Черные Боги Кубы

Я – Светлый Разум вместе с неуемным Воином грудью встретил копье врага;

Я – Проворный прошел мимо них. И со мною был Катваза;

Я – Рвущийся в бой, поклялся на муравейнике вместе с Укротителем новобранцев;

Я – Не терпящий возражений, сломал в гневе свой лук;

Я – Никогда Не Обращающийся в Бегство, пошел в бой у Руфунзы и со мной был Катембу;

Я – Непоколебимый, принялся колоть копьем;

Я – Не просящий помощи твердо стоял на узкой тропе.

Одним из таких афористичных «автохарактеристик» мог, наверное, «похвастаться» и правитель одной из самых развитых народностей – йоруба. Непререкаем был авторитет его в обществе, которое сформировалось тысячу лет назад на карте «черной земли»: в Западной Нигерии. Это – государственное объединение, именуемое Эби, созданное по принципу точной копии семьи. Оно представляло собой сообщество земледельческих общин, расселявшихся в лесах. Согласно идеологическим верованиям это государство соответствовало образцу «семьи» духовных существ – богов, более мелких божеств и предков под верховным руководством и велению бога Олодумаре. Мыслилось, что на земле, «созданной богом», точнее, в городе Ифе, как раз и существовала первоначальная копия такой системы. Обожествление власти и самих правителей играло решающую роль в «общественно-политической» жизни народа йоруба. Выглядела эта структура правления следующим образом. Причем считалось, что это подчинение и соподчинение, по идеологии йоруба, даровано свыше и как бы «пересмотру не подлежит. Решающее слово здесь принадлежит богам, то есть ориша.

Во главе – правитель Ифе – Они. Ступенькой ниже – правители других городов – Обы. Причем их положение в иерархии «власти» зависело от степени древности предка – Одудува, орудия Бога. В хозяйственном отношении йоруба стояли на достаточно высоком уровне развития. Им были известны обработка железа и меди; производство ритуальных и декоративных предметов высокого уровня совершенства; хлопчатобумажное ткачество. Однако лишенные возможности заниматься коневодством из-за мухи цеце, но нуждаясь в отражении враждебных кавалерийских атак соседей и необходимости, в свою очередь, собственных ответных действий подобного рода, тратили огромные деньги на покупку лошадей у суданцев и вооружение войск. Главный мотив: не позволить себе отставать от соседей.

Вместе с тем ни хозяйственные успехи туземцев, ни их идеология и верования мало интересовали пришельцев, устремленных исключительно к наживе. «Общение» же, как таковое, для них важно было исключительно с позиций доступа к источнику обогащения.

Пришельцы несли им свои собственные представления о верованиях, идеологии, образе жизни, нравственных принципах.

Со временем в мрачных фантазиях воздыхателей о золоте образ черной Африки начинает обретать черты Калибана, уродливого дикаря, раба, появляющегося уже среди действующих лиц «Бури» Шекспира. Но Калибан – не пионер художественного образа.

У Шекспира был предшественник – желчный английский поэт Уильям Данбар. Не жалея красок и ехидства, он посвящает свой сонет Черной леди с чувственными, пухлыми губами, не скрывая своего отвращения, а заодно и своей неловкости за колесо фортуны благородного участника турнира. Сюжет сонета посвящен «поединку неистового рыцаря в честь черной леди». Факт исторически достоверный. Турнир состоялся то ли в 1508, то ли в следующем году в Эдинбургском королевстве. Известно, что Черная леди досталась королю Джеймсу IV. С нескрываемой желчностью стихотворец описывает подробности того, как четырнадцать рыцарей несли эту леди от замка, где она жила, до самой ограды аббатства.

Всех милых дам, чьи чары нас пленяют,

Я воспевать готов, не уставая,

Всех – кроме леди с пухлыми губами,

Что чернотой слепя, предстала перед нами.

Язык немеет мой, перо мне изменяет.

Он, с укоризной взывая к неукротимому рыцарю, дает ему совет, весьма далекий от благозвучия и поэтичности, полный брезгливого презрения к «добыче» в облике черной леди:

Пусть верный щит от бед тебя хранит,

Пусть страх тебя бежит, смельчак задорный,

Коль звонкий меч врагов повергнет в прах,

Ты станешь паладином леди черной.

Она тебе подарит блеск очей,

Взволнует душу лаской губ коварных

Восторгами любви смутит покой ночей

И ослепит улыбкой лучезарной

Но твердо помни: тот, кого сразят –

Злосчастный опозорившийся воин –

Целует даму прямо в черный зад,

Он большего, конечно, недостоин.

Презренье к черной коже – будь то леди с пухлыми губами иль просто «кусок черного дерева», как именовали отловленных негров работорговцы, – и страстный гимн золотому тельцу сливаются воедино. И не некие пираты, а королевские компании стали бороздить океан, поставляя на невольничий рынок Нового Света живой товар в лице чернокожих африканцев.

Миражи миссионерства и фатум грабительства

Я намерен восстановить деятельность религиозных миссий за рубежом; служители церкви мне будут весьма полезны в Азии, Африке и Америке; я пошлю их туда собирать сведения о положении в различных странах. Священническая одежда маскирует политические и коммерческие расчеты. Их работа обходится нам дешево, и варвары уважают священников. Не будучи облечены никакими полномочиями официального характера, миссионеры своими действиями не могут ни скомпрометировать правительство, ни поставить его в неловкое положение. Религиозное усердие, воодушевляющее священников, позволяет им совершать такие дела и пренебрегать такими опасностями, перед которыми отступили бы и светские агенты правительства.

Наполеон Бонапарт. Из выступления на заседании Государственного Совета в 1804 году.

Да, злато покоряет цитадели,

В предателей героев превращает,

Коварно садит корабли на мели

И девственниц невинных развращает.

Ему в угоду от великой цели

Ученый с легким сердцем отступает,

И правосудье перед ним немеет,

И честь, его завидя, цепенеет.

Кто текст, прельстившись златом,

так толкует,

Что в нем не сыщешь правды и следа,

Кого оно настолько очарует,

Что извратит закон он без труда,

Король тираном станет навсегда.

И даже к тем, кто век свой служит Богу,

Найти успело золото дорогу.

Луиш де Камоэнс. Лузиады.

Поэтическим строкам великого португальского гуманиста Луиша де Камоэнса, современника колонизации европейцами «черной земли», импульс был дан той реальной действительностью, которую он имел возможность наблюдать сам и осознавать воочию. Не на пустом месте родилось и изречение несостоявшегося владыки мира. В словах Наполеона Бонапарта нашло обобщение опыта веков. У португальского гуманиста были основания оставить в памяти человечества силу власти презренного металла над человеческими слабостями. По семейным сказам ему, как потомку Васко да Гамы, были известны не вошедшие в официальные летописи и анналы истории предания старины глубокой об обстоятельствах плавания и возвращении на родину первооткрывателя морского пути в Индию. А также его армады, которую от гибели спасло только богатое преподношение мавританскому королю. На волоске от смерти висели и само Великое Географическое Открытие морского пути европейцев в Индию, и сама жизнь мореходов во главе с их отважным капитаном.

Проникновение Европы в Западную Африку тому свидетельство, хотя между захватами земель черного континента португальцами и планами французского императора пространство во времени измеряется более чем тремя столетиями. Тропическую Африку открыл Васко да Гама (1469 – 1524). Выдающийся португальский мореплаватель эпохи Великих Географических Открытий, отправившись вокруг Африки на поиск морского пути в Индию (на это ушло два года: 1497 – 1498). Неожиданно для себя он обнаружил край ранее неведомой земли. Но неведение не стало препятствием для тех, кто последовал его примеру. Правда, уже совсем с другими целями. С первых же шагов новые земли для новых пришельцев-варягов превращаются в объект расхищения и грабежа недр. Растет известность поставщиков золота, мода на драгоценные камни, идущие на украшения не только корон правителей, но и на ювелирные украшения их свиты. Владения туземцев превращаются в заповедные поля дикой охоты на чернокожих. Сама погоня за живым человеком не идет ни в какое сравнение с охотой, которой забавлялись герцоги и графы развлечения ради, не щадя, правда, ни крестьянские посевы, ни леса с обитающими в них дичью и прочей живностью. Она, между прочим, даже приблизительно не сравнима с теми сафари, которые с такой упоительностью живописует Хемингуэй в африканских рассказах. Экзотика погони за дикими животными в уже вроде бы освоенной Африке меркнет перед хищническим отловом человека, погружением его в галеоны, отправкой в трюмах и на галерах за тысячи миль. По вздыбленным волнам Атлантики, под брызгами жгучей соли океанских вод, палящими лучами, никогда не уходящего за горизонт солнца, в чужой и чуждый край. Другой конец света. На невольничий рынок.

Начало колонизации Тропической Африки проложено португальцами, сразу же приступившими к строительству фортов. Первое такое сооружение, форт Эльмина, появился уже в 1481 году. Согласие на его возведение было получено от одного из могущественных вождей Мандинго, надеявшегося увидеть в лице белых пришельцев вестников света, добра и справедливости. А может статься, и друзей. Однако время шло. Дружба и братство не складывались. А спустя столетия и вовсе вылились в неприкрытое иго. По архивным документам видно, что конкистадоры не оставляли аборигенам никаких надежд не то что на дружбу с «белыми», при виде которых – смешно сказать – в сторону шарахались даже африканские коровы, а на возможность сохранить собственную свободу и саму жизнь. Гостеприимство растаптывалось. Ответом на доброжелательство туземцев становилось брезгливое унижение со стороны даже миссионеров, прибывших якобы для спасения душ и приобщения к лику Спасителя.

Так, некий патер по имени Кавацци, прибывший в Конго в 1687 году с миссией служения добру, в своем подробном «отчете» не иначе как самому Всевышнему пишет: «С отвратительной самонадеянностью эти народы считают себя лучшими в мире, и ничто не убедит их в обратном. Они воображают, что Африка не только самая большая, но и самая счастливая и самая прекрасная земля на свете. Подобных взглядов придерживается сам король. Он заходит еще дальше, убежден, что нет на земле монарха, превосходящего или хотя бы равного ему по силе и богатству».

Миссионер раздражен. Он считает, что здесь обитают «люди, скорее подобные животным, чем разумные», что «даже танцы этих варваров, побуждаемые отнюдь не целомудренной склонностью к телодвижениям или ловкостью ног, преследуют одну цель – порочное удовлетворение своей похоти».

Время пребывания миссионера здесь совпало с трагическим для народностей Конго последствиями. Свидетельства о них хранят, в частности, архивы Португалии. Учеными был обнаружен прелюбопытный документ – Приказ короля Маниконго с обращением к соплеменникам и призыв явиться во всеоружии под его начало. Обстоятельства появления приказа таковы. В 1665 году Маниконго отказал португальцам в их неуемном стремлении к неограниченной разведке меди и золота. Ответом на это решение короля явились угрозы и ввод португальских войск. Видя грозящую стране опасность, Маниконго обратился ко всем со словами: «Слушайте приказ, отданный королем! Всякий мужчина любого звания, низкого или благородного, бедный или богатый, если только он может держать оружие в руках, жители всех деревень, городов и территорий, принадлежащих моим королевствам, провинциям и владениям, должны явится в течение десяти дней на военную службу вместе со своими капитанами, губернаторами, герцогами, маркизами и вместе с другими судьями и чиновниками, которые управляют ими, чтобы защитить наши земли, наше имущество, детей, женщин, и самую нашу жизнь и свободу, которую португальская держава хочет отнять, чтобы господствовать над нами».

Голос короля был услышан. Собралась многочисленная рать, готовая сразиться с чужеземцами. Но слишком неравными были противостоящие силы. Войско Маниконго оказалось разгромленным. Противник отнюдь не превосходил в боевых качествах и храбрости – но превосходство в вооружении оказалось решающим. В битве погиб и сам король, сражавшийся как лев. Память о нем хранят легенды. Но возродиться после этого удара государству уже не было суждено.

Ситуация типична для характеристики методов проникновения колонизаторов в независимый до этого край, где успели сформироваться местные порядки, действовали обычаи, складывались традиции, имелись свои понятия о чести, нравственности, морали, достоинстве, где в борьбу со злом они вводили и своих многочисленных богов. Столь же, впрочем, наивных и бесхитростных, как и те, кто верил в их всемогущество, воздавая им всяческие почести, чтобы добиться их благосклонности, водружал пантеон. Своих богов туземцы и почитали, и вели им счет, даровав им магическое, по их убеждениям, число – 401. Каждому из них в божественной иерархии было отведено подобающее ему место, определено его предназначенье, закреплены за ним обязанности. И не только перед теми, кто им поклоняется, но и в среде своих «собратьев» и сестер. Тем более что божества не всегда находятся в согласии между собой. И даже враждуют. Не лишены злокозненных намерений в отношении друг друга.

Европа еще долго зачитывалась повествованиями путешественников, веря и не веря «арабскому Геродоту» Аль-Масуди, писавшему, что «вся земля черных – золото. И россыпи у них на поверхности. В их пустынях есть рудники, а самородки бывают такими большими, что торчат из песка наподобие зелени. От жары, сухости и пламени серебро в этой стране превращается в золото по причине его расплавления солнцем».

Африка манила к себе. Она действительно (и до сих пор!) остается золотоносной жилой планеты. Тысячелетия спустя, получило подтверждение клинописное сообщение, что фараон Египта фараон Рамзес II в 1282 году д.н.э. на торговом пути в Северную Нубию держал колодец-тайник, где хранил свое золото. Много золота. Обнаружен был колодец советской археологической экспедицией под руководством Б.Б. Пиотровского. Участникам научной конференции историков и археологов в 1966 году было сообщено о найденном на том месте обломке стелы с надписью: «Рамзес Мерит-Амен. Сильный в жизни». Открытие не вызывало сомнений ни у кого. Это был именно тот колодец. Но золота в нем не оказалось. Возникло подозрение, что оно успело перекочевать в карманы и рюкзаки английских солдат, побывавших на этом месте в ХIХ веке. И отнюдь не с научными целями. Войско «владычицей мира», Англией, было направлено в этот край на подавление восстания махдистов. Сама же стела Рамзеса Мерит-Амена алчным до наживы солдатам была ни к чему. Да и открытие подлинной истории Африки не соответствовала их целям.

Известно также, что с VI по II век д.н.э. морские и караванные пути в Западную Африку находились в руках Карфагена, который тщательно скрывал сведения и об этой части континента, и тем более – о торговых путях. Грекам, жаждавшим все же узнать что-либо об источниках золота Карфагена, приходилось довольствоваться ложными вестями об изобилующих золотом рудниках Испании и Галлии. Правда, один из карфагенских купцов как-то сболтнул Геродоту, что источником золотого богатства его страны является Атлантическое побережье, наговорив при этом кучу всяких небылиц. Мнение об этом продолжало господствовать и во времена расцвета арабского халифата и ислама в VII – ХIII веках нашей эры. Арабские купцы старались держать в тайне все торговые пути, как бы игнорируя появляющиеся время от времени вести от арабского ученого аль Якуби, писавшего о Гане, как стране, «где всюду золото». Для введения в заблуждение искателей золота немало сделал – не без корысти – и крупнейший для своего времени географ из Кордовы аль-Бакри, заведомо зная дороги к его залежам. Звездочет Исхак ибн аль-Хусайн, обращаясь к теме золота, старался не отходить от сведений, идущих от Геродота: жители Судана продают золото по цене меди или обменивают золото на медь в пропорции один к одному.

Однако и этими описателями земли не было оставлено сведений ни о жизни, ни о обычаях, ни о верованиях аборигенов. Все это – до поры до времени – не интересовало ни занятых торговлей купцов, ни миссионеров, которые, казалось, хотя бы по долгу своей службы обязаны были вникать в духовный мир туземцев, которым стремились внушить любовь к Кресту. Им было не до того. Тем не менее, со временем и к этой сфере жизни так называемый цивилизованный мир стал проявлять неординарный интерес, смахивающий, правда, на псевдоинтерес. Африке предстояло еще не раз дивить энтузиастов ее освоения неожиданностями.

Предстоит еще историкам и различным иным ученым – возможно возникнет новая научная специализация «этнопсихология» – разобраться в том, почему именно африканцы «были выбраны» в качестве основного «товара» для работорговли. Но те, кого вывезли из Африки в качестве рабов, «взяли» с собой совершенно незапланированный работорговцами «груз». Черные Боги также отправились туда, куда вывезли вырванных из родного мира африканцев. И сам по себе этот факт – как бы к нему ни относиться – уже многократно сыграл в истории – в том числе общемировой – весьма значимую роль.

И напомнит о себе еще не раз…

В отличии от многих иных божеств, живших когда-то на земле, ориша – Черные Боги – живы. Как минимум – на Кубе…

Ориша

О чем говорят пословицы? О чем свидетельствуют? Очевидно – об отношении к богам (ориша).

У калабари из дельты Нигера говорят:

«Томи ору беремере» – перевод: «Сами люди делают ору» (из камня, из дерева, и в них вселяют дух);

«Томи ани ору ма»: «Люди – это и есть ору».

«Агу нси ови баку квма ен дуко и о пре ба». «Если дух слишком нахален (в своих требованих), ему нужно напомнить из какого он сделан дерева». (Они не всемогущи, но могут быть нахальными).

Поговорки йоруба:

Не надо проявлять торопливость в мирских делах.

Не надо с жадностью хвататься за веревку богатства.

То, что нужно решать по зрелому разумению, не следует решать в приступе гнева.

Боги – змеи – главенствующая роль в мифах всей тропической Африки. Священная змея – обиталище души умершего. Пронизана идеей «бессмертия» (Гумилев: змеи меняют кожу, но увы! Со змеями несхожи мы меняем души не тела). Кожа – физическая оболочка. В книге «Бытия» именно змея открыла глаза Женщине и Мужчине на происшедшие перемены.

Олорун

«Господин Неба». Его вспоминают: в приветствиях, при благословениях, клятвах, благодарственных молитвах, Он предстает в ипостасях: Олодумаре – всемогущий, Алайе – распорядитель жизни, Элегуа – созидатель.

Четкого облика отец богов» не имеет и не претендует даже на культовые почести. Иногда он свою волю сообщает людям через своего сына – Ифа.

Олодумаре иногда имеет подставное лицо:

Обатала – Царь – демиург;

Оришала – «Большой бог»;

Олодумаре – «почетное звание».

Создатель. Король. Всемогущий. Многомудрый. Всезнающий Судья, Бессмертный, Невидимый, Святой. У Шоинки – Владыка Лесов. Верховный бог йоруба (лукуми) – Хозяин Неба.

Праздный бог, не вмешивающийся ни в чьи дела. «Делами» управляют его дети и слуги – другие ориша. Не имеет ни своего культа, ни жрецов, ни фестивалей. К нему никто никогда не обращается за помощью. Он не имеет дел со смертными. Но все смертные помнят «Он есть».

Ведение дел он передал двум своим помощникам – Обатала и Огуну (правая и левая руки небес).

Обатала

Обатала – сын Олофи, высшего божества в пантеоне йоруба. Это творец земли, человека и всего сущего. Рождение и зачатие ребенка связывается с его именем. С его помощью во чреве матери появляется ребенок, формируется из зародыша, который во чрево матери вкладывает Обатала. Он управляет непосредственно небесами. Это мирный, лишенный воинственности бог. Голубые небеса – это и есть Обатала. Символизирует чистоту и непорочность. Является властелином мира. Это самое противоречивое божество. Оно двуполое: Обатала – мужчина, Обанала – женщина. Имеет разные ипостаси и всегда может быть представлено парами: отец и мать, король и королева. Всего в пантеоне богов у йоруба насчитывается шестнадцать пар. Воплощают они в себе самые противоречивые, иногда даже взаимоисключающие черты, присущие Обатала. Наиболее известные ипостаси Обаталы: Оддуа, Аллагуна, Оббаморо – мужчины; Йемму, Агеме, Обанала, Нана – женщины. Обатала в ипостаси Оббаморо отождествляется с Иисусом Христом из Назарета, а Обанала – со Святой Девой де лас Мерседес. И этот образ особенно любим кубинцами.

Чистоту помыслов Обаталы, несущего в природу мир и спокойствие, согласие и свет, олицетворяет все белое, являющееся символом этого божества. Сам он больше всего любит хлопок: из белоснежного хлопка сделана его накидка, с которой он никогда не расстается. Хлопок вызывает ревность к божеству даже у птиц. Из чувства зависти птицы обратились даже к Солнцу с просьбой сжечь растение, а к Луне – заморозить ненавистную им коробочку хлопка, чтобы не дать ей раскрыться. Но в этой легенде об обращении птиц к Солнцу и Луне, птицы потерпели поражение. Великие светила – и дневное, и ночное – не рискнули пойти против Святого Духа – Обатала. Столь всемогуща его воля и столь величественно и недостойно назначение в этом мире самих светил, чтобы вступать в союз с завистниками и утолять их черную жажду.

У Обатала много символов. Это акация, и в первую очередь, конечно же, белая, а также: белая лиана, шафран, кокос, восковая пальма, миндаль, плющ, клевер, кактус. Обатала не появляется никогда без принадлежащих ему атрибутов. Его обязательно сопровождают ящерица, считающаяся его посланницей, и улитки: их при нем всегда шестнадцать (это его волшебное число). К его атрибутам относится также серебряная змея, белые бусы, яйца, выточенные из слоновой кости, изображение Луны и Солнца. Держит он все эти предметы при себе завернутыми в тончайший белоснежный хлопок и никогда не разворачивает без особой надобности. Эти атрибуты сопутствуют ему в любой его ипостаси.

Его ежедневное меню состоит из кокосовых орехов, сладостей и жареной кукурузы. Особо обожаемая им пища.

Приняв образ храброго и бесстрашного Аллагуна, Обатала добился согласия Олофи на брак с его единственной дочерью, Эруадье. Получить же согласие было не так просто. Перед женихом была поставлена задача: принести мешок с шестнадцатью человеческими головами. У Обатала был соперник, уже находившийся в пути, неся за спиной этот заветный мешок. И тут Аллагуна пошел ему навстречу и напустил на него такой страх, что тот бросил мешок и кинулся бежать. Аллагуне не понадобилось даже преследовать соперника. Осталось только забрать мешок и явиться к Олофи. Цель была достигнута, требование высшего божества выполнено, красавица Эруадье разделила ложе с Обатала.

По другой легенде Обатала обернулся обольстительной женщиной, Обанала. Она внушила страсть Аргайю, божеству-лодочнику, расплатившись ложем и любовью за услуги по переправе на другой берег. От этого страстного союза родился ориша Чанго4. Союз распался, но Аргайю каждую ночь вспоминает о том страстном мгновении любви и ждет. С тех пор все его чувства и вожделенные помыслы связаны лишь с этим ожиданием, но, увы, возлюбленная к нему так ни разу и не явилась. Но Аргайю ждет…

Обитает Обатала на высоком холме. Так ближе к Олофи. С годами он чаще всего принимает облик мудрого старца с убеленной сединами головой. И рад в таком виде являться к смертным. Только по посоху, украшенному белыми бусинками, можно догадаться, что перед тобой вовсе не немощный старик, а всесильный Обатала, готовый в мгновение ока превратиться во всесильного и воинственного Аллагуна. Это и произошло как-то на главном празднике сантерии – гуэмилере, где его участники стали свидетелями того, как после долгих песнопений и танцев в честь Обатала на том, самом месте, где стоял только что седой, немощный старец возникла фигура Аллагуна на вздыбленном скакуне. Потряхивая конским хвостом, прикрепленным к голове и размахивая посохом, украшенным нитями белых бусин, Аллагуна воздел руки к Луне и стал взывать к светилу. Было ли то галлюцинацией танцующих, сказать участник гуэмилере не решится. Но Луна! Та все ниже и ниже спускалась к танцующим в честь Обатала, отчетливо высвечивая из темноты – была глубокая ночь и праздник близился к завершению – потные лица уже входивших в транс танцоров и приближая для них то долгожданное мгновенье, когда сам Обатала должен войти в них и дать утоление их вожделенной страсти воссоединиться с самим богом, готовым, расщедрившись, поделиться своей чистотой, могуществом, силой со своими «детьми». Непреложным считается, что каждый танцующий и совершающий тем самым обряд в честь божества участник гуэмилере, и есть его «дитя». Дитя по духу и вере в его могущество и миролюбие. Дети эти знают, что на земле нет ничего выше гор и холмов, восходящих прямо к Олофи, Высшему Божеству. Обатала его «доверенное лицо», непосредственный посредник в общении Олофи с другими ориша пантеона йоруба. И с простыми смертными. Оно происходит лишь на празднестве гуэмилере или во время какого-либо, угодного орише, обряда.