Слепой дождь

Но будить прапорщика не пришлось. От неосторожного движения Влада он вздрогнул и схватился за автомат, но тут же опустил его, узнав своего солдата.

– А, это ты?.. – стесняясь за свое движение автоматом виновато сказал Мингалеев. – Даже уснул и тебя спросонья не признал! А мне немного полегчало, хотя ноет здорово, но боль такая… тупая, монотонная, можно терпеть.

– Идти надо, товарищ прапорщик! – прошептал Влад, пристально вглядываясь во все более густеющую темноту. – До утра можем не добраться.

Он не доверял установившейся с наступлением ночи звенящей тишине. Впрочем, она не казалась уж такой и идеально тихой. Вокруг окопа периодически возникали какие—то шуршания и это настораживало. Но сколько Влад не всматривался в темноту, ничего не мог разглядеть. Очевидно, с уходом дня и отступлением жары пустыня начала остывать и из всех щелей, трещин и норок повылезали мелкие живые существа в поисках пропитания. Скорее всего, какие—нибудь ящерицы или тушканчики. А может быть, и что—нибудь другое, но из школьной программы он помнил только одно: в пустынях живут ящерицы, тушканчики, змеи, да всякие опасные пауки наподобие каракуртов.

Прапорщик перевернулся на живот и встал на колено здоровой ноги:

– Что ж, пойдем…

Обхватив за шею Влада, он переносил тяжесть своего тела на тело солдата и рывком выбрасывал вперед здоровую ногу. Затем давал возможность сделать шаг Владу, и снова повисал тяжелой глыбой на его шее, переставляя свою ногу. Метров через сто пути они оба выдохлись и присели передохнуть. Владу стало ясно, что таким способом они далеко не уйдут – обессилеют и когда наступит рассвет, то окажутся на половине дороги до холмов, не больше. Первая же машина с боевиками их обнаружит и уничтожит.

– Может обратно вернемся? – спросил Мингалеев, понимая тщетность их общих усилий. – И пусть будет, что будет.

– Не—э, товарищ прапорщик, нельзя возвращаться! – ответил Влад. – Вы правильно сказали – погибнем у дороги. Давайте отдохнем и попробуем по— другому – я вас на спине понесу.

– Севернин, да ты хоть знаешь, сколько во мне килограммов? Восемьдесят! Да еще три автомата с подсумками, да мешки!..

– Товарищ прапорщик, я, пока жил в деревне, знаете сколько мешков с картошкой натаскался? Тысячи! Дотащу вас однозначно.

Растроганный прапорщик не выдержал:

– Слушай, хватит меня все время называть «товарищ прапорщик, товарищ прапорщик». Сейчас не та обстановка – не до субординации! Лишь бы живыми остаться…

Он протянул руку и предложил:

– Давай просто: я – Андрей! И на «ты»!

Они пожали друг другу руки и, не сговариваясь, поднялись на ноги. На этот раз дело пошло быстрей. Влад сначала относил Андрея с одним автоматом на несколько десятков метров вперед, а потом возвращался за остальным имуществом: двумя автоматами и рюкзаком с сумкой, где хранились продукты и запасное белье.

Можно было, конечно, выбросить тяжелую сумку прапорщика и все вещи сложить в рюкзак, но, когда Влад предложил это сделать, Андрей возразил:

– Нельзя! Там у меня ценности…

Влад ничего не стал уточнять – ценности так ценности, хотя в тех условиях, в которых они оказались, многое напрочь теряет свою цену. Например, сейчас самое ценное – это успеть до рассвета дойти до холмов.

К первым буграм они добрались, когда до восхода солнца еще оставалось пару часов, но в предчувствии этого ночные обитатели пустыни уже прекратили свою деятельность. Неглубокая выемка между двумя колючими кустарниками в темноте показалась им достаточно удобным местом для остановки, и оба устало откинулись спинами на остывший за ночь песок. Влад попытался прислушаться, чтобы оценить окружающую обстановку, но они с Андреем так бурно втягивали в себя воздух, что он тут же отказался от своей попытки. Все равно ничего постороннего не получится услышать. Постепенно дыхание восстановилось, и, приподнявшись, Влад вслушался в темень, но каких—либо звуков, как ни старался, не уловил. Он даже в какой—то момент глубоко несколько раз втянул ноздрями воздух, надеясь учуять что—то похожее на бензин или запах гари, но и таких признаков присутствия человека уловить тоже не смог.

Немного отдохнув, он молча встал и срезал ножом толстую ветку.

– Зачем? Для маскировки? Давай дождемся утра, а там и поймем, что нам надо.

– Да нет, не для маскировки. Пойду замету веткой наши следы, а то наверняка натоптали так, словно взвод протопал. Как вспомню, какие борозды оставили, добираясь до окопа, до сих пор не по себе. На волоске висели…

– А—а—а! Понятно… В темноте это трудно будет сделать. Если что, патронов не жалей. Возьми подсумок Зубкова.

Они действительно здорово наследили, и, торопясь, Влад периодически переходил на бег, чтобы побыстрей добраться до оставленного окопа, а то можно было не успеть до рассвета. Небо уже начинало сереть, когда он смог вернуться обратно к холмам, старательно, как граблями, заметая за собой колючей веткой оставленные ими следы. Он понимал, что внимательный взгляд местного боевика вполне может различить обман, но с наступлением нового дня должен подняться ветер с востока и Влад надеялся, что его порывы приведут в движение мелкий песок и тем самым сгладят неровности и создадут дополнительную маскировку.

– Устал? – сочувственно встретил его Андрей. – Садись, перекуси. Я консервы открыл…

– Не хочу! Даже не могу – очень устал. Даже спать не хочется. Словно песка в глаза насыпал кто—то.

– Так не пойдет! – возразил Андрей. – Тебе надо поспать пару часов обязательно. А я подежурю, пока ты спишь. Иначе мы так не выдержим.

Он еле слышно звякнул крышкой от термоса и послышалось журчание наливающейся жидкости:

– На, пей, солдат! И аппетит придет, и сон появится.

– Что это? – спросил Влад, уже уловив запах алкоголя.

– Коньяк. Думал, что с тыловиками отметим передачу груза, но видишь, что вышло.

Влад выпил коньяк несколькими глотками, закусил тушенкой с хлебом и не заметил, как провалился в глубокий сон. Он еще успел подумать, что нельзя пить спиртное на войне, нельзя! Можно из—за этого погибнуть и поклялся, что никогда больше такого не сделает. Никогда!..

Вскоре лишь тихое сопение уснувшего и смертельно уставшего девятнадцатилетнего парня нарушало рассветную тишину. Андрей несколько раз оглядывался на спящего солдата, удивляясь в душе проявленному им мужеству и сноровке. А ведь весь год прослужил по принципу бездельников – шаляй—валяй. Даже вспомнить о нем что—нибудь особенного было нечего. Но попал в чрезвычайные условия и смотри, как раскрылся!

Прапорщик за время службы не скрывал своего негативного отношения к «срочникам», считая их временщиками в армии и бездельниками по жизни. Инфантильное поколение, лишь бы в игры на телефонах играть и высчитывать дни до «дембеля»! Но выходило так, что с Владом он здорово ошибся. Севернин не только не подвел, но и проявил себя в боевой обстановке, как настоящий мужик: не струсил, начальника спас, расторопен… Мингалеев поймал себя на том, что уже сочиняет характеристику на награждение солдата. «Все возможно!.. Может зря мы „костерим“ нашу молодежь, и они на самом деле не хуже, чем мы, старшее поколение?» – подумал прапорщик. Он улегся поудобнее на мягкий песок, стараясь не беспокоить тупо ноющую ногу, и направил автомат в сторону шоссе, откуда, по его мнению, могла появиться настоящая опасность.

Глава 2

Влад проснулся через несколько часов от звуков человеческой речи, когда жаркое сирийское солнце уже вовсю палило. Не открывая глаз, он осторожными движениями правой руки нащупал лежащий рядом с ним автомат. Только после этого медленно приоткрыл глаза и увидел, что Мингалеев оперся на одно колено и, полулежа, что—то монотонное бормочет под нос. «Молится…» – догадался Влад. Он полежал еще немного, стараясь не мешать прапорщику и прислушиваясь к словам молитвы. Внешность прапорщика смахивала на азиатскую, но слова молитвы он произносил христианские, часто упоминая выражение: «Матерь божья!» Значит, мать у него русская, а отец, судя по фамилии, или казах или татарин.

Заметив, что Влад зашевелился, Мингалеев перекрестился и повернулся к Владу:

– Правильно, что мы ушли из окопа. Духи с утра уже там возятся, пулемет устанавливают. Значит, наши ушли далеко…

Прапорщик не сказал «отступили», и его можно понять. Никому не нравится, когда свои отступают под давлением противника

Влад приподнялся, чтобы посмотреть на покинутый ими пост, но Андрей остановил его:

– Стой! Осторожнее!.. Они постоянно все кругом осматривают в бинокль. Не дай бог заметят!.. Если хочешь посмотреть, то давай ползком, сквозь ветки. Только будь повнимательнее – колючки острые, как бритва.

Действительно, на посту хозяйничали трое бородатых боевиков. На бруствере они уже соорудили основание и установили на нем пулемет. Со стороны дороги рядом с окопом стоял джип, на котором, очевидно, приехали боевики и на нем под порывами ветра развевался черный флаг с арабскими белыми письменами. Горка дров и небольшой мангал свидетельствовали о том, что пост организуется основательно и надолго. «Плохи наши дела!» – подумал Влад. Если бы не травма прапорщика, то можно было бы попытаться дойти до своих, а так остается только ждать…

– Рассмотрел? Иди, перекуси. Я тут, пока ты спал, прошерстил сумки – еды хватит на три—четыре дня, а с водой плохо – одна «полторушка». Ее мы за день можем выпить: жарко, пот течет ручьями. Навес бы соорудить какой—нибудь от солнца, но не из чего.

– Навес выдаст нас, – возразил Влад. – Если только подкоп выкопать под холм… От земли прохладно было бы, и пить бы так не хотелось.

Он вспомнил, как в детстве они с соседскими пацанами рыли подземные ходы длиной по несколько метров со входом в одном месте и выходом в другом, а потом проползали через них, задыхаясь от ужаса замкнутого тесного пространства.

Они, как и перед рассветом, перекусили рыбными консервами и запили водой. Мингалеев обоим налил воды всего по полкрышки от термоса и предупредил:

– Это до вечера! Старайся не двигаться, а то от жары вода потом быстро выйдет и опять пить захочется.

– Я не потею.

– Как не потеешь?! – удивился прапорщик.

– Не знаю. У меня и отец никогда не потел, даже когда мы с ним физически работали. Ну, когда мешки таскали или дрова пилили вручную долго. Все равно не потели. Как нога? Терпеть можно?

– Да можно терпеть. Но болит волнами, и когда волна накатывает, аж в глазах темнеет!.. Орать хочется.

Пересилив себя, Влад спросил по имени гораздо старшего по возрасту прапорщика:

– Андрей, ногу мы толком не вправили, как бы осложнений не было. Вдруг криво срастется. Потом ломать снова будут.

– А что тут можно сделать? Свои далеко, идти я не могу… Остается только ждать. Что будет, то и будет!

Влад подполз к веткам кустарника и снова посмотрел на боевиков. Один из них, приставив бинокль, водил им по окрестностям. Двое других жгли костер и, очевидно, готовили обед. Солнце слепило глаза, но это не помешало Владу определить, что вчера он ошибся – от холмов до поста с боевиками точно меньше километра. А вчера в горячке он подумал, что гораздо больше. Как бы они для проверки не объехали окрестности! Так могут и на них наткнуться.

– Ну, что там нового? – спросил прапорщик.

– Пока спокойно. Дым поднимается, наверное, обед готовят, потом пообедают, да объедут подступы к посту, а наши холмы так и просятся, чтобы осмотреть их в первую очередь.

– Значит бой! – как—то трагически сказал Мингалеев. – Если что, ты уйдешь, а я их задержу! Может, хоть одного да завалю. А потом… потом… я не сдамся духам!

– Товарищ прапорщик, вы что?! Куда торопитесь? Действовать будем по обстановке. Мой отец говорит: «Будет день – будет пища». Еще посмотрим!..

Идея, как спастись, пришла сама. Но Влад пока не стал о ней рассказывать Мингалееву. Непонятно было, как к ней отнесется прапорщик. Возрастом он старше Влада лет на пятнадцать и многое воспринимает по—своему. Еще, не дай бог, на смех поднимет, а Владу этого не хотелось. Он по—прежнему не ощущал никаких признаков страха, и поймал себя на мысли, что ему даже нравится, как складываются события. Получалось, как в компьютерной игре, не надо сдаваться, а нужно искать выход. И выход из положения он, похоже, нашел.

Влад еще раз взглянул на боевиков и на мгновение застыл. Двое «духов» уселись на джип и поднимая столбы пыли пробуксовывающими колесами направились к холмам в их сторону.

– Товарищ прапорщик, товарищ прапорщик! Смотрите, к нам едут!..

Забыв о боли, Мингалеев рывком приблизился к Владу. При виде боевиков от безысходности и отчаяния он даже скрипнул зубами: «Все!..»

– Товарищ прапорщик, вы берете водителя, а я – пассажира! А потом…

– Потом, Севернин, рвешь вглубь холмов, а я тебя прикрою. Пока третий на посту вызовет подкрепление, ты далеко уйдешь! Может спасешься…

С каждой минутой джип приближался к холмам. Еще пару сотен метров и можно открывать огонь на поражение. Влад заранее затаил дыхание, выцеливая духа. Боевики все приближались, и Влад стал различать даже их глаза, черные и беспощадные. Еще десять метров, еще… Один из боевиков вытащил мобильник и стал разговаривать по телефону, а потом неожиданно для Влада и Мингалеева, уже готовых открыть огонь, крутнул руль и на большой скорости джип понесся обратно к посту.

«Эх, жаль! Сейчас бы завалили их, уселись бы на джип и уехали бы подальше куда—нибудь!» – подумал Влад. Он слышал, как прапорщик выдохнул полной грудью воздух и нервно выдохнул:

– Х—х—у—у! Пронесло… Еще поживем немного!

Не успели они с прапорщиком отдышаться, как донесся гул моторов и по шоссе к посту приблизились машины с боевиками. Поравнявшись с постом, «духи» приветствовали друг друга взмахами рук и выстрелами в воздух. За первой колонной через небольшой промежуток времени последовали еще две. Но в каждой из них, помимо джипов с крупнокалиберными пулеметами, двигалось до десятка танков и гусеничных тракторов с приваренными по бокам листами ржавого железа. «Шахид—танки!» – догадался Влад. Из телевизионных передач он знал, что такие трактора укрепляются многослойной броней, наполняются взрывчаткой и, управляемые смертниками, идут на подрыв укрепленных пунктов правительственных войск.

– Хорошо, что «духи» до нас не доехали! Пока мы их с тобой, Влад, валили бы, подошли бы новые колонны…

Влад с прапорщиком согласился. Действительно, боевик, оставшийся на посту, если бы они не выдержали и открыли огонь по джипу, поднял бы тревогу, и подошедшие «духи» разобрались бы с ними в считанные минуты.

– Есть не хочешь? – спросил Мингалеев.

Он лежал рядом и не спускал глаз с боевиков, по—прежнему сжимая в руках автомат. Похоже, что прапорщик еще не отошел от ощущения, что они были на волосок от гибели.

– Нет, не хочу.

– Вот и я тоже. Как представил, что мы уже могли погибнуть, так в дрожь бросило и не отпускает. Странно устроена жизнь! Еще позавчера были в России, спали дома в теплых постелях и ничего такого даже представить не могли, а сегодня – на тебе! – на волоске от смерти… Может, ночью еще дальше в глубь холмов отойдем?

– Можно попробовать, но неплохо бы разведать сначала, что там дальше, в наших холмах. Может еще посты есть или стоянки «духов».

– Да ночью как ты разведаешь – ничего ж не видно?

– А я днем попробую, ну, ближе к вечеру…

Они не успели договорить, как резкий гул проносящегося на низкой высоте самолета оглушил их, и они невольно вжались в песок, ожидая бомбежки. Но самолет прошел над ними без бомбометания и только через минуту где—то впереди, куда ушли колонны боевиков, раздались громкие взрывы.

«Духи» на посту нервно засуетились и бросились к пулеметам, но взрывы больше не повторялись, да и гул самолета пропал, постепенно затихнув в мареве неба. Пролет самолета для боевиков оказался предупреждением и они, взявшись за лопаты принялись старательно углублять окоп и рыть еще одну запасную щель в стороне от окопа.

«Сейчас на Зубкова наткнутся!..» – подумал Влад и не ошибся. Дикий вопль даже несмотря на большое расстояние донесся до холмов.

– Нашли Зубкова, – догадался Мингалеев. – Теперь издеваться над телом будут. Эх, надо было его в стороне от окопа закопать!..

– Как тут угадаешь, товарищ прапорщик! Мы тогда нос из этого окопа опасались высунуть. Обстановку не знали.

Через секунды боевики, предположив, что где—то рядом возможно находятся еще русские военнослужащие, открыли по окрестностям вокруг окопа беспорядочный огонь из двух пулеметов. Пули вспарывали песок, свистели высоко в небе и в какой—то момент одна пуля тупо и гулко ударило в землю недалеко от Влада с Мингалеевым. Оба они едва не зарылись телами в песок, настолько страшным и сильным показался обоим близкий удар шальной пули.

– Заметили! – задохнулся прапорщик.

– Нет! – возразил Влад. – В нашу сторону больше не стреляют. Больше южное направление поливают. Возможно, там столкновения были с правительственными войсками. Вот они и думают, что оставшиеся в живых ушли в ту сторону.

Примерно через час боевики успокоились, но щель возле окопа продолжали упорно углублять, выставив для охраны пулеметчика. Тот, то припадал к пулемету и водил его стволом вправо—влево, проверяя, удобно ли ему будет, если понадобится, вести огонь, то брался за бинокль и долго осматривал подступы к окопу. Влад с прапорщиком тогда отползали от края кустарника и припадали к земле, готовые растворится в ней.

– Они не успокоятся, пока наши холмы не проверят. Кругом ровно, гольный песок, далеко видно, и только, что в холмах творится из—за кустов им не разобрать. Надо искать новое место, чтобы схорониться. Может я, товарищ прапорщик, сползаю вглубь, посмотрю, что там?

Влад снова перешел на соблюдение субординации, и Мингалеев его больше не поправлял.

– Оно, конечно, так… искать надо, но я боюсь, что передвигаться совсем не смогу: нога опухла, как бревно стала, боль усиливается, да и температура, кажется, поднялась.

– Да вам не надо ходить! Я опять вас потащу, товарищ прапорщик!

– Не смогу я!.. Мне антибиотики нужны, да и врач не помешал бы. Может кость раздробилась, да осколки в мясо впиваются. При любом движении кажется, что уже не в ногу отдает, а все тело одной раной болит.

В голосе Мингалеева звучала некоторая безысходность и даже равнодушие, а это могло свидетельствовать только об одном – прапорщику действительно становилось плохо. Инициативный и настырный человек в жизни, насколько знал его Влад, к концу дня явно осунулся и потух. От былой бодрости не осталось и следа.

– С нашими бы как—то связаться… – хмуро бормотнул прапорщик.

Видно было, что он все меньше и меньше был способен анализировать обстановку и все больше отвлекался на свое ранение. Надо что—то делать, и Влад вернулся к своей идее, возникшей в середине дня.

– Надо захватить джип, – сказал Влад, повернувшись на бок и вполглаза наблюдая за прапорщиком, – и пробиваться к своим.

Прапорщик невольно рассмеялся:

– Срочник, ты что – фильмов насмотрелся? Это не «стрелялки» на компьютере, а война. Первая встреча с боевиками и нам кердык!

Высказываясь по поводу предложения Влада, он, забывшись, повернулся на бок и застонал. Боль, похоже, была настолько нестерпимой, что на глазах цвет лица прапорщика с серо—загорелого поменялся на мертвенно—бледный, а из плотно сжатых губ вырвался приглушенный стон.

– Товарищ прапорщик, вам плохо?!

– Да! Что—то мне совсем хреново, солдат!.. – подтвердил прапорщик. – Ближе к вечеру такие приступы начались, что… не знаю, как и вытерпеть.

Он закусил губу, с трудом сдерживая боль. Влад бросил наблюдение за «духами» и подполз к прапорщику с желанием как—то помочь.

– Может, коньячка дернете, товарищ прапорщик? Все легче будет.

– Коньяк не поможет… Если тупо будем ждать своих, то наверняка погибнем. Черт его знает, когда линия фронта восстановится! Если долго ждать, то я точно не спасусь, да и ты со мной погибнешь. Выход один: оставляй меня здесь, а сам ищи наших или солдат Асада. Если выйдешь на своих, то тогда шанс появится и у меня на спасение, а если нет…, то значит нет. Патроны разделим пополам, и автомат Зубкова оставь мне. Поставлю оба автомата на разных направлениях – пусть думают, что я не один здесь.

– Товарищ прапорщик, я не могу вас оставить! Русские своих не бросают! Как я потом командиру части в глаза смотреть буду? Давайте подождем ночи, и я попробую… угнать джип! – соврал Влад.

– Запрещаю! – возразил прапорщик.

– Ну хотя бы подползу и посмотрю, как часовые ведут себя!

– Севернин, тебе жить надоело, что так рвешься в драку? Ты что – спецназовец, что собрался завалить троих опытных боевиков? Если у них есть прибор ночного видения, то они тебя еще за сотню метров из пулемета завалят! Они, в отличие от тебя, вчерашнего школьника, люди тренированные и опытные…

– Я просто посмотрю!…

Застонав от очередного приступа боли, Мингалеев махнул рукой – делай, что хочешь!

С наступлением темноты Влад проверил автомат, и нырнул ползком в сыпучие волны песка. Он знал, что своим перемещением оставит такой след в пустыне, что в случае неудачи тот завтра приведет «духов» прямиком к прапорщику. Торопиться он не собирался, вспоминая, как в детстве, когда деревенские пацаны играли в «войнушку», он лучше всех маскировался в свежей пахоте и всегда незамеченным подбирался к своим «врагам», чтобы комком рыхлой земли нанести решающий удар по сопернику.

Скрываясь за гребнями барханов, ему удалось подобраться к окопу на несколько десятков метров. Он даже стал различать на фоне более светлого, чем пустыня, неба силуэт часового, голова которого периодически приподнималась над бруствером окопа. В такие моменты он, затаив дыхание, прицеливался в «духа», готовый открыть стрельбу. Он не знал, получится ли сшибить часового первыми выстрелами, так как за время своей службы стрелял всего раз пять, правда, никогда не промахиваясь и удостаиваясь похвалы командира роты, но был намерен в любом случае броситься вперед, поливая короткими очередями «духов» и надеялся, что они испугаются и бросятся в бегство.

То ли Влад создал шум неосторожным движением, то ли что—то другое показалось часовому, только тот о чем—то требовательно попросил «духов», находящихся в джипе. Судя по интонации, они сначала возражали часовому, но потом запустили двигатель и яркий свет нескольких фар внезапно пронзил темноту. Один из боевиков взобрался в кузов автомобиля и развернул крупнокалиберный пулемет в направлении освещенных подступов и дал несколько коротких очередей. На близком расстоянии трассирующие пули бесследно вонзались в песок, а на большом рикошетили от твердой поверхности. Значит, на удалении от окопа твердая каменистая почва. Часовой высунулся во весь рост и тщательно всматривался в освещенную часть пустыни.

Понимая, что наступил самый удобный момент, Влад приподнялся и дал короткую очередь по часовому, а затем по «духу», который палил из пулемета. Оба боевика мешками осунулись вниз, а пулемет замолчал. Некоторое время стояла тишина, но стрельба не возобновлялась, и водитель джипа, не понимая, что же случилось, открыл дверцу и выскочил наружу. Его силуэт хорошо просматривался на свету фар, и промахнуться было невозможно. Очередная короткая очередь свалила и третьего боевика, но Влад не стал торопиться. Он выждал некоторое время, опасаясь, что кто—нибудь из духов ранен и может открыть огонь по нему самому.

Через несколько минут он приподнялся, бегом добрался до окопа и затих у его внешней стенки. Кругом не слышно было никаких подозрительных движений, ровно рокотал двигатель джипа и комплект дополнительных фар часть пустыни превращал в освещенную, словно днем, площадку. Влад осторожно заглянул внутрь окопа. Убитый боевик лежал на спине, широко раскинув руки, и был неопасен.

Влад обогнул с темной стороны окоп и прижимаясь к стенке в свете фар разобрал, что водитель тоже распластался на песке, отбросив в сторону автомат. Оставалось понять, что с пулеметчиком. Высокий открытый кузов джипа не позволял рассмотреть тело боевика. Следовательно, к джипу надо было подобраться вплотную, а потом максимально осторожно попытаться заглянуть внутрь.

Если боевик ранен, то место, откуда велся огонь по водителю, он наверняка определил. Значит, надо подобраться к джипу с другой стороны, и Влад, вжимаясь в землю, пополз вокруг машины. Добравшись до джипа, он вынул из подсумка запасной магазин и бросил его так, чтобы тот ударил по моторному отсеку, имитируя опасность с передней части автомобиля. И раненый боевик не выдержал, приподнялся и открыл стрельбу в направлении шума из автоматического пистолета. После короткой очереди в упор он перевалился через борт и осунулся к ногам Влада, хрипя и задыхаясь от нехватки воздуха.

На секунду Влада охватила эйфория, но только на секунду. Он все сделал правильно, осторожно и поэтому победил. Дальнейшие действия потребуют еще большей изворотливости и расслабляться не надо. В свете фар Влад подобрал оружие боевиков, нашел тело Зубкова с посмертно перерезанным горлом – над мертвым издевались, гады! – и затащил в кузов. Двоих боевиков из джипа для маскировки сбросил в вырытую ими щель и присыпал землей. Затем уселся в джип, положил на правое сидение автомат и взялся за руль. Тойота оказалась с механической коробкой передач, и он привычно выжал сцепление и надавил на педаль газа.