На палубе с букетом марипосы

«Ради мамы я должна оставаться сильной, – решила Лика и, усердно пытаясь зализать раны на сердце, принялась старательно растить на нём ледяную корку. – Если мы обе будем давать волю тоске, она сожрёт нас заживо».

И, чтя память отца, закончила последний год морского института и вернулась на рейсы вместе с мамой, практикуясь в совершенно разных ролях на судне.

Через год после похорон, вернувшись с последнего рейса, Мартина принесла Лике письмо от отца.

– Почему не сразу? – лишь сухо поинтересовалась Лика, поднимая на мать усталый взгляд тёмно-зелёных глаз. – Когда папа его написал?

– В предпоследнем рейсе. – ответила Мартина, кладя конверт на стол перед дочерью и присаживаясь на дряхлый диван. – Но отдать просил через год после своей смерти. С одним условием, о котором ты узнаешь позже. Что я и выполняю.

– Спасибо, – извиняющимся тоном произнесла Лика и подвинула к себе письмо. – А ты читала его?

– Нет. Оно предназначалось тебе. Захочешь поделиться содержимым – я буду только благодарна. Не пожелаешь – пойму и не обижусь.

– У меня нет от тебя секретов. – девушка разорвала конверт и выудила оттуда сложенный вчетверо лист плотной бумаги. – Я зачитаю. Но пообещай мне не плакать.

– Разве плакать – так уж и плохо? – удивилась Мартина, но кивнула.

– Плакать просто бессмысленно. Папу этим не вернёшь.

– Но грустить из-за утраты – нормальное явление.

– Вполне.

Лика откашлялась и дрожащими пальцами развернула письмо. В горле встал тугой комок. Она глубоко вдохнула, стараясь собраться с мыслями, и прочитала вслух первую строчку, искренне надеясь, что голос не выдаст нахлынувших так некстати чувств:

– «Дорогая дочь, Лика Мельтц». Официальное начало? Так на него непохоже. И почему Мельтц? А вдруг я бы вышла замуж за… – голос предательски дрогнул. – Плевать.

– Папа знал. – улыбнулась Мартина. Тут же добавила: – Оно и к лучшему, милая моя.

– Ты права. К чёрту Филиппа и всё, что с ним связано.

Филипп Нишман был молодым человеком Лики на протяжении последних нескольких лет, и со стороны девушки глупо было не думать, что дело идёт к помолвке и блестящему совместному будущему. Филиппу пророчили успех в науке, в то время как Лика горела морским делом и неоднократно заявляла, что рейсы с самого детства – её огромная страсть. В этих отношениях было всё – любовь, взаимопонимание, желание отдавать энергию только друг другу, но сил на компромисс в какой-то момент не хватило. Филипп оставил Лику, заявив, что жена, постоянно находящаяся на корабле, ему не подходит. Впоследствии девушка трактовала это так: «Мне нужна домашняя женщина: бесперспективная, покорная, несостоявшаяся. С ребёнком в одной руке и поварёшкой в другой. Девушки имеют право реализовываться только подле своего мужчины. И, желательно, не отходя от постели: супружеской или детской».

Отношения, длящиеся столько времени, дали трещину резко и бесповоротно. Лика, запрещая себе плакать и переживать, молча собрала вещи и сгинула из жизни Филиппа навсегда. Унося с собой запах их общего дома, любви, воспоминаний, она думала о том, что больше никогда не позволит мужчине зайти настолько далеко. Забраться в душу, дать надежду, заставить испытать к себе чувство, во всех книгах сворачивающее горы и побуждающее произносить клятвы. В тот же вечер, сойдя с городского трамвая, она, не доходя до дома, отнесла сумку со своими вещами в Дом Нужды. После – со смехом рассказывала, что ничего будто бы и не изменилось. Тот же дом, где уже не было отца, та же спальня, аромат рыбы и специй. С души упал груз, мешавший Лике жить на протяжении последних месяцев. Ведь она, остро замечающая любые перемены, начала подозревать, что они с Филиппом так и не придут к благоприятному для них обоих решению.

Мартина долго утешала дочь, но та и слышать ничего не хотела. Нацепив на себя маску безразличия, она купила себе новую одежду, гребешок и пузырёк с духами, и будто забыла напрочь, с кем жила и кого любила. Погрузившись в учёбу, Лика сделала вид, что пережила расставание скоро и безболезненно и сама охотно в это поверила. А потом – рана затянулась временем и больше не кровоточила сама по себе. Неполитая для облегчения, не зашитая. Справилась, как на коже, регенерация. Оставив разве что маленький шрам – в напоминание.

– Не печалишься? – спросила Мартина, кладя руку на плечо дочери. Та покачала головой:

– Всё в порядке. – И принялась читать дальше.

«Дорогая дочь, Лика Мельтц.

Знаю, что сейчас ты наверняка задаёшься вопросом: почему ты вообще получила это письмо? Разве мало у нас с тобой было времени поговорить? Признаюсь с того света, мне его чертовски не хватило. Тут хорошо, но рядом нет тебя. И мамы. И не дай вам Бог появиться в гостях в ближайшие лет пятьдесят!

Но сейчас не об этом. Во-первых, я скучаю. А в последних, тоже скучаю. И верю, что ты достойно пройдёшь свой путь в этой жизни. Я имел радость наблюдать, как ты учишься, влюбляешься в море и желаешь связаться с ним навсегда. Когда там будет или был твой первый рейс в качестве капитана? Поставь дату рядом и запомни её!

За всю жизнь я побывал в море больше раз, чем дома в тёплой кровати. И нисколько не жалею об этом. Но есть вещи, которые я, если ты читаешь это письмо, всё-таки не успел завершить, хотя старался это сделать. И об одной из них я хочу рассказать тебе в этом письме.

Предупреждаю: прочитаешь – отрежь лист от прошлого абзаца и до конца. И сожги. Я поведаю тебе о таких делах, в которые даже сам Бог не стал соваться. Но не сейчас.»

Лика оторвала взгляд от письма. На миг в её глазах мелькнул испуг.

– В чём дело? – спросила она у Мартины, не отрывая бледного пальца от последней прочитанной строчки. Мать неуверенно произнесла:

– Я думаю, это ваш с папой разговор.

– Разговор был бы при жизни, а тут… Полагаю, ты в курсе? – быстро построила логическую цепочку Лика. – О чём он писал? Ты ведь знаешь, правда?

– Мельком. – Уклончиво ответила Мартина. – И давно уж забыла об этом. Пока один рейс не поделил нашу жизнь на до и после, я и не задумывалась, что в этом мире есть вещи, которые предопределены.

– Мне не рассказывали.

– И не стоило.

– Правда? – Лика медленно выдохнула, стараясь унять внезапно заколовшую в груди вспышку злости. – Почему? – произнесла она уже спокойно.

– Фридрих не хотел, чтобы это мешало нам жить. Тебе жить.

– Каким образом бы это повлияло на меня?

– Некоторые вещи и события не поддаются объяснению. И психика ребёнка для них слишком неустойчива. Согласись.

– Допустим. Однако, я с четырнадцати лет работаю на корабле. И уже давно являюсь совершеннолетней. Неужели не было возможности поделиться всем этим со мной вживую?

– Хорошо, – Мартина вздохнула. – Представим такую ситуацию. В один прекрасный день папа приходит к тебе в комнату и говорит: «Лика, я скоро умру, не успев завершить одно важное дело. Твоя задача – помочь мне с ним». Выслушала бы ты отца?

– Это звучит как сумасшествие, – Лика нервно усмехнулась, но задумалась. – Как человек может знать, когда он погибнет? И что за дело такое?

– Ты не ответила на вопрос.

– Выслушала бы, конечно.

– Обманываешь. Даже при всей твоей любви к отцу, у тебя не отнять скептического отношения к миру и упрямства.

– И причём тут это?

– Читай, – сказала Мартина и похлопала дочь по спине. Та нервно выдохнула и вновь уткнулась в письмо.

«На пристани в тысяча девятьсот сороковом году. Я, молодой, ещё не курящий, в рейсах чуть больше семи лет, несчастливо повстречал человека, предсказавшего мне мою судьбу, и эти слова с тех пор осели на моём сердце, и никогда не покидали мысли. Женщина пахла тяжёлыми духами и специями, и взгляд её кошачьих глаз вынимал моё нутро без остатка. Но даже она, привыкшая к непростым человеческим душам и прохладе монет в ладони, была испугана тем, что сама мне нашептала. Об этом расскажу уже не я.

Лика! Ты имеешь полное право сейчас закрыть это письмо и больше к нему не возвращаться. Я люблю тебя и никогда бы не позволил тебе оказаться в опасности. Тем более, такого рода. А ещё ответь самой себе на вопрос: веришь ли ты в потусторонние силы?»

– Не хотелось бы. – Ответила Лика. – Не встречала. Зачем говорить загадками?

«При жизни я оставил одну важную вещь у своего друга, Джо».

– Тут пропущена страница? – спросила девушка и потрясла пустой конверт, желая убедиться в своей правоте: может, она не достала ещё лист? – Мам?

– Нет. – Коротко ответила Мартина. Лика воззрилась на мать с недоверием.

– Сначала про опасность и потусторонние силы, потом – про забытые у какого-то Джо вещи. Папа специально перескочил с темы на тему?

– Не знаю. А что там про Джо? – Мартина вновь постаралась уклониться от неудобного вопроса, но нервное заламывание рук её выдало. Лика усмехнулась:

– Адрес и пара строк про то, что необходимо забрать.

«Джо живёт в Сантьяго де Куба, на побережье. Не стал бы просить тебя напрасно, но эти кассеты должны вернуться домой! Плыть неблизко, и я, оставляя их, это осознавал. Но Бог не дал мне возможности забрать такие ценные для меня вещи вовремя. Джо всё тебе объяснит, если решишься его навестить. Там, на Кубе, такие красивые церквушки! У нас с Джо всегда была традиция: зайти, сделать девять шагов и только потом помолиться. Но я отошёл от темы. Адрес…»

Далее шло название побережья, улицы и дома. Для надёжности рядом красными чернилами были подписаны координаты.

«Спасибо Богу и тебе за выбранный путь. Ты станешь отличным капитаном! Не забудь подписать дату первого рейса вверху. И название корабля, если решишь сойти с «Зимнего пика». Но помни, что это дело не быстрое. Придётся много учиться и после окончания института. И я уверен, что это будет тебе под силу.»

Лика отложила письмо и вздохнула.

– Я мало что поняла. Папа не хотел посвящать меня во что-то, чтобы обезопасить. При этом в письме упомянул потусторонние силы. А затем уж очень убедительно попросил меня сплавать за дорогими ему кассетами на Кубу? – она нахмурилась, сосредоточившись. Попыталась связать всё воедино. Вновь потрясла конверт. – Ненавижу быть в неведении.

– Понимаю, – сказала Мартина. – Больше ничего не написано?

– «Передавай привет маме. И пусть не отрекается от моря!»

– Поздно, – усмехнулась Мартина.

Последний рейс, и она сошла с корабля навсегда. Вырученных средств хватило на то, чтобы снять скромную таверну на побережье и обосноваться там, как повар. Мартина назвала своё заведение «Уха неплоха», и оно быстро приобрело популярность. Сначала она работала одна, но постепенно стала принимать помощь от семьи – так в таверну пришла кузина Лики, Эва. Лика же никогда не осуждала маму за то, что она выбрала осесть в городке и заняться тем, что ей всегда нравилось, вдали от морской суеты и горечи воспоминаний о муже. И, глотая собственную боль, помогала ей во всём.

– Мама, – Лика вздохнула с притворным разочарованием. – Варила бы ты супы на «Зимнем пике» по сей день…

– Голодных моряков больше на суше, – отшутилась Мартина. – Что скажешь о письме?

– Тот же вопрос. Ты наверняка знала обо всём, что в нём сказано, больше, чем я.

– Это не совсем так.

– А я думала, ты скажешь: это совсем не так! – Настроение Лики быстро сменилось на раздражительное. – Что за кассеты лежат у Джо и почему папа написал о них в письме, вместо того, чтобы попросить привезти их лично? Или сплавал бы сам… А он будто знал, что не успеет. Как это понимать?

– Это обычные музыкальные кассеты, Лика. Я и сама видела их не раз.

– Почему папа вообще отправил такую ценность на Кубу?

– Оставить старому другу на память?

– Чтобы потом забрать?

Мартина поняла, что сболтнула глупость, и отвела взгляд в сторону, после чего придвинула к себе письмо и принялась читать его сама.

– Он просто забыл свои кассеты, когда мы гостили у Джо в последний раз. – Спокойно проговорила она. – И попросил тебя сплавать за ними при случае. Никакого криминала. Иногда мы просто не успеваем сделать при жизни то, что хотели бы.

– Верю. – Соврала Лика. – А причём тут дела, в которые Бог бы не стал соваться? Какая-то женщина в порту, потусторонние силы… Что к чему? Как будто эти кассеты какие-то проклятые, – посмеялась она над собственными словами.

– Ерунда. На них записана наша любимая музыка.

– Но он же не зря упомянул обо всём остальном! Будто хотел, чтобы я узнала что-то ещё. Что-то… страшное.

– Хотел. Но не таким образом.

– Мне надоели эти тайны, – процедила Лика. – Я выполню просьбу папы, очень надеясь на то, что он посвятит меня в курс дела. Не в этом письме – так в следующем. Может, с ним творились вещи, о которых он не мог рассказать. Может, его друг Джо знает, о чём папа писал. Я разберусь с этим. – Она вытащила из ящика стола перьевую ручку и клочок бумаги и наскоро переписала на него адрес.

– Уничтожь часть, – напомнила Мартина. Лика смерила мать недоверчивым взглядом, а затем порвала письмо и бросила в печку. Огонь, пощёлкивая, поглотил тонкую бумагу и сворачивающиеся в родной почерк тайны отца. – И послушай меня теперь внимательно.

– А у меня есть выбор? – Лика натянуто улыбнулась, но решила не демонстрировать упрямство. – Мне придётся плыть на Кубу. В ближайшее время.

– Послушай, – повторила женщина. – Пока ты будешь ходить на корабле как штурман малого плавания. Иными словами – как член команды, учащийся и набирающий опыт.

– Поняла, к чему клонишь. Куба не светит мне, пока я не поднимусь по рангу.

– Не только. Дело, которое тебе поручил отец, кажется пустяком. За ним надо переплыть Атлантический океан, это так. Но забрать кассеты – это последнее, из-за чего вся команда поведёт корабль к берегам Кубы.

– На островах можно здорово отдохнуть.

– Заплатив две выручки за самолёт. Я не о том. Поплывут в такую даль единицы.

– Чтобы стать человеком, из-за которого люди пробудут в море пару месяцев просто так, даже если это оплатит штаб, надо обладать искусством гипноза. – Согласилась Лика, но задумалась. – Или добиться карьерного успеха.

Глаза Мартины заблестели. Она, поддавшись порыву, взяла дочь за обе руки и с гордостью произнесла:

– У тебя всё получится. Все мы начинали с малого.

– Главное, на нём не закончить.

– Верно.

– Но что, если мне потребуется слишком много времени на то, чтобы справиться? Стать кем-то значимым. Выполнить волю папы. Сомневаюсь, что он захотел бы ждать, пока я дойду до звания капитана дальнего плавания и заберу его кассеты.

– О, не сомневайся. – Сказала Мартина. – Он хотел бы видеть, как ты становишься им.

Лика слабо улыбнулась. Она не позволяла себе растрогаться, хотя всё её нутро переворачивалось при виде глаз мамы, в которых застыла печаль и тоска. Выдохнув, девушка произнесла:

– В таком случае, я обещаю, что стану.

Часть III. На пирсе в тысяча девятьсот шестьдесят четвёртом

– Уху из щуки и окуня в паприке тому светловолосому господину, – скомандовала Мартина, подавая официанту поднос. – Пиво сейчас будет.

– Пахнет восхитительно, – кивнул тот и в два счёта оказался у нужного столика. – Ваш «атлантический ужин». Пиво принесём с минуты на минуту. – И унёсся обратно на кухню, ловко минуя ещё десяток столиков и собирая с них опустевшие тарелки.

– Ты просто золото, Эрнест. – Похвалила Мартина парня, принимая посуду и сгружая её в большой таз. – Сколько заказов ты принял за сегодняшний вечер? В таверне не протолкнуться!

– Пустяки, – смущённо улыбнулся Эрнест. – Это моя работа. Перед празднованием Нового Года все хотят отдохнуть и поесть вне дома, потому как назавтра им придётся в ускоренном темпе готовить стол.

Он отбросил со лба тёмно-рыжие волосы и присел на низкий стульчик, наблюдая за тем, как Мартина наливает в кружку пиво из широкой бочки. Спросил, как бы невзначай:

– Лика выйдет сегодня?

– Должна, – откликнулась женщина, не сводя взгляда с расцветающей на поверхности напитка пышной пенки. – Завтра у неё, конечно, важный день, но она всё равно решила мне помочь.

– Во сколько пройдёт церемония?

– В пять на пирсе Свободы. Ждём тебя тоже.

– Лика говорила. – Эта фраза вырвалась у Эрнеста случайно, и он добавил: – Она будет рада меня видеть. Представляете?

– Ты стал для неё особенным за эти годы.

Лика и Эрнест познакомились в таверне Мартины три года назад. Молодой, амбициозный парень, всегда любивший писать книги, решил, что должен найти хорошую работу, чтобы иметь возможность издаваться, и уехал в столицу после окончания колледжа. Там он провёл несколько лет на должности грузчика, прежде чем понял, что душа его тянется обратно, в неприметный городок на побережье, и, забрав последнюю скромную плату, вернулся к отцу и матери. Таверна «Уха неплоха» встретилась Эрнесту совершенно случайно во время вечерней прогулки, однако, заглянув туда, он сразу осмелился предложить свою кандидатуру в качестве официанта. Как он потом рассказывал Лике, это было «лучшее решение в его жизни».

Девушка тем временем уже помогала матери разносить заказы, мыть посуду, организовывать поставки продуктов. Работа в море манила её сильнее, чем какая-либо иная, но оставить Мартину без поддержки Лика не могла, поэтому старалась успевать всё и сразу. В тот вечер октября шестьдесят первого Эрнест на пороге таверны показался ей лучиком света, и вскоре она узнала его лучше, окрестив трудолюбивым, добродушным парнем, готовым работать с душой.

За несколько лет Эрнест и Лика стали лучшими друзьями. Они, одинокие и желающие доказать миру, что чего-то стоят, нашли друг в друге поддержку. Эрнест показывал Лике свои повести об островах, неизведанных народах, щедро приправленные поиском смысла жизни и воспеванием любви, как величайшей силы. Девушка заворожённо читала их: после морских энциклопедий и физики капелька художественного вымысла была для неё отдушиной. Они очень прониклись друг другом, и, несмотря на учёбу Лики и участившиеся в последнее время рейсы, всегда обменивались письмами и искренне ждали каждой встречи.

– Эрнест, – говорила Лика, в очередной раз собираясь в рейс. – Я уплываю на несколько месяцев. Признавайся, будешь скучать?

– Спрашиваешь! – кивал Эрнест, грубыми нитками прошивая кипу исписанных листов. – Каждый раз тоскую, как в первый.

– Очень мило, – смеялась Лика, после чего садилась рядом и обнимала друга. Долго, с невысказанным сожалением и тоской. Гладила его волосы, своей рыжиной напоминающие ей закатное небо, и повторяла: – Честно. Я тоже.

В этих словах всегда чувствовалась печаль и горечь, а ещё детская наивность, так не свойственная жёсткой и безэмоциональной Лике. Но в моменты прощания с Эрнестом девушка позволяла себе обронить несколько фраз, прямо говорящих ему о том, как она дорожит им. И Эрнест, всё понимая, отвечал тем же.

– Я сшил для тебя новый роман о Хару. Она отправляется на Кубань, чтобы найти кое-что очень важное.

– Спасибо! – Лика с горящими от нетерпения глазами бережно заворачивала книгу в ткань и, отвернувшись, нежно гладила её корешок. – А почему именно Кубань?

– Там живут её счастливые воспоминания о семье, до того, как всё пошло не так. – Эрнест всегда уклонялся от ответа. – Остальное прочтёшь сама. – Он смаргивал так невовремя подступающие слёзы и добавлял: – А к твоему возвращению я напишу ещё что-нибудь.

– Пиши, пожалуйста. Пиши всегда. Твой талант должен жить вечность. Пускай на бумаге. Пускай, только у меня и твоей мамы на полке. Я всё равно верю, что однажды ты станешь известным.

– И даже это больше не заставит меня покинуть наш городок, «Уху», семью и тебя.

– Посмотрим, – хитро улыбалась Лика. И тут же серьёзно добавляла: – И всё же не скучай слишком сильно, Эрнест. Рейс пролетит быстро.

– Обещаю.

Друзья тепло обнимались, произносили последние прощальные слова, и с трепещущим сердцем Лика отправлялась в новый рейс.

Эрнест отвернулся от Мартины, скрывая улыбку, и дрожащими от волнения руками взял кружку с пивом.

– Отнесу тому господину и вернусь. – Сказал парень и скрылся в зале.

– И можешь отдохнуть! – крикнула Мартина вслед.

Но Эрнест уже её не слышал.

Двери таверны распахнулись, и вбежала Лика. С наспех забранными в две косы влажными от снега волосами, в коричного цвета плаще и с бутылкой масла, зажатой под мышкой, она показалась Эрнесту особенно встревоженной.

– Опоздала, – констатировала девушка сама себе, и, метнувшись к другу, уже собирающему грязную посуду со столов, наскоро поцеловала его в щёку.

– Всегда вовремя, – успокоил Лику Эрнест. – Откуда бежишь?

– Заполняла последние документы на… Сам знаешь, что.

– Ох, точно. Завтра, в пять на пирсе Свободы.

– Рассчитываю, что ты придёшь пораньше, и мы выпьем чаю вдвоём перед торжеством.

– Конечно. Когда ещё будет следующий раз, неизвестно.

– Примерно через неделю, – быстро сосчитала Лика и улыбнулась. – Новая рукопись ещё не готова?

– Не вышло завершить к церемонии. Но зато я сшил сборник стихов, который писал с этой осени. – Похвастался Эрнест и, взяв девушку под руку, повёл её на кухню. – Угадаешь, как называется? Подсказка: это связано с нашим общим делом.

– «Уха неплоха»? – спросила Лика и, переступив порог кухни, тут же поставила бутылку с маслом на стол и опустилась в кресло.

– Почти. «Таверна на берегу Балтийского моря». По задумке, я прихожу в неё каждое утро и рассказываю свои истории.

– Какого рода истории?

– Разные. Про семью, про море, про приключения, про дружбу, любовь… О, как бы я хотел вновь испытать хоть толику тех чувств, о которых пишу! – воскликнул Эрнест и тут же прислонил ладонь ко рту, словно веря, что выпорхнувшие так некстати слова можно вернуть назад и удержать.

Пару лет назад, на одной из вечеринок в таверне по случаю дня рождения Мартины Эрнест выпил нескольким больше планируемого, и, еле держась на ногах, впечатался лбом в резную колонну около барной стойки. Лика вызвалась проводить с кровоточащей ссадиной, мутным взглядом и заплетающимся языком друга до комнаты, украдкой хихикая и клянясь себе, что больше не спустит с него глаз во время празднований. Девушка иногда вспоминала, чем кончился тот вечер, и что он за собой повлёк, но Эрнеста старалась этим не тревожить, потому как он до сих пор переживал по этому поводу.

Эрнест неловкими движениями собрал рыжие волосы в хвост и, проведя ладонью по лицу, покрывшемуся лёгким румянцем, спросил:

– Ты в порядке?

– А я трезвая, – пожала Лика плечами. – Лучше скажи, чего тебе принести. Минеральной воды, яблочных долек? И ложись поскорее. – Она настойчиво подтолкнула друга в сторону кровати и потянулась за одеялом.

– Ничего. Я неплохо себя чувствую.

– Вижу. Окно приоткрыть?

– Я сам, – Эрнест перевернулся на бок и, приподнявшись, протянул руку к створке. – Не стоит суетиться.

– Тогда – сразу к медицинской помощи, – заявила Лика и, порывшись в ящике, выудила оттуда кусок марли и бутылёк со спиртом. – Угораздило, – вздохнула она, хорошо смачивая марлю. – Повернись.

Эрнест послушно подставил под тёплую ладонь подруги пострадавшую часть лица. На лбу красовалась ссадина, по форме напоминающая резвую комету. Лика аккуратно промокнула кровь. Эрнест тихо вздохнул, прикрывая помутневшие от опьянения янтарные глаза.

– Я так благодарен. – Произнёс он. Лика, не отвлекаясь от обработки раны, спросила:

– Чему? Не стоит.

– Тому, что ты рядом. Тому, что ты делаешь.

– А, ты об этом.

– Ага. – Эрнест, поддавшись порыву, накрыл своей рукой ладонь Лики и прижал её ближе к своей щеке. Потёрся, касаясь губами сухой кожи. – Спасибо, Лика. Спасибо, родная.

В душе Лики поднялась волна нежности, и она, ненадолго позабыв про оковы, которые старательно выращивала на себе годами, позволила себе откровение:

– Я тоже благодарна тебе. Со дня смерти папы, – голос дрогнул, но девушка быстро взяла себя в руки. – Я не встречала ни одного человека, которого хотела бы назвать своим другом.

– Почему?

– Напрочь запретила себе доверять кому-либо. Ты ведь знаешь меня… Какая я.

– Уж очень серьёзная, – лукаво улыбнулся Эрнест и тут же оставил очередной поцелуй на ладони Лики.

– Со стороны виднее. Но я очень жестока к людям, и осознаю это. Именно поэтому никого к себе не подпускаю. – Лика усмехнулась. – А ты… Ты добрый, нежный, будто сотканный из света. И всегда рядом, несмотря ни на что. Как это назвать, если не совершенным везением? Обретя тебя, я задумалась о многих вещах.