Мерзкая книга. ВЕРТЕП 1

Мерзкая книга

ВЕРТЕП 1

Том Невредимый

© Том Невредимый, 2019

ISBN 978-5-0050-5418-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Так что же всё-таки произойдёт? Какую форму примет тело? Что выразит последний взгляд? Обвиснут ли мышцы лица?

Суицид – сложная штука и требует аккуратного и тщательного осмысления…

Анна Каренина, Курт Кобейн и миллионы прочих, менее известных, грешников, вымышленных и вполне реальных, не бросаются в небытие моментально и без моральной подготовки. Большинство самоубийц идут к этому финалу всю свою жизнь. С того самого момента, когда впервые задумались об этом всерьёз.

Уникальность добровольного исхода в отсутствии документальных показаний самоубийц. Брать в расчёт спасённых нелепо, ведь выживают лишь те, кто не хотел своей смерти.

Даже мемуары и дневники уставших людей не выявляют явственных и конкретных стремлений покинуть общество, а скорее завязывают такие психологические и эмоциональные узлы, что разберётся лишь дьявол. Ведь именно он помогает всем самым упорным искателям истины найти её в помповом ружье, горячей ванне с лезвием, на крыше высотного здания и под крепкой тополиной ветвью.

Так что же всё-таки происходит?

Ещё два часа назад человек слушал хип-хоп, ходил в мокасинах на босу ногу по морозному городу, пил пиво в сквере и целовался с влажным чмоканьем в общественном транспорте. Счастье обволакивало его, а будущее радужно описывало свой безмятежный полукруг на голубом небосводе. Пока на его глазах не распилили бензопилой симпатичную девушку.

Общество обучило человечество погружаться в слепое счастье с головой, но так и не нашло способов безболезненного выныривания. Вот и наш условный герой, безусловно, машинально успевший запечатлеть трагический случай на мобильный девайс, развенчал в себе непоколебимую уверенность в идиллическом сосуществовании с другими людьми.

Ах да, вам стоит познакомиться.

Андрей Фёдорович Шаткий – студент ВУЗа и младший администратор столичного ресторана – молодой и симпатичный человек, стремившийся…

Далее его прошлое идентично сотням других парней и девушек, готовящихся унаследовать этот искусственный мир, так резко и безвозвратно заменивший мир искусства.

Андрей не сразу ответит на вопрос о своей будущей специальности, не подскажет гостям столицы дорогу к филармонии, загуглив предварительно эту самую «филармонию». К чему ему суета? У него есть всё, что нужно для счастья, но капелька крови погибшей под цепью бензопилы девушки уже впиталась в его левый мокасин, а уникальное видео сохранено в памяти iPhone 6.

Смартфон – единственная ценность, имеющая для Андрея смысл в эту минуту – соединяет парня с другом Стёпой, который достоин раньше других увидеть увиденное его приятелем жестокое преступление.

– Привет, лови видос, реальная жесть! – такое первое впечатление от увиденного убийства человека будущего и таковы его первые реакционные действия.

– Круто! – чёткая формулировка Степана выражает его глубокую взволнованность. – а ты это, вали от туда, а то милиция загребёт как очевидца и будешь по судам да следователям пол года ездить!

– Ты прав.

Андрей отключает смартфон и быстрым шагом удаляется из вестибюля торгово-развлекательного центра. Он в эйфории от предвкушения славы и признания, которые ему принесёт столь удачное стечение обстоятельств. Отснятый им видеоролик станет прорывом Андрея «Шаттла» на YouTube и других видеоплощадках. Стрингеры лишатся сна и покоя. Мир изменится навсегда…

Из мира грёз его вытягивает что-то липкое в левой туфле и Андрей, присев на корточки, замечает пятно крови на своей обуви. Осознав, что кровь жертвы впиталась в мокасин и вступила в физический контакт с его собственной плотью, новоиспечённый стрингер почувствовал сильное желание избавиться от потреблённой в течение дня пищи. И избавиться от неё как можно скорее. Благо, он ещё не покинул здание торгового центра и вторичная реакция на ужасное убийство застала Андрея в кабинке общественного туалета, где он испытал ещё одно, неведомое до сегодняшнего вечера, ощущение. При взгляде на недавнее содержимое собственного желудка, его охватил острый приступ паники.

Крепко сжав обеими руками стенки унитаза и до боли в веках зажмурившись, парень громко всхлипывал и пускал слюни, слёзы и сопли в свою блевотину.

Из полуобморочного состояния Андрея вытянула парочка геев-экстрималов, шалившая в соседней кабинке, принявшая его судорожные булькающие звуки за нечто более приземлённое и развратное. Активный сосед решил предложить туалетную оргию и, повиснув на стеночке, заглянул в убежище паникёра.

– Ой! – воскликнул случайный свидетель аффектных излияний Андрея и исчез.

Но этого возгласа вполне хватило «Шаттлу» для запуска экстренного генератора и возвращения в реальность – реальность, от которой он отмахивался уже давно.

Приведя себя в порядок, Андрей отправился в метро – дальнейший путь домой окутан туманом. Холодная дымка скрывает бытовые детали остатка вечера. До подлинно известна лишь одна деталь – сорок минут было затрачено на многократное омовение ног и ещё одно длительное общение с белым керамическим стулом.

Сон пришёл быстро и легко. И это несмотря на озноб и неприятный привкус во рту, необъяснимый зуд в левой ноге и странное ритмичное постукивание в ушах. Андрей спал сладко, словно младенец. Ему ещё только предстояло узнать, что такое неспособность заставить себя проснуться.

Будний день начался в 7 часов 30 минут, начался стандартной мелодией будильника. Продолжился таким-же рядовым ответным действием – отсрочкой будильника на 10 минут. Затем ещё 10 и ещё 10… На этом обыденность закончилась – будильник был отключён, а Андрей погрузился в глубокий и столь желанный сон. Словно не было 11 часов блаженства в царстве Морфея. Помочь пробудиться было не кому – Андрей уже третий год жил один в двухкомнатной квартире, оставшейся в наследство от одинокой двоюродной бабушки. Жил без постоянной спутницы, а скорее с непостоянными ночными спутниками, что не мешало ему исправно посещать дневную кафедру польской филологии без пропусков и опозданий три года и 74 дня.

Но сегодня был особенный день – первый день после первого приступа паники, а потому звонок Стёпы был отвергнут, как и последовавшие следом повторные попытки. К 11 часам смартфон был выключен вовсе и до половины шестого уже ничто не отвлекало Андрея от сна. Правда сном это уже не было. «Шаттл» пребывал в липкой дремоте, где сны переплетались с мыслями, а мысли разрывались на нескладные лохмотья и обрывки.

Понимая, что он пропустил пару по философии и вспомнив про видеоролик, который он так и не закинул вечером на свой аккаунт, Андрей моментально переключался на воображаемое стадо баранов, скакавших через невысокую изгородь. Так он вгонял себя в искусственное подобие сна, где подсознание выдавало ему картинки из мультфильмов, видеоигр и порнографических сайтов. Такой коктейль ассоциативных композиций довёл покрытого липкой испариной парня до исступления, в котором он и находился в момент, когда зазвучал гудок домомофона.

Это был самый жестокий и неотвратимый звук, пережитый Андреем за всю его жизнь. Но он нашёл таки силы вырваться из постельного плена и направился в прихожую, где сразу нажал на клавишу «открыть» на трубке разговорного пульта. Затем он с некоторым сожалением открыл входную дверь и торопливо вернулся под одеяло.

– Ну ты обалдел! – голос Стёпы был сегодня особенно визгливым и противным. – Лариса Степановна отправила меня к тебе и просила отзвониться в любом случае.

– А что, разве случилось что-то сверхъестественное?

– Да поначалу всем было насрать, но потом я показал твоё видео и понеслось…

– Ну и зачем ты его показывал?

– Да ладно, Шаттл, – Стёпа удивлённо уставился на друга, закутавшегося в одеяло. – Все только и говорили про эту резню, а у меня свеженький видос…

– Надеюсь, ты не додумался скинуть его кому-нибудь ещё? – рациональное мышление вернулось к Андрею и он стал одеваться, запустив предварительно стационарный домашний компьютер.

– Нет конечно, – Стёпа достал свой смартфон и приготовился звонить. – Так что мне сказать Ларисе Степановне?

– Скажи, что я умер.

Стёпа, хоть и смеялся чаще и громче других, не отличался большим чувством юмора, а потому посмотрел на Андрея косым взглядом повёрнутой влево головы. При этом его рот приоткрылся, будто он на самом деле удосужился беседовать с покойником.

– Ты собирался звонить Лариске. – бесстрастно бросил Андрей, скачивая своё видео на компьютер. Он не обратил внимания на то, с каким страхом смотрел на него лучший друг.

– Ты сегодня какой-то странный. – продолжал скулить Стёпа, а потом добавил, но уже в телефон. – Лариса Степановна, это Степан Тугин. Я дома у Андрея, он малость приболел, дать ему трубочку?

К счастью для Андрея, разговаривать с деканом не пришлось, как не пришлось придумывать повод для выпроваживания из квартиры Стёпы. Напуганный и озадаченный Тугин сам торопливо откланялся и улизнул. Так Шаттл снова остался в столь желанном одиночестве. Он провёл привычную обработку видеоролика и разместил его на своих страницах в социальных сетях. Но в его действиях не было и тени вчерашнего энтузиазма. Он даже не удосужился придумать вкусное название и выложил ролик под заголовком «Жесть с бензопилой».

Через минуту он был уже на кухне и варил пельмени, разминая онемевшую спину.

За ужином его посетило неотвратимое желание напиться и бросив недоеденное блюдо прямо на столе, Шаттл полетел на встречу с бутылкой.

Выйдя из подъезда, Андрей прошёл пару кварталов и решил зайти в маленький бар с одноимённой вывеской без подсветки и прочих рекламных излишеств. Внутри его встретила барменша лет пятидесяти, курившая в открытую форточку.

– Как ты вовремя, паря, – прохрипела она голосом опытной женщины. – Будет кому перекрутить кран на кеге, а то у меня совсем в руках сил нету.

– Я не умею. – запротестовал Андрей, но женщина уже затолкала его за стойку и скрупулёзно руководила каждым его движением. Речь выходила из неё так властно и уверенно, что ему понравилось выполнять её указания.

Про силы она соврала, так как открутить кран от пустой ёмкости, после неудачных попыток Андрея, пришлось всё же самостоятельно. Но вот провести рокировку и установить заливной механизм на новую пивную тару сподобился уже он, заработавший таким образом бесплатный бокал пенного напитка.

Вознаграждение Андрей принял как должное необратимый процесс начался.

Параллельно опьянению развивались и отношения с новой подругой.

– Тебя зовут то как?

– Андрей, а вас?

– Ты бэйджика не видишь?

На оранжевом фоне идентификационной карточки было написано: «Бармен-администратор Алла Ивановна Рац», но на бирку парень обратил внимание лишь после тщательного визуального осмотра межгрудного пространства дамы, являвшего собой далеко не маленький тёмный треугольник. Впрочем, она отнеслась к этому снисходительно и даже пошутила:

– Дать потрогать?

– Да, нет, что вы! – засуетился Андрей, но совладал с собой и гордо выпалил. – Налейте лучше ещё бокал, Алла Ивановна. И дайте упаковку фисташек.

– Как скажешь. – выдохнула женщина, изобразив томное огорчение, граничащее с разочарованием. Её игра только началась и торопиться она не собиралась. Молча выполняя заказ, совратительница невзначай приблизилась вплотную к стойке и протянула руку к пивному ценнику. Проверяя цифры, она сократила расстояние между глазами клиента и своим декольте до идеального минимума.

Клиент съёжился, но взгляд не опустил, чем разбудил в своём организме куражную уверенность.

– Красивое платье.

– Спасибо. Тебе орешков большую или маленькую упаковку?

– Большую. Я ведь большой мальчик и не намерен на этом остановиться.

– Очень надеюсь на это. Мне так скучно в последние несколько недель, ты не представляешь. – в голосе Аллы пропала даже хрипотца, оросив слух Андрея самой милой интонацией, на которую была способна эта женщина. – Клиентов нет совсем. Даже поговорить никто не заходит. А тут ты!

– Я, в общем-то, случайно здесь оказался. Просто захотелось выпить.

– Жизнь – это череда случайностей. Зови меня просто Аля.

– Так может Аля выпьет вместе со мной?

– Ближе к закрытию бара обязательно, а пока пей пиво, шалун.

Андрей, успевший захмелеть, предвкушал развратное развитие событий, решив, что целиком овладел вниманием одинокой женщины.

Алла Ивановна тем временем отсчитывала каждый глоток посетителя, прикидывая в уме его ориентировочную норму, при которой не нарушится нижнее кровообращение. После некоторого размышления пиво было решено ограничить тремя бокалами.

– Ну всё, хватит с тебя женских гормонов. Чем угостишь меня?

– А что ты обычно пьёшь?

– Обычно Шериданс, но сегодня такое игривое настроение.

Шаттл уже не был в состоянии расшифровать столь тонкий намёк и не нашёл другого ответа, кроме угрюмого:

– А давай водяры.

– Никакой водки мы пить не будем. – эти слова Аля произносила уже на колене Андрея. – только шампанское!

Время приближалось к 23 часам вечера. Двери бара были предусмотрительно закрыты и ничто не мешало столь нестандартному сексуальному дуэту наслаждаться прелюдией. Распространяться о подробностях соития нет нужды. Алла Ивановна Рац оказалась не просто опытной, а горячей любительницей самых сложных форм телесного общения. В служебном помещении пивного заведения нашлись такие вещи, о которых не все люди желают знать.

К неописуемой радости доминирующего бармена-администратора её случайный гость оказался очень исполнительным и любознательным. Его взгляд загорался счастливым огнём при каждом новом элементе взрослой игры. А уж дополнительные латексные приборы окончательно перевернули гендерное самовосприятие парня. В конце концов он увлёкся настолько, что присутствие партнёрши его уже не волновало, что вызвало бурю негодования у видавшей виды развратницы.

– Забирай этот дилдо и вали на хер отсюда, извращенец!

После этих слов Андрей оказался посреди улицы, полуодетый, с фиолетовым фаллоиммитатором в левой руке и бутылкой водки в правой. Аля выдала таки своему рабу гонорар, но приближаться к своей сексуальной обители запретила навсегда.

Путь домой был окутан туманом.

Следующий день не имел ни начала, ни конца. Причиной тому был стул, приставленный к кровати. На стуле стояла кастрюля с пельменями, бутылка водки и стакан с вилкой. Чуть позже там появилось пиво и пицца средних размеров. Чёткого осознания производимых телом операций Андрей не испытывал. На мониторе компьютера ролики сменялись картинками, за которыми снова начинались клипы…

Андрей уже почти ощутил счастье, но резкая боль в нижней части живота вырвала его из неги астрального бытия.

Попытка исправить ситуацию побегом в отхожую комнату не привела к успеху, а лишь спровоцировала очередную паническую атаку. Плюс ко всему из задницы стала сочиться самая настоящая кровь и Андрея осенило!

Он вспомнил всё. Включая фиолетовый дар Аллы Ивановны Рац, забытый в беспамятстве в собственном теле. Это тело оказалось настолько ненасытным, что поглотило все 19 сантиметров латексного орудия.

Так Шаттл прилетел в палату №22 больницы скорой помощи, где толерантный социальный мир готовил ему новый сюрприз.

Очнувшись в больничной койке, Андрей сразу почувствовал страшный зуд между пальцев левой ноги. Заглянув под одеяло он обнаружил своё голое тело в коротенькой послеоперационной рубахе жёлтого цвета с множеством серых оттенков.

Его собственная одежда была упакована в пакет и находилась на тумбочке справа от изголовья кровати. Но эта находка не обрадовала, так как там же находились и остальные собственные вещи Андрея, включая извлечённый хирургом предмет самоудовлетворения. Его заботливо положили с самого верху из каких-то педагогических соображений, а может и шутки ради.

Пока Шаттл отходил от наркоза в палате он успел стать звездой и общественность дружно ждала пробуждения студента, что и подтвердили громогласные изречения.

– О, пидор проснулся!

– Ну что, вывели тебя на чистую воду врачи?

Андрей вновь впал в панический ступор, машинально схватил фиолетовый дилдо и сунул его под своё одеяло. Поступок был, мягко говоря, не идеальный и спровоцировал ещё более утончённые разговоры в палате.

– А ну положи на место!

– А то врачам больше делать нечего, кроме как задницы таким как ты латать.

– Пока нормальные пацаны в коридорах с позвоночниками сломанными валяются, этих мажоров по палатам расселяют.

От нависшей угрозы самосуда Андрея спас милиционер, явно ожидавший на медицинском посту прихода бедолаги в себя. Лейтенант быстро вошёл в палату и уселся на стул, который принёс с собой.

– О, так этот ещё и с личной охраной.

После последней реплики пара гомофобов покинула апартаменты и Андрей почувствовал существенное облегчение.

Лейтенант распылял позитивную энергетику и Шаттл словил себя на мысли, что мечтает прижаться к его мундиру и расплакаться. Но осознанные мечты сбываются редко, а потому мундир в этот день остался сухим.

– Здравствуйте. Вы Андрей Фёдорович Шаткий?

– Да.

– Старший лейтенант Ловчев. Как вы себя чувствуете? Вы готовы ответить на несколько вопросов?

– Да. Нормально. Конечно.

– В момент вызова скорой помощи вы находились в квартире один?

– Да.

– А в течение дня?

– Я был один всё время.

– То есть, вы утверждаете, что этот предмет попал внутрь вас без участия третьих лиц и не предъявляете никому никаких претензий?

– Нет. То есть не предъявляю. Я… самостоятельно…

– Давайте без подробностей, Андрей. Подпишите, пожалуйста, вот здесь, укажите дату.

Получив дежурную подпись, лейтенант Ловчев отключил гейзер позитива и на прощание успел наградить Андрея презрительным взглядом.

– Поправляйтесь, Андрюша. Мой вам совет – поправляйтесь как можно быстрее.

– Спасибо. До свидания.

– Никаких свиданий. Не положено. – усмехнулся милиционер и навсегда исчез из жизни Андрея.

Только теперь Шаттл, успевший во время беседы принять сидячее положение, осмотрел палату №22. здесь была одна дверь, одно окно, одна раковина и по четыре кровати, тумбочки и табурета. Судя по скромной квадратуре, раньше это был врачебный кабинет. Расстояние между койками составляло меньше двух метров. Андрей базировался справа возле окна, а слева находился четвёртый постоялец, который тихо дремал. Владельцы жестокого чувства юмора расположились ближе к выходу.

К тому самому выходу, которого Андрей не мог найти.

На милиционере, как оказалось, визиты только стартовали. Следом за представителем правопорядка Андрею предстояло принять ещё более доброжелательную и справедливую пару гостей.

Не успело подсознание Андрея сформулировать мысль о маме, как эта гиперактивная женщина материализовалась в наспех распахнутом дверном проёме. Воздух в палате №22 сжался и отказывался проникать в лёгкие, так как турбулентность этой энергичной особы едва не обгоняла её саму.

Первый взгляд на женщину в возрасте второспелой ягодки вызывал смешанное чувство интереса и брезгливости. Её манера держаться при посторонних моментально заменяла вышеуказанное чувство интереса на жалость.

Вот и сейчас, преисполненная достоинства, Вера Георгиевна Шаткая-Ядова ухватила зачем-то пару табуреток, стоявших на её пути и, чётко вычерчивая тазом знак бесконечности, подошла к кровати родного сына.

– Здравствуй, сынок. – слова она решила сопроводить слезой, что разорвало на осколки последнюю баррикаду мужества Андрея. Он зарыдал, спрятал подбородком кадык и протянул свои тонкие ручонки к мамочке, которая отодвигала ногой в сторону третий табурет, забракованный её вторым, не тронутым сценической слезой, глазом.

– Мамочка. – начал было Андрей, но Шаткая-Ядова оборвала своё чадо на старте.

– Что мамочка? Перестань тут слюни пускать, а то папаша твой увидит и успокаивай тут вас обоих.

Столь резкая смена пряника на кнут – это фирменная особенность в воспитании, которую Вера Георгиевна считала своим достоянием и не иначе, как инновацией. На самом же деле, в сиюминутных обстоятельствах, обнять сына ей помешали вернувшиеся с перекура хозяева табуретов. Образ сильной женщины машинально свалился на неё при виде пары коренастых кривоносых мужиков.

Следом за мужчинами в комнату проник ещё один человек. Отвлекаться на него не стоит, так как он ещё при рождении в совершенстве овладел искусством быть посторонним. Отец Андрея являл собой некое туманное слияние компромисса и страха, закованных в брутальное тело с лицом вечного ребёнка, выражавшем что-то вроде: «Что вы, эту конфету съел не я!»

Фёдор Маркович Шаткий упредительно бесшумно просеменил к окну и растворился, не посмев даже взглянуть на родного сына, не говоря уже о приветствии. Хотя со стороны всё выглядело весьма величественно и внушало уважение.

– Давай одевайся, тебя переводят в другое отделение. – Вера Георгиевна изображала такую ледяную глыбу, что от напряжения её провисшие края лица содрогались при каждом мягком звуке. Шёпотом она добавила. – Клади эту штуку в мою сумочку.

Так Андрей в очередной раз был лишён возможности самостоятельно разобраться в своих проблемах, что для него было делом естественным.

Парня перевели в отделение медико-психологической реабилитации, в одноместную палату без номера, но с телевизором, холодильником и климат-контролем.

Родители, пусть и по своему, любили своего сына. Первой это показала мать – едва Фёдор Маркович бесшумно закрыл дверь в платные больничные апартаменты – на Андрея обрушилась вся сила материнской любви. Шаткая-Ядова принялась хлестать сына ладошками, потом кулаками, а когда её возбуждение достигло наивысшей точки на передовую был брошен всё тот-же фиолетовый кусок латекса.

– Дорогая, ну что ты, что ты. – Фёдор Маркович, танцевал вокруг некий обрядный танец, бормоча как заклинание. – Ну что ты, что ты, дорогая.

За такое дерзкое вмешательство в воспитание ребёнка гнев был переориентирован на мужа, получившего унизительный удар резиновой писькой по губам. Глаза Фёдора Марковича заблестели, он облизнулся и отобрал оружие у супруги. После этого семья обрела гармонию: мама расплакалась и опустилась на колени аккурат посреди больничного номера; папа самодовольно отошёл к окну, рассматривая свой трофей; сын вынул смартфон и утонул в углу кровати.

– Ты мне не дашь спокойно дожить до старости. – хныкала Вера Георгиевна. – Пора тебе вернуться домой, а то совсем уже обнаглел. Вытворять такие пакости над собой, да ещё и днём в будни. Где ты взял эту гадость? Федя, разве таких размеров бывают, тут, наверное, четверть метра?

– Конечно нет, дорогая. – этот интимный вопрос участил сердцебиение Фёдора Марковича и он, как заправский хамелеон, принял цвет своего трофея.

– После больницы переезжаешь домой. Квартиру сдадим, хватит на шее нашей сидеть – будешь помогать отцу в делах.

– Квартира моя. – Андрей оказался в эти минуты самым спокойным и трезвомыслящим. – Так что не вам решать, что с ней делать.

В ответ послышался треск материи. Мать столь резко вскочила с пола, что платье не выдержало и лопнуло на ягодицах. Вера Георгиевна прыгнула на койку сына и впилась в лицо Андрея правой пятернёй. Завязалась драка, за которой отстранённо наблюдал глава семьи. Победителем вышла молодость: Андрей свалил мамашу на спину и настойчиво повторил:

– Квартира моя и я никуда не собираюсь возвращаться!

Так гармония семейного счастья второй раз вернулась в сердца Шатких: мама отправилась в уборную, доставая женский набор из сумочки; папа привычно изображал облако возле окошка, выковыривая что-то из уретры дилдо; сын рассматривал сделанные секундой ранее селфи, оценивая масштабы повреждений, нанесённых его физиономии.

– Ладно. Живи как хочешь, но у нас денег можешь не просить. – бросила в торопях женщина, закончив восстановление макияжа, и вылетела из палаты. Через семнадцать секунд она вернулась и тихо присела на краю недавнего поля боя. – Тут в холодильнике тебе фрукты и мясо. Я ознакомилась с местным меню – диетолог здесь явно не квалифицированный. Старайся в столовой ничего не кушать, кроме каши и бульонов. Остальным родственникам мы ничего не говорили, так что не проболтайся и сам. Кстати, завтра мне пришлют черновик твоей дипломной работы. Учись сынок, осталось совсем немного.

Это было финальное напутствие Веры Георгиевны. Женщина встала и хотела было погладить голову сына, но привыкший к материнским измываниям Андрей машинально увернулся, взгромоздившись пятой точкой на подушку. К счастью, повторных попыток добраться до него не предпринималось. Шаткая-Ядова опустила на себя вуаль равнодушного уныния и молча прошагала к выходу, оттуда она укоризненно взглянула на мужа и покинула мужское общество.