Полная версия
Он оделся и вышел на улицу. Воздух был прохладным, но он не чувствовал холода. Он шёл, смотря по сторонам, как будто впервые видел мир. Люди, машины, здания – всё казалось ему странным, но в то же время знакомым. Он закурил, вдыхая дым, который теперь казался ему сладким. Он уже знал, чем займётся вечером. В его голове периодически звучал голос. Тот самый, который раньше пугал его. Теперь он не боялся его. Наоборот, он поддерживал беседу, хотя и не понимал, реален ли этот голос или это просто его воображение.
"Ты чувствуешь это, да?" – спросил голос, когда Артур шёл по улице. – "Ты чувствуешь, как всё меняется?"
"Да," – ответил Артур вслух, не обращая внимания на странные взгляды прохожих. – "Я чувствую."
"Ты становишься сильнее," – продолжил голос. – "Ты начинаешь понимать."
Артур не ответил, но улыбка на его лице стала шире. Он шёл, не зная куда, но чувствуя, что каждый шаг приближает его к чему-то важному. К чему-то, что он не мог понять, но что теперь казалось ему неизбежным.
Когда он вернулся домой, голос снова заговорил. "Ты готов?" – спросил он, и его тон был спокойным, почти дружелюбным.
Артур остановился посреди комнаты. Он смотрел на своё отражение в зеркале, на свою улыбку, которая теперь казалась ему частью самого себя. "Готов к чему?" – спросил он, но уже знал ответ.
"К тому, чтобы стать тем, кем ты должен быть," – ответил голос. – "К тому, чтобы принять это."
Артур закрыл глаза. Он чувствовал, как что-то внутри него растёт, как будто пробуждается сила, которую он раньше не замечал. Он не знал, что это, но знал, что это было частью его. Частью, которую он больше не мог игнорировать.
"Да," – прошептал он. – "Я готов."
И в этот момент он почувствовал, как реальность вокруг него изменилась. Она стала… другой. Более яркой, более живой. И он знал, что это только начало.
Артур направился в ночной клуб "Эклипс". Обычно он избегал таких мест – шум, толпы людей, громкая музыка – всё это никогда не привлекало его. Но сегодня было иначе. Сегодня он чувствовал, что должен быть здесь. Музыка била в уши, басы отдавались в груди, а световые лучи резали воздух, создавая хаотичный узор. Он прошёл к бару, заказал виски и сел за столик, наблюдая за тем, как клуб постепенно наполняется людьми.
Но что-то было не так. Вернее, что-то изменилось в нём самом. Он смотрел на людей, и вдруг… он видел их. Насквозь. Не их внешность, не их поведение, а их суть. Их желания, их страхи, их маленькие секреты. Это было как будто он смотрел сквозь тонкую плёнку реальности, и за ней открывалась истина.
Парень у барной стойки. Молодой, в модной рубашке, с нарочито небрежной укладкой. Артур видел его. Он жил обычной жизнью, работал в офисе, по ночам дрочил на порно, а сегодня пришёл сюда в надежде, что, может быть, ему повезёт, и он найдёт девушку на одну ночь. Его мысли были просты, как его жизнь: "Главное – не ударить в грязь лицом."
Девушка через два столика. Она сидела одна, её ноги были скрещены, а в руке она держала коктейль. Артур видел её. Она надела кружевное бельё, красное, как её помада. Она хотела оторваться, забыть о своих проблемах, почувствовать себя живой. В её сумочке лежал перцовый баллончик, пачка презервативов и маленький флакончик с чем-то, что должно было добавить ей "драйва". Она была готова на всё, лишь бы не чувствовать себя одинокой.
А вот пять подруг. Они вошли вместе, смеясь и громко разговаривая. Артур видел их. Все они были одиноки, все пришли с одной целью: найти члены для своих ртов. Они шутили, пили коктейли, но в их глазах читалась пустота. Они хотели заполнить её чем-то, чем угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой.
Артур сидел и наблюдал. Его улыбка становилась всё шире. Он видел их всех. Их слабости, их желания, их маленькие, жалкие жизни. И он чувствовал, как что-то внутри него растёт. Сила. Понимание. Контроль.
Он допил виски и встал. Музыка, свет, толпа – всё это теперь казалось ему частью игры. И он знал, что он игрок. Главный игрок.
"Ты видишь их," – сказал голос в его голове. – "Ты видишь, какие они слабые. Какие жалкие."
"Да," – ответил Артур, его голос был спокоен. – "Я вижу."
"И что ты будешь делать?" – спросил голос.
Артур улыбнулся. Его улыбка была широкой, почти до ушей. Он знал, что будет делать. Он знал, что должен сделать.
Он вышел на танцпол, его тело двигалось в ритме музыки, но его глаза были прикованы к людям вокруг. Он видел их. Всех. И он знал, что теперь он может делать с ними всё, что захочет.
Игра началась.
Артур подошёл к двум подругам, сидевшим в мягкой зоне клуба. Он уже знал о них всё. Их желания, их слабости, их тайные мысли – всё это было как на ладони. Ему не составило труда познакомиться. Он купил им шампанское, его улыбка была обаятельной, а взгляд – проницательным. Девушки, красивые и уверенные в себе, сразу же поддались его чарам. Он чувствовал их горячий пыл, их желание, и это питало его, как будто он черпал силу из их энергии.
Они сидели, пили шампанское, смеялись и шутили. Музыка гремела, дым от кальяна витал в воздухе, создавая атмосферу лёгкости и раскрепощённости. Девушки предложили снять номер в отеле и продолжить веселье там. Артур согласился, его улыбка стала ещё шире. Он вызвал такси, через приложение на телефоне забронировал номер, и они отправились в путь, захватив с собой бутылки алкоголя.
Номер был шикарным – огромная кровать, джакузи, вид на ночной город. Артур налил девушкам шампанского, а себе – текилы. Они смеялись, шутили, а потом, как будто по негласному согласию, начали раздеваться. Одежда упала на пол, и Артур последовал их примеру. Они сели в джакузи, пузырьки воды ласкали их тела, а алкоголь развязывал языки. Они говорили о чём угодно – о жизни, о сексе, о своих самых сокровенных желаниях.
Потом они вышли из джакузи, и Артур снова налил всем выпивки. Веселье продолжалось. Одна из девушек опустилась перед ним на колени, её губы обхватили его член, а язык двигался с такой нежностью, что он едва сдерживался. Вторая прижалась к нему грудью, её пальцы скользили между её ног, а он ласкал её языком, чувствуя, как её тело отвечает на каждое прикосновение.
Потом он вошёл в одну из них, сначала медленно, давая ей привыкнуть, а потом всё быстрее, пока их тела не слились в едином ритме. Потом вторая, её тело было таким же горячим и отзывчивым. Они менялись ролями – то обе сосали его член, то он ласкал их языком, то снова входил в них, меняя темп, то медленно и нежно, то резко и страстно.
Он не мог остановиться. Его член, твёрдый и большой, входил то в одну, то в другую, а они стонали, кричали, их тела извивались от удовольствия. Одна из девушек ласкала его член губами и языком, а вторая заглатывала его глубоко, как будто хотела почувствовать каждую каплю его желания.
И вот он почувствовал, что уже не может сдерживаться. Его тело содрогнулось, и он кончил, его сперма покрыла их обеих – лица, грудь, животы. Они лежали, дыша тяжело, их тела были влажными от пота и спермы.
А потом…
Вспышки света, крики, кровь. Всё смешалось. Артур стоял над двумя телами, его руки были в крови, а на лице – та самая улыбка. Широкая, неестественная, почти до ушей. Он смотрел на них, на их неподвижные тела, и чувствовал, как что-то внутри него растёт. Сила. Контроль. Понимание.
"Ты сделал это," – сказал голос в его голове. – "Ты стал тем, кем должен был стать."
Артур улыбнулся. Он знал, что это только начало.
Артур, как ни в чём небывало, ушёл в ванную, чтобы принять душ. Вода смыла с него кровь, но не смогла смыть ощущение, что что-то внутри него изменилось навсегда. Когда он вернулся в номер, всё было чисто. Ни следов крови, ни тел, ни хаоса. Комната выглядела так, будто ничего не произошло. Но Артур знал, что это не так.
Он подошёл к огромному зеркалу, его отражение смотрело на него с той же улыбкой, которая теперь казалась ему частью самого себя. Он смотрел в свои глаза и задал вопрос, который давно крутился у него в голове:
– Так кто же ты?
Отражение в зеркале замерло, а затем губы Артура в отражении шевельнулись, но голос, который прозвучал, был не его. Он был низким, глубоким, словно исходил из самых глубин тьмы.
– Я тот, кто веками спал. Я тот, кто старше времени. Имя мне – Асмодей.
Артур почувствовал, как холод пробежал по его спине, но он не отвёл взгляда. Он вспомнил. Вспомнил, как однажды с коллегами они баловались, вызывая духов и демонов. Тогда, в шутку, он произнёс имя, которое знал: Асмодей. Он даже не думал, что это сработает.
– Почему ты выбрал именно меня? – спросил Артур, его голос был спокоен, но внутри он чувствовал, как что-то сжимает его грудь.
– Ты сам звал меня, – ответил Асмодей, его голос звучал как эхо, заполняя комнату. – Я лишь ответил на твой зов. Ты был слаб, одинок, полон сомнений. Ты хотел силы, и я дал её тебе. Ты хотел контроля, и теперь он твой.
Артур кивнул, как будто это объяснение было единственно возможным. Он вспомнил те ночи, когда он чувствовал себя потерянным, когда он мечтал о том, чтобы всё изменилось. И теперь это произошло.
– А тела? – спросил он, его взгляд скользнул по комнате, где ещё недавно лежали две девушки. – Куда они делись?
– Тела я отдаю низшим демонам, – ответил Асмодей, его голос был спокоен, как будто он говорил о чём-то обыденном. – Им этого достаточно. А души… души забираю себе. Они питают меня. А очистить всё от крови? Это не составляет труда, когда у тебя есть прихвостни, готовые выполнить любое твоё желание.
Артур задумался. Он вспомнил улыбки на лицах девушек, их смех, их страсть. Он спросил:
– А улыбки? Почему они улыбались? Даже когда…
– Жизнерадостная душа куда слаще, – прервал его Асмодей. – Страх, боль, отчаяние – это тоже питает, но радость, удовольствие, экстаз… Это как нектар. А секс, Артур, секс – это идеальный способ стимулировать душу. Он раскрывает её, делает уязвимой, готовой к тому, чтобы её взяли.
Артур смотрел на своё отражение, на улыбку, которая теперь казалась ему частью чего-то большего. Он чувствовал, как сила, которую дал ему Асмодей, пульсирует в его венах. Он больше не был тем, кем был раньше. Он стал чем-то другим. Чем-то большим.
– И что теперь? – спросил он.
– Теперь ты живёшь, – ответил Асмодей. – Ты берёшь то, что хочешь. Ты контролируешь. Ты становишься тем, кем должен был стать. А я.… я буду с тобой. Всегда.
Артур улыбнулся. Его улыбка была широкой, почти до ушей. Он знал, что это только начало. Игра только началась, и он был главным игроком.
ЭпилогГород жил своей обычной жизнью. Улицы были заполнены людьми, которые спешили по своим делам, не подозревая, что среди них ходит тот, кто больше не принадлежит их миру. Артур стал тенью, призраком, который двигался между ними, но не был частью их. Его улыбка, широкая и неестественная, теперь была его маской. Маской, за которой скрывалось нечто древнее, темнее, сильнее.
Он больше не работал в банке. Его жизнь изменилась, как и он сам. Теперь он был охотником, и его добычей были души. Он находил их везде – в клубах, на улицах, в кафе. Люди, которые казались обычными, но в чьих глазах он видел ту же пустоту, что когда-то была в его собственных. Он давал им то, что они хотели – страсть, удовольствие, миг забытья. А потом забирал их души, оставляя лишь пустые оболочки, которые исчезали, как будто их никогда и не было.
Асмодей был всегда с ним. Его голос звучал в голове Артура, направляя, подсказывая, иногда насмехаясь. Он был его наставником, его тенью, его частью. Артур больше не задавал вопросов. Он знал, что стал инструментом в руках древнего демона, но это его не пугало. Он чувствовал силу, которая пульсировала в нем, и знал, что это стоит любой цены.
Но иногда, в редкие моменты тишины, когда он оставался один, Артур вспоминал того человека, которым он был раньше. Того, кто боялся, сомневался, искал ответы. Того, кто однажды, в шутку, произнёс имя, которое изменило всё. Он смотрел в зеркало и видел своё отражение – улыбку, которая теперь была частью его, и глаза, в которых горел огонь, не принадлежащий этому миру.
– Кто я? – спрашивал он себя, но ответа не было. Только тишина, которая, казалось, сжимала его всё сильнее.
И тогда он выходил на улицу, в мир, который теперь был его охотничьим угодьем. Он шёл, не зная куда, но чувствуя, что каждый шаг приближает его к чему-то важному. К чему-то, что он не мог понять, но что теперь казалось ему неизбежным.
Город жил своей обычной жизнью. Но среди его жителей ходил тот, кто больше не был человеком. Тот, кто стал частью чего-то большего. Тьмы. Игры. Вечности.
За дверью…
«Иногда то, что ты приносишь в свой дом, приносит с собой тьму, которую ты не ждал»
Элиза ступила в полумрак своей однокомнатной квартиры. Ключи звякнули в ее руке, когда она бросила их на шаткий столик у входа – то самое, что она нашла на распродаже на барахолке, будто он ждал именно ее. Квартира была куплена недавно. Первая квартира, которую она смогла позволить купить в ипотеку: стены еще пахли чужой жизнью, а половицы скрипели, как кости под кожей. Она обустраивала это место медленно, с осторожной нежностью, словно боялась разбудить что-то, дремлющее в углах.
Днем Элиза стояла за прилавком, окруженная шипениями эспрессо-машин и шепотом незнакомцев. Ее пальцы, тонкие и бледные, словно выточенные из слоновой кости, ловко скользили по кнопкам и чашкам, волосы воронова цвета падали на лицо, скрывая глаза – глубокие, как колодцы, в которых можно утонуть. Она была красива, но красота ее казалась хрупкой, словно стекло, готовое треснуть от малейшего прикосновения. Жизнь текла плавно, будто густой сироп, словно обволакивая ее одиночество. Никто не спрашивал, почему она одна, и она не отвечала – только улыбалась, мягко, но отстраненно, казалось, знала секрет, который еще не разгадала сама.
Элиза просыпалась поздно вечером в выходные, когда солнечный свет уже просачивался сквозь ткань занавески, оставляя полу пятна, похожее на следы невидимых лап. Квартира дышала тишиной, нарушаемой лишь редким звуком трубы в стенах или шорохом ветра за окном, словно кто-то скребся снаружи. Она поднималась с узкой кровати, и босыми ногами ступала на холодный пол, ощущая, как он слегка прогибается, как бы подстраиваясь под ее вес. Утренний ритуал был прост: заварить кофе – тот самый, что она принесла из кофейни, с ноткой горечи, от которой щипало язык, – и сесть у окна, глядя на серую комнату, где тени вытянулись, как призраки.
Дома Элиза любила возиться с мелочами: переставляла книги на полке – старые тома с потрепанными корешками, найденными в букинистическом магазине, – или рисовала в блокноте странные узоры, похожие на вены, которые проступают под кожей. Иногда она включала старое радио, которая досталась ей вместе с квартирой, и слушала потрескивающие мелодии, пока не начинало казаться, что голоса из эфира зовут ее по имени. Готовить она не любила, но могла часами сидеть над чашкой чая, поджаривать хлеб прямо на сковороде, пока запах не наполнял комнату, перемешивая аромат сырости со стены.
Гулять Элиза выходила ближе к вечеру, когда воздух становился густым и липким, а город окутывала дымка. Она шла вдоль канала, где вода отражала фонари, превращая их в расплывчатые глаза, следуя за каждым ее шагом. Иногда гуляла в старом парке, где стояли деревья голые и кривые, а скамейки, покрытые мхом, как будто плоть, разлагающаяся на костях. Она любила это место за его тишину, за то, как ветер шептал что-то невнятное, касаясь ее лица холодными пальцами. Там, среди ветвей, она чувствовала себя не такой одинокой – словно кто-то, или что-то, наблюдал за ней, выжидая. Домой она вернулась с легкой дрожью в груди, но не из-за страха, а из-за странного вкушения, которое сама не могла объяснить.
В один из выходных дней Элиза решила нарушить привычный ритм и отправилась в торговый центр – огромное бетонное чрево, гудящие голосами и шорохами шагов. Свет отражался в стеклянных витринах, слепил глаза, воздух был пропитан запахами синтетических духов и горячего пластика. Она бродила между рядами, ее пальцы скользили по поверхности мелочей, которые могли бы оживить ее квартиру. Ей нравились странные вещи: кривая ваза цвета запекшейся крови, сувенирный череп из смолы с вырезанными на нем цветами, статуэтка танцующей фигуры с лишней рукой, словно кто-то ошибся в пропорциях. Она выбирала их, не задумываясь, повинуясь импульсу, как будто эти предметы шептались с ней, прося забрать их домой.
С пакетами в руках, шуршащими при каждом шаге, Элиза вернулась в свою однокомнатную крепость. Внутри было прохладно, почти сыро, как в пещере. Она выложила покупки на стол, и комната наполнилась слабым звонким стеклом и стуком дерева. Сначала она поставила вазу на подоконник – ее багровый оттенок казался живым на фоне серого дня. Череп занял место на полке среди книг, его пустые глазницы уставились в стену, как будто он что-то там видел. Статуэтку с лишней рукой она пристроила у старого радио, и та, словно оживая, замерла в нелепом танце.
Расставляя все по местам, она двигалась медленно, с каким-то ритуалом тщательно, словно не просто украшая пространство, а вплетала в него частичку себя. Закончив, Элиза отступила назад, осматривая квартиру. Теперь она казалась чуть ближе, чуть теплее – но в то же время в тенях углов что-то шевельнулось, едва уловимо, как дыхание. Она улыбнулась, не замечая этого, и включила чайник, чтобы отпраздновать победу над пустотой.
Расставив все по местам, Элиза вдруг заметила, что на столе осталась еще одна статуэтка – маленькая, не больше ладони, и странно чужая. Она не помнила, как выбирала ее в магазине, не помнила, как клала ее в пакет. Это было причудливое Существо, вырезанное из темного дерева, отполированное до маслянистого блеска. У него было тощее, вытянутое тело с длинными, как у паука, конечностями, изогнутыми под неестественными углами. Голова, слишком большая для такого хрупкого туловища, венчалась широким взглядом – неестественно расширенным, с вырезанными зубами, острыми и неровными, словно она готовилась проглотить что-то вроде тела. Глаза были пустыми выемками, но в них проглядывалась искра, как будто Существо знало больше, чем могло видеть. Элиза повертела его в руках, ощупывая холод дерева, и, пожав плечами, поставила на кухонный стол рядом с тостером. Оно выглядело там нелепо, но как-то правильно, как будто всегда там стояло.
Она решила принять ванну, чтобы смыть с себя пыль торгового центра. В крохотной ванной комнате Элиза медленно сбросила одежду, слой за слоем. Сначала упала легкая кофта, обнажив плечи, белые и гладкие, как фарфор. Затем джинсы соскользнули с ее округлых бедер. Лифчик расстегнулся тихим щелчком, освободив ее большую грудь – полную, с розовыми сосками, которые напряглись от прохладного воздуха. Трусики сползли вниз по длинным ножкам, стройным, но крепким. Она стояла голая, ее тело было картиной контрастов: тонкие руки с изящными запястьями, широкие бедра, плавно перетекающие в талию. Лицо ее, обрамленное черными волосами, падающими волнами до плеч, остается спокойным, но в глазах мелькала тень чего-то неуловимого – то ли усталости, то ли желания. Волосы казались живыми, шевелясь от малейшего движения.
Элиза шагнула в ванну, вода была горячей, почти обжигающей, и пар поднялся вверх. Она легла и закрыла глаза. Сначала ее руки просто лежали на краю ванны, но вскоре они начали двигаться – медленно, словно повинуясь не ей, а чему-то внутри. Пальцы скользнули к груди, коснулись сосков, которые тут же откликнулись, затвердев под прикосновениями. Она задержала дыхание, проводя круги, чувствуя, как тепло разливается по телу, двигаясь с жаром воды. Потом руки опустились ниже, прошлись по плоскому животу, оставляя за собой влажный след, и замерли между ног. Там, в скрытой темноте, она начала ласкать себя – сначала осторожно, исследуя, а затем увереннее, с нарастающим ритмом. Ее дыхание стало прерывистым, губы приоткрылись, и тихий стон растворился в шуме капель, падающих с крана.
В этот момент тишину разорвал тихий смех – тонкий, высокий, как звон стекла, но с какой-то неправильной, почти детской интонацией. Элиза дернулась, вода плеснула через край ванны, ее тело напряглось, как будто натянутая струна. Смех не прекращался, он поплыл по комнате, то отдаляясь, то приближаясь и в нем проступало что-то еще – чужая, гудящая нота, которую она не могла распознать, но которая вгрызалась в ее нервы, как ржавый гвоздь. Ужас сжал ее горло ледяными пальцами, сердце заколотилось так сильно, что казалось, оно вот-вот разорвет грудную клетку.
Она выскочила из ванны, не думая о том, что мокрая и голая, – вода стекала с ее кожи, оставляя лужи на полу, волосы прилипли к лицу, как черные морщины. Смех следовал за ней, теперь громче, отчетливее, как будто кто-то – или что-то – хихикало прямо у нее за спиной. Элиза метнулась к двери ванной, скользнула на кафеле, но удержалась, вцепившись в косяк. Выбежав в комнату, она замерла, тяжело дышала, ее глаза метались по углам, ища источник звука. Смех затих, но воздух стал тяжелым, пропитанным чем-то липким и сладковатым, как запах гниющих фруктов. Она стояла, дрожа, чувствуя, как холод обнимает ее влажное тело, и не могла избавиться от ощущений, что в комнате она уже не одна.
Элиза обвела взглядом комнату – тени лежали неподвижно, статуэтки молчали, но она знала, чувствовала каждую клеточку кожи, что кто-то здесь есть. Ее взгляд метался от угла к углу, но ничего не двигалось, ничего не выдавало присутствия, кроме этого, вязкого, почти осязаемого ощущения чужого взгляда, сверлящего ее спину. Ужас был первобытным, он горел в ней пламенем. Сердце колотилось так громко, что заглушало все, кроме смеха – он вернулся, тихий, но настойчивый, с той же детской игривостью, пропитанной чем-то темным, нечеловеческим.
– Кто здесь? – вырвалось у нее, – голос дрожал, срываясь на хрип. Она сжала руку в кулак, ногти впились в ладонь, но боль не было, только паника. Ответа не было – только смех, теперь чуть громче, будто Существо, его издающее, решило придвинуться поближе, поддразнивая ее. Он доносился то из кухни, то из-за радио, то, казалось, прямо из-под пола, где скрипели доски. Элиза попятилась к стене, прижалась к ней спиной, ее мокрые волосы оставляли темные разводы на штукатурке. Она хотела закричать, но горло сдавило, и все, что она могла, – это слушать, как этот звук вгрызается в ее разум, обещая что-то, чего она боялась понять.
Вдруг смех оборвался, и из пустоты раздался голос – тонкий, скрипучий, как будто кто-то провел ногтями по стеклу:
– Поиграем?
Слова повисли в воздухе, сладкие и липкие, как патока, но с прикусом страха. Она рванулась ко входной двери, босые ноги шлепали по полу, оставляя влажные следы. Дыхание вырывалось кусками, паника гнала ее вперед. Она вцепилась в дверную ручку, повернула – но та не поддалась. Холодный металл словно прирос к ее ладоням, неподвижный, мертвый. Она дернулась сильнее, всем телом, но дверь не хотела поддаваться, словно кто-то с той стороны держал ее и насмехался.
В этот момент квартира погрузилась во тьму. Свет мигнул и умер, оставив лишь слабый отблеск уличных фонарей, пробиваясь сквозь занавески. Тени сгустились, стали плотнее, словно обрели вес, и комната превратилась в черное болото, где каждый звук – скрип половиц, шорох ткани – казался шагом чего-то невидимого. Элиза обернулась, прижимаясь спиной к двери, ее грудь вздымалась, а глаза пытались пробить мрак. Голос не повторился, но Тишина была хуже – она звенела, полная ожиданий, и Элиза знала, что игра уже началась, хочет она того или нет.
– Кто ты? – выдохнула Элиза, ее голос дрожал, как тонкая нить, готовая порваться. Она вжалась в дверь еще сильнее, чувствуя, как холод дерева проникает сквозь кожу.
В ответ раздался смех – тот же наивный, детский, с чистыми, звонкими нотками, как будто ребенок играл в прятки где-то в комнате. Но в нем было что-то неправильное, какая-то фальшь, как в мелодии, сыгранной на расстроенном инструменте. Он кружился вокруг нее, то отдаляясь, то приближаясь, словно невидимый источник бегал по стенам, карабкался потолку. Элиза сжала кулаки, ногти впились в ладонь, оставляя красные полумесяцы, но боль не могла заглушить этот звук. Он был слишком высоким, слишком близким, и в то же время не принадлежал этому миру— как будто эхо чего-то давно забытого, что теперь хотело вспомнить себя через нее.
– Играй! – крикнул голос, резкий и властный, как удар хлыста, и в тот же миг пол под ногами Элизы исчез. Она не упала, произошел провал – как будто ткань реальности порвалась, и ее затянуло в разрыв.
Она стояла голая в длинном коридоре, бесконечном. Стены были серыми, покрытыми трещинами, из которых сочилась тонкая струйка чего-то темного и вязкого, похожего на смолу. Пол под ногами был ледяным, гладким, как стекло, и отражал ее бледное тело, искажая его в кривые, уродливые формы. По обе стороны тянулись двери – десятки, одинаковые, деревянные, с облупившейся краской. На каждой висела табличка с номером, грубо вырезанным ножом: 1, 2, 3… и так до бесконечности. Воздух здесь был густым, пропитанным запахом сырости и чего-то металлического, как старая кровь.
