Черные Боги Кубы

Очарование зрелищем для стоявших на берегу исчезло сразу же, как только прибывшие ступили на берег. Первыми же их зычными криками на непонятном индейцам языке было погашено все волшебство от только что увиденной красоты. Это был отряд конкистадоров в триста человек. Во главе их шел невысокий, поджарый, одетый в блестевшие на солнце доспехи человек. Всем своим видом и каждым шагом он подчеркивал, что хозяин здесь он. Это и был сорокасемилетний военачальник конкистадоров Диего Веласкес де Куэльяр, сподвижник Христофора Колумба. Главный конкистадор. Отсюда и с этого момента он начнет завоевание острова, потратит на это три года и к своему пятидесятилетию сделает себе главный подарок: покоренный остров будет лежать у его ног. Баракоа же станет первым поселением испанцев.

Позорнейший гимн золоту

Золото! Металл

Сверкающий, красивый, драгоценный…

Тут золота довольно для того,

Чтоб сделать все чернейшее – белейшим,

Все гнусное – прекрасным, всякий грех –

Правдивостью, все низкое – высоким,

Трусливого – отважным храбрецом,

А старика – и молодым и свежим!

Бессмертные, к чему – скажите! Это

От алтарей отгонит ваших слуг,

Из-под голов больных подушки вырвет…

Да, этот плут сверкающий начнет

И связывать и расторгать обеты,

Благословлять проклятое, людей

Ниц повергать пред застарелой язвой,

Разбойников почетом окружать

Отличьями, коленопреклоненьем,

Сажая их высоко, на скамьи

Сенаторов. Вдове, давно отжившей,

Даст женихов…

Ступай… проклятая земля,

Наложница всесветная.

У. Шекспир. Жизнь Тимона Афинского.

Ведь нет у смертных ничего на свете,

Что хуже денег. Города они

Крушат, из дому выгоняют горожан,

И учат благородные сердца

Бесстыдные поступки совершать,

И указуют людям, как злодейства

Творить, толкая их к делам безбожным.

Софокл.

Христофору Колумбу было известно, что вся европейская знать помешалась на золоте. С тем, чтобы возвысить собственную персону в глазах испанского двора и продлить время своих путешествий, он изысканно и умело подогревает страсть королевской четы к обогащению. «Золото – удивительная вещь! Кто обладает им, тот господин всего, чего захочет. Золото может даже душам открыть дорогу в рай» – пишет он с острова Ямайка коронованным особам в 1503 году.

Как истреблялись индейцы Кубы?

На Кубе золота не оказалось. И тем свирепее был гнев главного конкистадора Диего Веласкеса. Вместо того, чтобы отправиться восвояси, раз нет золота, испанские завоеватели принялись за всякого рода бесчинства. И натолкнулись на отчаянное сопротивление жестокостям. Первой попыткой организованного сопротивления стал бунт вождя индейцев Атуэя. Одно имя его стало символом неприятия Кубой угнетения и эксплуатации. Неслучайно поэтому в том самом Баракоа, городке на редкость самобытном, по сей день неподалеку от креста, поставленного Колумбом, перед главным храмом города высится статуя первого «партизана» Кубы с одной единственной надписью на камне: «АТУЭЙ».

Герой индейцев по приказу Веласкеса был сожжен заживо на костре. И невольный свидетель этой иезуитской казни испанский епископ Бартоломе де Лас Касас сберег для истории и будущих потомков, запечатлев сцены последних мгновений жизни великого индейца и зафиксировав его суждения и проявленные им чувств, вызванные в нем испанцами, представившими себя посланниками Иисуса Христа. Бесхитростными словами Атуэй раскрыл суть их поведения и показал жестокость их целей.

Сам епископ с сочувствием относился к индейцам, но не в его власти было остановить произвол непрошенных пришельцев. Подвигом епископа можно считать уже то, что он искренне, без искажений постарался записать сказанное Атуэем. Именно эти его записи и стали ценнейшим источником, проливающим свет на политику христиан – завоевателей.

Перед своей казнью Атуэй собрал своих соплеменников и обратился к ним с вопросами:

– Известно ли вам, кто такие христиане? Почему они нас обращают в рабов, берут наших жен и детей, убивают наших родителей, братьев, родственников, соседей. Известно ли вам, почему они нас преследуют, с какой целью они это делают?

– Они это делают, потому что они жестоки и беспощадны, – был ответ.

– Я сам скажу вам, почему они это делают? Они это делают потому, что у них есть великий повелитель – золото, которое они обожают и которому они поклоняются. Чтобы обладать этим повелителем, они нас преследуют, уничтожают и грабят.

Затем Атуэй поставил на стол сундучок и предложил собравшимся наполнить его золотом. Для этого всем собравшимся было предложено принести имеющиеся у них дома золотые изделия. Все повиновались его просьбе. После того, как сундучок был наполнен, он вместе с соплеменниками совершил ритуальный обряд заклинания и уничтожения бога испанцев – золота.

– Если избавимся от бога испанцев, избавимся и от тех мук, которые они нам принесли.

Одобрительными восклицаниями и гулом откликнулись собравшиеся на эти слова своего вождя.

– Если мы оставим у себя этого бога так надолго, чтобы у нас его отобрали, то мы будем лишены жизни. Поэтому мне кажется, что золото следует выбросить в реку.

Под одобрительные восклицания присутствующих три наиболее уважаемых в племени старика схватили сундучок и выбросили его в протекавшую рядом реку Тоа. Сундучок быстро пошел ко дну. Индейцы решили, что злой бог отныне уничтожен. И пребывали в уверенности, что теперь уйдут и пришельцы.

Ошиблись индейцы, испанцы не ушли. Остались, чтобы продолжать свои зверства. Диего Веласкес отдал распоряжение изловить скрывшегося Атуэя и сжечь живьем на костре. Атуэй в руках испанцев. Он обречен. Описание последних мгновений его жизни оставил Бартоломе де-Лас-Касас. «И когда он был привязан к колу, некий монах святого Франсиска, муж добродетельный и благочестивый, говорил ему о боге и статьях веры нашей слова, которые он прежде никогда не слышал; и пока было время, палачом предоставленное, обещал ему вечную славу и покой, если уверует, а иначе – вечная мука. После того Атуэй оставался некоторое время в задумчивости, и монаха вопросил, открыты ли и испанцам врата небесные. Монаху, который ответствовал, что добрым испанцам открыты, касик без долгих размышлений ответил, что тогда он хочет для себя не неба, а ада, чтобы в небе не иметь общего обиталища с людьми столь жестокими. Вот такую-то прекрасную славу для бога и святой религии приобрели испанцы в Индиях.»

Лас Касас стал свидетелем таких жестокостей, которые его разум отказывался воспринимать. Индейцев сжигали заживо, натравливали на них собак, живых разрубали на куски. Убийства совершались для развлечения, ради скуки. Убивали тех, кто был приветлив, тех, кто был недоброжелателен. Исключением не были ни дети, ни старики, ни женщины, ни мужчины. С содроганием он записывает в своих дневниках: «Я видел там такие жестокости, каких никто из живущих не видел и не думал видеть!» Нередки были случаи, когда кичившиеся своей набожностью и верой в Христа испанцы одновременно зажигали двенадцать индейцев в честь двенадцати апостолов и любуясь этим зрелищем молились перед образом Иисуса Христа.

Вся первая половина XVI века прошла в вооруженной борьбе индейцев против своих поработителей. Поводок к одному из таких выступлений стало бессмысленное, ради лишь развлечения убийство более ста индейцев в деревушке Као Дао.

Размышления Лас Касаса о судьбе индейцев приводят его к выводу о том, что у индейца есть только один путь к сохранению своей жизни – это бегство. Или … массовое самоубийство.

Рабочие руки, однако, были необходимы, ибо сюда еще Христофором Колумбом был завезен источник белого золота – сахарный тростник.

Бесценные свидетельства о положении и быте негров оставили первые русские путешественники, сын ямщика Федор Васильевич Каржавин (1745-1812) и выпускник юридического факультета Московского университета Александр Борисович Лакиер (I825-I870).

«Сущее богатство белых жителей на Антильских островах составляют Негры или Черные невольники. Можно их именовать руками тамошних Европейцев и Креолов. Без них бы земли лежали пусты. Здесь нет поденных работников, как у нас в Европе, но только рабы… Достав негров в Гвинее, распродают по островам Американским… Многие из привезенных сами себя жизни лишают, по большей части для того только, чтобы тем сделать досаду хозяевам своим… Дают им самую грубую пищу, однако ж они привыкли быть ею довольны… К пляскам паче всего пристрастии, да и нет народа на свете где бы они были столь резвы. Любимая их пляска называется календа. Наполнена негритянскими телодвижениями, но любят ее все Негры…»2

В 1854 году число жителей на острове Кубе простиралось до 1009060. Из них меньшая половина – 501988 – белых, большая половина цветных, то есть негров и мулатов вольных 176747, рабов 330425.

С 1763 года торговля неграми освободилась от прежних стеснений и, вследствие того, увеличилась, но особенно громадные размеры она приняла в 1790 года. По отчетам одной гаванской таможни видно, что с 1790. по 1820, год через этот порт ввезено негров 225574 и в том числе в 1815 году – 9111, в 1816 – 17733, в 1617 – 25841, в 1818 -19902, в 1819 – 17194, и наконец, в 1820 – 41122.

… С 1820 года в таможнях Кубы не показывается более ввоза негров и о количестве ввезенных в последние годы черных знают только из донесений английских консулов в разных портах острова…

С 1820 по I85S год было ввезено на Кубу почти столько же негров, сколько с самого начала торга, именно по исчислению Гумбольдта, было ввезено до 1820. года вообще 372449, а до 1853 года весь ввоз простирался до 644108, и сколько еще скрыто, а сколько не дошло до сведения консулов…3

Истоки интереса европейцев к Африке?

Вряд ли кто-либо из ученых (будь то экономисты, политики, культурологи) в состоянии сегодня ответить на вопрос: сколько золота и других драгоценностей выгребла из Африки Европа, гордящаяся ныне своей цивилизованностью и цивилизацией. И вряд ли это вообще можно подсчитать. Но Музе Клио (муза истории в древнегреческой мифологии.) небезразлично прояснить хотя бы для себя, как исторически складывались и сложились взаимоотношения между двумя материками – Африкой и Евразией, где наибольшую активность проявляла, конечно, Европа, возродившая работорговлю в неподдающихся учету масштабах, обескровливая материк человеческим потенциалом.

Века понадобились туземцам Африки для осознания драматичности, чудовищности этой коллизии. Только с появлением собственных политиков, ученых и деятелей культуры, взметнувшись к борьбе за освобождение от колониальной зависимости после второй мировой войны (1939 – 1945), черный континент начал осознавать всю пагубность и меру трагизма, в который были опрокинуты его народы белыми цивилизаторами с большой дороги.

В апреле 1959 года в Риме на трибуну второго конгресса африканских писателей и деятелей культуры поднялся нигерийский ученый, профессор Ибаданского университета Сабури Биобаку. Звучал негодующий голос руководителя исследовательской группы по йоруба. На гнев он имел все основания и был вправе бросить упрек, ибо «До последнего времени историю Африки рассматривают как историю европейской деятельности в Африке. История якобы началась с момента пришествия европейских путешественников, миссионеров и купцов. Постепенно утвердился миф о том, что Африка не имела собственной истории. Нужно, чтобы африканские историки развеяли этот миф».

Животрепещущие слова звучали актуально не только во благо восстановления исторической истины. То был прямой вызов замыслам западноевропейских политиков, их идее возрождения так называемой «Евроафрики». Сама по себе эта идея в принципе была не новой. Она возникла в канун первой мировой войны, синхронизировалась с планами формирования Соединенных Штатов Европы. В 30-е годы прошлого века она начинает обретать плоть и реальные грани. В политической лексике все чаще фигурирует понятие «Евроафрика». Термин наполняется определенным содержанием: Европа предоставляет Африке экономический и технический потенциал, а континент – природные богатства и человеческие ресурсы. Эти «благие» намерения, казалось, навсегда похоронила вторая мировая война. Однако с ее завершением макет «Евроафрики» вновь начинает пьянить воображение политиков. Они готовы придать ему новое дыхание. Идея снова ниспадает в умы политиков и застревает в желудке. Аппетиты взывают к действиям. В моей же памяти выстраиваются строки Николая Гумилева, неугомонного путешественника по Африке, где он вживую мог ощутить предпосылки неистовых, далеких от поэтичности, предпочтений негритянской земли, исходящих от алчной Европы:

Оглушенная ревом и топотом,

Облаченная в пламень и дымы,

О тебе, моя Африка, шепотом

В небесах говорят серафимы.

И твоё открывая Евангелье,

Повесть жизни ужасной и чудной,

О неопытном думают ангеле,

Что приставлен к тебе безрассудной.

Про деянья свои фантазии,

Про звериную душу послушай,

Ты на дереве древнем Евразии

Исполинской висящая грушей.

И вряд ли «неопытный ангел из Евангелья» был бы в силах противостоять натиску на «исполинскую грушу» со стороны идейных вдохновителей изысканно-утонченного способа ее извлечения с вселенского (не просто «евразийского»!) древа. Антону Цишке, западногерманскому политику. В 1951 году появляется недвусмысленный тезис: «Африка – самое надежное дополнение Европы, индустриализация ее – весьма прибыльное дело, и оно в наших силах». И время, и пространство, по его мнению, весьма и весьма удачно. Главное – не терять цели. Пока идет «холодная война» между СССР и США – а ей, думает он, и конца не видать – надо явить собою «третью силу». Насытить мускулами, наделить плотью, внедрить «мотор». Африка должна стать источником насыщения «третьей силы». Черный континент обязан стать к тому же гарантом для удачного маневрирования.

О том, сколь реальным в практической плоскости мог стать этот проект, можно судить и по некоторым иным обстоятельствам. В 1946 году во Францию прибывает лидер антиколониальных сил Золотого берега (Ганы). В Париже его встречают африканские депутаты Национального собрания Франции Леопольд Сенгор, Феликс Уфуэ-Буаньи, Суру Миган Апити и другие. Многие из них вскоре станут у руля правления независимых африканских государств. В программу обсуждения с европейцами африканская сторона, в числе прочих, включила неожиданный для идеологии «Евроафрики» вопрос. Касался он создания Союза Западноафриканских социалистических республик как самостоятельной силы и одного из партнеров при реализации проекта. Идею Союза страстно поддержал известный политический деятель, выдающийся африканский поэт Леопольд Сенгор. Он пишет на французском языке, но мысль его и чаяния дышат по-африкански. Рождается его самобытная метафора восприятия «художественного облика» проекта и определения в нем места и роли задуманного африканцами собственного Союза:

«Мы за европейское и евроафриканское сообщество. Мы хотим в этом браке по расчету быть пажами, которые несут вуаль новобрачной. Мы отказываемся быть приданым, за счет которого улаживаются «семейные сцены». Мы за сообщество на равной основе с сохранением независимости стран, и не в качестве «младших партнеров».

Сами европейцы вовсе не были заинтересованы в том, чтобы иметь дело с Союзом Западноафриканских государств. Да еще и с социалистической ориентацией. Проект был провален. Мертворожденное дитя не имело ни перспектив на реализацию, ни шансов на выживание. «Виной» тому – пробуждение Африки. В обстановке распада колониальных империй после второй мировой войны она устремилась к независимости. Разжав кулаки, она увидела свои белые ладони. И Лумумба, заметив как-то удивление советского поэта Расула Гамзатова белым цветом африканской ладони, сверкнув белками своих огромных черных глаз, шепнул: слишком долго наша история заставляла нас держать наши кулаки сжатыми. Вот они и загорели дочерна под нашим страстным солнцем дочерна. Теперь мы их разжали. Вы видите, как светла наша кожа! Столь же светлы и наши идеи, наши мысли, которые живут в наших не столько головах, сколько в сердце каждого африканца. В душе всей Африки! Сегодня ей привлекательны идеи социализма. Каков цвет надежды, которая нас жжет и губит, как наше не зависящее ни от кого солнце, и которая нас самозабвенно греет, вряд ли кто возьмется предугадать.

Однако в своей новейшей истории, если вглядеться в нее сегодня сквозь призму глобальных перемен на планете (конец «холодной войны», распад Советского Союза, крушение мировой системы социализма, стремление капитализма вдохнуть в себя силы повсеместным насаждением мирового финансово-спекулятивной модели, эксплуатируя при этом взращенный социализмом экономический потенциал), Африка надолго обречена испытывать на себе самые тяжкие последствия как от все еще непреодоленного наследия времен первоначального накопления капитала Европой, так и навязанного бремени от транснационализации капитала в наши дни. Изо дня в день эти последствия становятся все более удручающими. Самодовлеющие факторы, консервирующие уродливые формы социально-экономических отношений набирает обороты. Разве не противоречит естеству природы человеческой взирать на то, как «цивилизованный» мир продолжает держать на задворках завоеваний цивилизации богатейшую часть света, стремясь сохранить все как было и как есть на ХХI век? Обратимся к текущим дням.

25 августа 2002 года в Йоханнесбург на Второй Саммит Земли (первый состоялся за десять лет до этого в 1992 году, в Бразилии, в Рио-де-Жанейро) съезжаются политики, экономисты, социологи по долгу службы, деятели культуры. Словом, цвет мыслителей, призванных оценить реальности происходящего в мире, попытаться хотя бы представить, куда неумолимо движется человечество. И что мы услышали? Один за другим делегаты невольно вынуждены констатировать все возрастающие тупики жизни континента, перед коими бессильно и изобилие его земных недр, и дарованные свыше щедроты природных и человеческих ресурсов. Тем более те жалкие крохи так называемой гуманитарной помощи постиндустриальных стран, в списке которых состоят как раз те, кто исторически строил свое благополучие на беззастенчивом грабеже чернокожих. И что мы видим сегодня?! Население одолеваемо самыми дикими, невероятными болезнями. Достаточно сказать, что на момент созыва Саммита (а прошло уже почти десятилетие!) из 36 млн. больных в мире СПИДом на континент приходилось 23 млн. И это лишь особо «кричащая» деталь повседневности. Очаг нищеты и голода самой, казалось, «изученной капиталом» планеты, хотя Африка способна множить новые открытия в познании ее кладовых к процветанию, дарованному самой природой.

Недавнее обнаружение российскими геологами огромного артезианского бассейна под песками Сахары, по мнению доктора геолого-минералогических наук В. Поливанова, способно в недалеком будущем превратить Африку в крупнейшего экспортера питьевой воды. Цены на это природное богатство будут расти ничуть с не меньшей скоростью и надежностью, чем, скажем, на такой продукт, как нефть. Как неведомое чудо, например, было воспринято мавританцами, когда российские геологи в пустыне Сахара на глубине 30 м обнаружили источник питьевой воды, радуясь, что ее хватит на десятки лет. Но их удивлению не было предела, когда с глубины 250 м вопреки всем ожиданиям вырвался наружу водный поток колоссальной мощности – 32 тонны в час. Много это или мало – судить экспертам и путникам, желающим утолить жажду. Будущему черного континента.

А дистанционное зондирование из космоса земной поверхности дает основание геологам российского Научно-исследовательского центра геоинформационного анализа Земли по-иному взглянуть и на древнюю историю Африки, убеждает, что Сахара 12 тыс. лет назад была процветающей, а вовсе не пустынной областью, планеты. А это значит, что Сахарская цивилизация куда древнее, чем Шумерийская, которая считается самой первой цивилизацией, насчитывающей 4 – 6 тыс. лет. У ученых, возможно, появятся основания по-новому увидеть и общественную историю. Но данная проблема не может быть стоять передо мной даже как гипотеза. И гипотеза должна иметь серьезную доказательную базу, которой у меня, да и вообще у историков, пока нет. А если есть, то очень немного. Историки вправе только надеяться, что когда-нибудь их кровным собратьям-археологам, возможно, удастся (а они это делали не раз) приоткрыть темные завесы над подлинной судьбой черного континента от ее истоков до наших дней. Пока же достоверно можно говорить лишь о том, чему удалось сохраниться в молчаливых анналах истории, по крупицам собирая все в единое целое. Да внимательнее изучать экспонаты современного Музея работорговли, открытого в Анголе на берегу океана. На том самом историческом месте, откуда прикованных невольников отправляли в Америку на рынок работорговли.

Долгая, прискорбная история колонизации Африки на протяжении столетий в наши дни перешагнула в стадию ее неистовой неоколонизации с истреблением человеческого и личностного потенциала. Она – свидетельство того, сколь горестна, трагична, драматична судьба континента как унаследованными от былых времен последствиями, так и позором хищнического истребления сегодня её природных богатств в ущерб самим африканцам.

Не приходится удивляться тому, что было время, когда свою цивилизацию Европа строила на таком тягчайшем преступлении, как массовая торговля живым товаром. И это не только не осуждалось, а всячески поощрялась алчными до драгоценных каменьев и злата монархами всех мастей и высшим светом. Благословлялось церковью, поставлявшей армию сладкоголосых миссионеров, не обременявших себя высокими гуманистическими идеями. Но даже ученые – астрономы, картографы, – готовя «реквизиты» для дерзостных искателей приключений и смельчаков-мореходов не стеснялись заманивать не чем иным, как перспективой быстрой и легкой наживы.

В XIII – XIV веках познания Европы о мире были весьма скудными. Почти ничего не было известно о странах Восточной Азии. Америка и Австралия еще не были открыты. Однако дурман людского воображения был переполнен сообщения о «чудесах» Индии. И идея открытия пути в эту страну – не иного, как морского! – захватывало все больше умов мореплавателей. Так, можно сказать «походя», на поисках морского пути именно в Индию и были открыты страны Западной Африки. Речь идет о странах, а не просто «землях», где проживали чернокожие аборигены. О государствах, там успели сформироваться формы правления с местной самобытной спецификой, законами, традициями, нравственными принципами, верованиями, в которых доминировали боги и божества, не покидающие людей в их бедах и радостях. Однако, не столько не зная, сколько не желая знать ничего разумного о жизни туземцев, европейцы населяли неведомые земли невероятными чудищами с одним глазом и диковинными животными. Эти фантазии вскоре подхватит некий сказочник дядюшка Римус. И пошло-поехало. С младых лет европеец превращался в раба мечты о сказочном богатстве «тамошних» монархов и царей. Составляются и первые географические карты. Причем весьма любопытные. Спустя столетия в испанских архивах обнаружилась такая, например, достопримечательность, как карта Африки. Возможно, это был вообще первый опыт картографического изображения черного континента. Весьма любопытный. В центр помещен восседающий на троне монарх в длинной мантии, о чем свидетельствует корона на голове, а также скипетр в одной руке и слиток золота в другой. Для пущей ясности карта украшена «эпиграфом» на испанском языке: «Это царь негров, называемый Мусса Мали, владыка негров Гвинеи. Это царь самый богатый и самый знатный, потому что его страна изобилует золотом». Проставлена и дата – 1375-й год.

Марокканский ученый Ибн Батут, живший при дворе императора Мали, писал в 1352 г., что манса Сулейман – «жадный король, от которого никто не надеялся получить богатого подарка». Спустя годы он в своих мемуарах запишет, что он и сам рассчитывал получить от него в подарок «почетные одеяния и деньги». Однако когда подарок был доставлен в дом, где он жил вместе с главным судьей Мали, то «о ужас!» это были три лепешки, кусок говядины, поджаренный на местном масле и калебасы с кислым молоком».

Его чувство унижения и разочарованье можно понять, так как монархи Западного Судана славились своей щедростью. За несколько лет до этого, например, манса Мали, проезжая через Каир во время паломничества в Мекку, подорвал курс египетского динара тем огромным количеством золота, которое он и его свита «выбросили» на египетский рынок. Известно, что золото из Мали питало торговлю половины цивилизации мира, из него уже стали чеканить и первые монеты в Европе.

Какими эпитетами характеризовались африканские правители (манса, маи, оба, нтеми, что равнозначно таким понятиям: император, кайзер, король, царь), видно из приводимых ниже «дифирамб»: