Зов предков

– А-а-а… подожди секунду.

Роясь в бумагах, мне все еще до конца непонятно, правда ли я спустя час смогу оказаться в обители богов и спросить их – а черта с два у нас пошел снег?

Сверившись с отцовским списком, разглядываю все, что выстроилось в ряд, и пытаюсь успокоить себя мыслями. Стоя в окружении ритуальных чаш, заполненных святой водой, меня окуривает благовониями Инара с Натаном, идущие навстречу друг к другу с разных сторон; Мадлен, как та, кто принадлежит другому клану, быстро убежала к себе домой вместе с Рози, закончив готовить обед. Она громко пожелала мне удачи, прежде чем распрощаться с поцелуями.

Младшие смотрят на меня с испугом, остановившись с вазами в руках; глянув друг на друга, продолжают жечь благовония и рассыпают на пол золу длинной полосой. Я начинаю петь молитвенную песнь, аккомпанируя щелчками пальцев, стуком шагов в такт; медленно оседая на пол, закрываю глаза, погружаясь в собственный гул голоса и тембра.

«Чтобы выйти к богам, надо совершить ритуал в первый раз, а затем этого уже не потребуется. Ты можешь выйти в комнату, где он проводился, и представить свой поход к ним, дабы переместиться в их обитель»

Зола начинает витать в воздухе, залетает на руки, в лицо, отчего я начинаю закашливаться, но продолжаю пение; не вижу, как себя ведут младшие – они уже должны были уйти, закончив свои роли. Шум шагов, произнесенных вслух слов – все смешивается в единый гул, отдающийся вибрацией по телу, от которой идут мурашки.

По рукам словно течет патока – медленно энергия разносится от кончиков пальцев к плечам, льется, капля за каплей, орошая тело своим светом; я начинаю петь с большей силой, громче, звонче, и так продолжается до тех пор, пока тело не пронзает жаром в груди, отчего я раскрываю глаза и сразу же щурю их от проникновенного света.

Смутные образы… столп света, он отовсюду – с боков, впереди, позади; он такой яркий, что даже через веки проникает. Чей-то разговор вмиг стих, когда я появилась здесь, и больше не слышится голосов, лишь мелкие движения и незаметное шуршание одежды.

Я с трудом открываю глаза, сквозь ресницы вижу, как на меня во все глаза смотрит темноволосая женщина, курчавый блондин, русоволосый крепкий мужчина и худощавый парень со смоляными длинными волосами, стоящий особняком от других.

– Ты кто? – с интересом вопрошает кудрявый. – Ты не Вуд.

От удивления я могу лишь глупо разинуть рот, раскрыв глаза на всю.

– Я…я…

– Может, она с кем-то прикалывалась и случайно попала? – выдает свое предположение девушка. – Больно она растерянная. Хотя… ой, нет, да это же дочь моя!

Сглотнув и еще шире посмотрев на нее, я сразу же поджимаю губы в тревожном испуге.

– Да я не в том смысле, – хохочет она, – я одарила тебя предсказаниями. Ты из рода живен, правда ведь? Старшая от Вуд и Кенби.

– А-а-а-а, – понятливо протянул кудрявый, – ну да, сестра права. Мы как-то тебя сразу не разглядели. Представишься?

– Д-д-да, – киваю быстро и резко, – я Нили. Теперь глава племени… и… вот.

– А я богиня Шивин, – легко подлетев, протянула она руку и сама же ее пожала, – вот эти парни – мои братья.

– Зеневье, – радостно протягивает мне руку кудрявый блондин, активно ее пожимая.

– Живан, – немного свысока смотрит на меня русый, лишь кивнув головой, – а это Даман.

– Я и сам могу представиться, вообще-то, – сетует на него черноволосый, единственный, кто носит темный плащ, – и зачем ты пришла? Просто попялиться?

– Даман! – окрикнула его сестра. – Не забывай о приличиях.

– А на кой черт мне приличия, если она обычная смертная, пришедшая наверняка по какому-то пустяку?

– Я хотела обратиться к вам насчет снега… знаете ли вы?

– А я о чем говорил, – самоуверенно скрестил он руки на груди, – это вообще не наша проблема.

– Снег? В первых числах осени? – нахмурилась Шивин, отодвинув в сторону брата. – Что у вас произошло?

– В середине лета умер отец, – начала объяснять я, исключительно смотря ей в глаза и стараясь не думать о том, что именно она одарила меня, что именно она создала шивы, предсказывающие будущее, и все они – боги, ради которых сжигаются тотемы, воздвигается праздник солнцестояния и многочисленные ритуалы времен года.

– И… вот мы похоронили его. Неделю шел дождь, но в остальном все пришло в норму через время. Я знаю, что мы с сестрой заведуем погодой, но сейчас обе в порядке и пытаемся справляться с горем. У нее появились друзья, она стала счастливее, занимаясь любимым делом…

– Она все-таки бросила учебу? – уточняет Шивин, на что я киваю, и она довольно улыбается.

– И дальше что? – с интересом уселся напротив Зеневье. – Прошло время, вы все в хорошем состоянии, но вдруг… снег выпал! И какие у тебя догадки?

– Зене, – обрывает его Живан, – мы не должны так фамильярно разговаривать с верующими.

– Ну какие вы снобы, ей-богу! – протянула Шивин, хлопнув брата по спине. – Мы и так постоянно работаем, не можем поболтать ни с кем, кроме друг друга. У нас, конечно, каждый день новое кино, но все они такие однотипные. Кроме той истории с демоницей из Гиннеса.

– Да уж, – улыбается Зеневье, – душевно получилось, как я и задумывал.

– Но что по поводу нашей ситуации? – решилась я все-таки их перебить.

– Снег всегда выпадал в середине осени как минимум, – уточняет Шивин, – тогда подумай… что может вызвать такие радикальные изменения в балансе?

Поморгав глазами, осматриваю всех четверых.

– Природа тесно связана с балансом вселенной?

– Ну конечно же! – всплеснула руками она. – В племени сосредотачивается магия, распространяющаяся на мир падших, на весь Вейней. Ваше поселение – как оболочка для нее, сдерживающая порывы и показывающая, что вот-вот что-то изменится. Лишь у вас идут изменения погоды; словно находясь под куполом… ну, или, да, под «оболочкой», вы становитесь частью этой магии и контролируете ее. Именно у вас самые сильные маги, именно у вас – те, кто умеет управляться с нею и влиять на мир посредством нее, а не лично в своих целях. То, как у вас сохраняется баланс, показывает, в равновесии ли темные и светлые силы, которые дают магию всему нашему миру.

– Темные и светлые силы… – задумчиво протягиваю я. – И снег показывает, что происходит что-то не так, слишком рано пришли какие-то темные силы и нарушили баланс?

– Верно, малышка! – отсалютовал Зеневье. – И ты с этим ничего не сделаешь. То, что шалит погода, показывает – в поселении и только в нем есть тот, кто сводит чашу весов в одну из сторон.

– Но кто это? – хмурю я брови. – У нас не появлялось новых жильцов.

Пожав плечами, Шивин посмотрела на Зеневье.

– Кто это? Ты же у нас на судьбы отвечаешь.

– Э-э-э, – потянул он, почесав макушку, – я не могу сказать. Но изменения погоды, как и предсказания Шивин, чаще всего говорят о скорых изменениях и катаклизмах. Не факт, что падший, изменивший все, уже сейчас сидит у вас в деревне. У вас ведь скоро зимнее солнцестояние?

Кивнув, я задумываюсь.

– Тогда любой может приехать к нам на праздник и остаться на столько, на сколько пожелает. Прекрасная возможность появления новых лиц… и того, кто нарушит баланс.

Вздохнув, Зеневье согласился со мной.

– Держи нас в курсе. Мы всегда будем рады, если ты придешь к нам поболтать. Но тебе уже пора идти, иначе не сможешь отдохнуть ночью.

– Хорошо… спасибо.

Шивин улыбнулась и обняла меня на прощание. Остальные братья стояли позади, провожая взглядом. Что же… принесет ли это солнцестояние горе, или же будет хоть что-то светлое, кроме огня свечей на домах?

Даже чужаку доступен дом

Приближается зима. Уже давно на улице выросли сугробы, и в них даже устала копаться детвора, но они все также радостно скачут по тропинкам, устланным хрустящим снегом. С восторгом наблюдая за тем, как приближается главная церемония полугодия, дети часто стоят по десять минут возле своих дверей, над которыми взрослые уже повесили вечные свечи, что не дают пламени угаснуть.

У меня так много хлопот, что приходится весь день тратить на них; думать над собственным декором дома пока не удается, все время – в солнцестояние. Это первый праздник, который я устраиваю самостоятельно; за спиной у меня их множество, но могут ли они сравниться с тем, что предстоит? Постоянная беготня утомляет; уже который месяц не удается выспаться, потому что только под завывание ветра в полной темноте удается закончить с делами.

– Мама, а ты подаришь мне подарки?

– Да, милая, – чья-то мать кивает где-то в глубине толпы со слышимой улыбкой. Я больше никогда не получу подарка от мамы на солнцестояние. От папы. Их никогда больше не получат Натан и Инара, что бьет сильнее всего, и именно это – мотивация к тому, чтобы не покладая рук продолжать этот темп до бесконечности, пока не сядет механизм.

С самого утра хожу по лавочкам; позавтракали младшие без меня, обед – на Инаре, ужин – со мной. И в него мы собираемся как раз-таки украсить крыльцо, если без меня этого не сделают они сами, не сумев выждать нужный момент.

На голову сыплются чужие вопросы – за сколько, куда, как; я теряюсь в бессвязных и глупых разговорах, стараюсь отвечать по существу, но никто меня не слышит. Только под вечер удается выдохнуть. Снова часы забили шесть, а я их пропустила; восемь – только заметила, девять – собралась.

В наступившей тьме видны очертания снегов и блеск его под луной; небо уже полностью погрузилось в беззаботный сон, и, прикрыв глаза, впервые за день сажусь – скамья холодная, безмолвие покрывает всю деревню. Вернусь домой и снова увижу их лица; веселые и совсем не обеспокоенные. Может, будет много шума; может, только тихий шепот.

Мне надо возвращаться, но совсем не хочется; я люблю младших, но выжата, как лимон, а дальше идут уже домашние обязанности, на которые совсем нет сил. Теперь понимаю маму… но и у нее была поддержка – я с отцом. А у меня никого нет.

Ладно, надо вставать. Впереди и вправду много дел, если засижусь – только буду оттягивать момент от неизбежной рутины. Снег под ногами скрипит, эхом раздается по улице; ворвавшийся в тишину звук уже сейчас начинает нервировать. После гула голосов в голове и наяву хочется просто внимать молчанию.

Аккуратно на плечи падает снег. Первые снежинки покрывают ладонь – я стараюсь кончиками пальцев словить их. Нежный холодок овевает кожу, морозный воздух посильнее внедряется в легкие. Становится спокойнее…

Снег почему-то всегда мне нравился. Даже когда завывала метель, а мы потом сбивали с елей маленькие сугробы; даже когда изморозью покрылись все окна, а через них задувал ветер, особенно мне, спящей возле окна. Натан в ту пору приболел только от этого сквозняка, и я выхаживала его в следующие пару дней до полного выздоровления мамиными микстурами, заготовленными заранее.

Нет, зима для меня – все еще пора волнений и непонятных чудес. Ею полностью пропитаны воспоминания: вся семья собирается вместе, мы дарим друг другу подарки под искрящиеся свечи с запахом выпечки; огни на всех домах, навешанные гирляндами, запахи запеченной курицы, яркие бумаги, аромат смолы и кедровых орехов. Карамельные тарталетки с сухофруктами и миндалем, мамин горячий шоколад… чистое белье, весь дом – в сиянии этой чистоты. Запах хлопка, вымытых полов, блеск посуды под последними солнечными бликами перед главной ночью года.

Сейчас это все просто стало повседневностью. Натан все еще радуется солнцестоянию, но видно, как тускнеет Инара – она любила проводить именно с отцом все время на этом празднике, пока они собирали венки, готовили свечи, украшали дом, а мы с мамой – готовили, мыли, занимались подготовкой к празднеству в нашем доме.

Вздохнув, только сейчас понимаю, что уже вся шаль в снегу – не хочется ее убирать с плеч. В волосы вплелись снежинки, стойкий морозный запах покрывает лицо. Зябко.

Дом уже совсем близко – стоит сделать пару шагов. В глубине двора есть чья-то фигура, неужели, Инара?

Нет… кто-то стоит на коленях и смотрит на снег. Голова покрыта плащом, из-под подола выглядывает волчий хвост. К лицу медленно подбираются алые от мороза руки в молитвенном сложении; склонив к ним голову, изо рта вырывается клубочек пара. Опасливо я подхожу ближе тогда, когда он снова возводит взор к небу – капюшон аккуратно соскальзывает с головы, и лунный свет освещает его золотистые кудри с далекими чертами лица: уши отведены назад, видна тень высоких скул, прямой нос и брови; острый подбородок. Прикрытые веки с длинными ресницами, из-под плаща выглядывает ворот футболки и шерстяной свитер, ну, или жилет. Аккуратно шурша по снегу, приближаюсь; он мигом оборачивается ко мне и закрывает лицо.

– Жи ва, – собственный голос звучит незнакомо, – кто вы?

– Я?

Фонарный свет падает на его лицо – видна маленькая бородка и большие ярко-голубые глаза, подсвечивающиеся теплым оттенком.

– Да, вы, – подхожу ближе, – я вас раньше не видела.

– Мы приехали с сестрой сегодня… с корабля.

– О, так вы из Легиоса?

Кивнув с будто бы виноватой улыбкой, делает шажок ко мне, вскочив.

– Это ваш дом? Прошу прощения, что стоял здесь…

– Ничего страшного, – тихо смеюсь, – это не запрещено. Может, лучше, чтобы вы зашли к нам на ужин? Выглядите… одиноко.

Хмыкнув с мальчишеской расстерянностью, закивал.

– Я… я был бы рад.

– С сестрой?

– С сестрой, – кивает, – с сестрой. Прямо сейчас?

– Да, мы всегда рады гостям, – с приветливостью кладу ладонь на его плечо, – вы попали на дом главы племени. Можете в любое время обращаться ко мне, я – опора нашей деревни.

Ошарашенно рассматривая меня, снова кивает.

– Тогда… тогда, я за сестрой?

– Конечно, – киваю, – ступайте.

Он медленной, но подпрыгивающей походкой направился по тропе вглубь домов; правильно ли я сделала? Может, он опасен, а я эту беду обрушу на своих младших?

Глупости. Мотаю головой, состукивая с ботинок налипший снег; скрип двери соединяется с топотом маленьких ног.

Запирая дверь, натыкаюсь на объятье брата; Натан очками упирается мне в бок.

– Нили!

– Жи ва, Натан, – целую его в лоб, – скажи Инаре, что у нас будут гости.

– Гости? – она сама выплывает с несколько возмущенным видом. Вся в черном, хмурая и замкнутая.

– Да, встретила оборотней возле нашего дома. Может, подумали, что тут у нас прекрасная оранжерея.

Хмыкнув, пожимает плечами и, уходя, говорит:

– Мы уже украсили крыльцо, пока тебя не было. И дома – тоже.

– Да, я заметила, – кричу ей в ответ, – молодцы.

Натан наперебой рассказывает мне про свой день; сбивчиво и многословно, как любят все дети. Незаметно проходит время: делаю фрикадельки, рагу, кашу с сухофруктами, достаю шоколадные конфеты и печенья на стол; Инара тоже подключилась к рассказу брата, немного дополняет о себе. Из головы все не выходит мысль, талдычит о себе в мозг: «скоро к нам придут», но когда?

На сердце потихоньку приходит спокойствие, но тотчас же прерывается звонком колокольчиков – сестра помогает с раскладыванием тарелок, пока Натан с опасливым любопытством идет за мной хвостиком.

Из раскрытых дверей тянет холодом; позади двух фигур в плащах не утихает метель. Парень все топчется возле порога, посматривая на сестру; они обмениваются непонятливыми взглядами, упершись практически лбом мне в лоб.

– Можно… пройти?

Киваю, стараясь держать любезную улыбку.

– Вы стоите здесь уже минут пять, почему так неуверенно?

Он мигом спохватился и засуетился, расстегивая плащ; первым делом освободил от тканевых пут свою маленькую спутницу. Она молча смотрит на него, ухватившись за штанину – хрупкая фигура щепочки, полностью седые волнистые волосы, закрепленные в пучки, и словно выбеленные голубые глаза: приятного оттенка, как небо. Выжидаю, стараясь не смотреть на то, как сильно выделяет его фигуру жилетка и собранные на талии брюки; как висят на его крепких, но тонких руках, фенечки чьего-то изобретения… я давно не встречала обворожительных парней, потому что почти все, кто стал моим ровесником, ходил вместе со мной под стол, или летал на отцовских руках «самолетиком». Я никогда не воспринимала их никак иначе, кроме как братьев, отчего незнакомцы всегда привлекали взгляд…

С момента, как я начала участвовать в солнцестоянии, прошло слишком много лет, и каждый год я встречалась с новенькими, которые полностью остерегались нас. Они боялись подойти и поболтать, прямо как и эти ребята, но в моих гостях есть что-то иное.

– Прости, но я не предупредил, да? Ох, Мара! Извините, с нами еще один парень, вы не против?

Навострив уши, расплываюсь в улыбке.

– Чем больше народу, тем беседа будет мелодичней литься.

Застыв в изумлении, тревожное оглядывание застряло взглядом на мне.

– Как ты… красиво сказала.

С одной стороны, приятно, что сразу на «ты», а с другой… я ведь глава. Что должна сказать?

– Проходите. Не стесняйтесь. Привет, малышка, что ты любишь из сладостей? У нас есть много того, что можно положить к чаю.

Она заметно оживилась и сразу же перешла от слов к делу – примкнула ко мне поближе, разглядывая полы юбки с мимолетной улыбкой.

– Правда, можно что-нибудь сладкое?

– Эй, ну ты чего? – удивляется парень. – Мы же утром ели вафли с карамелью. Будешь много сладкого есть, зубки станут болеть.

Умиленно смотря на картину, даже не заметила, как мои младшие тихо посмеиваются, сидя за столом.

– Извините нас, – обращается он к ним, встав, – меня зовут Юнир, а это – моя сестренка Кия.

– Привет! – поднимает руку брат. – А сколько тебе?

– Девять, – гордо поднимает голову, – а тебе?

– Семь, – осунулся, – опять я самый младший.

Похлопав его по спине с улыбкой, Инара обратилась к вошедшим.

– Не переживайте, он это перенесет. Меня зовут Инара, а моего младшенького – Натан. Вы откуда? Присаживайтесь.

Оглядывая сестру с удивлением, спокойно сажусь за стол и начинаю трапезничать, пока снова не приходит пора вставать из-за стука в дверь, а точнее, ее будто собираются выломать.

– Извините! – долетает до меня звук уже знакомого голоса. – Он иногда слишком бесцеремонный!

Смеясь, отвечаю, что уже заметила. В открытую дверь продолжает беззвучно стучать второй юноша, отвлекшийся на оформление крыльца и, видимо, не заметивший, что преграда преодолена.

– Кхе-кхе, – объявляю свое присутствие. Парень медленно поворачивает голову, оглядывая меня. А я оглядываю его.

– Вы… друг Юнира?

– Да, – низкий голос, немного хриплый; щетина идет чуть ли не до шеи, на которой тонкий шерстяной шарф прикрывает острый кадык. Темные волосы такими же кудрями, как и уже известного гостя, вьются; подстриженные виски создают эффект, что только макушка у него длинная и пушистая. Глубоко посаженные темно-зеленые глаза, с прожилками карего цвета, с интересом, но как-то томно, продолжают меня оглядывать, когда как и я сама проглотила язык. Чуть заметная смуглость под лунным светом поблескивает отливом, как у молочного шоколада; он немного горбится, смотря на меня, и протягивает руку.

– Денри.

– Нили, – киваю, пожимая руку, – заходите.

– Да можно и на «ты», – хмыкает, расстегивая спортивную куртку, – ты ведь глава племени?

Я киваю.

– Можно и поуважительней.

– Извините, леди, – с улыбкой исполняет он поклон, – но пока нам лучше друг друга узнать поближе.

Снова кивнув, понимаю, что глупо выгляжу. Заперев дверь на засов, продолжаем обмениваться колкостями, пока не подходим к столу, за которым ведется оживленная беседа.

– И вот, когда мы переплывали море, то на нас налетел шторм… – я сажусь рядом с Инарой, взяв ее за руку, пока наш новый гость уселся рядом с другом. – … и тогда почти все члены экипажа так навострились, что я просто в тревоге бегал от одного к другому, пытаясь понять, чем могу помочь.

– И как? – полностью погруженный в историю, возник Натан. – Смог помочь?

– Да, пришлось лезть на эту… как называется палка посреди корабля, на которую крепятся паруса?

– Мачта, – уточняет черноволосый Денри, – забыл все, чему учили в школе?

– Видимо, – усмехнулся он, поздоровался с другом, – ребята, это Денри. Он мой друг, приехал за компанию, чтобы повидать мир.

– Я как раз был на том корабле стажером, когда только-только вышел в плаванья, – объясняет он, – мы познакомились еще при учебе. Какой там был класс, напомни?…

– Начальные классы, второй год, языковой урок. Ты сидел за третьим столом, кинул в меня бумажку, показал язык, а потом сам подбежал на перемене и спросил, почему я никак не среагировал.

– Точно! Что такое мачта, ты не помнишь, но вот все мелочи жизни – это пожалуйста, – бухнул по спине друга, – в тебе есть записывающий диск?

– Сильно сомневаюсь, – помотал головой Юнир, – расскажи что-нибудь. Я слишком много говорю.

– Можешь еще что-то сказать, я не против, – возникаю я, – мне еще не удалось послушать историю, почему же ты стоял на нашей поляне в полном трансе наблюдая за снегом.

Нервно сглотнув, заулыбался.

– И вправду это выглядело странно?

Я тотчас же осеклась.

– Нет-нет-нет! Я тоже люблю снег, просто ты выглядел так…

– Как?

Пытаясь подобрать слово, отпиваю имбирный чай.

– Искренне, наверное. Понимаешь? Прям такой завороженный, словно с неба упал – рассеянный, но восторженный.

– Поэтому ты не побоялась пригласить его в дом, учитывая, что мы оборотни? – впервые подала голос Кия.

– А что плохого в оборотнях? – насупившись, спрашивает в ответ Натан.

– Нас многие боятся, – совершенно спокойно выдает девчушка, – я уже привыкла к этому.

Посмеявшись, я протягиваю ей мятный пряник и гляжу с улыбкой.

– На вашу удачу, нас тоже все побаиваются. На минус на минус дает плюс, поэтому… мы друг друга боятся не можем.

– Да уж, математика, которую не познали обычные смертные, – с легкой улыбкой окликается Инара, – но это правда.

– Вы ведь главные в деревне? – с непониманием обращается Юнир. – Отчего вас боятся?

Мы оглянулись с младшими, прежде чем ответить. По ним было видно, что они смогли пережить хотя бы частью своей души ту трагедию, которая нас пожирала день за днем. Но вот я…

– Нас считают проклятыми детьми, потому что за два года семью покинули оба родителя, – выдает Инара, покуда я ловлю ком в горле без возможности расслабиться, – поэтому нас остерегаются. Только благодаря сестринским усилиям мы остаемся значимыми фигурами в племени… она много для этого работает.

Юнир бегло посматривает в мою сторону, прежде чем сместить брови на хмурость.

– Я о таком даже и не думал… почему-то считал, что…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Приветствие народа