Реальность миров

Жарков Глеб

Реальность миров

Глава 1. Алексей

Его будни были как старая кинопленка: чёрно-белая, потёртая, с трещинами. Каждое утро начиналось с дребезжащего гула будильника – дешёвой железной коробки, которую Алексей всё не мог заменить. Он ворочался на продавленном матрасе, пытаясь поймать последние обрывки сна, но они ускользали, как вода сквозь пальцы. В комнате пахло сыростью и пылью. Обои, когда-то бежевые, теперь походили на пергамент древней карты, а трещина на потолке изгибалась, словно река на чужой планете.

– Ещё пять минут… – прошептал он в пустоту, но тут же передёрнул плечом, будто стряхивая слабость.

Серый пиджак висел на спинке стула – единственного "гостя" в комнате, кроме кровати и комода. Алексей провёл ладонью по ткани, ощутив шершавость подкладки. "Как броня", – подумал он, застёгивая пуговицы. Броня от чего? От дождя за окном? От взглядов прохожих? Или от самого себя?

Кофеварка шипела на крохотной кухне, выдавливая чёрную жижу в потёртую кружку. Аромат горечи смешивался с запахом плесени из углов. Алексей прислушался к стуку капель по подоконнику – ритмичному, как метроном. "Опоздаю", – мелькнуло в голове, но ноги не спешили. Он сделал глоток, обжёг язык и замер, глядя в окно. За стеклом, в сером мареве, маячили силуэты домов-близнецов, будто вырезанных из одного куска свинца.

– Ты опять в своём кино? – раздался за спиной хриплый голос.

Алексей обернулся. В дверях стояла соседка, бабушка Татьяна, в клетчатом халате и с сигаретой в руке. Её лицо, испещрённое морщинами, напоминало высохшее русло реки.

– Кино кончилось, – буркнул он, пряча кружку в раковину.

– А я вижу – ты всё в главной роли. – Она усмехнулась, выпуская кольцо дыма. – Сегодня дождь будет до вечера. Возьми зонт.

Он кивнул, но зонт так и остался в углу прихожей. Зачем? Дождь здесь был частью пейзажа, как серость неба.

Улицы встретили его привычным хаосом. Прохожие, сгорбленные под зонтами, напоминали стаю чёрных птиц. Алексей шёл, уворачиваясь от луж, но вода всё равно затекала за шнурки ботинок. "Как они все терпят?" – думал он, глядя на рекламные плакаты, выцветшие от влаги. Улыбающиеся лица на билбордах казались насмешкой.

– Леша, ты спишь на ходу? – Коллега, Дмитрий, хлопнул его по плечу в лифте. Его голос звенел, как фальшивая монета. – Смотри, шеф опять на взводе. Отчёт по кварталу горит.

– Знаю, – Алексей мотнул головой, разглядывая пятно на галстуке Дмитрия – ярко-жёлтое, как яичный желток. "Откуда у него силы носить такое?"

Кабинет встретил его мерцанием ламп дневного света. Стол был завален папками, а экран компьютера тускло светился графиками. Алексей запустил пальцами по клавиатуре, но цифры расплывались перед глазами. "Странник…" – эхо сна просочилось в реальность. Он потёр виски, пытаясь сосредоточиться, но пальцы сами потянулись к нижнему ящику. Там, под стопкой бумаг, лежал блокнот с набросками – летящие города, спирали галактик, её глаза…

– Мечтаешь? – Шеф стоял в дверях, скрестив руки. Его галстук, туго затянутый, напоминал удавку. – Отчёт через два часа.

– Да, уже… – Алексей захлопнул ящик, чувствуя, как кровь приливает к лицу.

Рабочий день тянулся, как жвачка. К пяти вечера, когда тучи за окном стали свинцовыми, он вышел на улицу, даже не заметив, как прошёл сквозь дождь до дома.

Но ночью… Ночью он жил.

Сны приходили к нему, как навязчивые художники, заливая сознание малиновыми закатами, изумрудными лесами и золотыми городами, парящими в облаках. В этот раз он очутился на краю скалы, где ветер пел на языке древних штормов. Под ногами расстилалась долина, усыпанная цветами, меняющими оттенки при каждом вздохе.

– Ты заставляешь себя ждать, Странник. – Голос её звенел, как колокольчик, сотканный из звёздной пыли.

Алексей обернулся. Она стояла, укутанная в платье из тумана, её волосы переливались, как северное сияние. Глаза – два созвездия, в которых терялся разум.

– Где я на этот раз? – спросил он, чувствуя, как земля под ногами пульсирует жизнью.

– Там, где начинаются тропы ветра. – Она подняла руку, и воздух заискрился, складываясь в арку из света. – Врата рядом. Но ты всё цепляешься за свою клетку.

– Клетку? – Алексей сжал ладонь, и песок под пальцами превратился в поток искр. – Там… там всё настоящее. Боль, холод, дождь…

– Настоящее? – Она рассмеялась, и эхо разнеслось по долине. – Ты уверен, что отличаешь тень от камня?

Она подошла ближе, и её пальцы коснулись его груди. Там, где должно биться сердце, вспыхнуло тепло.

– Ты боишься поверить, – прошептала Она. – Но время идёт. Они уже ищут тебя…

– Кто? – Алексей попытался ухватиться за её руку, но она растворилась, как дым.

Пейзаж вокруг закружился, превращаясь в водоворот красок. Он падал вверх, сквозь облака, где летали киты с крыльями бабочек, и кричал, но звук тонул в смехе ветра.

Проснулся он с её словами в ушах и солью на губах – слезами от невозможности остаться. За окном стучал дождь, а на столе тикали часы, отсчитывая время до следующего утра. Алексей встал, подошёл к зеркалу и увидел в отражении человека с тенью птицы за спиной.

– Врата… – повторил он, проводя пальцем по стеклу. Где-то в глубине души дрогнула струна, которую он боялся тронуть.

Но в ящике стола ждал отчёт, а на улице – серый пиджак.

Глава 2. Виктор

Виктор ненавидел тишину. Его мир начинался там, где заканчивалась тишина – в грохоте метро, в перекличке клаксонов, в гуле толпы, сливающейся в единый живой организм. Утро он встречал на балконе своей квартиры-студии, высматривая внизу первые признаки движения: разносчиков с корзинами апельсинов, велосипедистов, петляющих между фургонов, старушку с зонтом-тростью, выгуливающую пуделя в розовом комбинезоне. Вдохнув воздух, пропахший бензином и свежей выпечкой, он улыбался. Настоящее. Вот оно.

«Вик, ты точно человек?» – подкалывал его друг Сергей за ланчем в кафе «Эклипс», где стены были оклеены обоями с золотыми звёздами. Виктор, разламывая круассан, фыркал:

– А что, есть варианты?

– Нормальные люди к пяти утра валятся с ног. А ты – хоть бы хны. Как будто батарейки не садятся.

– Может, я вампир? – Виктор оскалился, демонстрируя клыки, и все за столом засмеялись.

– Вампиры не жрут чесночные тосты, – бросила Аня, тыча вилкой в его тарелку. – И сны тебе всё равно должны сниться. Хоть кошмары.

Он отмахнулся, но внутри что-то ёкнуло. Сны. Словно кто-то тронул струну, спрятанную глубоко в груди. Иногда, просыпаясь в четыре утра от случайного звонка или грохота мусоровоза, он ловил себя на мысли: а что, если они всё-таки есть? Но нет – только пустота за закрытыми веками, чёрный бархат, ни намёка на сюжет.

Вечера Виктор посвящал городу. Он брёл по набережной, где фонари, словно жёлтые гиганты, отражались в воде, разбиваясь на тысячи осколков. Заходил в бар «Неоновая лиса», где стены светились аквамариновым, а музыканты импровизировали под аккомпанемент джазовых труб. Здесь всё было гиперреальным: смех звенел, как хрусталь, коктейли взрывались на языке каскадом вкусов – гранат, имбирь, тайский перец. Иногда он закрывал глаза, впитывая шум, и тогда казалось, будто город дышит через него: вдох – гул, выдох – смех.

Но однажды ночью что-то пошло не так. Возвращаясь с концерта, Виктор свернул в переулок, заваленный картонными коробками. На стене амбара горела неоновая вывеска «Open», хотя место явно было заброшено годами. Синий свет лизал кирпичи, и вдруг – он это почувствовал – краски вспыхнули ядовито, неестественно. Зелёный стал кислотным, красный – кровавым. Виктор зажмурился.

– Перепил, что ли? – проворчал он, но, открыв глаза, увидел лишь потухший неон и крысу, скребущуюся в мусоре.

«Галлюцинация», – решил он, ускоряя шаг. Однако на следующий день, на рынке, где продавцы выкрикивали цены на арбузы, случилось иное. Женщина в платке протянула ему персик:

– Сочный, как южная ночь!

Плод блестел, будто покрытый лаком. Но когда Виктор взял его, кожура под пальцами вдруг зашевелилась, превратившись в тысячи микроскопических пикселей. Он ахнул, уронив персик.

– Осторожнее! – взвизгнула продавщица.

– Он… он живой? – выдавил Виктор.

– Да вы что, парень! – Она покачала головой, подбирая разбитый фрукт. – С похмелья шалите?

Друзья начали замечать.

– Ты стал дерганый, как кот на салюте, – заметил Сергей, когда Виктор в пятый раз поправил вазу на столе, будто боялся, что она рассыплется в пыль.

– Просто мало сплю, – соврал он.

Но правда была в другом. Мир, который он так обожал, начал давить. Краски резали глаза, звуки обретали физическую форму – гул метро отдавался в висках тяжёлыми ударами. Даже воздух стал густым, как сироп. А по ночам, когда город ненадолго затихал, Виктор ловил тонкий звон – будто кто-то водил пальцем по краю хрустального бокала. Однажды он попробовал записать этот звук на диктофон. Прослушал – тишина.

– Может, к врачу? – предложила Аня, заметив, как он вздрагивает от звона посуды в кафе.

– Я не псих, – огрызнулся Виктор.

Перед рассветом, стоя на мосту, он смотрел, как первые лучи солнца вытравливают ночь из неба. И тут – звон усилился, превратившись в гул. Виктор схватился за перила. Река внизу вдруг заиграла всеми оттенками бирюзы, будто кто-то добавил в воду люминесцентную краску. Фонари мерцали, сливаясь в сплошную золотую полосу.

– Прекрати, – прошептал он, впиваясь ногтями в ладони. – Это не настоящее.

Боль пронзила виски, и видение исчезло. Остался обычный рассвет – грязно-розовый, сонный. Виктор глубже натянул капюшон и зашагал прочь, повторяя как мантру:

– Здесь всё реально. Всё настоящее.

Он не видел, как в воздухе за его спиной дрогнула невидимая трещина, словно стекло, готовое разбиться.

Глава 3. Лиза

Лиза сидела на краю облака, свесив ноги в пустоту, где внизу – или вверх? – извивалась река, переливающаяся ртутным блеском. Её пальцы впивались в пушистую массу, оставляя вмятины, которые тут же затягивались, словно раны. Воздух пахнул мятой и расплавленным янтарём, а ветер, игравший с её волосами, напевал мелодию, которую она сама придумала вчера. Или сто лет назад. Время здесь текло, как лужица ртути – собиралась в шарики, растекалась, но никогда не испарялась.

– Скучно? – Голос Осколка прозвучал слева, хотя само существо материализовалось справа, собравшись из бликов и теней. Его форма менялась каждую секунду: то крылатый змей, то ребёнок с лицом старика, то просто дрожь в воздухе.

– Нет. Да. Не знаю, – Лиза поймала пролетавшую звезду – крошечный светлячок – и запустила его обратно в небо, вышибая искры. – Сегодня деревья поют слишком громко.

Осколок рассмеялся, и звук рассыпался осколками стекла.

– Ты всё ещё тоскуешь по плоскому миру. Они зовут тебя, да? – Он махнул рукой, и пространство перед Лизой сжалось, показав картинку: комната с розовыми обоями, кукла с треснувшим фарфоровым лицом, женщина у окна… Лиза резко дёрнула головой, и видение рассыпалось.

– Не трогай их! – её голос дрогнул, хотя она сжала кулаки, чтобы скрыть дрожь. – Там всё… ненастоящее. Даже боль.

– Зато здесь ты можешь всё, – Осколок принял форму мальчика в плаще из ночи и присел рядом. – Сегодня утром ты превратила песок в шоколад, а вчера остановила ураган хлопком в ладоши. Ты просто возникаешь и пропадаешь. Всё вокруг подчиняется тебе. Ты можешь казаться поверженной и восстанавливаться из пепла. Разве это не лучше, чем плакать в подушку, пока родители кричат за стеной?

Лиза нахмурилась. Она помнила те крики. Помнила, как однажды мамины руки стали бумажными, а папин голос – плоским, как из динамика. Тогда она зажмурилась, прошла сквозь зеркало… и оказалась здесь. Но иногда, особенно когда луна пела колыбельную, ей хотелось вернуться и ткнуть пальцем в тот мир – проверить, не стал ли он снова объёмным.

– Я могу создать хоть тысячу миров, но… – она встала, и облако под ней завизжало, превратившись в синюю птицу. – Здесь нет неожиданностей. Я всегда знаю, что будет.

Осколок вздохнул, и звук напомнил шелест падающих листьев.

– Ты права. Но сейчас ты нужна там. Они ищут врата – Странник и Тот, Кто Слишком Видит.

– Кто? – Лиза повернулась, но Осколок уже растаял, оставив в воздухе мерцающую надпись: «Пора».

Раздражённая, она спрыгнула с птицы и упала сквозь слои неба, пока не приземлилась на поляну, где трава была мягкой, как шёлк. Деревья вокруг склонились, затихнув. Лиза щёлкнула пальцами, и земля вздыбилась, создавая замок из хрусталя и пламени. Но даже когда башни коснулись облаков, пустота внутри не исчезла.

– Может, попробовать? – прошептала она, рисуя в воздухе дверь. Та самая, из её старого дома – с царапиной от велосипеда. Сердце бешено застучало, когда она взялась за ручку… но за дверью оказалась лишь бездна, усыпанная звёздами.

– Не получится, – сказала себе Лиза, отступая. – Ты же сама убежала.

Но в тот миг где-то далеко, в мире, который она когда-то назвала «плоским», Виктор уронил стакан кофе, а Алексей прижал ладонь к окну, за которым дождь выписывал руны. И трещина, тонкая как паутинка, пробежала между мирами.

Лиза не видела этого. Она лишь почувствовала, как что-то дёрнуло её за сердце, будто невидимая нить. Впервые за долгие годы она услышала чужой смех – не свой, не Осколка, а кого-то настоящего.

– Может, они смогут то, что не могу я? – подумала она, сжимая в руке каплю росы, которая стала ключом.

И где-то в ответ ветер принёс шёпот:

– Ты близко…

Глава 4. Первая трещина

Алексей прижал ладонь к холодному оконному стеклу, пытаясь поймать ритм дождя, который выстукивал тайный код на подоконнике. Каждая капля оставляла за собой мокрый след, словно невидимый паук плел паутину из воды. В комнате пахло сыростью и старыми книгами – запах, который он давно перестал замечать. Но сегодня всё было иначе. Сегодня воздух будто зарядился электричеством, как перед грозой.

«Дверь…» – мелькнуло в голове. Во сне она казалась такой реальной: дубовая, с узором из переплетённых ветвей, словно корни древнего дерева сплелись в арку. Руны на ней светились приглушённым синим светом, напоминающим свечение экрана в тёмной комнате. Алексей провёл рукой по стеклу, повторяя контуры воображаемых символов. Его отражение в окне дрожало, сливаясь с потоками дождя. «Бред. Это просто сон», – попытался убедить он себя, но пальцы непроизвольно сжались в кулак.

На столе, рядом с недопитым кофе, лежал блокнот с вырванными листами. Алексей открыл его на странице, испещрённой набросками: спирали, геометрические фигуры, глаза – всегда глаза, которые преследовали его в каждом сне. На последнем рисунке была она – дверь. Он провёл пальцем по штрихам, вспоминая, как рука сама выводила линии, будто кто-то водил ею изнутри.

– Хватит, – прошептал он, захлопнув блокнот. Но тишина комнаты давила, усиливая шепот воспоминаний.

«Ты всё цепляешься за свою клетку», – голос Её звенел, как ветер в колокольчиках.

Алексей резко встал, задев кружку. Холодный кофе растёкся по столу, образуя пятно, похожее на континент на старой карте. Он вытер лужу рукавом пиджака, чувствуя, как дрожь поднимается от кончиков пальцев к горлу. «Надо звонить. Надо…» – мысль билась в голове, как птица в стекло. В кармане лежала смятая визитка: «Доктор Марта. Психотерапия. Сны и тревожные состояния».

Он набрал номер, слушая длинные гудки. За окном дождь усилился, стуча в такт ударам сердца.

– Алло? – женский голос прозвучал устало, будто её разбудили.

– Здравствуйте, это Алексей… Мы встречались полгода назад. Вы говорили, что… что можно позвонить, если… – он запнулся, глядя на свой рисунок.

– Алексей? Да, помню. Сны вернулись? – в её голосе появилась настороженность.

– Хуже. Я… начал видеть их наяву. Дверь. Руны. И… Она.

Тишина в трубке затянулась. Потом Марта заговорила медленно, словно взвешивая каждое слово:

– Вы не первый, кто пришёл ко мне с этим. Есть легенда… точнее, байка, которую рассказывают коллеги. О девочке, которая ушла в сны, потому что её реальность раскололась. Говорят, она ищет тех, кто может видеть трещины.

– Трещины? – Алексей схватился за подоконник, чувствуя, как пол уходит из-под ног.

– Места, где миры соприкасаются. Они возникают, когда чьё-то восприятие… ломается. Как у вас. Или у той девочки.

Он засмеялся нервно:

– Вы предлагаете мне поверить в сказки?

– Я предлагаю быть осторожным, – голос Марты стал резким. – То, что вы называете снами, может быть дверью. А двери открываются в обе стороны.

Линия оборвалась. Алексей опустил телефон, глядя на своё отражение в затемнённом экране. «Девочка из снов…» – вспомнил он Лизу, её плащ, развевающийся на несуществующем ветру.

Виктор щёлкнул зажигалкой, поджигая вторую сигарету за последние десять минут. Кафе «Эклипс» было полупустым – утро понедельника, лишь пара студентов у окна что-то оживлённо обсуждала, тыкая пальцами в ноутбук. Он потянулся за кофе, но рука дрогнула, и ложечка со звоном упала на пол.

– Чёрт, – проворчал он, наклоняясь.

Когда он поднял голову, то увидел её.

Девочка лет десяти сидела за соседним столиком, обхватив руками стакан с какао. Её плащ был словно соткан из сумерек – тёмно-синий, с переливами, как у крыльев бабочки. Но больше всего Виктора поразили её глаза: слишком взрослые, слишком глубокие, будто в них отражались целые галактики.

– Ты видишь слишком много, – сказала она, не отрываясь от своего стакана. Голос звучал одновременно рядом и где-то в далёком тоннеле.

– Что? – Виктор заморгал, чувствуя, как по спине бегут мурашки.

Девочка подняла взгляд. Вокруг неё воздух дрожал, как над асфальтом в жару.

– Они скоро сойдутся. Странник и Смотрящий. Ты должен выбрать – закрыть глаза или увидеть всё.

– Эй, малыш, ты… – он протянул руку, но в этот момент зазвенел колокольчик над дверью. В кафе ворвалась группа туристов с зонтами. Когда Виктор обернулся обратно, стул был пуст. Лишь на столе осталось влажное кольцо от стакана, и внутри него – нарисованная сахаром спираль.

– Вам ещё кофе? – официантка с розовыми волосами склонилась над ним.

– Нет, я… – он встал, задев стол. Чашка с остатками эспрессо полетела на пол, разбившись вдребезги.

– Осторожнее! – крикнул кто-то.

Но Виктор уже не слышал. Мир взорвался красками.

Стены поплыли, превратившись в акварельные разводы. Звуки растянулись, как жвачка – смех туристов превратился в вой сирены, звон посуды – в колокольный перезвон. Он схватился за спинку стула, но дерево стало мягким, как пластилин.

– Не сейчас… – прошипел он, закрывая лицо руками.

Когда он осмелился взглянуть, всё вернулось на место. Лишь на полу, среди осколков, сверкала лужица кофе, переливающаяся всеми оттенками коричневого – от янтарного до почти чёрного.

– Вам помощь нужна? – официантка пыталась поймать его взгляд.

– Нет, – выдавил он, бросая на стол купюру. – Просто… переутомился.

Лиза наблюдала за ними обоими, сидя на краю фонарного столба. Её ноги раскачивались в такт ветру, который здесь, в месте между мирами, пел на три голоса.

– Зачем ты это делаешь? – Осколок материализовался рядом, приняв форму ворона с глазами из расплавленного золота.

– Они почти готовы, – ответила она, не отрываясь от видения: Алексей стоял у окна, сжимая визитку психолога, а Виктор шатался по улице, прижимая ладони к вискам.

– Они сломаются.

– Или соберутся заново. – Лиза прыгнула вниз, падая сквозь слои реальности.

Она приземлилась в комнате Алексея, невидимая, как мысль. Его блокнот лежал открытым – спирали, двери, глаза. Она коснулась рисунка, и линии засветились синим.

– Помнишь? – прошептала она, хотя знала, что он не услышит. – Ты сам нарисовал врата.

Потом она оказалась рядом с Виктором, который прислонился к стене подъезда, дыша как загнанный зверь.

– Перестань бояться, – провела она рукой по его лбу.

Он вздрогнул, но не увидел её. Зато трещина – тонкая, как волосок – пробежала по стене за его спиной.

Лиза, наблюдая за обоими, впервые за долгие годы улыбнулась по-настоящему.

Глава 5. Врата

Виктор прислонился к кирпичной стене, пытаясь заглушить гул в ушах. Трещина перед ним расширялась, обнажая пейзаж, который нельзя было описать. Две луны – одна багровая, другая серебристая – висели над полем чёрных цветов, колышущихся под несуществующим ветром.

– Нет-нет-нет, – он зажмурился, но образ не исчез. Вместо этого сквозь веки просочился свет – зелёный, ядовитый.

– Открой глаза, Смотрящий, – детский голос прошептал прямо в ухе.

Он подчинился. Девочка в плаще из сумерек стояла перед ним, её пальцы касались трещины, как скрипач – струны.

– Ты… ты из его сна, – выдавил Виктор, узнавая глаза-галактики.

Лиза улыбнулась. В её улыбке не было ничего детского – только грусть тысячелетий.

– Он близко. Теперь твоя очередь.

– Я не хочу! – Виктор отшатнулся, чувствуя, как реальность слоится, как луковица. Асфальт под ногами стал прозрачным, обнажив под собой бездну с мерцающими огнями.

– Бояться – нормально, – Лиза сделала шаг вперёд, и трещина последовала за ней, как преданный пёс. – Но ты уже видел. Игнорировать – значит лгать.

Её рука коснулась его лба. Вспышка.

Кафе «Эклипс». Дождь за окном. Он сидит с друзьями, но их голоса – как под водой. Кофе в его чашке кипит, превращаясь в лаву. На стене – трещина. Он тянется к ней…

– Нет! – Виктор рванулся назад, ударившись головой о стену. Боль пронзила виски, но трещина осталась. Лиза исчезла.

Где-то между…

Лиза наблюдала за обоими мирами через призму Осколка. Алексей, внимающий рисункам из блокнота. Виктор, сжавшийся в комок у стены. Её собственные руки светились, как проводники энергии.

– Почему ты не поможешь им? – Осколок принял форму огненного вихря.

– Они должны выбрать сами, – ответила она, создавая из воздуха кленовый лист. – Страх или доверие. Реальность или…

Лист рассыпался на пепел. Где-то в глубине её «сердца» – если его можно было так назвать – шевельнулась старая боль. Воспоминание о комнате с розовыми обоями, о криках, которые она не смогла остановить.

– Иначе это не будет настоящим, – прошептала Лиза, стирая слезу, которая испарилась, не долетев до земли.

Глава 6. Виктор: Первый сон

Город за окном выл. Не метафорически – буквально. Виктор прижался спиной к холодной стене подъезда, втягивая воздух, который пах жжёной резиной и мокрым асфальтом. Его ладони скользили по шершавой поверхности кирпичей, будто пытаясь найти опору в материальности мира. Но мир больше не подчинялся законам физики. Неоновые вывески «Бар „Колибри“» и «Аптека №12» стекали вниз раскалёнными потоками, как расплавленный пластик. Буквы «ОТКРЫТО» превратились в кровавые подтёки, а светофор на перекрёстке пульсировал всеми цветами сразу, словно гигантский разбитый калейдоскоп.

– Не сейчас… – Виктор зажмурился, но даже сквозь веки пробивалось мерцание. Он побежал, спотыкаясь о трещины в асфальте, которые расширялись, обнажая под собой бездну. Там, в глубине, мерцали огни – не городские огни, а что-то древнее, холодное, как свет далёких звёзд.

Звуки накладывались друг на друга, создавая какофонию: гудки машин превращались в рёв раненых зверей, смех прохожих – в визг торнадо. Вдруг всё стихло. Тишина ударила, как пощёчина. Виктор остановился, ощущая, как барабанные перепонки сжимаются от давления. Он обернулся. Улица была пуста, но на стене дома, где ещё минуту назад красовался граффити с улыбающимся котом, теперь зияла трещина. Не та, что оставляют время и сырость, а идеально ровная, будто рассечение лазером. Из неё сочился свет – не белый, не жёлтый, а цвет, которого нет в спектре.

– Хватит, – прошипел он, впиваясь ногтями в ладони. – Это не настоящее.

Трещина дрогнула. Свет заиграл переливами, и из щели выползла тень. Нет, не тень – её антипод. Существо из сгустков света, слепящего и безформенного. Оно пульсировало, как сердце, вырванное из груди.

– Виктор… – голос звучал одновременно со всех сторон, как эхо в пещере. – Ты видишь.

Он отшатнулся, споткнулся о бордюр и рухнул на землю. Ладони впились во что-то липкое – асфальт стал мягким, как жевательная резинка.

– Проснись! – крикнул кто-то женским голосом, но вокруг никого не было.

Сердце колотилось так, будто хотело вырваться из грудной клетки. Виктор зажмурился сильнее, чувствуя, как слёзы текут по щекам. «Это сон. Это просто кошмар. Сейчас проснусь…»