Принцесса Мэриголд. Случайное заклинание

Она вела себя совершенно не так, как положено принцессе Имбервейла, но её это не волновало. Всё, чего она хотела, – побыть одной, почитать сказки и поработать над своими механизмами несколько часов в тишине и покое. Мэриголд добежала до своей спальни, с грохотом захлопнула дверь и рухнула на кровать, не беспокоясь о том, что пружины громко взвизгнули. Из ванной взвизгнуло в ответ.

Мэриголд застыла. Медленно, очень медленно она сползла с кровати. Когда она сделала шаг к закрытой ванной комнате, странный визгливый звук раздался снова – из-за двери. Кроме того, оттуда послышались и другие звуки: пронзительное чириканье, свист и отчётливое кряканье.

Мэриголд распахнула створку. Она была уверена, что днём в ванной не было птиц, но теперь там были павлины и канарейки, лебеди и лесные утки, малиновки и орлы – так много, что сосчитать их было невозможно. Они сидели на светильниках, гнездились на полотенцах, гребли лапами в деревянных вёдрах и плавали в ванне. Но хуже всего было то, что при виде Мэриголд все они начали петь:

    Добро пожаловать,дражайшая Розалинда!    Вы прибыли издалека, и теперь,    Когда вы благополучновернулись домой,    Мы устроим празд…

– Стоп! – раздался голос королевского распорядителя откуда-то из глубины птичьей стаи. – Не та принцесса! Не та принцесса!

Все птицы умолкли. Павлин клюнул Мэриголд в ногу. Девочку бросило в жар.

– Господин распорядитель, – сказала она таким ледяным тоном, что лесная утка вздрогнула, – почему в моей ванной полно птиц?

Распорядитель наконец-то выбрался из глубины птичьей стаи и отряхнул перья с синего костюма.

– Ваше Высочество, – сказал он, отвесив небрежный поклон, – прошу прощения за вторжение. Зачарованные певчие птицы пробудут здесь недолго. Они вылетят в окно и будут петь для толпы в конце фейерверка, но придворная чародейка попросила меня согреть их до этого времени. На улице слишком холодно.

– Я в курсе, какая стоит погода, – сквозь зубы процедила Мэриголд. Из окна ванной комнаты она видела праздничные фонарики на лужайке двумя этажами ниже. Её родители и Розалинда всё ещё общались с гостями, виднелась лысина отца и блеск маминой короны. – Но неужели не было другого места, чтобы разместить птиц?

– О нет! – испуганно воскликнул распорядитель. – Другую ванную, которая выходит на эту лужайку, использовать абсолютно недопустимо. Она принадлежит принцессе Розалинде.

Услышав имя Розалинды, зачарованные птицы снова запорхали:

Милейшая принцесса Розалинда!Ваше королевство так любит вас,И теперь, когда вы снова с нами,Мы надеемся, что вы никогда не…

– Хватит! – закричала Мэриголд.

Распорядитель готов был заметить, что принцессам не полагается кричать, но Мэриголд прошла мимо него и распахнула настежь окно:

– Убирайтесь отсюда! Вон!

Птицы не шелохнулись. Некоторые склонили головы и вопросительно посмотрели на распорядителя. Пеликан сел на коврик рядом с ванной.

Мэриголд надоело, что её игнорируют. Она схватила ближайшее ведро с утками и потащила его к открытому окну, разбрызгивая воду на пол.

Снаружи на лужайке Розалинда подошла ближе к стене дворца. Мэриголд уже видела сияние волос Розалинды и слышала чудесный смех, от которого распускаются пионы. Мэриголд замешкалась, но лишь на мгновение. А затем опрокинула ведро прямо на голову Розалинды. Это был момент триумфа, подаривший Мэриголд глубокое чувство удовлетворения: громкий плюх воды, облившей Розалинду с головы до пят, удивлённые крики уток, внезапно оказавшихся в воздухе, гробовая тишина, которая сковала огромную толпу, глядящую снизу вверх на Мэриголд в окне. Мэриголд держала пустое ведро как трофей. Она чувствовала себя победительницей.

Королевский распорядитель задрожал от возмущения.

– Ты! – воскликнул он, указывая на Мэриголд. – Злобный, испорченный ребёнок!

На этом триумф закончился. Гости поспешили к Розалинде, спрашивая, всё ли с ней в порядке, не подхватит ли она простуду. Королева Амелия прижала Розалинду к себе, согревая, а король Годфри отправил слуг за одеялами. Птицы в ванной комнате впали в буйство. Оставшиеся утки, увидев, что их товарищи взмыли в воздух, не захотели оставаться в стороне и тоже вылетели наружу, неистово распевая. За ними последовали канарейки и малиновки, затем павлины, лебеди, орлы – все полетели к окну. Принцессу Мэриголд окружила мешанина крыльев, клювов и когтей, и не успела она понять, что происходит, как птицы вытащили её в ночь.

Конечно, удержать принцессу они не могли. Мэриголд почувствовала, что падает. С ужасным треском она рухнула в самую гущу живой изгороди, в то время как птицы кружились над ней, сбивчиво распевая о любящем сердце Розалинды и её изящных пальчиках. Это зрелище до того потрясло придворную чародейку, что она пустила в ход все заклинания для фейерверков разом. Когда те с грохотом взорвались над крышей дворца, птицы пронзительно закричали. Так же завопили и все гости.

– Война! – услышала Мэриголд чей-то крик. – На Имбервейл напали!

Когда Мэриголд выбралась из кустов, вся в синяках и царапинах, она увидела, что праздник закончился. Птицы сорвали большинство бумажных фонариков, которые валялись на траве сплошной бесформенной кучей. Гости в панике разбежались, опрокинув кувшины с лимонадом и подносы с изысканными пирожными. В ночном воздухе висел дым. Розалинду, должно быть, унесли во дворец, но король и королева всё ещё стояли на лужайке, и Мэриголд никогда не видела их в такой ярости: король Годфри сжимал кулаки и бросал бессвязные угрозы, а королева Амелия выглядела так, словно готова была начать войну немедленно.

– Мэриголд! – прогремел голос короля Годфри. – Где ты?

Единственное, что пришло Мэриголд в голову, – бежать. Она прорвалась через цветочные клумбы, растоптала валяющиеся на земле бумажные фонарики, оттолкнула подбежавшего к ней Коллина и даже не остановилась, чтобы извиниться, ведь королевский распорядитель был прав на её счёт, разве нет? Так и было, и теперь каждый мог убедиться в этом собственными глазами. «Злобный ребёнок», – глухо выстукивали по траве её туфли. «Испорченный ребёнок», – колотилось сердце. Но в Имбервейле нет места злобе и нечестию. Ворота дворца были открыты. Мэриголд пронеслась сквозь них, не оглядываясь.

Глава 3. Волшебник Торвилл

Вскоре Мэриголд добралась до Дикого леса. Ночь была такой тёмной, что девочка почти ничего не видела, только слышала рёв ветра и завывания волков. Её платье цеплялось за ветки и колючки, обувь вязла в грязи, но Мэриголд пробивалась вперёд с такой решимостью, что даже голодные лесные твари не посмели приблизиться к ней. Мэриголд было всё равно, где она окажется, лишь бы подальше – подальше от разрушений на дворцовой лужайке, от гневных лиц родителей и от всех людей во всех королевствах, которые когда-либо игнорировали её, ругали или бросали.

Теперь она будет изгнана из Имбервейла, поняла Мэриголд в тот момент, когда переходила глубокий ручей, вымочивший её платье до пояса. Она нарушила все правила. Она старалась не думать о своих механизмах, оставшихся в спальне, или о Коллине, которого оттолкнула, в чём теперь раскаивалась. Но по крайней мере ей не придётся больше терпеть вечеринки Розалинды, напоминания о том, что нужно быть милой и вежливой, или неодобрительные взгляды королевского распорядителя. По ним она ни капли не скучала.

На рассвете Мэриголд выбралась из леса и огляделась. Поляна, на которой она оказалась, была не более чем пустырём, зажатым на границе двух королевств, но Мэриголд узнала её сразу: здесь было так сухо, что ничего не росло. Впереди находился мутный ров, за ним был холм, а на холме, как и описывала Розалинда, возвышалась крепость, мрачная и угрюмая, как сердце злого волшебника.

Впервые с тех пор, как она покинула Имбервейл, Мэриголд засомневалась. Почувствовал ли Дикий лес злобу в её сердце? Неужели чавкающая грязь и колючки ежевики специально привели её сюда, к порогу волшебника Торвилла? Деревья за спиной Мэриголд уже сомкнулись без просвета, отрезая путь назад, словно даже они были уверены: это пустынное место – именно то, где она должна быть. Прохладный ветерок коснулся её шеи, заставив вздрогнуть.

И всё же Мэриголд не могла отделаться от любопытства. Розалинда сказала лишь, что Торвилл язвителен и груб и что у него есть привычка превращать надоедливых людей в насекомых, но сейчас Мэриголд гадала, можно ли убедить его дать злобному ребёнку тёплый ужин и место для ночлега. Кроме того, она никогда раньше не встречала волшебников и не бывала внутри мрачных и угрюмых крепостей. После минутного раздумья Мэриголд отряхнула грязь со своих туфель и направилась через поляну.

Моста через ров не было. Когда Мэриголд подошла ближе, она увидела, что под поверхностью воды движется что-то длинное и скользкое.

– Привет! – крикнула девочка в направлении крепости. – Дома ли волшебник Торвилл?

Облако заслонило солнечный свет. Длинное и скользкое существо в воде плеснуло хвостом, подняв брызги. Мэриголд прочистила горло и решила повторить попытку. Возможно, Торвилл, как некоторые правители королевств Диссонанса, предпочитал более формальные приветствия.

– Я ищу аудиенции у волшебника! – воскликнула она, пытаясь вспомнить, как придворные иногда обращались к её родителям. – Я проделала долгий путь через Дикий лес…

По ту сторону рва бухнул грандиозный взрыв, окутавший окрестности клубами фиолетового дыма. Внутри дымового облака кто-то кашлянул.

– Волшебник Торвилл? – спросила Мэриголд.

– Не трать моё время на эту цветистую чепуху.

Когда дым рассеялся, Мэриголд увидела человека по ту сторону рва. Он был ростом с её отца, однако моложе, с зачёсанными назад волосами и тщательно завитыми усами, а его мантию можно было бы назвать чернильно-чёрной, если бы она не была покрыта тонким слоем фиолетовой пыли.

Человек прищурился, глядя на Мэриголд.

– Я не люблю посетителей, особенно тех, кто является до завтрака. Что тебе нужно?

– Я принцесса Мэриголд из Имбервейла, – начала девочка, – и…

– Принцесса! – вскричал Торвилл. – Больше никаких принцесс! С меня хватит, слышишь? У меня здесь была принцесса целых пятнадцать лет, и этого более чем достаточно. Всегда пела, всегда улыбалась, всегда превращала мой мрачный терновник в цветущие кусты роз. А потом она сбежала, не удосужившись вымыть кастрюли из-под каши! Если бы моё сердце не иссохло много лет назад, мне было бы больно. – Торвилл бросил на Мэриголд недовольный взгляд. – Ты сказала, что пришла из Имбервейла. Ты сестра Розалинды?

Мэриголд вздохнула. Даже здесь она не могла избавиться от Розалинды.

– Да, это так. Но…

– Должно быть, ты пришла отомстить за неё. – Торвилл зажмурился, словно от этой мысли у него разболелась голова. – Сейчас слишком раннее утро для мстителей, – сказал он наконец и повернулся, чтобы уйти. – Исчезни с глаз моих, я покараю тебя позже.

– Да что же это такое! Вы не слушаете! – Мэриголд была сердита на него почти так же, как на королевского распорядителя. – Я здесь, потому что я злобный ребёнок!

Торвилл остановился и обернулся:

– Прошу прощения?

– Я злая, – твёрдо сказала Мэриголд, – как и вы. Мне нужно где-то остановиться, и мне больше некуда идти.

Торвилл упёр руки в бока. Мэриголд сделала так же. Торвилл смотрел на Мэриголд бесконечно долго. Мэриголд уступать не собиралась. В конце концов Торвилл вздохнул.

– Полагаю, ты можешь зайти, – сказал он, всё ещё хмурясь.

Приглашение было не слишком любезным, но Мэриголд приняла его. Она наблюдала, как Торвилл отошёл к крепостной стене и возился там, ругаясь себе под нос, пока через ров не перекинулся расшатанный разводной мост. «Интересное устройство, – подумала Мэриголд, – можно попробовать собрать что-то подобное». И наверняка она сможет починить этот, если изучит, как он работает.

– Поторопись, – сказал Торвилл, – пока я не передумал.

Существо в воде снова брызнуло водой. Оно было уже близко к мосту – слишком близко, подумала Мэриголд, торопливо перебираясь на ту сторону.

– Что это? – спросила она Торвилла.

– Это Нечто, – ответил тот. – В основном это щупальца, за исключением той части, на которой растут зубы. И оно обычно голодное. Ты знаешь, как варить кашу?

– Нет, – призналась Мэриголд. Даже от упоминания еды у неё заурчало в животе. – Оно любит кашу?

– О нет, – сказал Торвилл, поднимая разводной мост. – Нечто любит принцесс. – Он одарил Мэриголд жуткой ухмылкой. – Кашу люблю я, так что она нам пригодится, пока я буду думать, что же с тобой делать. Думаю, из тебя получится очень милый марморированный жук.

Взмахнув мантией, он скрылся в крепости, оставив Мэриголд карабкаться за ним по склону холма. Ей не понравился Торвилл, и она не знала, что такое «марморированный», но она точно знала, что не хочет остаться наедине с Нечто.

Внутри крепость Торвилла оказалась совсем не такой мрачной, как ожидала Мэриголд. Стены были каменными, полы – холодными, однако в холле кто-то постелил тканые коврики, а на стене висело маленькое круглое зеркало – Мэриголд предположила, что именно здесь волшебник подкручивает усы, перед тем как выскочить на улицу и вершить свои злодеяния. Высоченная каменная арка вела в помещение, похожее на банкетный зал, а справа от Мэриголд вилась спиралью громадная лестница. Девочка вытянула шею, пытаясь разглядеть, куда она ведёт.

– Хватит глазеть, – сказал Торвилл, – и сними грязную обувь. Я не люблю беспорядок. Когда имеешь дело с магией, нельзя быть неопрятным.

Он отряхнул собственные сапоги и исчез не через величественную арку, а через небольшую простую дверь в левой стене, которую Мэриголд до этого не замечала. Как оказалось, дверь вела на кухню. Мэриголд удивилась, насколько обычным было это помещение: чугунная плита – такая же, как на кухне в Имбервейле; набор разномастных стульев, сгрудившихся вокруг старого деревянного стола; широкое окно, из которого открывался вид на ров и бурую пустошь за ним. Пока Торвилл водворял тяжёлую кастрюлю на плиту и громко жаловался на принцесс, которые не умеют варить кашу, Мэриголд украдкой заглянула в кладовую. Здесь тоже всё выглядело на удивление обычно. Девочка ожидала увидеть чаны с тиной и илом, кувшин, полный глазных яблок или ушей летучих мышей, однако на ближайших к двери полках были только хлеб, яйца и банки с сушёными бобами. Вероятно, Торвилл держал уши летучих мышей в другом месте.

– А ты любопытная, да? – раздался голос позади неё.

Мэриголд вскрикнула и отступила от кладовки. Она огляделась, но никого не увидела.

– Я только подумала… Ох!

Она вдруг наступила на что-то.

– Теперь ты отдавила мне ногу, – пожаловался голос. – Торвилл! Мне не нравится этот ребёнок. Где ты её взял?

Мэриголд посмотрела вниз, на свои ступни. Рядом с ними стояло самое необычное существо, которое она когда-либо видела. Человечек доходил ей до колен, одет он был в аккуратный шерстяной костюм, из-под штанин выглядывали два отполированных копытца, а на голове виднелись блестящие рожки, между которыми был тщательно уложен пучок белых волос. В задней части костюма были проделаны отверстия для крыльев и хвоста. Человечек выглядел весьма разгневанным на Мэриголд.

– Извини, – сказала она. – Я не хотела на тебя наступить. Я не знала, что ты здесь.

– Ну, в свою очередь я тоже не знал, что ты здесь, – ответил человечек, – и до сих пор не знаю, зачем ты здесь. Торвилл! – Он рысью направился к плите, где волшебник всё ещё сражался с кастрюлей каши. – Мне казалось, ты говорил, что принцесс больше не будет.

– Именно так я и говорил, – проворчал Торвилл, – и я действительно подразумевал это. Но эту притащил не я, она сама вышла из Дикого леса и попросилась в дом. – Волшебник взял с полки две некомплектные миски, затем посмотрел на Мэриголд, закатил глаза и потянулся за третьей. – Мэриголд, познакомься с Крючкотвором. Это мой фамильяр и по совместительству компаньон. Крючкотвор, познакомься с Мэриголд. Она утверждает, что злая.

– Я действительно злая! – возмутилась девочка.

Торвилл разложил кашу по мискам и понёс их на кухонный стол.

– Также она сестра Розалинды.

Брови Крючкотвора удивлённо поползли вверх. Он пристально оглядел Мэриголд, словно искал что-то в изгибе её уха. Затем покачал головой.

– Не вижу сходства, – вынес он вердикт. – Розалинда не была любопытной. И её улыбка могла…

Мэриголд перебила его:

– Исцелить разбитое сердце?

– Что-то в этом роде, – согласился Крючкотвор. – А твоя нет.

Мэриголд вздохнула и опустилась на один из разномастных стульев. Каша была комковатая, с одного края слишком горячая, с другого – слишком холодная, однако ночь, проведённая в Диком лесу, пробудила в девочке голод. Склонившись над миской, Мэриголд принялась за завтрак и выскребла всё дочиста. Когда она подняла голову, то заметила, что Торвилл и Крючкотвор по ту сторону стола бормочут, обсуждая её.

– Она голоднее, чем Нечто, – сказал Крючкотвор.

– Но не такая восхитительно склизкая. – Торвилл сунул в рот ложку с кашей, не сводя глаз с Мэриголд. – Интересно. Доверяешь ли ты ей?

– Нисколечко, – ответил фамильяр. – Ты определённо не должен оставлять её в крепости.

Торвилл пожал плечами.

– Нам нужна помощь в хозяйстве.

– Но она же лазутчик, – сказал Крючкотвор. – Будет подглядывать, подслушивать. Разве ты не можешь просто превратить её в муху?

– Мухи надоели, – покачал головой Торвилл. – Я думаю перейти к жукам.

Это было уж слишком, и Мэриголд не утерпела:

– Я не хочу быть жуком! И я не собиралась шпионить в кладовке. Я просто искала уши летучих мышей.

Усы Торвилла дёрнулись, будто слова девочки его позабавили.

– Раз уж ты решила объяснить нам своё поведение, заодно расскажи, почему ты считаешь себя достаточно злой, чтобы мы тебя приняли.

На одном дыхании Мэриголд рассказала всё, что смогла вспомнить, начиная с истерики, которую она закатила в третий день рождения, и заканчивая птицами, которых выбросила в окно.

– И самое ужасное, – закончила она, – что я рада. Я не жалею, что испортила праздник Розалинды, и я бы сделала это снова, если бы могла!

Мэриголд почувствовала, насколько приятно было сказать это вслух. Её родители, услышав такое, ахнули бы от ужаса, однако Торвилл лишь кивнул.

– Я всё ещё не считаю её злой, – проворчал Крючкотвор. – Любой может испортить вечеринку.

– Но у неё есть потенциал, – ответил Торвилл. – Она не менее ужасна, чем был я, когда сбежал из дома. Конечно, моя сестра была совсем не похожа на Розалинду, к тому же у меня был брат, от которого тоже стоило сбежать. – Он подкрутил кончики усов, рассматривая Мэриголд. – Как насчёт испытания?

Девочка нахмурилась:

– Какого?

– Всё просто. – Торвилл положил руки на стол. – Крючкотвор тебе не доверяет, а я не люблю вызывать его недовольство, поэтому, если ты хочешь остаться с нами, тебе придётся доказать степень своего злодейства. Даю тебе семь дней на то, чтобы совершить нечто столь хулиганское, чтобы даже мой недоверчивый друг не смог отрицать твою злую натуру. В случае успеха сможешь оставаться здесь сколько пожелаешь. А если нет, пойдёшь куда ноги понесут, но предупреждаю: их у тебя будет шесть.

Мэриголд посмотрела на Крючкотвора, который ухмылялся во все зубы. Зубы были острые и ослепительно белые.

– Он точно меня ненавидит, – сказала она, – а семь дней – не такой уж большой срок.

– Если не нравятся условия, – спокойно сказал Торвилл, – я могу проклясть тебя прямо сейчас.

Он потянулся к складкам мантии.

– Нет! – Мэриголд вскинула ладони. – Меня всё устраивает.

– Я так и думал, что ты согласишься. – Торвилл отодвинул свой стул и указал на гору грязных тарелок, которая, похоже, копилась в раковине с того самого дня, как сбежала Розалинда. – А теперь помоги Крючкотвору вымыть посуду. Твоя неделя уже началась.

Мыть посуду, как выяснила Мэриголд, было совсем не так просто, как это выглядело в исполнении слуг во дворце. От горячей воды руки быстро загрубели, а Крючкотвор, орудуя пушистым полотенцем, то и дело возвращал ей всё, что не было вычищено до блеска.

– Когда здесь была Розалинда, – он хмуро поглядел на половник и вернул его Мэриголд, – посуда всегда пахла лимонами. Не могла бы ты сделать так же?

– Если бы могла, – заметила Мэриголд, – вы бы не сочли меня злой.

– И она никогда не жаловалась, – продолжал фамильяр. – Ей нравилось быть полезной.

– Даже в крепости волшебника? – Мэриголд яростно скребла половник.

– Она не одобряла нашу работу, но говорила, что даже такой ужасный человек, как Торвилл, не должен жить в грязи. – Крючкотвор обвёл полотенцем кухню. – Торвилл, как ты видишь, бесполезен в работе по дому. Он ненавидит беспорядок, но не даёт себе труда его убрать, а злые заклинания оставляют грязь по всей крепости.

Мэриголд передала ему половник, на который Крючкотвор едва взглянул и сразу вернул обратно.

– Надеюсь, быть злой у тебя получится лучше, чем мыть посуду.

Торвилл, который исчез, как только началась уборка, вернулся на кухню с охапкой чёрного рванья.

– Можешь надеть это, принцесса, – сказал он, бросив ворох ткани на стол. – Это старая мантия, которая была на мне, когда я затопил половину Блюмонтейна патокой, так что она до сих пор воняет, но зато выглядит солидно, а внешний вид – это главное. Струящаяся мантия! Мерцающий свет свечей! Скрипы половиц и таинственный стук в ночи! Когда ты выглядишь злобным, быть злобным проще. – Волшебник бросил взгляд на праздничное платье Мэриголд, которое было основательно испорчено шипами и колючками Дикого леса. – Сейчас ты выглядишь нелепо.

Мэриголд не была уверена, благодарить ей Торвилла или оскорбиться. Теперь она чувствовала запах патоки. А когда закрыла кран, ей показалось, что слышит пронзительный визг, похожий на шум выкипающего чайника или на писк сотни мышей. Звук доносился из отдалённой части крепости и становился громче с каждой секундой.

– Что это такое? – нахмурилась Мэриголд. – Это ужасно!

– Это Страдания. – Голос Торвилла звучал ещё более раздражённо, чем обычно. – Незапланированно, конечно же. Мне придётся пойти и разобраться с ними.

– Что такое «Страдания»? – спросила Мэриголд.

Крючкотвор обмотал голову полотенцем, чтобы заглушить шум, и только что вымытые миски дребезжали на столешнице.

– Почему они так визжат?

Но вопросы Торвилл проигнорировал.

– Крючкотвор! – крикнул он. – Засели ребёнка, пока я занят. Пусть займёт гостевую спальню. И не мешайте мне оба. Козьи крылья и рыбьи усы, я получу голову Элгина на блюде!

Он сунул руку в складки мантии, достал щепотку фиолетового порошка, пробормотал слово, которое Мэриголд не расслышала, и подбросил порошок в воздух. Второй раз за утро раздался сильный взрыв, окутавший всё клубами дыма. Когда через несколько мгновений дым рассеялся, Торвилла уже не было, ужасный звук стих, зато всё на кухне было покрыто тонким слоем фиолетовой грязи. Крючкотвор снял с головы посудное полотенце и попытался смахнуть пыль со своего костюма.

– Как бы я хотел, чтобы он прекратил так делать, – проговорил он.

– Куда он делся? – спросила Мэриголд.

– Всего лишь в кабинет. Не может удержаться, чтобы не устроить представление. – Крючкотвор оставил безуспешную попытку вытереться. – Пойдём, принцесса. Я должен тебя заселить.

Мэриголд взяла рваную мантию, стараясь не морщиться от её запаха.

– Откуда мне знать, что вместо этого ты не накормишь мною Нечто?

– Ниоткуда, – ответил Крючкотвор, – но я работаю на Торвилла, и я не настолько глуп, чтобы нарушать трудовой договор. Кроме того, ты ошиблась, когда сказала, что я тебя ненавижу.

– Разве нет? – Мэриголд посмотрела на него через дыру в мантии.

Крючкотвор покачал головой:

– Ты мне просто не нравишься. Это совсем другое дело.

Глава 4. «Зло за двадцать три минуты в день»

Мэриголд последовала за Крючкотвором в длинный каменный коридор, где на стенах мерцали свечи, озаряя всё вокруг зеленоватым сиянием. Мимо локтя Мэриголд проскочил жук – марморированный? – и она задумалась, не был ли он когда-то человеком, имевшим глупость заключить сделку с Торвиллом, однако не успела спросить, потому что жук быстро скрылся в тени.

– Это служебный вход в столовую для официальных приёмов, – пояснил Крючкотвор. Он распахнул небольшую дверь, а за ней оказался тот самый банкетный зал, который Мэриголд видела ранее. – Торвилл принимает здесь клиентов из королевств Диссонанса, желающих воспользоваться его услугами, а также проводит собрания Общества злых волшебников каждый третий вторник месяца. – Крючкотвор захлопнул дверь. – Ты не приглашена.