Ева: вверх по железной лестнице

Она сделала большой глоток горячего напитка, и тепло начало медленно разливаться по телу, снимая напряжение. Катя, внимательно разглядывавшая подругу, чуть наклонила голову.

– А у тебя самой есть хоть капля этой лихорадки? Смотри, какая за окном красота! Чувствуешь, как праздник в воздухе пахнет?

Ева проследила за ее взглядом. Панорамное окно превращало уличную суету в живую, молчаливую открытку. Крупные снежинки начали лениво кружить в свете фонарей, опускаясь на плечи прохожих, на яркую мишуру подарочных пакетов.

– Ладно, ударница-Гертруда. Тогда хотя бы капучино выпей. – Она взмахнула рукой, вызывая персонал. – Еще два тирамису и два капучино. Наша гостья замерзает.

– Я не…

– Молчи. Ты дрожишь как осиновый лист.

Пока Ева согревала ладони о чашку, Катя оживлённо рассказывала о новогодней рекламной кампании:

– Представляешь, клиент хочет, чтобы Дед Мороз раздавал скидки через QR-коды.

Она достала телефон и показала эскиз: мультяшный старик в очках виртуальной реальности, со сладострастной улыбкой на губах.

– Я ему говорю: «Валера, это же неестественно! Что он там смотрит – порнуху?» А он: «Катя, сейчас все через QR коды живут!» Пришлось добавить северных оленей с гаджетами на шее.

Ева попыталась улыбнуться, но улыбка вышла кривой. Катя, не замечая, продолжила:

– А ещё у нас корпоратив в «Ледяном замке». Там будет квест: найди шампанское под ёлкой. Говорят, директор спрятал бутылку 1990 года. Ты бы видела его лицо, когда я предложила…

– У тебя всё так… легко получается, – позавидовала Ева. – Реклама, праздники, клиенты… А для меня – Новый год… нет слов. Одни эмоции.

Катя замолчала, наконец заметив погрустневший взгляд подруги.

– Легко? – Она затянулась сигаретой, выпуская дым в сторону вентиляции. – Вчера я три часа уговаривала бабушку из цветочного магазина не использовать шрифт Comic Sans в логотипе. Она ни в какую. Говорит, что это её «стиль». И знаешь – как мы общались? По электронной почте! Как в прошлом веке! Она до ужаса боялась вирусов! А позавчера пришлось спасать аккаунт кофейни после того, как бармен выложил фото крысы на кухне. Уволился и решил отомстить. Даже не спрашивай, чего мне стоило организовать бригаду ботов с нужными отзывами.

Катя потянулась к пепельнице, обронив пепел на стол.

– Но да, соглашусь. Новый год – это ад. Зато бонусы летят как конфетти из хлопушки. – Катя достала из сумки конверт из золотой фольги. – Смотри, путёвка в Таиланд. Хочу встретить рассвет на пляже, а не в офисе с ароматом лука из прошлогоднего винегрета.

Ева потрогала конверт, ощутив внутри глянцевую бумагу. В кармане её рюкзака лежал всего лишь список просроченных счетов арендаторов и кипа платежек.

– А я, наверное, буду сверять отчёты. Если, конечно, Громов не утащит меня в свой «зимний рай».

Катя нахмурилась, разглядывая подругу.

– Слушай, может, тебе взять отпуск? Уехать куда-нибудь. К родителям.

– Родителям? – Ева отпила остывший кофе. – Мама в больнице, отец… ты знаешь.

Тишина повисла между ними, нарушаемая только смехом детей у ёлки. Катя протянула руку через стол, смахнув крошку с плеча Евы.

– Тогда ко мне. Устроим вечеринку. Без старпёров, без отчётов. Только шампанское и дурацкие новогодние фильмы.

– Спасибо, но… – Ева вздохнула, глядя на часы. – Мне ещё надо занести документы Андрею.

– Андрей? – Катя приподняла бровь. – Этот застенчивый парень из сувенирного? Он тебе нравится?

– Не начинай.

– Начинаю! – Катя хлопнула ладонью по столу, заставив вздрогнуть соседей. – Почему бы и нет? Милый, скромный, не Громов.

– Потому что я не могу позволить себе… ошибки. – Ева изобразила серьезное лицо. – У меня нет права на слабость.

Катя опять закатила глаза, доставая из сумочки зеркальце. Её ногти, покрытые лаком «кровавая луна», сверкали в свете люстры.

– Слабость? – она поправила чёлку. – Твоя слабость – это цифры в таблицах, которые никто, кроме тебя, не видит. А моя – вот это.

Катя щёлкнула ногтем по стеклу, и повернула зеркальце так, чтобы в нем отразилась подтянутая, атлетическая фигура молодого бармена, украдкой поглядывающего в их сторону. – Сегодня он, завтра другой… Жизнь слишком коротка, чтобы копить на пенсию.

Ева вздохнула, наблюдая, как бармен наливает в бокал взбитые сливки. Его движения были точны и безэмоциональны – как у робота. «Он, наверное, тоже мечтает о чём-то большем», – подумала она, но вслух сказала:

– Ты права. Жизнь коротка. Поэтому я не собираюсь тратить её на тех, кто даже не запомнит моего имени.

Катя замерла, поднося ко рту ложку с десертом. Кремовые «облака» на её тирамису напоминали абстрактную картину – красиво, но бессмысленно.

– Ты всё ещё веришь, что добьешься должности управляющей? – спросила она, нарочито небрежно. – Громов тебя сожрёт.

– Меня уже пытались «сожрать», – Ева улыбнулась, вспоминая университетского преподавателя, который ставил тройки за отказы встречаться. – Но я не из тех, кого едят без соуса.

Катя рассмеялась, но смех звучал напряжённо. Она потянулась за сахарницей, будто ища в ней ответы.

– Знаешь, я иногда завидую твоей… упёртости, – она бросила два кубика сахара в чашку. – У меня нет такой… цели. Да и зачем? Сегодня есть деньги – есть жизнь. А завтра – посмотрим.

Ева наблюдала за кусочком сахара, утонувшем в её кофе и пускающим мелкие пузырьки. Внезапно ванильно-пряный запах корицы, витающий над залом кафе, смешался с другим запахом – пыльным, с оттенком ржавчины, горячего асфальта и старого дерева. И перед внутренним взором всплыл двор за магазином «Продукты», где ее мама работала кассиршей.

Лето. Жара тогда стояла колючая. Над асфальтом дрожало марево. Пыльные тополя шумели листвой, словно жалуясь на раскаленный ветер.

Они с Катей – две тощие пятилетние девчонки в выцветших платьицах – строили кукольные домики. Настоящим везением считалось добыть огромную картонную коробку, выброшенную из магазина. Также в дело шли кривые деревянные рейки, найденные у забора. Катя, уже тогда обожавшая все красивое, возилась с самой большой коробкой – от упаковок с пакетами кукурузных хлопьев. От них внутри сохранялся сладковатый ванильный запах. Она старательно вырезала ножницами «окна», приклеивала конторским клеем-карандашом вырванные из журнала картинки с цветами на «стены».

– Смотри, Евка! – Катя гордо помахала обклеенной блестками крышкой от банки с подвесом из ниток. – Это будет люстра! Как у принцессы во дворце!

Ева копошилась рядом. Ее «дворец» был скромнее – деревянный ящик из-под консервов. Но она задумала невозможное: настоящую двухэтажную крепость. Для второго этажа нужна была еще одна коробка. И она увидела её. На глухой задней стене магазина рядом с контейнерами висела старая пожарная лестница. Высокая, страшная, изъеденная ржавчиной. По ней можно забраться на плоскую крышу низкого склада, где, как знала Ева, лежали пустые ящики. Там могла быть ее крыша!

Сердце колотилось, как птица в клетке. Лестница казалась бесконечно высокой, ее перекладины – скользкими и ненадежными. Но мысль о верхнем этаже, о крепости, которую оценят даже старшие мальчишки, гнала страх прочь.

– Кать, помоги! – позвала Ева, подбегая к основанию лестницы. – Там коробки! Надо только дотянуться!

Катя, только что любовавшаяся своей «люстрой», подошла, сморщила носик и отступила на шаг.

– Туда? Высоко! И страшно! Ты же упадешь! Давай лучше мою люстру повесим? Или бантики приклеим?

Но Ева уже схватилась за холодную, шершавую перекладину. Первая ступенька. Потом вторая. Ноги дрожали, асфальт под ногами отдалялся. Пыль щекотала нос. Она старалась не смотреть вниз, только вверх, на край крыши: «Еще немного. Только добраться до верха. Там будет коробка. Там будет Второй Этаж».

Налетающий порывами горячий июньский ветер свистел в ушах. Посередине пути одна ступенька качнулась под ее маленьким весом, издав скрежещущий звук. Ева вскрикнула, цепляясь мертвой хваткой. Сердце ушло в пятки. Внизу Катя ахнула:

– Евка! Слезай! Сейчас же! Упадешь!

Страх обжег ледяным пламенем. Но слезть – значило признать поражение. Значило остаться без «крепости». Значило, что высота победила. «Нет!» – пронеслось в ее горячей головенке. Она впилась пальцами в ржавый металл, почувствовав, как краска крошится под ногтями. «Только вверх. Только вверх!». Она продолжила восхождение. Медленно, цепко, как маленькое, упрямое животное. Каждый подъем ноги был подвигом. Каждая перехваченная перекладина – победой над дрожью в коленках. И вот – последний рывок. Теплый бетон крыши под ладонью! Она перекатилась через парапет, шлепнулась на пыльную поверхность, задыхаясь. Солнце слепило. Рядом лежали три, чуть помятые, но целые картонные коробки! Победа! Лицо расплылось в улыбке, помогающей забыть про страх и ссадины на коленках. Она доползла до края крыши, высунулась.

– Кать! Я тут! Смотри! Коробки! Теперь у нас будет самый высокий дом во дворе!

Катя снизу смотрела на нее, прикрыв глаза ладошкой от солнца. В ее взгляде было восхищение, смешанное с ужасом.

– Ты сумасшедшая, Евка! Совсем! – крикнула она вдруг с непонятной обидой в голосе, словно в маленькой девочке на мгновение проявилась взрослая тетя из будущего. – Ну ладно, бросай одну! Осторожно!..

…Непроизвольно Ева сжала ладонь в кулак, ощущая под подушечками пальцев призрачную шершавость ржавой перекладины. Тот страх, та высота… и то упрямое «Только вверх!», которое гнало ее вперед, несмотря ни на что. Оно жило в ней до сих пор.

Гладкая поверхность фарфоровой чашки сейчас казалась такой далекой от той ржавой лестницы. Но стремление подняться, преодолеть, достичь своей цели – было тем же самым. Даже если там, наверху, ее ждал только Громов, отчеты и бесконечная борьба.

Она с едва угадываемой улыбкой на губах устремила невидящий взгляд поверх голов беззаботных посетителей кафе, туда, где в ее памяти пылились картонные коробки счастья на залитой солнцем крыше.

…Воспоминания не отпускали. В восьмом классе они с Катей приходили в школу в одинаковых, поношенных кофтах, которые их матери купили на распродаже. Все девочки носили модные джинсы и яркие свитера, а у них были только старые школьные юбки и кофты.

– Смотри, Евка, – как-то сказала Катя, показывая на девочку в новом свитере с блестками, – она выглядит как принцесса.

– А мы выглядим как… как два гвоздя на садовой скамейке, – ответила Ева, пытаясь шутить, но голос дрогнул.

– Не два гвоздя, а два булавочных укола, и не на скамейке, а на дорогом кожаном диване – подхватила Катя, и они засмеялись, пряча смех за ладонями.

Катя в школе мечтала стать актрисой. Тогда она репетировала монологи перед зеркалом, а сейчас её главная роль – «девушка, которая ни к чему не привязана».

– Помнишь, ты хотела играть в театре? – неожиданно спросила Ева.

Катя на мгновение застыла, затем махнула рукой, и ее проволочные браслеты звякнули, словно разбивая хрупкое воспоминание:

– Детские бредни. Театр – это скучно. Там платят копейки, а на аплодисменты не купишь платье. – Она придавила вилкой тирамису, разрушая идеально ровные слои. – Кстати, о платьях… Видела новую коллекцию в бутике? Там такое красное – в пол, с разрезом до бедра. Тебе бы подошло.

– Сначала должно подойти время, чтобы его надеть, – парировала Ева.

Сколько прошло времени с тех пор? Десять лет… Школьная раздевалка. Катя, в заношенной кофте, держит в одной руке половинку бутерброда с колбасой, одного на двоих с Евой, а в другой – бумажный листок с ролью. Декламирует перед треснувшим зеркалом для единственной зрительницы и подруги:

«…Назад возьмите ставший лишним дар.

Порядочные девушки не ценят,

Когда им дарят, а потом изменят…»

Её голос дрожит, но глаза горят странным решительным блеском.

Дверь распахивается, врывается стайка девочек с новыми модными рюкзаками. Одна из них фыркает:

– Тоже мне, Офелия! Да брось актрису корчить, тебя даже в драмкружок не взяли!

– Это не мой уровень, – звучит гордый презрительный ответ. Затем она почти шепотом добавляет: «это не моя роль».

Катя сжимает листок с текстом, превращая его в бумажный комок. На следующий день она покрасит губы маминой помадой и пойдет на свидание со старшеклассником, который подарит ей сережки из ларька.

***

– …Ева? Ты где? – Катя щёлкнула пальцами перед её лицом.

– Прости, задумалась, – Ева отпила глоток холодного кофе, – ты говорила о платье.

– Да забей. – Катя откинулась на спинку стула, рассматривая свой маникюр. – Слушай, а если Громов всё-таки… ну, знаешь… предложит тебе повышение за «услугу»?

Ева медленно повернула чашку, следя, как свет играет в коричневых разводах на дне.

– Он уже предлагал.

– И??? – Катя привстала, чуть не опрокинув десерт. – И ты мне молчала?!

– Я сказала, что предпочитаю зарабатывать, а не выпрашивать. – Ева достала из сумки ежедневник, где между страниц с пометками из отчётов лежала засохшая орхидея. – Карьеру строят не в постели, Кать.

– Ага, особенно когда эта постель – люкс в пятизвёздочном отеле, – Катя закатила глаза, но в её голос прокралась нотка горечи. – Ладно, святая. А что ты будешь делать, если он начнёт палки в колёса ставить?

– Вытащу их и построю мост, – Ева закрыла ежедневник. – Как в детстве, помнишь?

Катя хмыкнула, вспоминая, как они строили кукольные домики из старых коробок и сломанных деревянных реек во дворе за магазином. Ева всегда хотела, чтобы у её домика была двускатная крыша и картонные створки на окнах. Катя же предпочитала брать готовые коробки из магазина.

– Ты всё та же, – пробормотала Катя. – Упертая.

– А ты нет? – Ева посмотрела на подругу, пытаясь разглядеть ту девочку с томиком Шекспира в раздевалке.

Катя отвернулась, наблюдая, как бармен льёт сироп в бокал. Его движения были такими же монотонными, как её дни.

– Я … не хочу быть как ты, – неожиданно вырвалось у неё. – Вечно гнаться за чем-то. Приходить домой уставшей, как лошадь.

– А я не хочу просыпаться в сорок с мыслью, что прожила чужую жизнь, – мягко ответила Ева.

Тишина повисла между ними, нарушаемая лишь звоном посуды и смехом у дальнего столика, где компания веселой беззаботной молодежи заказала весь винный список из кафешного меню.

В кафе вошёл высокий мужчина в белом кожаном пиджаке, из нагрудного кармана которого выглядывал уголок черного, – для контраста, – платочка. Его лицо Ева видела на фото в списке контрагентов Торгового центра. Сергей Малышев, специализирующийся на поставках французских алкогольных напитков, предоставлял для кафе при Торговом центре значительные скидки. Гладко зачесанные назад длинные русые волосы собраны на затылке в небольшой изящный узел, демонстрирующий усердное стремление повторить фото из модного журнала. Но простоватое выражение лица с озабоченным взглядом собранных к продолговатой переносице зрачков беспокойных глаз, заметно контрастировало с шикарной модельной прической.

Малышев оценивающе оглядел зал и направился к их столику.

– Прелестные девушки, разрешите присоединиться?

Его демонстративная улыбка напоминала образ какого-то супермена из французского кинофильма 70-х годов прошлого века. Сочетание холодной уверенности и нарочитой театральности, будто заимствованное из кадров старого полицейского триллера. А сам он по обхождению и манерам старался быть похожим на представителя той страны, из которой, по документам, и происходил его товар:

– Катя, вы сегодня сияете. А ваша подруга… – он посмотрел на Еву и протянул с шутливым укором, – …скромничает, как вижу.

Катя засмеялась, чуть переигрывая, и поправила блузку, ненароком приоткрыв декольте. Ева же продолжила помешивать кофе, словно этот благоухающий напиток светло-коричневого цвета был центром вселенной.

Катя дружелюбно произнесла:

– Серж, присаживайтесь.

– Мерси, мадмазель.

Малышев с довольным видом уселся за столик и еще раз оглядел зал.

– Приятно видеть, что мои вина в этом кафе пользуются успехом.

Он с улыбкой сделал едва заметное движение головой вбок, на соседние столики с бутылками, украшенными этикетками с витиеватыми надписями.

– Передайте мою благодарность Игорю Сергеевичу. И надежду на продолжение сотрудничества… э… взаимовыгодного сотрудничества.

Катя откликнулась, хоть и невпопад, но её реплика прозвучала достаточно двусмысленно:

– А Ева как раз рассказывала о своей мечте – управлять Торговым центром. И, кстати, в центральном офисе о ней о-чень хорошо отзываются.

– О, это амбициозно! Манифик! – Малышев откинулся на спинку стула, разливая вокруг себя запах дорогого парфюма, его лицо оживилось, затем он с легкой грустью добавил. – Но, «ма шери», в нашем мире женщины в бизнесе редко добираются до вершин. Разве что… – он многозначительно посмотрел на Катю, – «со стороны дивана».

Ева медленно подняла глаза. В её взгляде было что-то, от чего Малышев невольно отодвинулся.

– Интересно, Сергей Петрович, а ваш бизнес построен «со стороны дивана» или со стороны ума? – Она сделала паузу, наслаждаясь его покрасневшим лицом. – Ах да, простите. Со стороны алкоголя. Забыла. Кстати, ваш шарм такой же французский, как и ваш коньяк.

Катя закашлялась, прикрывая смех салфеткой, после чего произнесла примирительно:

– И так же пьянит.

Малышев опустил голову и заслонил глаза ладонью. Его плечи подрагивали. Когда он убрал руку его лицо выражало странное сочетание восхищения и снисходительной усмешки.

– Так уж устроен мир. Вы, женщины, находитесь в привилегированной позиции. Если мужчине приходится ради дела переспать с контрагентом женского пола – он молодец, а если девушке – то… – Малышев на секунду замялся в поисках приличного противоположного по смыслу определения к слову «молодец», и продолжил: то – наоборот. Поэтому…

Малышев сделал глоток из кофейной чашки, поставленной перед ним подоспевшим без приглашения официантом, и с тщательно выверенной улыбкой добавил:

– А знаете, что у меня общего с коньяком?

– И что же? – услужливо подхватила Катя, – крепость? Цвет? Вы такой загорелый.

– Выдержка, душа моя.

Затем добавил, обращаясь к Еве:

– У вас острый язычок, мадмуазель. Берегите его. Времена сейчас – сами знаете, какие.

– Спасибо за совет, – Ева снисходительно улыбнулась. – Я изучала курс самообороны для девушек.

Катя поспешила вернуть разговор в светское русло.

– Кстати, Серж, где вы так стильно загорели?

– «Серебряный пик». Есть такое место в горах. Популярный горнолыжный курорт. Советую посетить.

– Спасибо, но я, традиционно, в Таиланд. Вот путевка, – она опять достала из сумочки и показала конверт.

Малышев пощупал тонкими ухоженными пальцами дорогую позолоту и, одобрительно кивнув, произнес:

– Кстати, мадмуазель Ева, я слышал, что вы провели отличный анализ продаж в праздничный период. Особенно впечатлило, как вы увеличили средний чек в отделе подарков на 27 процентов с помощью ароматической терапии. Это было гениально.

Ева нахмурилась. Данный факт был в её внутреннем отчёте, который ещё не прошёл утверждение. Значит, Малышев имеет доступ к конфиденциальной информации или слишком хорошо следит за её карьерой.

– Спасибо за комплимент, – сказала она холодно. – Но я предпочитаю, чтобы мои идеи оценивали по их эффективности, а не по тому, кому они нравятся.

Малышев кивнул, словно принимая вызов.

– Разумеется. Идеи – это основа бизнеса. Как вам, например, идея создать в ТЦ зону дегустации вин. Я как раз обсуждал это с Громовым. Но, возможно, с новым управляющим мы сможем сделать это ещё лучше.

Ева поняла игру: он пытается заручиться её поддержкой, намекая на возможное сотрудничество после её повышения, но при этом не теряет связи с нынешним управляющим.

– Интересная идея, – сказала она. – Но сначала нужно провести анализ спроса и рентабельности. Не все идеи, даже самые красивые, работают в реальности.

– О, конечно! – Малышев достал из кармана пиджака планшет и быстро что-то показал. – Вот предварительный анализ. Как видите, мы можем увеличить оборот на 15 процентов. Я уже договорился с несколькими винодельнями о пробных поставках.

Ева внимательно изучила цифры. Они выглядели правдоподобно, но она заметила, что в расчётах не учтены сезонные колебания и возможные проблемы с лицензированием.

– Цифры впечатляют, – сказала она, – но я бы добавила корректировочный коэффициент на сезонность и проверила юридические аспекты.

Малышев улыбнулся ещё шире.

– Вот именно поэтому я так ценю ваш профессионализм, мадмуазель. Вы не просто видите картину, вы замечаете детали.

В этот момент официант подошёл к их столику с бутылкой вина в подставке.

– От господина Малышева для дам, – сказал он, ставя поднос с бутылкой и двумя фужерами на стол.

Ева и Катя переглянулись. На этикетке красовалось название французского вина премиум-класса – Château Margaux 2015 года.

– Это слишком щедро, – сказала Ева, – мы не можем принять такой подарок.

– Почему же? – Малышев пожал плечами. – Это не подарок, а образец для оценки. Вы же профессионалы, должны знать, с чем имеете дело. – Он встал. – Позвольте вас покинуть, дамы. Дела не ждут.

Когда Малышев ушел, Катя с любопытством принялась рассматривать бутылку, сверкающую в свете люстры.

– Ты совсем ежа родила! – прошептала она, но в глазах читалось восхищение. – Он же может навредить!

– Он уже вредит, – Ева кивнула в сторону стойки, где Малышев что-то шептал бармену, кидая на неё нескромные взгляды. – Но я не из тех, кого пугают вредители.

Пока они спорили, незаметный официант уже разливал содержимое по фужерам.

Катя с восхищением провела пальцем по горлышку бутылки.

– Ты представляешь, сколько стоит эта бутылка? – её глаза загорелись. – Château Margaux 2015 года… Это же легенда! Давай выпьем за счет доброго господина?

– Катя, мы только что закончили рабочий день, а завтра у меня встреча с Громовым, – Ева покачала головой, но сама не могла оторвать взгляд от бокалов, где вино переливалось бархатными бликами. – И потом, это явно провокация. Он хочет поставить нас в неловкое положение.

– А если не попробуем, он подумает, что мы боимся, – Катя уже потянулась к бокалу. – Послушай, это же не мы его просили. Это его подарок, его правила. Давай хотя бы оценим, что он нам подсунул.

– Ты не понимаешь, – Ева понизила голос. – Если мы примем этот подарок, то окажемся в его игре. А я не хочу играть по его правилам.

– А может, он просто пытается быть джентльменом? – Катя пожала плечами. – Вон, посмотри, как он смотрит на тебя. Думаю, он не против, чтобы ты оценила его выбор.

– Это не джентльмен, а прожжённый делец, – Ева вздохнула. – Он знает, что мы не сможем просто так проигнорировать такой подарок. И хочет, чтобы мы попали в ситуацию, когда будем вынуждены что-то ему дать взамен.

– И что же? – Катя уже поднесла бокал к носу, вдыхая аромат. – Давай оценим, а потом решим. Это же не яд. Хотя… может, и яд. – Она хихикнула. – Вдруг он хочет отравить нас?

– Не шути так, – Ева нахмурилась, но уже не так решительно. – Ладно, давай оценим. Но только пробу, Катя. Не больше.

– Ура! – Катя хлопнула в ладоши, привлекая внимание соседних столиков. – Спасибо, официант, можете оставить.

Ева хотела возразить, но Катя уже взяла свой бокал.

– О, чувствуешь? – её лицо расплылось в блаженной улыбке. – Тут и вишня, и ваниль, и что-то древесное… Божественно!

Ева осторожно понюхала вино, затем сделала маленький глоток. Ее лицо оставалось серьезным, но в глазах мелькнуло одобрение.

– Качество действительно высокое, – наконец признала она. – Не подделка.

– Я же говорила! – Катя сделала большой глоток. – Ты должна признать, Ева, иногда приятно получать подарки без всяких условий.

– Никаких подарков без условий не бывает, – Ева посмотрела на подругу. – Но… это действительно хорошее вино.

– Так выпьем за то, что иногда жизнь преподносит сюрпризы! – Катя подняла бокал.

– Выпьем за то, чтобы эти сюрпризы не оказались ловушками, – Ева чокнулась с подругой.

В этот момент Ева вдруг осознала, что они уже не обсуждают, стоит ли пробовать вино, а спорят о том, сколько именно выпить. Она мысленно усмехнулась: «Как мы вообще до этого дошли? Я же собиралась отказаться, а теперь уже оцениваю букет. Похоже, Малышев знал, что мы не устоим. Или, может, это вино само по себе обладает магической силой?»

– Знаешь, что смешно? – вдруг сказала Катя, рассматривая бокал на свет. – Пока мы тут спорили, официант уже разлил вино. Как будто знал, что мы сдадимся.

– Ты права, – Ева рассмеялась. – Мы как те коты, которые сначала спорят, стоит ли залезать в коробку, а потом уже сидят внутри и обсуждают, как оттуда выбраться.

– Только в нашем случае коробка – это бокал с премиальным вином, – Катя подмигнула. – И я не собираюсь выбираться.