращается наш народ, всё наше существование на собственной земле. Неужели вы думаете, что придете с иконой и братской любовью к главному энергетику и рыжий, пустив покаянную слезу, изменит свою политику, и возлюбит русский народ, который он ненавидит? Никогда этого не будет. Все эти слова о человеколюбии и доброте придуманы специально для нас, что бы мы так относились к ним – нынешним хозяевам. Вот ответ на ваш вопрос Юрий – мы станем, уже стали, городским партизанским отрядом истребления всякой нечисти. И если вы присоединитесь к нам, то станете одними из нас. Нас ни кто не должны знать в лицо, но нас должны бояться. Мы будем невидимы, но «они» должны ощущать наше дыхание рядом с собой ежесекундно. Мы должны быть хозяевами в городе, а через нас и люди, живущие здесь, работающие здесь, растящие своих детей. Время размышлений и колебаний для нас должно закончиться. Настало время готовиться к тому, что бы вернуть город его истинным хозяевам, а во главе его поставить настоящего мэра а не то, что мы имеем сейчас – марионетку и пьяницу. Вот наша цель, но для этого нужно как следует поработать, засучив рукава. Вся наша сила в объединении наших помыслов, вере, любви к своему отечеству, которое вот уже почти век топчут все кому не лень, но так и не могут сделать нас поголовно рабами. Не верьте разговорам о том, что от русских уже ничего не осталось, что Россия – это просто обозначение территории, а русский язык – некое новое эсперанто, что бы всей этой чужеродной сволочи было бы между собой, на чем изъясняться. Триста лет Россию мучила всякая татарва и ничего, выстояли. Выстоять нужно и сейчас. Нужно только бороться. Вот так, – Павел обвел взглядом аудиторию, отметив про себя, что смог завладеть их умами, дал этим, уже почти отчаявшимся молодым людям готовым уже натворить глупости, правильное направление и уже почти вложил в их руки символическое оружие борьбы. Он понимал, что даже если и сознательно сгустил сейчас краски, даже если, на самом деле, и не все пока так плохо вокруг, нужно было увлечь этих молодых парней своей идеей, сделать своими союзниками, иначе действительно будет поздно. И город окончательно попадёт под власть тайного и явного криминала.

– Мы будем время от времени встречаться здесь – продолжал он вслух. – За политическую подготовку, за реальные новости, происходящие в стране, буду отвечать я, как руководитель. За ваше физическое состояние и боеготовность как и прежде будет отвечать ваш тренер, Юрий. Все возникающие вопросы – через Андрея Ветрова, моего заместителя для вас. А теперь можно расходиться, Андрей, Юрий останьтесь. Да, и вот еще что, никаких стриженных под ноль голов. Вы не должны отличаться от остальных граждан. Помните, наша сила в нашей незаметности.

В этот вечер по опустевшим улицам города шло несколько молодых парней, с наслаждением вдыхая вечерний прохладный воздух. Каждый из них возвращался в свой дом, к своей семье, в свою жизнь. Но мысли у всех у них сейчас были примерно одинаковыми. Под впечатлением от встречи с лидером, в отличие от них твердо знающим, что надо делать и как это надо делать, и понимания того, что в жизни каждого из них наступил новый этап. То, что они теперь будут заниматься тем, к чему стремились в жарких спорах в раздевалках, при встрече друг с другом, наполняло их души новым отношением к себе. К своей жизни, которая уже не могла принадлежать только им самим. К родному городу, защитником которого они уже могли себя считать с этой минуты, с этой вот вечерней прогулки к дому.

9 глава

В это яркое солнечное утро, не предвещающее ничего кроме такого же ясного солнечного дня, Василий Пахомович, житель деревни Медведково встал как всегда рано. Вместе с женой своей, Верой Борисовной, пользуясь прохладой зарождающегося дня, вышел он на свои огороды. Они уже давно жили одни, в деревне, где проживали в основном такие же старики, и занимались частным хозяйством. Дети их – сын и дочь выросли и в поисках лучшей, а может быть просто легкой доли, разлетелись по городам обширной страны и давали о себе знать в основном через письма; да, вот дочь, пару лет назад, привозила внуков, что бы те наконец воочию увидели тех, кого все свое пока еще недолгое пребывание в этом мире, заочно звали дедушкой и бабушкой.

Сами дедушка и бабушка не могли насмотреться и нарадоваться на внуков кормили и поили их до отвала, дед брал их с собой на реку ловить рыбу и раков в затонах.

По началу, не знавшие никогда дикой природы, воспитанники пыльных городских улиц дичились и явно скучали по городу и своим друзьям. Но потом так вошли во вкус новой для себя жизни, начинающейся каждое утро с парного молока и весь день пахнущей яблокам, рекой, луговыми цветами, что уезжали, чуть ли не со слезами.

Старики с такими же слезами провожали их и дочку отдохнувшую, наконец, от семейных забот и своей нервной городской работы. И вот уже два года старики жили надеждой на новую встречу с внуками и, ожидая весточки от непутевого сына, который все колесил по стране, все ни как не мог ни где уже окончательно бросить якорь и свить свое гнездо.

Сложив созревшие огурцы и помидоры, прохладные и мокрые от росы, в ящики, Пахомыч и Вера Борисовна вдвоем, по ящику подносили их к старенькой, как и сами хозяева шестой модели Жигулей. Гордости хозяина, с удовольствием любившего поковыряться в моторе, с любовью относившегося к своему верному четырехколесному другу, который как верный конь, чувствующий заботу и ласку хозяина, никогда еще не подводил.

Наконец все было погружено, можно было отправляться в город на рынок, где теперь проводил дневное время Пахомыч, продавая горожанам плоды рук своих. Он любил землю, любил на ней работать, и она отвечала ему такой же любовью, щедро даря ему свои плоды. Хотелось ему, конечно, стать настоящим современным фермером, иметь большое налаженное хозяйство, а оно у него, уж точно было бы налаженным, но годы и не имеющиеся в руках средства не позволяли этого. Приходилось довольствоваться тем, что есть.

И так каждый день, туда свой товар, оттуда – товар городской и оставшуюся выручку. Василий Пахомыч опираясь на свой жизненный опыт, верил, что жить и жить достойно можно. При любом времени, при любом режиме, главное иметь на плечах трезвую голову и работящие руки и поменьше соваться в те дела, которые вовсе не нужны простому человеку. На все разговоры своих деревенских соседей о том, что мол, плохие времена наступили, нет к старикам никакого сострадания, Пахомыч с усмешкой отвечал: «А когда и где было почтение к старикам, к этим отжившим и отработавшим свое время на этой земле, кроме как от детей и внуков. Не нужно только становиться никому не нужной и никчемной рухлядью, скулить на разэтакую жизнь и жизнь сама к тебе повернется, и до конца дней будет согревать тебя своим теплом.

– Ну, что мать, поехал я, – как всегда перед выездом произнес Пахомыч, по привычке глянув сперва на жену, потом на все более поднимающееся из – за горизонта солнце и наконец, на дорогу ведущую из деревни, словно у всех троих выспрашивая для себя удачного дня.

– Ну, с Богом Василий Пахомыч! – перекрестила его на дорогу Вера Борисовна, радуясь все время про себя, что хоть Бога – то, наконец вернули в их жизнь, и как обычно, дождавшись пока зеленый корпус их «Жигулей» не скроется за таким же зеленым холмом, повернулась и не спеша пошла в дом заниматься своими привычными делами хозяйки дома.

А Пахомыч уже вырулил на трассу, ведущую в город. По ней в обе стороны неслись, не чета видавшей виды и годы его верной «лошадке», резвые современные « кони». В большинстве своем в заграничной упаковке, радующей глаз хозяев и наполняющей горечью души завистников.

Подождав удобного момента Пахомыч влился в поток мчащихся машин и на душе его сразу стало спокойно за свой «Жигуль», деревенские колдобины наконец закончились, ехать стало легко и уютно. Пожалуй, пора прибавить газу. Впереди уже показался город, но тут движение застопорилось. Впереди был перевернутый трейлер и несколько помятых легковушек.

– Ну, прямо как в детстве, – подумал Пахомыч, глядя из раскрытого окошка на последствия аварии, живо представив перед глазами яркие последствия бомбежки советскими самолетами дороги, на которой находилась немецкая отступающая колонна. Те же покореженные машины, вот только танков сползающих на обочину не хватает, да вместо немецких воплей слышится обильный русский мат, сопровождаемый угрозами. Да, такие времена сейчас – один стал круче другого. Не то, что раньше.

Все чаще и чаще вспоминал Пахомыч свое белорусское военное детство, когда жить было страшно, но интересно, когда они, будучи мальчишками, общались с врагами, остановившимися в их деревне на постой, и которые оказались не такими уж страшными и жестокими. Конечно в основном в те дни, когда им не напоминали о своем существовании партизаны. И тогда еще надо было посмотреть, от кого исходила более реальная угроза от пахнущих одеколоном немцев уходящих из деревни в лес или от заросших щетиной партизан выходящих из леса и тут же, по горячим следам, начинающих устанавливать свои порядки и свой суд.

Однако неспешное, по давней российской традиции, дорожное разбирательство порядком затянулось. И с той и с другой стороны скопилось уже немало машин, гудящих, требующих освобождения проезжей части.

– Не было бы жертв, – подумал Пахомыч и снова погрузился в воспоминания.

Почему то он все чаще и чаще стал вспоминать прошлое? Особенно свое фронтовое детство, свою зависть в конце затянувшейся войны, когда в родные дома стали возвращаться первые фронтовики с ранней сединой на висках и с позвякивающими на груди орденами и медалями. На которые белобрысый Васька мог смотреть часами, кусая до боли губы от отчаяния, что не успел по малолетству «популять» из автомата по «фрицам» как их все тогда называли. Уж он то дошел бы до самого Берлина, уж у него наград то было бы поболее. Вспоминал он и немецких солдат, угощавших его шоколадом. Говоривших на ломанном русском языке, что такой же вот белокурый Васька, только с другим именем, ждет его на далекой родине. А сам Васька не мог понять, что делают здесь эти солдаты, чужие люди, которых так боятся матери и старики. Если их дома ждут их Васьки, и почему сам Васька из-за этого не видит своего отца, вместе с другими ушедшего защищать Родину, но пропустивший в собственную деревню этих чужих дядек, жующих « шикалад» и весело пиликающих на губных гармониках.