Исповедь. Роман в двух томах. Том 1

Через некоторое время вернулся радостный Зибах и доложил, что Тольский арестован и доставлен в арестный блок, никто из русских: ни пришедших с ним других угольщиков, ни работников кухни, ни даже посторонних хипо, ничего не заметил.

– Он сопротивлялся? – поинтересовался Тим.

– Нет, герр комиссар, – ответил Зибах. – Только пытался что-то возражать, но я, к сожалению, не понял, что именно он говорит: еще не настолько владею русским языком. Вид, у него, конечно, уголовный, – молодой секретарь усмехнулся.

– После ужина взгляну на него, – сказал Тим. – Спасибо, Зибах, садись, работай дальше. Пусть этот русский паразит пока отдохнет в камере.

– Есть, герр комиссар! – Зибах, развернувшись по-военному, прошел к своему столу, сел за него и принялся рассматривать какие-то деловые бумаги. Тим тоже продолжил обдумывать вопросы к арестованным большевикам.

Вскоре подошло время ужина. Офицеры спустились в столовую, как и десятки их коллег из разных команд и отделов, гомонивших вокруг и с грохотом двигавших стулья, заняли привычные места за своим столиком. На ужин было подано жареное рыбное филе с грибным соусом.

– Грибной вкус мне нравится, товарищи! – проговорил Ведель, обмакивая в соус наколотый на вилку кусок рыбной мякоти.

– Рыба – тоже вкусно! – заметил Зибах.

Тим, мысли которого были еще заняты предстоявшим назавтра допросом коммунистических пособников, сначала ел молча и не слушал, о чем разговаривали между собой сослуживцы. Но через какое-то время все же решил присоединиться к беседе, хотя не знал, что именно сейчас обсуждается. Он выдвинул свою тему для разговора:

– Мне в Генерал-губернаторстве доводилось участвовать в расследовании дела об убийстве с помощью грибов.

– Боже, герр комиссар, вы намекаете, что нам небезопасно есть это блюдо? – проговорил Ведель.

Шрайбер, шумно сглотнув пищу, захохотал.

– Нет, я не считаю, что наши повара неправильно готовят грибы, – улыбнулся Тим. – Просто вспомнилось… Довольно оригинальное было дело.

– Расскажите, герр комиссар! – попросил Зибах.

– Однажды из деревни не очень далекой от Кракова привезли в больницу поляка с напрочь отказавшей печенью, – стал рассказывать Тим. – Фермера. Он был трезв и, вообще, хмельным не злоупотреблял. Врачи предположили пищевую интоксикацию, но поляк клялся, что не ел ни в тот день, ни ранее ничего, кроме чистейших продуктов со своей фермы. Хотя вспомнил, что ранее у него было что-то похожее на отравление едой: рвота, недомогание… На другой день мужчина умер. Ничего криминального в этом не усмотрели, но в день его смерти в ту же больницу привезли бездомного из той же деревни с идентичными симптомами глубокого поражения печени. Человек тоже умер, но успел сказать, что ему стало плохо за несколько дней до того, как он поступил в больницу, после того как он забрался в подсобный домик возле полей, нашел там кружку кем-то недопитого пива и выпил его…

– Хорошая находка! – проговорил Шрайбер.

– Кому как! – мрачно усмехнулся Тим, и продолжал:

– Туда послали местного полицейского для проверки. Он нашел в домике только пустую кружку, которую забрал для экспертизы, но разузнал, что строение, оказывается, принадлежит тому самому фермеру, который умер за день до бездомного. Тогда орпо1 провела более тщательную проверку, и было установлено, что в домике у поля данный фермер часто уединялся со своей любовницей из соседней деревни, замужней женщиной…

– Крестьянский бордель! – презрительно произнес Ведель.

– Ты не знаешь, что там дальше выяснилось!.. – усмехнулся Тим.

– Я слушаю вас, герр комиссар!

– Любовницу нашли – это была жена местного лесника, она очень испугалась, когда к ней пришли полицейские, но подтвердила, что пила пиво с фермером, и сказала, что с ней ничего плохого не случилось. Польские полицейские поинтересовались у нее, откуда было то пиво, она ответила, что пиво принес сам любовник в ведерке. Поговорили с сыном фермера, который, как оказалось, унаследовал все отцовское имущество – весьма значительное… Покойный фермер был вдовцом, других детей у него не было. Сын сказал, что пиво у них дома – собственное, домашнее, он сам его пьет, и ничего не случается. Но что-то показалось или орпо, или польским полицейским подозрительным… Удачно этот молодой фермер заполучил отцовское состояние, и еще поступило сообщение, что сразу же к нему перебралась жить девушка из другой деревни. Копнули еще глубже – и оказалось, что эта девушка – дочь той самой любовницы, пившей пиво с умершим фермером…

– Вот так заморочки!.. – приподнял бровь Шрайбер.

– Содом и Гоморра, а не деревни! – хмыкнул Ведель.

– Получалось, – сказал Тим. – что две семьи из двух деревень поддерживали вот такую… так сказать… дружескую связь…

Товарищи Тима рассмеялись. Он же продолжал рассказывать:

– Прямых улик, что смерть фермера была неслучайной, конечно, не имелось, но польская полиция на всякий случай взяла дело под пристальный контроль. И когда сын фермера и эта девушка… дочь любовницы умершего и лесника из соседней деревни, меньше, чем через неделю после похорон пошли в церковь и обручились, к ним приставили местного тайного соглядатая. Еще выяснилось, что сын фермера, оказывается, давно дружил с ней, и все соседи его жалели, говоря, что девушка эта гулящая, легко обольщает парней, а потом бросает. И об ее отце – леснике, отзывались плохо, утверждали, что тот знает о любовных похождениях собственной жены, но почему-то ничего не делает, хотя по характеру он отнюдь не был тряпкой. А покойный фермер на дух не переносил… ну, это и понятно, его дочь и даже грозил сыну, что отпишет наследство церковному приходу, если сын не прогонит эту потаскушку за километр от их фермы.

И вот, агент услышал, как лесник кому-то из своих друзей хвалился, что знание лесной науки приносит ему безбедную жизнь. Тот… его друг засмеялся и сказал: «Ты живешь на гроши от немцев, ездишь на казенной лошади – это ты называешь „безбедной жизнью“?». Лесник ответил: «На какие гроши? У меня целая ферма почти в руках». Тут, конечно, в орпо уже ни у кого сомнений не осталось, что семья лесника каким-то образом сгубила несчастного фермера, чтобы выдать свою дочь замуж за его сына и таким способом заполучить его состояние. – Тим после короткой паузы стал рассказывать дальше:

– Данные передали нам в крипо2, наш директор сначала не хотел браться за это дело, говоря, что улик слишком мало, в основном все построено на домыслах… ну, это понятно: мы и без того были загружены делами о разбоях, к тому же, нас постоянно поднимали на помощь гестапо. Но все-таки вмешался наш штандартенфюрер Кристоф Леман, который настоял на проведении полноценного расследования… сказал, что мы, немцы, восстановив свою власть над Польшей, должны показать ее жителям нашу заботу, доказать, что мы здесь хозяева, а не бандиты вроде людей Соснковского. Я тогда был старшим полицейским секретарем, мы с моим комиссаром Хойсгеном и переводчиком… из местных немцев, поехали вместе разбираться во всех обстоятельствах дела. Еще походили по этим деревням, поспрашивали людей, кто что знает, кто о чем догадывается. Да, косвенно все указывало на то, что семья лесника постаралась этого фермера устранить, а бездомный случайно стал жертвой, выпив его пиво. Значит, вывод напрашивается, если, действительно, имело место преступление, то устранили фермера, добавив ему отраву в пиво. Химический анализ там, в Генерал-губернаторстве, было невозможно провести, следовало искать сам яд, если тот еще оставался у отравителей. Но кто именно мог отравить фермера? Либо сын, либо любовница: сын мог добавить яд ему в пиво дома, когда он собирался идти в свой домик-бордель, любовница – в самом домике во время свидания… дождаться, когда он отвлечется – и подсыпать в кружку с пивом. Мы над этой версией поразмышляли, и пришли к выводу: более вероятно, что любовница. Говорил же ее муж – лесник, что заполучить ферму ему поможет его знание лесной науки, значит, он, наверное, и приготовил отраву из грибов или ягод. Удобнее было бы, если бы яд в пиво подложил кто-то из окружения фермера, кто непосредственно с ним общался, значит, любовница – жена лесника. И не потому ли он и закрывал глаза на измены жены, что хотел с ее помощью отправить на тот свет отца избранника своей ветреной дочери? Мы стали думать, как заставить эту блудливую женщину заговорить… лесники – не партизаны, хотя тоже сидят в лесу, – при этих словах Тима товарищи снова рассмеялись.

– Мы – не гестапо, у нас строгие ограничения в методах допроса. Ну, решили ее просто взять на испуг… – Тим поспешно стал доедать рыбу, так как рассиживаться в столовой времени не было. Затем, запив ее чаем, продолжил рассказывать:

– Подстерегли женщину, когда она, выйдя из дома, пешком направилась в соседнюю деревню, мы догнали ее на машине и пригласили сесть в салон. Она испугалась, но села, мы отвезли ее в местный участок, и там мой комиссар прямо спросил: «Фрау, за что вы отравили несчастного, ни в чем не повинного бродягу, и без того всего в жизни лишенного?». Она задрожала, голос у нее сразу сиплым стал, сначала попыталась что-то отрицать, потом поняла, что страхом сама себя выдает и призналась, что муж дал ей какой-то порошок, чтобы она подсыпала в пиво своему любовнику. Будто бы тот распространял гадкие слухи об их дочери, и этот порошок, как якобы объяснил ей муж, был сильным слабительным средством… то есть, всего лишь мелкую пакость хотела она сделать любовнику и не знала, что это на самом деле смертельная отрава. Мы тут же поехали и арестовали и лесника, и их дочь, допросили порознь. Я как раз допрашивал девушку… потаскушку эту юную. Она расплакалась и рассказала такую необыкновенную историю… В общем, ее отец, лесник, узнал, что мать изменяет ему с фермером. Был сначала, как и всякий добропорядочный супруг, вне себя от ярости, избил неверную жену, хотел выгнать, но затем в нем проснулась черная обывательская корысть. Он позвал к себе дочку и прямо приказал ей соблазнить сына фермера, сразу же поставил условие: или она идет под венец с парнем, или идет в немецкий бордель, потому что ему надоел тот позор, который она своим поведением на него навлекает. Девушка сначала не поняла, что отец задумал, но парня соблазнила. Фермер, конечно, устроил скандал сыну, но лесник и не ждал, что тот даст согласие на брак, потому что сразу наметил, что отравит его через жену. Дождался, когда парень потерял голову от любви к юной шлюшке, и поставил условие уже своей гулящей жене: или та пусть убирается из дома к своему любовнику, или сделает то, что прикажет муж. Фермеру-то она, конечно, была нужна лишь для утех в дальнем домике, содержать ее все время, еще и в своем собственном доме, он не собирался, она это понимала, поэтому взяла у мужа порошок, приготовленный им из бледной поганки, для фермера. Отправилась на свидание с любовником и, когда тот, не допив пиво, отлучился из домика по нужде, подсыпала ему. Тот вернулся, ничего не заподозрив, попил еще пива, потом отправился домой, оставив кружку недопитой. Так бы и не заинтересовалась полиция, отчего он умер, если бы в домик не забрался переночевать несчастный бродяга, нашедший там кружку с остатками пива и допивший отраву.

– Да, интересная история! – проговорил Ведель.

– И этот лесник признался? – спросил Зибах.

– Когда против него дали показания и жена, и дочь – пришлось признаться, – ответил Тим. – Все втроем поехали в лагерь… там как раз большой спрос на шлюх…

Товарищи снова расхохотались.

– Ну, так и есть же! – сказал Тим. – А если бы мы не вывели эту семейку на чистую воду, скорее всего, через некоторое время они избавились бы и от несчастного влюбленного парня… после свадьбы. Тогда вся ферма отошла бы к ним, как они и хотели. Вот, такая история с грибами…

– И борделем! – добавил Ведель. – Я бы сейчас сказал, какие низкие нравы у этих славян, но, к своему стыду и омерзению, за то время, сколько служу в крипо, не одну историю с подобными мотивами встречал и в Отечестве.

– Мораль хромает после хозяйничанья ноябрьских наглецов, – констатировал Шрайбер.

– Мораль, товарищи соплеменники, – произнес Тим, допивая чай. – у каждой человеческой особи своя. И конченые преступники находят оправдание любым своим преступлениям, даже убийству своих матерей и совращению своих малолетних дочерей. Поэтому, чтобы не наступили хаос и всеобщее страдание из-за того, что каждый живет по своей морали, надо следовать морали одного, избранного и мудрого человека. Когда индивидуум перестроит свою мораль в соответствии с единым для всех образцом, наступит полный порядок и взаимопонимание. И нам, немцам, к счастью, есть, на кого равняться!

– Да, верно говорите, герр комиссар! – согласно кивнул Ведель.

– В какой лагерь отправили этих польских шлюх, герр комиссар? – поинтересовался Зибах. А Ведель и Шрайбер рассмеялись его вопросу.

– Зибах, будь порядочнее! – Шрайбер приобнял молодого коллегу за плечи.

– Я не знаю, в какой именно, – пожал плечами Тим.

– Ты решил перейти на работу в лагерь? – спросил у Зибаха Ведель, усмехнувшись.

– Нет, я с фронта не бегу, – ответил Зибах. – Тем более, работать там, где полно воров и тупых садистов – это не по мне.

– Зибах, ты бы с такими выражениями поосторожнее, – предупредил Тим. – В лагерях тоже работают наши товарищи, эсэсовцы. И не они сами решают, там им служить или на фронте. Среди них много людей, которые мечтали бы быть сейчас на нашем месте, отдавать свои силы на более сложном поприще. И в рядах военной полиции есть люди с отвратительными качествами, просто в прифронтовых районах их проявлять труднее: здесь всем надо выживать, здесь нечем особо поживиться, так как везде пока еще разруха.

– Ну, так я лучше буду служить там, где алчности и низости проявляться труднее, – сказал Зибах.

– Если все пойдут на фронт – кто будет поддерживать порядок в тылу? И потом, бороться с искушениями для души – это, по-моему, тоже героизм, – Тим слегка улыбнулся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Ordnungspolizei, OrPo – полиция порядка, занимавшаяся охраной общественной безопасности в нацистской Германии и оккупированных ею странах.

2

Kriminalpolizei, Kripo – уголовная полиция в Германии, во время Второй Мировой войны – также в оккупированных ею странах.