Город Утренней Зари. Закат Праведника

Марк Корнилов

Город Утренней Зари. Закат Праведника

Глава 1

В баре «Весельчак Бо» возле стойки в одиночестве сидел еще довольно молодой мужчина. Он был достаточно высокого роста и умеренной комплекции. Если бы не золотистые волосы, которые прямыми прядями спускались на плечи, он ничем не выделялся бы на фоне остальных посетителей. Для рабочего дня время было довольно позднее, и даже завсегдатаи бара уже разошлись, так как до первой рабочей смены оставались считаные часы. Но он никак не мог определить, что же вернет его в реальность – водка или ирландский виски. В конце концов, золотоволосый мужчина показал два пальца Большому Бо – хозяину бара, и тот, скривив рот в своей фирменной ухмылке, заботливо поставил бутылку Bushmills из личных запасов перед Майклом Калхедоном – местным священником этого далеко не фешенебельного района. Майкл из последних моральных сил улыбнулся и поблагодарил хромого великана, который, несмотря на травму, любил сам обслуживать постоянных клиентов.

Священник медленно докуривал сигару, так как не доверял очередной реформе по внедрению «действительно самых безвредных» электронных аналогов, какую бы форму они ни принимали. Разговор с шестым заместителем председателя совета по делам религии никак не выходил из головы, несмотря на все усилия промозглой погоды и алкоголя. Даже когда он смотрел на Большого Бо, он видел лицо чиновника и его кабинет…

– Рад, что от вас в кои-то веки пахнет ладаном, а не старыми кубинскими сигарами, – брезгливо заметил заместитель Эммануэль Гаатт.

– Я приехал сразу после службы в храме. Почему вы меня отстраняете? – спросил Майкл, нервно потирая воротник священнического пиджака.

– Ты не подписался под декларацией признания Сына, – благостно ответил Гаатт.

Он смотрел в светло-голубые глаза этого высокого священника северо-западной христианской конфессии. На что он рассчитывал? Решение о лишении сана уже подписано и обжалованию не подлежит. Или он намеревается указать верховному совету по делам религий на его некомпетентность?

– На сегодняшний день еще рано делать такие заявления, – Майкл Калхедон вернул заместителя к предмету их разговора.

– Дерево познается по плодам. Одни его слова помогли нам преодолеть кризис. Да, временно, но лишь из-за того, что он исчез, когда мы оказались его недостойны, – зевая, ответил чиновник. – Теперь мы не допустим подобной ошибки. Он – божественный избранник. На кону судьба всего человечества, а такие, как вы, все усложняют.

– Не думаю, – возразил Майкл Калхедон. – Много еще сомневающихся и желающих разобраться в происходящем. Я бы мог наблюдать за ними, наставлять их, чтобы они оставались на христианском пути, а не ударились в очередную реформацию или революцию.

– Все, кто не признает Сына Владыкой, станут изгоями. Наши иерархи не собираются поддерживать изгоев ни в каком виде, – этот разговор ужасно наскучил заместителю. – Отец Майкл, скажите спасибо, что вас не передали следственному комитету. Видимо, у вас есть какие-то покровители наверху. Так что не попадайтесь на глаза и живите спокойно…

«… Не попадайтесь на глаза и живите спокойно…», – пульсировали слова в голове уже бывшего священника.

Он не был вспыльчивым и злопамятным, но эти слова его задели. Как священник, посвятивший почти двадцать лет сознательной жизни служению людям, может не попадаться им на глаза? Его смущала эта история с Сыном – очередным спасителем мира. В последнее время человечество бросается на каждого, кто преодолеет хоть какой-нибудь кризис, и провозглашает его Мессией. Да, с этим, новым, было несколько по-другому, но все же Майкл предпочитал подождать и не заискивать перед очередным одаренным отроком.

Алкогольная дымка не стерла в памяти то, как пару лет назад этот гениальный мальчишка явил себя миру, когда на одном из совещаний Всемирного совета по экономической безопасности высказал идеи по преодолению финансового кризиса, минуя изменение общественной формации. Сколько ему тогда было? Чуть больше одиннадцати лет. А как он попал в совет? Поговаривали, благодаря одному могущественному министру, который заметил мальчика в столярном цехе, где его жена заказывала мебель для их очередного загородного дома. После этого чудесный мальчик исчез, и его стали искать, потому что появились другие проблемы: человечество исправно находило их, подобно маленькому ребенку, который, обжегшись горячим чаем, тут же пытается засунуть пальцы в розетку. И они нашли его, но сейчас дело было не в том, что он поражает всех, разрешая затянувшиеся военные конфликты, а в чудесах, которые он совершает. Поначалу в баре говорили, мол, все это брехня и пропаганда. Майкл был бы рад согласиться, но он такое чудо видел своими глазами. Хотя – что он там видел? Когда его послали на юг Франции поддерживать беженцев в одном из пунктов сбора, то на горизонте, в месте, которое до попадания баллистических снарядов было прекрасным городом Бордо, вспыхнул столп света, отбросивший границу радиационного заражения вглубь континента, где оно окончательно исчезло. Эту историю не транслировали по сети, но людская молва разнесла ее по миру быстрее новостных блоков медиакорпорации «Новости Вселенной». Калхедон видел это собственными глазами и потом с одним из патрулей посетил то место. Теперь он постоянно слышал о подобных случаях в других частях мира. На удивление, их не освещали в новостях, как будто журналистам это было строго-настрого запрещено, несмотря на потенциальные заоблачные рейтинги.

И девчонка. С этим спасителем мира была девчонка. О ней тоже уже ходили легенды: говорили, что исцеление людей от рукотворного вируса генома-P в южной Африке было ее рук делом. Именно после этого Майкл задумался: их двое, как в древней книге, в которой говорилось о конце света. Его коллеги смеялись: «Она же женщина!». Да, женщина, – что вызывало еще больше вопросов. Его пытались успокоить, говоря, что в толкованиях апокалиптических строк Пророк Лжемессии – это искусственный интеллект, а не человек. Майклу и самому хотелось в это верить, но сердце не соглашалось. Оставалось только наблюдать.

Он потушил сигару. Сколько раз он ездил в горячие точки поддерживать людей, но так и не привык к людскому горю. Стертые в безумии ядерной войны города, обескровленные блокадами регионы. Вдохновение в уничтожении себе подобных никогда не покидало человеческие сердца. Но все твердили, что теперь благодаря Сыну всему этому придет конец. Ситуация в Центральной Америке стабилизировалась. Из Африки уже не слышно печальных новостей об испепеленных городах. Все это здорово, но Майклу не нравилось одно – никто не говорил о внутреннем изменении человека. А значит, пройдет время – и войны вспыхнут с новой силой. Он считал, что популярность Сына связана именно с этим. Он предлагает решение, но не требует перемен в человеческом сердце. Это нравилось многим сослуживцам Майкла Калхедона, надеявшимся, что скоро паства перестанет терзать их вечными обвинениями в несоответствии их собственных привычек проповедуемым ими истинам. Они думают, что все будут жить, как хотят. Звучит здорово, но Майкл знал только одно: если новый Мессия в порыве любви ничего не просит от них, то позже попросит все без остатка. И если Сын не является богом, то он сделает это в лучших традициях человеческой натуры – не считаясь ни с кем.

Он налил себе еще стакан отличного виски и подумал, как было бы прекрасно, если бы в этом мире все оставалось таким же незыблемым, как вкус этого чудесного выдержанного напитка.

Грустные мысли о том, что Церковь изменилась, не оставляли его. Раньше она боязливо выжидала, наблюдая за игроками на мировой арене, чтобы не оказаться в финале на одной стороне с проигравшими или виновниками потрясений. Но сейчас церковники чуть ли не в первых рядах вписались за юного Владыку мира. Поначалу Майкл с небольшим количеством единомышленников пытались убедить духовенство дождаться хотя бы, пока мальчик достигнет тридцатилетнего возраста. Но когда Сын объявил, что не может больше терпеть страдания людей и потому приходит раньше необходимого срока, их заткнули как не верующих в милосердие Божие. Сейчас ему было всего четырнадцать лет! Делать из него спасителя мира в таком возрасте – значит погубить его, или, по крайней мере, подвергнуть его огромной духовной опасности, позволив впасть в грех гордыни. Майкл допускал, что этот одаренный мальчик поможет миру, но… Спаситель? Его дар может стать благодатной почвой для самого изощренного самолюбования. Кому, как не церковникам, знать, насколько это опасно? Но в мире все как один потеряли терпение.

– Что плохого Он вам сделал, упрямцы? – спросил их на последнем соборе один из иерархов западноевропейского региона.

– Ничего, но почему он изменил своим словам? – ответил тогда Майкл Калхедон.

– Он не изменил, а превзошел свои слова! – возразил епископ.

– И чем же?!

– Э–э–э… м–м–м… вообще-то, напомню тебе, отец Майкл, что благодаря Сыну в Европе запрещен гомосексуализм – давняя проказа человеческого рода! – епископ гордо поднял голову, не ожидая возражений в ответ на этот незыблемый аргумент.

– Чтобы заполучить наши души, все средства хороши! К каждому можно найти свой ключик!

После этих слов наблюдавшие за разговором со стороны с опаской посмотрели на священника.

– Что ж, вижу, ты останешься при своем мнении.

– Я просто предлагаю подождать.

– У нас нет времени на раскачку! – уверенно заявил епископ и, развернувшись, направился на свое место в зале.

После этого разговора Майкла взяли в разработку соответствующие органы. Что ж, его хороший знакомый Айзек Гинсбург, служивший в отделе внешней разведки ближневосточного региона, не раз предупреждал его, чтобы он не бросался на системную махину, которая перемелет его кости в пудру для своих румян. Но Майкл был упрям, как и его жена. Кстати, что он скажет ей? Хотя она проницательная женщина и поймет все без слов по исходящему от него благородному перегару. Он допил бутылку и поднялся из-за стойки. Еще раз поблагодарив Большого Бо, он надел черный длинный плащ и темно-серую шляпу, в которых больше походил на гангстера начала двадцатого века, нежели на священника. Несмотря на лошадиный объем выпитого, он твердым шагом вышел из бара под дождь, моросивший на улицах города Утренней Зари, но садиться в машину не рискнул – не хватало еще сбить какого-нибудь похожего на него пьяницу в эту и так не слишком радостную ночь. К тому же дом был не так далеко: каких-то сорок минут, и автопилот доставит его в объятия любящей жены.

***

Он стоял в коридоре перед высокой стройной женщиной с удивительными светлыми волосами, хранившими до поры почти неуловимый рыжий оттенок. Можно было принять ее за обычную блондинку, если не увидеть, как в лучах солнца ее волосы становятся подобны языкам пламени. По ее зеленым большим глазам было невозможно понять, какие эмоции она сейчас испытывает, но необычно широкая радужка говорила о том, что она – человек глубокого сердца и широкой души. Бледная кожа лица была покрыта редкими веснушками, которые лениво заползали на широкие скулы.

– Майкл Калхедон! – сдержанным тоном обратилась к мужу Элизабет Галлахер.

Это явно не предвещало ничего хорошего, так как в последний раз она называла его по фамилии где-то в другой жизни, еще в школе, когда он показал ей красивый рисунок, где изобразил ее совершенно обнаженной. Почему-то тогда это показалось ему крайне романтичным, но свою пощечину он все же получил.

– Быстро иди в спальню! – тихо, но грозно произнесла Элизабет.

Майкл улыбнулся и попытался положить руки на ее бедра, но она ловко увернулась.

– Ради всего святого, иди в спальню и не выходи оттуда, пока не вернешься в нормальное состояние. Я не хочу, чтобы Ричи видел тебя в таком виде. Я лягу на диване в зале, – грустно проговорила она и сопроводила мужа в комнату.

Уложив Майкла на кровать, она заботливо раздела его. Элизабет уже чувствовала, что произошло что-то очень нехорошее: единственный раз он напивался до такого состояния, когда переволновался во время родов Ричи. Но тогда виноват был этот балабол Виктор Нечаянный. Какая дурацкая невыговариваемая фамилия, да и имя не очень. Все называли его «скользкий Вики». «У тебя всего один сын, не то, что у нас – орава спиногрызов! Мало ли что случится!» – разглагольствования Виктора пересказали ей потом друзья Майкла. Выходя из комнаты, Элизабет еще раз посмотрела на мужа и поняла, что все эти мысли не позволят ей уснуть до утра.

***

«Надеюсь, вчера я не вел себя как скотина», – думал Майкл, выпивая очередную кружку воды из-под крана.

Дома никого не было. Элизабет повела их сына Ричарда Галлахера (как гордо называл его Майкл, сравнивая с английским королем) на какое–то обязательное муниципальное мероприятие по поддержанию традиционных ценностей, что бы это ни означало. Он надеялся, что там пожалеют умы и сердца детей и не будут заливать их помоями про великое будущее человечества под руководством Сына. Потом, когда сознание вновь вернулась к нормальным установкам, Майкл, ухмыльнувшись, перестал беспокоиться: ирландские гены матери должны были сохранить их ребенка от пагубного влияния государственной пропаганды – не зря же ее неприятие столетиями взращивалось в их предках.

Теперь ему предстояло решить проблему своего дальнейшего трудоустройства и представить это решение на суд миссис Галлахер. Департамент по делам религии выбрасывал всех без выходного пособия, чтобы остальные тысячу и один раз подумали, прежде чем ставить под вопрос официальный политический курс церкви. Майкл хотел остаться священником, но теперь это могло быть только чем-то из разряда опасных увлечений. Простой работы он не боялся, так что пора было собираться к школьному приятелю Лаину Дансмору. Перед выходом отставной священник посмотрел на себя в зеркало: вид был помятый, что вполне подходило для посещения портового района.

На лестнице он встретил миссис Абигейл – милую для друзей и беспощадную ко всякого рода отребью семидесятилетнюю старушку. Ее густая седая шевелюра, похожая на облачко, и розовая кофточка делали ее похожей на овечку – но это сходство было лишь внешним.

– Отец Майкл, – не замечая запаха вчерашнего падения, обратилась к нему миссис Абигейл. – Ваша воскресная проповедь подействовала на моего паршивого внука, будь он неладен. Теперь он пьет гораздо меньше.

Майкл учтиво поклонился своей сердобольной соседке, стараясь не дышать в ее сторону. Он прекрасно понимал, что сейчас на него хлынет поток слов с пересказом всех событий за прошедшие с воскресенья несколько дней. Безопаснее просто выслушать, периодически соглашаясь: «Да, мэм! Несомненно, мэм!». Такие разговоры разряжали неуемную энергию миссис Абигейл и позволяли ее домочадцам дожить до следующего похода в церковь без следов побоев от полированной годами палочки, с которой старушка ежедневно преодолевала космические расстояния, курсируя по району в поисках свежих новостей. На этот раз Майкл отделался двадцатиминутной экзекуцией, что было признаком необычайного везенья, которое он воспринял как знак удачи перед поисками новой работы, вроде случайно найденного четырехлистного клевера.

На улице светило солнце, уничтожая следы ночного дождя. Когда-то переезжающие сюда надеялись наслаждаться сухим ближневосточным климатом. Но, обманув всех, город быстро вырос до монструозных размеров, поглощая долину и расползаясь по берегу живописного залива. В результате он создал свой капризный микроклимат, который, как казалось Майклу, целиком и полностью зависел от настроения жителей города. Они даже обсуждали с Большим Бо, что в каждом районе города погода капризничает по-своему.

На улице его то и дело узнавали, желая хорошего дня и благодаря за какие-то немыслимые заслуги в решении житейских неурядиц. Майкл уже давно знал, что он не имеет к этому никакого отношения – он просто с любовью выслушивал приходящих к нему людей, и те в результате сами находили выход из ситуации, который до этого не замечали. Как же теперь им сказать, что он не сможет больше уделять им столько внимания, как раньше? Он еще не знал, какая работа ждет его, но что его рабочий день будет жестко регламентирован – это точно. От этого ему стало больно, как орлу, которому обрезали крылья. Но он не собирался сдаваться просто так. Система беспощадна, но она же и слепа, несмотря на новейшие технологии. Так что он найдет лазейку, чтобы следовать своему призванию. От этой мысли он зарядился и, запрыгнув в отходящий автобус, направился в порт.

В портовой промышленной зоне его уже ждал Лаин Дансмор, с которым он договорился о встрече. Развеселый кудрявый шатен среднего роста помахал своему школьному приятелю, приглашая его в рабочий сектор №14, где трудился мастером логистики четвертого разряда. Когда высокорослый Майкл подошел к приятелю, тот впервые за долгие годы не упустил возможности посмотреть на него сверху вниз, с чуть презрительной снисходительностью. Не то чтобы он плохо относился к Майклу – скорее, недолюбливал церковную систему как таковую. Детские воспоминания о духовном голодании во имя… во имя непонятно чего оставили неизгладимые впечатления. Да и неделя, проведенная в карцере в подростковом возрасте, когда он впервые оспорил такие подходы с родителями, не прибавила симпатий к системе, которая так и не смогла смягчить сердце матери, хотя кричала об этом на каждом шагу, заявляя: «Без нас люди не смогут научиться любить». «Идите в жопу!» – думал тогда юный Лаин, но знакомство с Майклом не дало ему окончательно разочароваться в Боге.

– Как Лиззи? – с ходу спросил он.

Он никогда не отличался знанием церковного этикета и позволял себе вольности по отношению к жене священника, особенно когда заглядывался на Элизабет, невольно задумываясь, зачем священнику такая красотка. Пялил бы по западной традиции юнцов и был бы доволен.

– Отлично, повела Ричи в парк, – ответил Майкл и похлопал приятеля по плечу.

– Ну, как настроение? Не жалеешь, что батрачил на этих упырей столько лет? – ехидно спросил Дансмор.

– Ты же знаешь, что я служил не им, а… – начал было Майкл.

– Да–да, нахрен эти твои духовные разговорчики. Сейчас ты с нами в одной лодке, – они пошли вдоль пирса. – Здесь, в порту, мест нет. Сам знаешь, самые жирные места разбирают очень быстро. К тому же у тебя нет стажа. Но на фабрике, что на пересечении восьмой и двенадцатой линий, есть места в цехе сортировки текстиля. Они тоже заканчиваются быстро, так что думать долго не советую. Берись, за что дают, и не забывай про благодарность.

Лаин закурил и тут же бросил сигарету в воду.

– Дрянь какая! А уверял же меня, что фирменные! – раздраженно воскликнул Дансмор. – Куда катится мир?!

– К своему неминуемому концу! – задорно ответил Майкл, но семинарскую шутку его приятель не оценил. – Возьми пару моих сигар.

– Ты же знаешь, что я смешно смотрюсь с ними в рту, а в курении, мать его, важна… ну как ее… твою же мать… – Лаин старался сдерживаться, пока вспоминал умное слово, которым хотел удивить девушек из местного борделя.

– Репрезентация? – предположил Майкл.

– Да, долбаная репрезентация! – согласился Лаин, но сигары все же взял.

После того, как он объяснил, к кому нужно обратиться на фабрике, они еще немного чисто по-мужски посплетничали.

– Держись, святой отец, – произнес Лаин на прощанье. – Помни, что мы своих не бросаем.

Майкл кивнул и, засунув в карман плаща мятый листок с рекомендацией, отправился на фабрику, где должен был начаться новый этап его жизни.

***

Майкл вытирал руки, с трудом отмытые после работы. Его сразу зарядили на смену, чтобы по традиции «поставить печать на документ о трудоустройстве». Было уже поздно. Элизабет вошла на кухню, уложив сына спать. Теперь у них было время спокойно поговорить. Она смотрела на мужа и ждала, пока он решится сообщить ей то, что она и так уже прекрасно знала. Майкл подошел к жене и взял ее за руки.

– Они лишили меня сана, – горько произнес он.

– Я знаю.

– Теперь я буду работать на заводе.

– А прихожане? Многие из них не смогут без тебя, – Элизабет прищурилась.

– Буду после смены заходить ко «Всем Святым», – ответил Майкл, с теплотой назвав церковь, в которой ему больше не удастся служить.

– Ты с ума сошел? У тебя не хватит сил! – завелась она. – Надо подать апелляцию в комитет по защите прав!

– Гинсбург сказал, что это бесполезно, – отклонил идею Майкл. –Ты хочешь, чтобы меня посадили или еще чего похуже? У нас такого не прощают.

– Ты что, собираешься сдаться? – сжав губы, произнесла Элизабет. –Это убьет тебя, когда ты поймешь, что тут невозможно совмещать! Служение людям – единственный смысл твоей жизни. Это сделало тебя тем, кого я люблю.

– Ты просто скажи, что будешь рядом, и тогда я все смогу! – вскинув руки, произнес бывший священник и уселся на стул.

– Ты еще и сомневаешься в том, что я поддержу тебя в любых твоих решениях?!

Тут он понял, что совершил ошибку. Температура на кухне стала повышаться быстрее, чем в атомном реакторе с отказавшей системой охлаждения. И Майкл мог бы уже копать себе могилу, если бы его не спас его ангел-хранитель.

– Так, стоп! – подняла руку Элизабет.

Майкл сразу замолчал. Благодаря непревзойденному чутью хранительницы домашнего очага Ричи никогда не видел родителей, выясняющих отношения. Семилетний мальчик зашел на кухню с типичным ночным заявлением ребенка, не желающего ложиться спать: «Пить хочется!»

– Конечно, мой маленький железный рыцарь! – Элизабет быстро налила ему теплой воды, а затем проводила сына обратно в кровать, спев ему очередную колыбельную, которые у нее получались лучше всех на этой улице.

– Никогда бы не подумала, что забота о семье может сделать мужчину настолько слабым, – произнесла Элизабет, вернувшись.

– Огонек, они выбили у меня почву из-под ног, сломали мне хребет, – у Майкла уже даже не было сил встать со стула.

– Но они же много раз поступали так! – напомнила она.

– Да, но с другими. Когда это касается тебя, все совершенно по-другому, – тяжело вздохнул он. – Я надеялся, что смогу их переубедить.

– Наивный болван, – ласково ответила Элизабет и обняла мужа.

Он уткнулся лицом ей в живот. Так они стояли несколько минут, а она гладила пальцами его волосы и ждала, пока он соберется с силами.

– Теперь только ты – мой стержень!

– Конечно, – ответила она, сдержав тяжелый вздох

После таких слов у нее нет ни малейшего права оказаться слабой или сломаться. Но она – Галлахер, а потому пройдет этот путь со своим мужем, чего бы ей это ни стоило.

Глава 2

Элизабет оказалась права. После трех месяцев работы на фабрике сил на внеурочные встречи с прихожанами практически не оставалось. Оплата счетов съедала почти всю зарплату, поэтому приходилось несколько раз в неделю оставаться сверхурочно. В церкви «Всех святых» так и не поняли, куда исчез отец Майкл, а новому настоятелю не хватало смелости рассказать, что его предшественника лишили сана: а вдруг, думал он, люди разбегутся, и он не сможет платить церковный налог? Майкл поздно возвращался домой, и потому его не так часто встречали на улице. Когда он все-таки попадался на глаза соседям, то отшучивался, что находится во внеочередном отпуске перед важной миссионерской командировкой, после чего быстро переводил разговор в русло теплой ненавязчивой беседы. Несмотря ни на что, Майкл надеялся, что скоро у него поднакопится стаж, зарплата вырастет, и станет полегче.

– Боже, как же мне всего этого не хватает! – обратился он к небесам, сидя в церкви, в которую в этот поздний вечер на свой страх и риск его пустил сторож Максимилиан.

Позже они курили на заднем дворе, и Максимилиан рассказывал, как теперь обстоят дела в приходе.

– Зря они так с тобой, – хриплым голосом произнес сторож. – Неужели ты не держишь зла на этих чинуш? Сидят там наверху, забыв, как это – быть простым человеком. А ты всегда помнил. За то тебя и любим. Может, весь этот беспредел закончится, и ты вернешься?

– Я бы тоже этого хотел, – вздохнул Майкл. Оба задумчиво затянулись.

– Вид у тебя уставший. А как Элизабет? Тоже, небось, переживает, – улыбнулся Максимилиан.

– Она сильная, – ответил бывший священник. – Осенью Ричи пойдет в школу, и, может, она тоже устроится на работу.

– Так жизнь и разрывает семьи, – Максимилиан сплюнул на землю.

– Знаю, но мы справимся.

– А-а-а, ну тогда, как говорится, Бог в помощь! – они обменялись крепким рукопожатием, и Майкл вернулся домой.

Дома он читал Ричи его любимую книжку о Рыцаре карающего меча и Принцессе замка лазурного моря. Снова, когда они дочитали до момента, где рыцарь убивает Дракона черного солнца, Ричи спросил:

– А ты победил бы дракона?

– Я же не рыцарь, – смеясь, ответил Майкл.

– А я бы победил! И спас принцессу! – он вскочил на кровати и, держа воображаемый меч, разил мысленных врагов направо и налево.