Очищение

Кавказец тут же тихо уехал на родину, прокурора перевели в другой город, поседевшую от горя мать свезли на кладбище, а несчастная сирота все томилась в сумасшедшем доме.

– Вот так мы живем здесь Павел. В правовом государстве, только права эти для избранных, – закончил Андрей свой печальный рассказ.

– Удавил бы эту тварь! – сжал кулаки Игорь. – Да где его теперь достанешь. – А ведь сколько случаев, о которых мы не знаем. Они ведь Павел каждый день, каждую ночь происходят при этом правовом беспределе.

– Ничего-ничего – произнес Павел. – Не будет же так вечно.

– Ты думаешь? – кинул на него взор Игорь.

– Уверен.

– Почему?

– Потому, что выхода у нас, у русских нет, или мы все сдохнем и лишь наш язык останется для общения между собой всех этих разноязычных пришельцев и тогда просто конец России, или мы начнем борьбу за свое существование. По другому никак, поверьте моему опыту.

Приятели с интересом помотрели Павла потому, что впервые слышали от него такие слова, но тот словно сказав что-то лишнее, замолчал.

– Да, если бы весь народ, сколько еще осталось–то нас?

– Об этом и не думай.

– Почему?

– А много ли встало на защиту той девочки? Ведь многие знали, может быть все. И что? С тех пор об этом помните только вы одни?

– Как же, все кто знал тогда, все и помнят.

– И что изменилось с тех пор? Вы каждый день бываете на улицах – что видите? Стоят на улицах с ними, смеются радостно, ложатся к ним в постель, проворачивают с ними всякие махинации, а то и откровенно работают на них. И все это русские. Да вот только русские ли? Имея имя Иван, вовсе не означает быть русским. В душе надо быть русским. По мировоззрению нужно быть русским. А у этих русских отобрали национальность, смешали всех в одну кучу, что бы ни понятно было кто русский, кто еврей, а кто армянин – всех в одну массу с непонятным названием «россияне» и что? Хоть кто-нибудь по всей стране возмутился, был хоть один бунт, протест? Все как миленькие покорно пошли и поменяли паспорта. А ты Игорь говоришь народ. Никогда ни один народ ничего не решал и не делал. Только отдельные его представители, сильные и мыслящие могли что-то сделать и повести за собой других. Ждать когда наш народ проснется и плюнет в ненавистную харю непрошенного гостя не приходится. Им вон потихоньку зарплату подбросили, особенно перед выборами, на пенсию копейки накинули они и возмущаются уже меньше. Опять надежда у них забрезжила, что все скоро станет хорошо, что все наладится. Да не наладится, вот в чем дело.

Павел откинулся в кресле.

Игорь и Андрей молчали. Таким они еще не видели своего друга, которого они, молча, про себя, сразу признали за старшего. Чувствовали что он уже не такой, как был раньше, что не прошли в его жизни в пустую эти десять лет, как считал со своей колокольни толстяк Корзун. Но Павел лишь молчал, больше слушал других. И вот немного приоткрылся. Как не обидны были его слова о русском народе, но понимали они, что правда в них есть и правда немалая. Что стало с нами, народом бунтарем, первопроходцем, исследователем. Сколько знаменитых на весь мир людей вышло из числа этого народа. Внёсших значительный вклад в развитие той же мировой науки и культуры. Куда все это делось, куда мы катимся и куда, в конце концов, прикатимся?

И Игорь и Андрей понимали конечно все это, и как-то по своему принимали, может быть потому, что не владели нужной информацией дающей иное представление о другой, не телевизионной жизни в стране, а судили обо всем со своей местной точки зрения. А Павел-то этой информацией может быть, все же владел. Потому-то приняли сейчас его слова, поняли. Может быть от кого-то своих, местных и не приняли, оставшись при своем мнении, а от него вот приняли. Он ведь для них стал старшим.

– Может, дерябнем? – предложил Игорь, поочередно глядя на обоих.

– Не советую прибегать к помощи этой отравы, – спокойно произнес Павел, пояснив. – Для облегчения. Это не выход. Это тупик.

В этот вечер Павел вышел на прогулку с особым чувством. Можно только представить себе, что творилось у него в душе после встречи с друзьями, после рассказа Андрея. Ни Андрей, ни Игорь, да и никто другой не знали, что после того как все они расходились по домам, Павел, с того самого первого, по приезду вечера, после столкновения в парке, каждый вечер с наступлением сумерек отправлялся на прогулку, возвращаясь далеко за полночь. Только лишь ночные дежурства прерывали его прогулки. Это было частью его, одного ему ведомого плана.

Однажды вечером, когда Павел и Игорь поджидали Андрея, тот придя, прямо с порога заявил:

–Ну, дела. Мы тут живем, живем, кофеек по утрам пьем, о делах наших скорбных судачим, а в городе-то что творится.

– Что случилось-то, толком расскажи, да садись ты, стоишь как оратор на митинге.

Андрей рухнул в кресло.

– Да никто толком не знает что там такое.

Игорь и Павел переглянулись.

– Вот, молодец. Поднял шум и не знает о чем.

– Да я–то знаю о чем. Просто черных кто-то в городе стал гасить.

– Убивать что ли?– удивился Павел. – С местной братвой наверное что то не поделили.

– Да нет, не убивать, просто дубасить, говорят до полусмерти.

– Кто говорит-то? По местному каналу вроде ничего не говорят такого.

– Если дальше так дело пойдет, то скажут. Обязательно. А говорит Лешка сержант, он в милиции работает. Говорит, в последнее время стали по утрам всяких хачиков с земли поднимать с различной степенью тяжести, ну вы поняли.

– Грабеж что ли начался с насилием?

– Нет. В том-то вся штука. При осмотре этих … все документы, даже деньги на месте, а морда разбита.

– Может месть за что-то?

– Ну конечно, там одного – двух за что-то, это понятно а тут по всему центральному району … тьфу, чуть не сказал трупов поразбросано.

– А жаль.

– Чего?

– Что не разбросано. И с чего бы это. Вы же сами говорили народ у нас тихий, забитый, мухи не обидит. И на тебе. Может, действительно, с местными бандюгами, что не поделили?

– Да кто его знает. Лешка, сосед мой, говорит – их менты всех на уши подняли, везде роют и если бы с группировками местными что было, уже было бы известно.

– С чего же вдруг такая ….? Я слышал у вас убийства вроде бы не редкость, и то власти землю носом не роют, а тут всего-то и делов, по голове настучали, даже деньги не взяли. Интересно.

– Так и мне интересно.

– Да? А вот я думаю – ничего интересного. Вы ведь сами говорили, стоят менты с чуркавыми на ступеньках ГОВД хохочут, жизни радуются. И теперь вот когда черным нерадостно стало, они к своей ментовской крыше кинулись. Денежки-то в них вложенные амортизации требуют. Да, видать из этих побитых, кто-то авторитетом был и теперь крови требует.

– Самих бы их кровью досыта напоить, гостечков дорогих – произнес Игорь.

Павел при разговоре с Андреем не заметил, что молчавший все время Севастьяныч как-то подозрительно поглядывает на него, словно пытается что-то понять. Что-то важное для себя одного.

– Ну вот, что други мои, – сказал Павел откинувшись в кресле с чашкой кофе: – А вы говорите все забитые, тихие. Значит, лопнуло у кого-то терпение. Значит не такие уж они хозяева здесь, если можно их как крыс давить.

– Ну, и? – Глядя на него в упор, спросил Игорь.

– Ну и, мы это поняли, поймут и другие. И задумаются. Слухи по городу циркулируют регулярно.

– О чем задумаются? – гнул свое Игорь.

– О том, что жизнь в городе может быть и другая, когда люди поверят в свои силы. Немцев когда-то тоже боялись, верили в их непобедимость, пока не собрались с духом и устроили им Сталинград и Курскую дугу. Сила для того и существует, чтобы ее уважали. В Германии Сталинград до сих пор с дрожью вспоминают. Вот так ребятки.

В тот вечер Павел отправился на суточное дежурство в спорткомплекс. Эта работа, если ее так можно было назвать, ему нравилась. Приятно было находиться в трезвом, здоровом обществе молодых людей, по юности своих лет переполненных амбициями надеждами и стремлениями. Приятно было нести ответственность за все это спортивное хозяйство, эти регулярные обходы и осмотры. Был в этом какой-то священный ритуал, дело чести что ли. От нерадивых охранников, которые приходили сюда случайно и ленились делать свою работу, избавлялись быстро. Особенно после двух, пусть незначительных, но краж. Поэтому коллектив охраны, в котором были люди и постарше и помладше Павла, теперь был слаженным и ответственным.

Все так же, в свободное от обходов время, Павел любил появляться в зале АЙКИДО, с удовольствием наблюдая за «кувырканиями» бойцов, а после смены приходил домой, отдыхал и отправлялся подышать вечерним воздухом.

В этот свободный для него вечер все было так же как обычно. Наступили сумерки, и Павел вышел из дверей подъезда. Но не успел он пересечь скверик, как из-за ближайшего дерева его окликнул голос.

– Друг! Возьми с собой.

От неожиданности он вздрогнул и обернувшись увидел приближающуюся к нему внушительную фигуру Севастьяныча.

– А, Игорь. Что не спится после дежурства.

–Тебе я вижу тоже, так что, возьмешь?

– Так я прогуляться только.

–Ну и я о том же. Вместе и подышим свежим воздухом.

Павел прищурившись посмотрел на Игоря:

– Ты что, серьезно решил составить мне компанию?

– Да решил. Рисково одному – то гулять. Вдвоем надежнее.

Они оба понимали, о чем говорили.

– Ты прав, вдвоем лучше.

– А что же раньше не звал?

– Всему свое время нужно. Я же об этом говорил как-то.

– Я думаю, это время наступает уже.

– Как догадался?

– До того, как ты вновь объявился, у нас такие «находки» по утрам с земли не поднимали. Плюс твои слова, кое какие, помнишь? И последнее – кошельки.

– Это кстати, главное. Все должны знать, что это не уголовщина. Это – возмездие. И оружие для него – страх. Нужно посеять среди них страх. Пусть боятся неведомого противника, наносящего им чувствительный удар. А если пока на этом этапе они будут думать на братков и завяжутся с ними, так нам это только на руку.

– Ну да. Пусть давят друг друга как крысы, туда им и дорога.

Они сидели на скамейке в сквере и тихо разговаривали. В одном из них появилась надежда, в другом еще больше уверенности в своих поступках, в правоте задуманного им.

Он вернулся в свой город. Он всегда помнил, что это его город и теперь хотел его себе вернуть. Себе, Севастьянычу, Андрею, знакомым и больше незнакомым людям, которые жили, живут, и будут тут жить. Все ещё только начиналось, но теперь он был не один. Теперь у него есть соратник.

– Значит страх?

– Страх Игорь, только страх, как бы этого не хотелось. Многие известные русские люди, которых я уважаю, в своей искренней вере в добро, заклинают не применять насилие. Целую философию выдвигают. Они надеются добром и христианской проповедью победить, вернее, убедить всю эту не только черную, но и белую мразь, высасывающую из России все соки, стать хорошими и совестливыми. И искренне верят в то, что это им удастся. А пока они надеются, каждый год нас становится всё меньше. Понимаешь? И это без войны, без бомбардировок. Под знаменем свободы, под лозунгами о красивой и сытой жизни, под ломящиеся от всевозможных товаров прилавки. А люди, простые люди почему то это не ценят, а просто мрут. Наши люди. Не их, тех, кто пришел незваными на нашу землю, не тех, кто заполнил собой всевозможные начальственные кабинеты. Они то, как раз, пользуясь нынешним безволием нашего народа, живут на всю катушку, грабят и обирают все вокруг. И вот ты, здоровый крепкий мужик скажи мне, ты веришь, то что все они умилятся, глядя на предложенный им православный крест, и пустив слезу раскаяния вернут все наворованное, добровольно уйдут из власти и отдадут себя под суд за свои «добрые» дела?

– Ну да, как же. Да все это я понимаю Паша. И то, что ты делаешь и для чего, тоже понимаю, иначе не был бы сейчас здесь с тобой, а пялился бы дома в «ящик». Ты думаешь, у меня у самого не возникало подобных мыслей, не сжимались кулаки. Информации у нас в городе нет, понимаешь? Что доброго можно узнать из этих газетных портянок. Одни голые сиськи с обложек висят. На вот, соси их и ни о чем не думай, свободный ты наш.

– Будет информация Игорек, я тебе обещаю. Правдивая и честная. Есть ещё честные и не оболваненные головы понимающие кто они и зачем пришли в этот мир. Ну, докурил свою отраву?

– Скажешь тоже, хотя …– Севастьяныч бросил окурок в урну. – Пойдем командир. Знаешь, Паша честно скажу, как на духу верил, что появится когда-нибудь лидер, ты или другой, в кого бы я поверил, тогда и в себя поверишь. Рад, что им оказался ты.

5 глава

Теперь их было двое, тех, кто добровольно патрулировал улицы родного города, встав на его защиту. Они не нападали на любого, лишь бы он был черным, но не упускали тех, кто вел себя слишком нагло и развязано на вечерних улицах по отношению к прохожим, не способным защитить себя.

Таких случаев хватало в избытке. Кавказцы трусливые поодиночке и при ясном дне, становились намного смелее и агрессивнее в группе, и особенно тогда когда их «горячая» кровь подогревалась русской водкой. Если днем они совершали свои торгово – мошеннические махинации, и, как шакалы в поиске добычи носились по городу, то вечером, ощущая свои набитые карманы деньгами, желали только одно – развлечения во всех доступных формах и заполняли собой рестораны и казино, как грибы поганки расплодившиеся в городе, и зазывающие своими яркими вывесками всяких сомнительных личностей, в свои увеселительные заведения, щедро подаренные все более расцветающей демократией, своему любимому народу.

И по вечерам вот возле таких «веселых» заведений любили толпиться сыны аллаха, гогоча во все горло, выкрикивая что-то своими неприятными гортанными голосами, задевая проходящих мимо людей, которые, не отвечая на дерзость, только распаляли пришельцев. Особенно доставалось молодым девушкам, чьи маршруты как нарочно проходили мимо подвыпивших компаний этих наглецов. Часто проходящих мимо девчонок они хватали за руки, пытаясь затащить в ресторан, а когда те вырывались и пускались на утек, орали им в след на своем языке явно что-то обидное.

Вот возле таких мест патрулировали теперь Павел и Игорь. Оставаясь в тени деревьев они зорко следили за действиями непрошенных гостей и когда надо, когда это было возможно словно молнии выскакивали из тьмы и …, гасили разгоряченные спиртным бараньи мозги, оставляя их владельцев неподвижно лежащими на асфальте.

Несколько раз таким же образом им пришлось разбираться не только с кавказцами. И среди местных было не мало всякой мрази, считающих, что им все стало можно. Однажды на глазах у друзей, когда они сидели на скамейке у входа в парк, тот самый, где Павел спас от насильника незнакомку, у обочины резко затормозила легковушка, и трое бритых мордоворотов выскочив из нее, набросились на только что прошедшую мимо Павла и Игоря девушку. Схватив за руки, они потащили ее к машине. Причем все это делалось без единого слова, словно оперативные работники производили задержание. Девушка от неожиданности и страха потеряла голос и братки уже почти затащили ее в машину, как две тени, которые до этого, казалось, безучастно сидели на скамейке подпрыгнув точно на пружинах, ринулись на троих оборзевших под покровом ночи «оперативников».

Ловкими ударами двое из них были в мгновенье распластаны на асфальте, а третьего Игорь припечатал так, что тот, казалось навсегда влип в кузов авто.

Успокоив, таким образом, больших любителей груповухи Павел и Игорь рты разинули от изумления, когда вдруг распахнулась водительская дверь и из нее кубарем выкатился четвертый любитель «клубнички». Только бросился он не на помощь своим приятелям, а словно заяц метнулся через дорогу, едва не угодив под колеса первому же мчащемуся по своим делам автомобилю, и скрылся в темноте на другой ее стороне. Это было так неожиданно, что оба едва не засмеялись, если бы рядом не было все еще дрожащей от потрясения молоденькой девушки.

– И что тебе такой крошке дома-то не сидится? – подойдя к ней, спросил Игорь.

– Ладно, не бойся. Пошли до остановки автобуса провожу. Пойдем? – обратился он к Павлу предусмотрительно, не называя имени, потому как свидетели их «подвигов» были почти всегда, и свидетели эти, конечно же, потом рассказывали о произошедшем с ними. И о неожиданных спасителях, наказавших негодяев. Только вот имена спасителей свидетелям было явно знать ни к чему. И так их рассказы всегда были расцвечены целыми эпизодами вымысла.

А Павлу это как раз и надо было. Ему ведь тогда, на скамейке при первом откровенном разговоре с Игорем пришлось слукавить и сделать это для того, чтобы подбодрить и так уже все решившего для себя Игоря. Не страх должен быть главным результатом его действий, а надежда на то, что горожане разнося слухи о неизвестных защитниках, наконец осознают, что нельзя всю жизнь прожить в раковине как улитка трясясь от страха, терпя унижения от подкупленного начальства, бесцеремонно выгоняющего их с работы и предоставляющих ее более дешевой, «южной» рабочей силе. Нельзя всю жизнь прожить сжав плечи и сгорбив спину, проходя мимо распоясавшейся пьяной сволочи независимо от того белая она или черная.

Он надеялся на то, что они, наконец, поймут, что если есть те, кто не боится, кто каждый вечер оставляет на асфальте в бессознательном состоянии разных выродков, то и они смогут что то сделать, и они могут гордо подняв голову начать сметать со своих улиц, из своей жизни, всю эту никому не нужную пришлую нечисть. Но для этого нужно было пробудить сознание людей. Ни листовки, ни транспаранты не смогут этого сделать, если не будут подкреплены конкретными делами, если не будет чувствоваться стоящая за ними сила.

Поэтому Павел не молол попусту языком сыпля лозунгами. А каждый вечер выходил на улицу. И поэтому к нему присоединился Игорь, подтверждая тем самым правоту Павла – сначала дело, потом агитация. Покажи, на что способен сам, а потом уже требуй чего-то от других.

Теперь, собираясь по вечерам в теплой компании друзей на квартире у Павла, и у него и у Игоря был вид заговорщиков. С видимым интересом слушали они рассказы Андрея, пересказанные ему его приятелем – милицейским сержантом. А так же рассказы других гостей забредавших на огонек,– о ночных стычках, о «пробитых головах» и «реках крови», текущих на мостовых. Слухи и сплетни делали свое дело, вселяя радость и надежду в одних и оставляя других равнодушными. А кого-то приводили в ярость, как например городское милицейское начальство, гоняющее без устали своих подчиненных в поисках негодяев, обижающих коммерсантов из южных республик, которые все делают для того, что бы граждане никогда не нуждались в свежих витаминах!

Как хохотал сержант, передавая Андрею эти слова главы ГОВД о «свежих витаминах».

И меры принимались. Теперь в местах, где наиболее часто появлялись пробитые головы, стали прогуливаться патрули с короткоствольными автоматами. Кого и от кого защищали они, по замыслу руководства милиции было не совсем ясно, но то, что они своим видом внушали уважение, было очевидно – количество хулиганов и правонарушений в центре стало заметно меньше, как и гогочущих возле открытых дверей ресторанов кавказцев и их корешей – местных братков.

Павел и Игорь могли лично убедиться во всем этом, посетив как-то вечером «любимые места своих вечерних прогулок». Теперь они могли радостно потереть руки – злачный центр города был теперь под более надежной охраной. Можно было обратить внимание на другие участки «фронта». И один из таких участков сам напомнил о себе. Как-то Игорь зазвал Павла в выходной день на рынок. В городе было три рынка и они, разумеется, пошли в тот, что ближе, тот, что они знали с детства.

Андрея они в свои деяния и планы все еще не посвятили. И вовсе не потому, что не доверяли ему, а просто хорошо, как оба считали, его знали. Его прямоту и честность и поэтому были не совсем уверены в том, как бы он отнесся к тому, чем они еще недавно занимались. К тому же у Андрея была любимая девушка, перед которой открывалась международная карьера. Не хотелось их обоих впутывать в свои дела.

То же самое было и с другими гостями, посещавшими иногда Павла. Большинство из них были надежными, не раз доказывающих прочность кулаков в потасовках на танцплощадках в юности. Но все они были женаты, у всех были дети. И волновали их сейчас совсем другие вопросы. У каждого из них была своя, особая жизнь. Свои планы и надежды. Вот и пусть каждый из них идет своим путём.

Ну а пока два добропорядочных гражданина, которых зовут Павел и Игорь отправились за покупками на рынок.

А рынок, так же как и все вокруг тоже изменился. Государственная и строго контролируемая частная торговля, которая обычно раньше давала о себе знать только по выходным дням, сейчас, с расцветом частного предпринимательства расцвела буйным цветом. Каждый день, в любой день недели, толпы народа (сейчас на работу вообще кто-нибудь ходит?), словно забродившее тесто перекатывались неспешными волнами по базарным рядам прицениваясь, ощупывая меряя и наконец, как им казалось, удачно сбавив цену покупали с явно показным, для продавцов, одолжением на лице. Те же в свою очередь делали точно такие же выражения на своих лицах, в результате и те, и другие в тайне считали друг друга одураченными. Невероятная по количеству денежная масса, перекачивалась из одних карманов в другие, а сам рынок являл собой самое доходное, бурное и никогда не затухающее «производство». Заводам и фабрикам еще советского строительства оставалось только тяжко вздыхать, завистливо поглядывая на своего процветающего соседа.

Уже подходя к воротам рынка, Павел и Игорь с пониманием переглянулись. У ворот, неутомимые труженики, все той же, «любимой» обоими, кавказской наружности обменивали валюту – самые лучшие и главные деньги на территории России. Холеные, упитанные морды «менял» никак не соответствовали телевизионным побасенкам о том, что к нам, в Россию едут только многодетные сельские труженики что бы «подработать» по мере сил для прокорма, оставленного на любимой родине, столь же любимого многочисленного семейства.

Эти-то вот, «труженики», наверное, и мотыгу в руках не держали, если вообще знают что это такое. А зачем им, они честные коммерсанты, в роскошных костюмах, в пестрых галстуках, охватывающих их волосатые шеи. Они заняты нелегким и ответственным делом – обеспечивают местных аборигенов «зеленью» или наоборот меняют ее на российские, никак не желающие окончательно сдавать свои позиции рубли.

Глядя на то, с какой ответственностью на лицах эти «труженики» отчитывали купюры очередному клиенту, и Павел, и Игорь, не сдержав улыбку, переглянулись. Только улыбка эта не предвещала ничего хорошего. У обоих было ощущение, что они вступают на территорию врага, с которым еще предстоит серьезное столкновение.

Рынок был, как и везде – смешанный. В нем можно было купить все, что душа пожелает, если конечно ее желание совпадало с возможностями принадлежащего ее хозяину кошелька, хотя в любой момент можно было и лишиться этого самого кошелька, зазевавшись на товары.

Продавали нём все, что угодно. Обувь, одежду, фрукты, овощи, музыкальные диски, ковры, мебель. Но Игорю всего то, надо было приобрести пару новых туфель. И он решил зазвать с собой Павла. Наконец через сутолоку и толчею они добрались до обувных рядов, все время, с неодобрением отмечая большое количество темных от природы лиц бойко зазывающих к себе покупателей. Кавказцы были здесь как рыбы в воде, потому, что занимались своим любимым делом – любимым может потому, что любая работа, особенно физическая была им явно чужда, если не сказать отвратительна. Об этом можно было судить по неизможденным от труда лицам их, по золотым безвкусным перстням украшающих их волосатые пальцы, по объемистым животам, обтянутым дорогими рубашками. Они зорко следили за своим товаром, улыбаясь потенциальным покупателям, вот только в глазах их не было искренней радости, в лучшем случае равнодушный, холодный азиатский блеск. И не для прокорма оставленных на любимой родине многочисленных детей, они тут толклись с утра до вечера, не для того, что бы кое- как свести концы с концами в это трудное время. Иначе не восставали бы из небытия вдоль Российских междугородних трасс роскошные каменные дворцы с шашлычными и ресторанами, которые явно строились не на «сиротские» деньги. И не подъезжали бы к ним по вечерам иномарки, набитые разномастными шлюхами, потерявшими всякое человеческое достоинство и больше не имеющими никакого морального права называться русскими женщинами.

Нет, ни ради снабжения «дорогого» русского соседа «свежими витаминами» как вещал для своих подчиненных, начальник городской милиции, приезжали, да не просто приезжали, а потоком текли через границу гости с юга. Да и не в гости они приезжали сюда, а для того, что бы осесть на этой земле прочно и навсегда. Пользуясь бардаком и беспределом, кровавой вакханалией вседозволенности нового «правового» государства эти кормильцы скупали все и всех что могли, что бы обеспечить себе здесь безбедное существование. У себя дома они этого сделать не могли. Их нищие страны давно уже были поделены на части своими баями и князьками зорко охраняющими наследство доставшееся им после развала Совдепии . Всем этим пришлым авантюристам желающим сыто жрать но не желающим ходить за плугом для воплощения в реальность своих желаний оставалась одна возможность – уставшая, безвольная, равнодушная ко всему Россия, где можно быстро сколотить капитал простым разбоем, а если трусоват, то начинать можно хотя бы с торговли. И вот такие «трусоватые» и заполняли российские рынки, раздавая взятки начальникам и вытесняя местных, сельских торговцев для которых вообще-то и создавались эти рынки.